Онлайн чтение книги Власть маски
Глава 5

Дронго вернулся в свой отель на том самом лимузине, который доставил его к дому актрисы. Теперь следовало составить общее мнение о той задаче, которую ему поручили. Если исходить из предположения Кристин, что это не может быть чьей-то злой шуткой, то можно сделать вывод о целенаправленном акте устрашения, ведь актриса получила сразу два письма подряд. Нужно проверить охранников и весь обслуживающий персонал на вилле, чтобы исключить возможность шантажа с их стороны. Но это подозреваемые второго ряда. В конце концов, Кристин ничто не мешает просто продать свою виллу и больше никогда не появляться на Барбадосе. Но никто в здравом уме не продает свою виллу после получения двух писем с угрозами.

И любой из охранников на вилле должен понимать, что его могут легко и быстро вычислить, если он окажется причастен к подобной акции. Не говоря уже о том, что он вылетит с хорошо оплачиваемой работы и потом не сможет нигде устроиться. Остаются подозреваемые первого ряда. Это как раз те люди, что окружают Кристин. Те, кто постоянно находится рядом с ней, знает ее слабости, заранее просчитывает, как она себя поведет. Кому выгодно, чтобы она погибла? В первую очередь сыну или мужу, которые могут получить наследство в сотни миллионов долларов. Нужно будет изучить брачный контракт Кристин Линдегрен с ее супругом. И попросить ознакомить его с ее завещанием. Кто еще? Сестра. И ее украинский друг. Интересная комбинация. Подруга сына Кристин тоже из бывшего Советского Союза. Похоже, они «семейно» испытывают симпатии ко всем выходцам из бывшей империи. Самой Кристин нравится ее врач из Литвы, сестре – друг с Украины, а сыну – девушка из Саратова.

Если Кристин подозревает кого-то из своего окружения, то тогда понятно, почему она выбрала именно Дронго, полагая, что он сумеет лучше разобраться в этих непростых симпатиях и отношениях с выходцами из независимых теперь стран – республик бывшего Союза. Но тогда получается, что она должна подозревать именно этих троих. Про своего врача она говорила с большой симпатией. Про своего секретаря и визажиста тоже. Из всех людей, которые будут с ней на острове, хуже всех она относится к своей потенциальной невестке. Но это как раз понятно. Матерям всегда кажется, что их сыновья могли бы выбрать себе лучших подруг, чем те, которые находятся рядом с их мальчиками. Сказывается женская ревность, помноженная на материнскую любовь. В любом случае нужно будет приглядеться к Алисе Гиндиной. Похоже, что Кристин не стала бы так просто высказывать свое неудовольствие, если бы не имела на это достаточно веских причин. Нужно будет тактично выяснить эти причины.

Он взглянул на часы. Уже пятый час. Надо выйти и пообедать где-нибудь рядом, на побережье. Продолжая вспоминать разговор с Кристин, он оделся. Привычно убрал бумажник с кредитными карточками и паспорт в чемодан, закрывая его на кодовый замок. В Америке вообще не рекомендовалось ходить с документами и кредитными карточками, а в Лос-Анджелесе это было тем более опасно.

Он отсчитал двести долларов и рассовал их по карманам пиджака. Дронго еще помнил те времена в Америке, когда пятьдесят долларов считались огромной суммой, на которую можно было пообедать вдвоем в приличном ресторане. И даже заказать бутылку вина. Увы, те времена давно прошли, а доллар рухнул по отношению к европейской валюте почти на пятьдесят процентов.

Дронго вышел из отеля, обратив внимание, что на месте портье сидел другой мужчина. На этот раз никаких машин рядом с отелем не было, и Дронго перешел улицу, чтобы пройти к набережной. Почти тут же рядом мягко притормозил автомобиль. Это был белый «Линкольн», за рулем которого сидел импозантный зрелый мужчина. У него было красноватое загорелое лицо с правильными чертами, выцветшие брови, почти не тронутые сединой волнистые каштановые волосы. Впечатление портили только немного выпученные серые глаза. Он был в легких светло-серых брюках и синей рубашке в крупную клетку. Дронго хотел обойти автомобиль, чтобы двинуться дальше, но незнакомец замахал руками и громко крикнул ему по-русски.

– Мистер Дронго? Это вы? Я специально приехал сюда, чтобы встретиться и переговорить с вами.

Его акцент выдавал в нем прибалта. Дронго заинтересованно остановился. Взглянул на машину и на неизвестного мужчину. Если этот человек знает, где живет Дронго, и говорит по-русски, если он специально приехал сюда, чтобы переговорить, то тогда ошибиться невозможно.

– Вы доктор Моргунас? – утвердительно спросил Дронго.

– Да, – удивился врач. – А как вы меня узнали? Вам показывали мои фотографии?

– Нет. Просто сумел вас вычислить. Кристин сказала, что вам лет пятьдесят. По-русски вы должны говорить с акцентом, все-таки покинули Литву еще в девяносто первом, когда разваливался Союз. О том, что я живу в «Кал Маре», знает не так много людей. Вы могли узнать об этом либо у Кристин, либо у ее секретаря мистера Барнарда. И еще вам сказали, что я понимаю по-русски, иначе вы бы заговорили на английском. Вам было бы так даже удобнее, ведь вы живете в Канаде и Америке уже почти пятнадцать лет.

– Здорово, – восхищенно сказал Моргунас, – вы прямо как Шерлок Холмс. Я бы не поверил, но вы так логично и убедительно рассказали.

– Будем считать, что демонстрация фокусов закончилась, – серьезно отрезал Дронго. – Что вам угодно?

– Я должен с вами поговорить. – Моргунас посмотрел на пустую улицу. В этом городе почти никто не ходит пешком. Даже безработные и бомжи имеют вполне пристойные автомобили. – Может, вы сядете в мою машину, – предложил он.

– Тогда поедем к набережной, – предложил Дронго, – там и поговорим.

Моргунас согласно кивнул, и вскоре они выехали на набережную, откуда открывался удивительный вид на Тихий океан. Машина остановилась.

– Мне будет трудно говорить по-русски, – сказал Моргунас, – можно я перейду на английский? Мне так гораздо удобнее. Вы ведь наверняка говорите по-английски?

– Можете говорить по-английски, – кивнул Дронго, – но сначала скажите, кто сообщил вам о моем месте проживания?

– Это так принципиально?

– Для меня да. Иначе наш разговор не состоится.

– Я был сегодня у Кристин. Она сообщила мне, что прилетел эксперт, который будет с нами на Барбадосе. Он из Москвы и поселился в отеле «Кал Мар». Поэтому я сразу приехал сюда. Когда вы вышли из отеля, я понял, что это вы. Кристин сказала, что вы очень высокий, у вас широкие плечи и вы похожи на отставного полицейского.

– Выходит, что и вы немного Шерлок Холмс?

– Нет. Но я врач, а врачи должны быть наблюдательными.

– Зачем вы хотели меня видеть?

– Я хочу поговорить с вами о Кристин. Дело в том, что вы обязаны отговорить ее от этой поездки на Барбадос. Я полагаю, что ей не надо туда ехать. Но она меня не слушает. Возможно, если вы решите отказаться, она тоже не захочет туда лететь и сниматься в этом никому не нужном фильме о защите живой природы.

– Почему она не должна туда лететь?

– Дело в том… – Моргунас замялся. Было очевидно, что ему непросто говорить об этом. – Дело в том, что ей вообще не нужно туда летать. Этот фильм – просто очередная попытка наших «зеленых» привлечь к себе внимание. Я удивляюсь, что в мире есть еще люди, которые считают, что нужно оберегать природу от человека. По большому счету уже давно пора защищать самого человека от других людей. Мы самый вымирающий вид на этой планете. Нас давно нужно занести в Красную книгу.

– Интересное наблюдение, – тактично согласился Дронго, – но при чем тут наша совместная поездка на Барбадос?

Моргунас оглянулся, словно их могли подслушать. Затем негромко сказал:

– Как лечащий врач Кристин, я считаю нежелательной ее поездку на Барбадос. Вам этого достаточно?

– Нет. Вы должны объяснить мне, почему вы так не хотите, чтобы она туда отправлялась. Только более вразумительно и не скрываясь за туманными формулировками.

– Какие к черту формулировки, – негромко выругался Моргунас. По-английски это прозвучало даже более неприлично. – Дело в том, что она больна. Вы можете это осознать? Она тяжело больна, и ей нужно срочно ложиться в больницу на тщательное обследование. А вместо этого она решает лететь на Барбадос, чтобы сниматься в этом бессмысленном документальном фильме.

– Чем она больна?

– Это не имеет значения. Я вам все равно не расскажу всех подробностей. Не имею права. Есть такое понятие, как врачебная тайна. Но вы можете мне поверить, что она не должна лететь на этот остров. Сейчас подобная поездка выглядит крайне нецелесообразной.

– Вы говорили ей об этом?

– Конечно. Но она не хочет меня слушать.

– Значит, вы не смогли ее убедить. Почему вы считаете, что можно убедить меня? Ведь я прилетел сюда по вызову самой миссис Линдегрен.

– Вы разумный человек, мистер Дронго, иначе не были бы таким известным экспертом. И вы умеете просчитывать варианты. Говорят, что эксперты должны обладать математическим умом, чтобы уметь вычислять преступников. Вы обязаны меня понять и отказаться от этой поездки. Ей сейчас просто нельзя туда лететь.

– Почему?

– Черт бы вас побрал, – нервно сказал Моргунас, – она больна. Я же вам сказал, что она тяжело больна. И ей осталось совсем немного. Неужели и эти мои слова вас не убеждают?

Дронго видел в этой жизни многое. Но, услышав это известие, он содрогнулся. Молодая и красивая женщина, с которой он разговаривал несколько часов назад, была обречена. Если врач не лжет. Но зачем ему врать?

– У вас есть какие-нибудь объективные данные? Результаты анализов? Вы ее тщательно обследовали? – спросил Дронго.

– Есть. Конечно, есть. Мы дважды ее обследовали. И она все знает. Но старается об этом не думать. В отличие от советской медицины здесь ничего не скрывают. Просто не имеют права. Здесь все сразу говорят пациенту. Поймите, что у нас нет времени. Совсем нет. Еще несколько недель, и начнутся необратимые процессы, когда ничто не сможет ей помочь. Никакие операции.

– Почему она отказывается ложиться в больницу? Американки обычно весьма трепетно относятся к своему здоровью. И весьма рационально.

– Может, потому, что она не совсем американка. Мне кажется, что я лучше других понимаю ее. Все-таки мы из северных народов. Она – настоящий потомок викингов. Встречает свою судьбу с открытыми глазами и ничего не боится. Такой у нее характер.

– Кто-нибудь еще знает об этом?

– Возможно, только ее секретарь – Даниэль Барнард. И больше никто. Она не говорит о своей болезни даже близким людям – мужу, сестре, сыну.

– Что вы мне советуете?

– Позвоните и откажитесь от этой поездки. Она не должна лететь на остров. Тропический климат может пагубно сказаться на ее здоровье, спровоцировать неожиданные приступы, ускорить течение болезни…

– Я не могу, – подумав, ответил Дронго. – Если она хочет лететь на Барбадос, почему я должен ей отказать? И тем более не помогать?

– Она не должна туда лететь, – решительно повторил врач, – я постараюсь убедить ее в этом.

– Это ваше право. Только один вопрос. Это вы посылали ей письма с угрозами, чтобы она не летела на остров?

– Нет. Конечно, нет. Это же глупо. Такие письма только раззадорят ее. Она никогда не отступает от задуманного. И ей нельзя угрожать, просто бесполезно.

– Зная ее характер, вы советуете мне отказаться. Я должен привести ей веские причины своего отказа. И дело здесь не в гонораре, который она собирается мне заплатить. Она не успеет найти за оставшиеся несколько дней серьезного специалиста. И если на Барбадосе с ней что-то произойдет, себе я не прощу этого никогда в жизни. Поэтому я не могу отказаться. А может быть, она считает, что этот фильм важен как ее последнее послание человечеству. Подумайте над этим.

Моргунас долго молчал. Затем взглянул на Дронго:

– Возможно, вы правы. Не знаю. Я попытаюсь еще раз поговорить с ней. Только давайте договоримся, что о нашем разговоре вы никому не расскажете. И тем более ей. Ни при каких обстоятельствах.

– Само собой.

– Спасибо. Куда вас подвезти?

– Не нужно. Я сойду прямо здесь. – Дронго вышел из машины.

Моргунас еще долго сидел не двигаясь. Наконец автомобиль отъехал. Дронго вошел в небольшой итальянский ресторан, который находился в конце улицы. Уже когда он заканчивал обедать, ему позвонили. Звонил Барнард. Он сообщил, что подробный план виллы перешлют в отель к вечеру. Дронго поблагодарил секретаря. В отель он вернулся часам к семи вечера. Осенью ночь наступала незаметно, внезапно все окутывая тьмой. Дронго взял у портье ключ. Тот показал ему на сидевшую в холле женщину.

– Она ждет вас уже минут тридцать.

Дронго взглянул на незнакомку. Она была в сером брючном костюме. Женщина подняла голову. Не может быть. Зачем Кристин приехала к нему в отель?

Нет, это была не Кристин. Эта была женщина, очень похожая на нее. Только с более светлыми волосами и глазами цвета синих васильков. У нее были такие же резкие черты лица, такие же немного раскосые глаза. Но… Если у старшей сестры недостатки превращались в достоинства, то у младшей недостатки лишь подчеркивали асимметричность лица, резкие складки морщин, слишком широко расставленные глаза. Он подошел к ней, уже понимая, кто стоит перед ним. Но сейчас ему не хотелось демонстрировать свои возможности. Он молча ждал, когда она представится.

– Добрый вечер, – торопливо сказала она. – Я Агнесса Линдегрен, младшая сестра Кристин.

– Очень приятно. Меня обычно называют Дронго.

– Я знаю. Извините, что приехала к вам в отель. Я узнала, где вы живете, у Даниэля, простите, у мистера Барнарда.

– Понимаю. Может, мы пройдем в сад и устроимся там на скамье?

– Да, да, конечно. – Агнесса взяла свою сумочку и первой вошла во внутренний дворик. Дронго прошел следом за ней. Он не рискнул предложить ей подняться в свой номер.

Скамейка была влажной, но во внутреннем дворе, где находился бассейн и сад, было довольно тепло. Она достала платок, вытерла скамейку и села. Дронго сел рядом.

– Я хочу попросить вас, – торопливо сказала Агнесса, – вы должны повлиять на мою сестру. Уговорить ее не лететь на Барбадос. Вы должны ей сказать, что это очень опасно и вы не сможете ее защитить.

Дронго решил, что ослышался. Когда Моргунас говорил ему о болезни Кристин, это было понятно. Хотя совсем не обязательно верить врачу. Но когда младшая сестра говорит, что Кристин не надо лететь на Барбадос, это уже настоящая головоломка.

– Почему? Почему я должен ей врать? – удивленно спросил он.

– Это не ложь, – возразила Агнесса, – будет только лучше, если она откажется от этой поездки. Я считаю, так будет правильно. Она сейчас в таком состоянии… Вы просто обязаны на нее повлиять… – Она достала платок и вытерла глаза. Неужели она знает о болезни старшей сестры? Тогда выходит, что Моргунас уже успел обо всем проинформировать Агнессу? Или нет?

– Я не совсем понимаю причины вашего беспокойства, – признался Дронго. – Может, вы попытаетесь хотя бы объяснить мне, что, по-вашему, может угрожать ей на острове?

– Она сейчас в таком положении, – снова всхлипнула Агнесса. Похоже, она знала о болезни старшей сестры.

– В каком? – не унимался Дронго.

– После смерти моей дочери она сама не в себе, – сказала Агнесса, – она считает себя виноватой в этой трагедии. Понимаете, она винит только себя. И я боюсь, что в таком состоянии ей лучше не лететь на Барбадос и не сниматься в этом фильме.

Дронго подумал, что с каждым мгновением узнает что-то новое. О болезни своей сестры Агнесса не знала. Но она открыла ему другую, не менее страшную тайну.

– Когда умерла ваша дочь? – участливо спросил Дронго.

– Три месяца назад, – выдохнула Агнесса, – ей делали аборт. Обычная операция. Открылось кровотечение, плод был неправильно расположен, в общем, ее не смогли спасти. Не смогли…

– Где это произошло?

– В Нью-Йорке. Этим летом. Кристин очень тяжело переживала смерть Сильвии. Даже тяжелее, чем я. Мы с сыном пытались ее успокоить.

– У вас есть сын?

– Да. Уильям учится в Лондоне. Ему двадцать два года, он заканчивает магистратуру в Оксфорде.

– Значит, вы полагаете, что ей лучше не лететь на Барбадос?

– Конечно, нет. Мы были там все вместе зимой. Еще в начале января. Там слишком много всего, что связано с Сильвией. Кристин всегда была несколько нервным, импульсивным человеком. Она может не выдержать, может сорваться. И поэтому я не позволю ей туда лететь. И вы должны отговорить ее от подобной эксцентричной поездки.

– Боюсь, что у меня ничего не получится. Вы должны лучше меня знать свою старшую сестру. Если ей начинают возражать, она упрямится и все равно поступает так, как считает нужным.

– Да, это верно, – вздохнула Агнесса. – Может, мне самой туда не лететь? Как вы считаете?

– Это ваше право. Я думаю, что Кристин полетит и никто не сможет ее остановить. Это вы посылали ей письма, предупреждая об опасности, ждущей ее на острове?

– Письма? Какие письма? Ничего я ей не посылала. Я думала, что сумею убедить вас отговорить ее от этой поездки. Но похоже, что моя старшая сестра сумела убедить вас помочь ей.

– Я всего лишь эксперт во вопросам преступности.

– Знаю. Именно поэтому я и опасаюсь. Зачем вас сюда пригласили?

– Об этом вам лучше спросить вашу сестру. Ей угрожают, и она опасается не только за свою жизнь, но и за жизнь своих близких.

– Для этого есть полиция, – нервно заметила Агнесса, – и не нужно меня убеждать, что вы ничего не понимаете. Наверное, она боится, только не писем, которых не было, а чего-то иного. Смерть Сильвии так на нее подействовала.

– Я вас понимаю.

– Нет, – возразила Агнесса, – вы ничего не понимаете. Если бы понимали, то, возможно, отказались бы и от этой работы, и от этой поездки. Может, я заплачу вам ваш гонорар, чтобы вы убрались отсюда? Сколько она вам пообещала? Двадцать? Пятьдесят? Семьдесят? Сто? Сколько вы хотите, чтобы уехать отсюда? – Она готова была разрыдаться.

– Зачем вы меня оскорбляете? – негромко спросил Дронго.

Она поднялась и, не давая ему опомниться, быстро зашагала к выходу. Он растерянно смотрел ей вслед, продолжая сидеть на скамейке. Похоже, что здесь слишком много «скелетов в шкафу». Через некоторое время он тяжело поднялся. Уже двое из близких Кристин людей просили его не пускать ее на Барбадос.

«Надеюсь, что на сегодня все визиты закончились», – подумал Дронго, даже не подозревая, насколько он ошибается.

На часах было около десяти, когда раздался телефонный звонок. Дронго мрачно взглянул на аппарат. Третьего визитера он явно не выдержит. Может сорваться и наговорить все, что он думает об этой компании и их поездке на этот остров. Телефон продолжал настойчиво звонить. Никто не знает его номера, кроме людей из окружения Кристин Ландегрен. Кажется, за один день он узнал о ее жизни больше, чем можно было узнать за целый год. Он наконец снял трубку.