Онлайн чтение книги Властелин дождя
Поздно утром, когда снег голубой

Мальчика звали Бэнике, а щенок, поскольку его два раза застали мордой в кастрюле, получил прозвище Токэнел[4]Токэнел — любитель токаны, мясного блюда..

Дело было в феврале, день и ночь валил снег, и окошко замело чуть ли не доверху, а они сидели в комнате: Бэнике на кровати, а Токэнел — у двери, кутаясь в шерстяной чулок, у которого мальчик распустил пятку, так что получился костюм на выход, в нем щенку было не стыдно и на люди показаться. Топилась печурка, еловые дрова пахли хвоей, и где-то в щели пел сверчок, как будто насмехался над ветром, который гонял под стрехой, взвихривал снег и швырял его в гривы акаций.

— Токэнел, — позвал Бэнике, не открывая глаз, разморенный теплом. — Скажи этому нахалу, чтоб замолчал.

— Если бы я знал, где его искать! — откликнулся Токз нел.

Мимо окна пролетела птица, задев его крылом.

— Как будто кто-то постучал. — Токэнел навострил уши.

— Воробей. Его послал деревянный петух с ворот. Он замерзает, его совсем засыпало.

А ведь он наш друг, — сказал Токэнел. — Этой осенью, когда собирали виноград, он взял тебя на спину и повез по орехи.

— Не совсем так, я тебе соврал, — признался Бэнике. — Я действительно влез к нему на спину, но повез он меня не по орехи, а на луг, куда слетелись все деревянные петухи из нашего села. Было полнолуние, и они расселись в кружок вокруг акации, где мы с тобой как-то подстерегали зайцев Они привели с собой и два десятка цыплят — учить их летать. Эта мелюзга страшно глупая: взмахнут разок крыльями и падают на землю. А наш петух мне и говорит: «Бэнике, я привез тебя сюда и, если хочешь, подниму тебя под облака, где всегда идет дождь, только ты поклянись, что никому не расскажешь то, что здесь увидишь». Я поклялся. Он говорит: «Вот и ладно». И тут подходит ко мне старый петух, этот, знаешь, с ворот дяди Лаке Петку, у него еще красные крылья и синий хвост, подходит, крылья раскрывает и говорит: «Бэнике, возьми наших цыплят за пазуху, залезь на акацию и там выпусти». Я залез на акацию и стал их вытаскивать по одному из-за пазухи, вытащу, подержу на ладони и тихонько подбрасываю. Старые петухи натянули внизу, на кустах терновника, полог, насыпали на него зерен, и цыплята так хотели туда попасть, что больше не падали камнем, а летели. Светила луна, и они были живые, они всегда при луне, когда все спят, оживают и начинают летать от ворот к воротам, в гости друг к другу.

— А под облака-то вы поднялись? — полюбопытствовал Токэнел.

— Не вышло. Небо было совершенно чистое — ни облачка. Я полечу в другой раз, с пчелами из нашего сада, у них есть большой короб для меда, и они иногда тоже прихватывают с собой какого-нибудь мальчика и носят его с цветка на цветок, а потом — в облака, они там воду пьют.

— Не полетите вы никуда, — съехидничал Токэнел. — Ни без меня, ни со мной. Их тоже замуровало под снегом.

Послушай, ты, — вспылил Бэнике, — сейчас как тебе врежу!

— Ишь какой. А я с тобой разговаривать не буду, буду разговаривать только со щенками.

А я тебя выволоку за ошейник на мороз, и ты замерзнешь.

А пока суд да дело, замерзнет петух. Да и пчелам несдобровать. Ты бы лучше придумал, как их спасти.

— А я придумал, — сказал Бэнике. — Залезь под кровать и достань колеса от тележки.

Токэнел забрался под кровать и выкатил колеса на середину комнаты.

— Сверчок здесь, — послышался его голос. — Что делать, прищелкнуть его?

— Не надо, — сказал Бэнике, — мы с ним потом рассчитаемся.

— Ну, хотя бы разок ему влеплю, — нудил Токэнел.

— Раз я говорю «не надо», значит, не надо, и вылезай оттуда!

Токэнел послушался.

— Бери колеса, — скомандовал Бэнике. — Я подниму печку, а ты пристрой под нее колеса. Раз-два — взяли! Смотри, чтобы тебе уголек не прожег шкуру.

Бэнике держал печь на весу, а Токэнел подставлял под нее колеса. Когда они кончили, мальчик был красный от натуги, а Токэнел прислонился к стенке и высунул язык.

Бэнике взял кочергу и махнул рукой, чтобы Токэнел открыл ему дверь. Уже выкатывая печурку, он задержался на минуту и крикнул:

— Эй, где там нахал, который все время скрипит и не дает мне спать, идем с нами, а то худо будет!

Видя, что ему и в самом деле придется несладко, если он не выйдет, сверчок вприпрыжку подбежал к мальчику и вскочил к нему в карман.

— Поехали! — крикнул тот и кочергой протолкнул печку в сени, а оттуда — во двор, прямо в глубокий снег.

Сугроб, заледеневший от мороза и ветра, стал потрескивать и оседать.

Бэнике, словно ему нипочем была пурга, которая с воем металась над ними, толкал печку в сад, а за ним оставалась глубокая борозда, по которой шествовал, помахивая хвостом, Токэнел. Они добрались до ульев — их было десять— и отогрели их, а у последнего, стоявшего у самой ограды из колючих кустов, Бэнике остановился и сказал Токэнелу:

— Здесь они держат короб, в котором я полечу к облакам. Если ты будешь слушаться, я тебя тоже возьму с собой. Только не связывайся больше с воробьями. А когда увидишь, что кот на них нацелился, прыгай к нему на закорки и тычь его носом в землю.

Они миновали овчарню и направились к воротам. От деревянного петуха только гребешок торчал из-под снега. Мальчик встал на колени и поворочал угли в печурке. Волной жара растопило лед на столбе. Петух, выпущенный из тисков, распахнул крылья, захлопал ими и закукарекал. С другого конца улицы отозвался хриплым, стариковским голосом петух Лаке Петку. И в ту же минуту застрекотал сверчок в кармане у Бэнике.

— Послушай, петушок, можно я тебе кое-что скажу? — спросил Бэнике.

Но петух не ответил, и Бэнике понял, что он при Токэнеле не заговорит, и вернулся в дом, волоча за собой печку.

Дома он снял ее с колес и, усталый, заснул.

Поздно утром, когда он проснулся, Токэнел еще дремал в сенях за веником, а сверчок пел под кроватью. Бэнике посмотрел в окно и увидел, что уже совсем светло. Шел снег — густой, с голубым отливом, и под навесом снежинок он увидел тропинку, проложенную им до ворот, и деревянного петуха, вертевшегося на одной ноге.

Ого-го! — подумал Бэнике. То-то мы с ним полетаем, как луна станет полной!

Он приподнялся на локтях и крикнул щенку:

— Токэнел! Просыпайся, пора идти кататься на санках.

Прямо сейчас?

— Прямо сейчас. И не говори маме, что я вытаскивал печку на мороз. Если проболтаешься, будешь иметь дело со мной. Эй, там, под кроватью, ты тоже намотай это себе на ус!

1971