Онлайн чтение книги Влюбиться в Кэлвина Loving Kalvin
Глава 3

Лана

– Что ж, выкладывай, подруга. Я хочу знать все, – говорит Лив. В автобусе мы почти не разговаривали, а когда вернулись в общежитие, я пошла в ванную, а Лив приготовила нам привычные пятничные напитки. Теперь мы сидели на своих односпальных кроватях друг напротив друга в пижамах, смыв макияж, и прихлебывали ромашковый чай.

Я знала, что рано или поздно это случится. Что придет время признаться, но это не помогало справиться с моим волнением. Поставив кружку на прикроватный столик, я вытираю потные ладони о пижамные шорты и пытаюсь прочистить горло.

– Прежде чем я начну, хочу чтобы ты знала: я специально кое-чего не говорила, но правда собиралась рассказать всю историю целиком с самого начала нашего знакомства.

Она коротко кивает, призывая меня продолжить.

– При первой нашей встрече я была в ужасе, когда узнала, что ты из Нью-Йорка, потому что не сомневалась – ты наслышана о Кеннеди и прошлогоднем судебном разбирательстве. Дело не сходило с первых полос в газетах, являясь главным пунктом повестки дня на всех новостных телеканалах целую неделю. Страна пристально следила за развитием драмы.

Она наклоняется ко мне, держа чашку обеими руками.

– Девочка моя, все знают, кто такие Кеннеди. Линия одежды Кеннеди была тем самым модным брендом, который носил каждый. В моем шкафу куча их платьев, и я до сих пор оплакиваю их кончину.

В прошлом году Александра Кеннеди повергла в шок весь мир моды, покинув пост генерального директора и продав лейбл своему основному конкуренту. С тех пор линия одежды Кеннеди была поглощена новой материнской компанией «Аккарди».

Мое сердце замирает.

– Круто, теперь все в кампусе узнают.

– Поэтому ты сменила имя? – спрашивает она, дав понять, что схватывает налету.

– Частично, – потираю я затылок. – Изначально смена фамилии на девичью моей матери было условием бабушки и дедушки. Мое заявление на обучение подавалось в последний момент, и они использовали свои связи, чтобы помочь мне поступить. Такое решение было оправданным, так как мое имя запятнано.

И, честно говоря, это меньшее, что я заслужила.

Она сочувственно смотрит на меня, но я игнорирую ее взгляд. Я не заслуживаю ничьей жалости, а так же не желаю зацикливаться на ней. В последние дни в моем мире появились более неотложные дела.

– Мне жаль, что я утаила это от тебя. Искренне жаль, – признаюсь я. – Я была уверена, что как только ты узнаешь, кто я, сделаешь выводы, не дав шанса объясниться.

Она отхлебнула из чашки.

– Я не узнала тебя. Абсолютно. Основное внимание СМИ было сосредоточено на Кэлвине.

Во время судебного процесса – да. Но потом СМИ с удовольствием лепили мое фото повсюду и очернили мое прежнее доброе имя. В большинстве других штатов я бы имела право на некоторую конфиденциальность, будучи несовершеннолетней. Но только не в Массачусетс, где действует этот дикий закон. Я мало что могла сделать, чтобы помешать им раскрыть свою личность. Добавьте сюда известность Кеннеди, и ажиотаж гарантирован. Покинуть север ради штата Солнечного света было облегчением. По крайне мере поначалу.

– Расскажи мне о нем, – склоняет она голову набок. – Расскажи о себе и своей версии событий. Я знаю, написанное о тебе – неправда. И я знаю тебя, что ты не способна на те вещи, которые тебе приписывали.

Я с трудом сглатываю вставший в горле горький ком.

– Это ужасная правда, Лив. Я действительно сделала большую часть того, о чем писали. – Я опускаю голову, чтобы не видеть отвращения и разочарования в ее глазах. Мне приходилось каждый день сталкиваться с таким же выражением лица моей матери после дачи показаний. Каждый день с тех пор, как я запустила эффект разорвавшейся бомбы.

– Эй, – кровать скрипит, когда Лив приземляется рядом, – я не собираюсь осуждать тебя.

Она обнимает меня за плечи.

– Все мы совершали поступки, которыми не можем похвастать, но я знаю, что ты хороший человек, Лана.

– Считала бы так же, если бы сразу знала, кто я?

Она пронзает меня искренним взглядом.

– Не знаю. Но, думаю, дала бы тебе возможность объясниться.

Не в первый раз я возношу благодарности мирозданию за то, что судьба свела меня с Оливией. Мы подходим друг другу. Возможно, нас объединяет то, что мы обе единственные детьми в семье. Или она просто чертовски хороший человек. Какими бы не были причины, я рада, что она моя соседка по комнате и друг.

– Налить тебе еще выпить, чтобы ты смогла облегчить душу? – поддразнивает она с усмешкой.

Я глубже забираюсь на кровать и прислоняюсь спиной к стене.

– Уже поздно. Ты уверена, что хочешь услышать это сейчас? Если я хочу все сделать правильно, то мне нужно начинать с чистого листа. Это займет некоторое время.

Она разворачивается ко мне лицом, забравшись на кровать с ногами.

– У меня на завтра нет никаких дел, и я смогу выспаться. Могу и хочу послушать, если ты готова к этому.

Я прикусываю губу, готовясь открыть свое сердце.

– Мне было два года, когда мои родители начали работать у Кеннеди. Мама была домработницей, а отец ухаживал за садом, окружавшим поместье Уэлсли. Мы переехали в гостевой домик у края леса, примыкавшего к владениям. Я не очень много помню о тех временах.

Мои ранние воспоминания были скудны.

– Когда я подросла, стала играть с мальчишками. Александра тогда вроде не возражала. Кэл был немногим меня младше, и нас тянуло друг к другу уже тогда. Вскоре мы стали почти неразлучны и все делали вместе. Мы ходили в разные школы, но встречались на кухне по возвращении домой каждый день мама готовила нам перекусить и свой легендарный розовый лимонад, а каждый вечер мы вместе делали уроки. В зимнее время мы смотрели новинки кино в их домашнем кинотеатре или плавали в крытом бассейне, я ходила на все игры его Малой Лиги, показывала ему все свои рассказы… – Лив знала, что моей заветной мечтой было стать писателем, и я написала кучу книг, оставшихся погребенными в недрах жесткого диска моего компьютера. – А он был моим ярым фанатом. Ему нравилось все, что я писала, даже если это была чушь. – Я улыбаюсь этому воспоминанию. – Он рисовал иллюстрации к сценам из моих рассказов и помогал мне создавать самодельные книги.

На моих губах расцветает нежная улыбка, когда вихрь воспоминаний подхватывает меня.

– Летом мы болтались у бассейна, и он постоянно защищал меня от своих братьев.

Она приподнимает бровь.

– Ты же знаешь, что у него шесть братьев?

– Девочка, все знают братьев Кеннеди. Не могу поверить, что ты выросла среди всего этого жгучего великолепия. – Она делает вид, что обмахивается. – Черт возьми, я возбуждаюсь только при одной мысли об этом.

Рассмеявшись, я бросаю в нее подушкой.

– Прекрати! Они мне как братья, и это убивает меня. За исключением Вонючки.

Она быстро переспрашивает:

– Кого-кого?

Я снова смеюсь.

– Вонючка. Это я так Кэла называла, когда мы были мелкими, потому что он пускал самые вонючие ветры, доступные человеку. – Я сгибаюсь пополам, держась за живот. – Если я хотела вывести его из себя, то достаточно было назвать его этим прозвищем, а затем просто наблюдать, как он бесится.

– Если хочешь знать мое мнение, то он не один такой сумасшедший.

– Все его братья сумасшедшие, – колко отвечаю я, делая вид, что не заметила ее маленького укола. – Они постоянно пытались спихнуть меня в бассейн или стащить верх от купальника. Кэл ужасно на них злился, а мне приходилось делать вид, что я в ярости, хотя, если честно, я была не против. С ними было весело, и я знала, что они просто дразнятся. В нашем доме всегда было очень тихо, и мне нравилось проводить время с ними. Я всегда с нетерпением ждала нашего лета.

– Звучит так, будто ты была членом семьи.

Что-то забрезжило на кромке моих воспоминаний.

– Я тоже так считала, но мама Кеннеди четко дала понять, что это не так.

Лив плюхается на живот, упершись локтями в кровать, и кладет голову на руки.

– Что случилось?

– Мы выросли. – Я впериваю в нее ставший серьезным взгляд, потому что вновь возвращается привычная боль. – Кеннеди купили загородный дом на острове Нантакет, и первое время летом мы надолго уезжали туда. Это было блаженством. Мама с папой работали, а я проводила время с Кэлом и его братьями на пляже или гоняя на великах. По вечерам устраивались барбекю и вписки, и мы засиживались допоздна, потому что взрослые теряли счет времени. Дом был изящным, с самым великолепным панорамным бассейном и…

– Ладно, ты специально заставляешь меня завидовать.

Я смеюсь.

– Серьезно, я обожала этот дом. Обожала те летние деньки, именно поэтому было так больно, когда все резко прекратилось.

– Давай же, Лана, – стонет Лив. – Хватит томить меня ожиданием. Переходи к пикантным подробностям.

Я бросаю в нее подушкой.

– Эй, мы обсуждаем не свеженькую мыльную оперу! Это моя жизнь!

– Твоя жизнь с Кеннеди, – с восторгом откликается она, кинув подушкой обратно в меня. – Звучит как название мыльной оперы, которую я бы глянула.

Я закатываю глаза, хотя мне нравятся ее попытки держаться беззаботно.

– В последний раз я побывала на Нантакете летом, перед тем как мне исполнилось четырнадцать. Кэл очень странно себя вел все время, и я волновалась, что чем-то его расстроила. Все время спрашивала, что не так, а он продолжал отвечать, будто все в порядке. – Мое сердце трепещет от воспоминаний. – В тот день мы должны были вернуться на материк, и я собирала вещи в своей комнате, когда он ворвался ко мне и поцеловал. Без предупреждения. Без намека. Он просто подошел ко мне и запечатлел поцелуй на моих губах… – Мое сердце колотится. – Я до сих пор помню все в деталях, как будто это было вчера. – Моя рука непроизвольно касается губ. – Для первого поцелуя это было чертовски волшебно.

– Вау!

– Знаю. – Моя улыбка становится еще шире. Вне зависимости от того, чем все закончилось, никто не мог отнять у меня этого воспоминания. Я взяла резинку с прикроватного столика и собрала волосы в небрежный пучок. – Конечно, мать Кэла выбрала именно этот момент, чтобы ворваться в мою комнату, и застукала нас с поличным.

– Она психанула?

– Определенно, но догадаться по ней тогда было сложно. Она предпочла сделать вид, что ничего не заметила, тихо потребовав, чтобы Кэл шел в свою комнату и закончил собирать вещи. Никто никогда и словом о произошедшем не обмолвился. Но меня больше не приглашали. А Кэл стал очень странно вести себя со мной.

– Видимо, она наговорила ему что-то, – предположила Лив. – Вот тварь.

– Думаю, да. Александра – сноб, и она всегда считала, что я недостаточно хороша для ее сына. Но тогда я этого не понимала. Тогда я думала, что отвратительно целуюсь, и поэтому он больше не хочет проводить со мной так много времени.

– Подожди, что? – Она привстает на колени. – Он просто тебя поцеловал и все? И больше не поднимал эту тему?

Я качаю головой.

– Не-а. Он никогда не говорил о поцелуе или о причинах, по которым меня изгнали. Он просто поцеловал меня и никогда больше об этом не упоминал.

– И как ты себя чувствовала?

– О, я по уши в него влюбилась. Думаю, я всегда была в него влюблена, просто не понимала, что это за чувство. – Она энергично кивнула. – Мне было больно, когда он перестал проводить со мной время, но не настолько, чтобы перестать любить его. Боже, оглядываясь назад, я понимаю, какой жалкой была.

Я запрокидываю голову и смотрю на голый белый потолок.

– Моя подруга Зои говорила, что со мной приключалось обсессивно-компульсивное расстройство, когда дело касалось Кэлвина Кеннеди, и я безостановочно спорила с ней, но она была права. Теперь я это понимаю. В моей влюбленности не было ничего здорового или нормального. Мне было неинтересно обклеивать стены плакатами с “One Direction”, когда самый сексуальный парень на планете жил со мной по соседству.

– Вы продолжали общаться, или он полностью вытеснил тебя из своей жизни? – Лив чуть ли не с пеной у рта пытается докопаться до деталей.

– О, мы продолжали общаться, только не так как раньше. Мы по-прежнему проводили время вместе, только не публично. Мы всегда были одни. Он либо приходил к нам в дом, когда родители были на работе, либо мы болтались в домике за лесом.

– Извращенец!

Я фыркаю.

– Хотелось бы.

– Хочешь сказать, ничего не было? – Ее вопрос звучит разочарованно.

– Нет, до прошлого года.

– Чем вы, черт возьми, занимались? – Она недоуменно хмурится.

Я разражаюсь смехом.

– Боже, Лив! С мальчиками можно заниматься чем-нибудь еще кроме секса.

– Скучно, – бросает она в меня еще одну подушку.

Я ловлю ее обеими руками и подкладываю себе под голову, показав язык.

– Мы занимались все тем же и много разговаривали. Обо всем на свете. Кэл тот еще шутник, и иногда было тяжело заставить его вести себя серьезно, но мы много говорили и о важных вещах, и он доверялся мне, как и я ему. Мы делились друг с другом самыми сокровенными секретами, и это поддерживало меня. Понимаешь? Когда он бывал не в себе, мне было приятно осознавать, что я единственная, с кем он мог поделиться своими мечтами.

– Должна сказать тебе, Лана, твой парнишка не похож на предел мечтаний.

Я пожимаю плечами.

– Казалось, у него две стороны. На людях – дерзкий обаятельный футболист, с которым хотели переспать многие девчонки Уэлсли. И, поверь мне, спали. – Я чувствую привкус желчи во рту, боль и отторжение многих лет охватывает меня. – Но наедине со мной он был милым, уязвим и заботливым. Было нереально не вкрашиться[2]Вкрашиться – влюбиться. в него.

Я уставилась в никуда.

– И он без колебаний бросался на мою защиту публично, если того требовала ситуация. – Я поправляю шорты. – Помню один раз.

Мое сердце пропускает удар, когда я вспоминаю этот случай.

– Дело было в шестом классе, и все братья Кеннеди пришли со своим отцом и моими родителями посмотреть школьную постановку, потому что в том году у меня была одна из главных ролей. Я знала свой текст назубок, но в тот миг, когда я поднялась на сцену и увидела толпу, почувствовала жар прожекторов, нервы сыграли со мной злую шутку, и я забыла все свои слова. Жасмин Ридс исполняла еще одну ведущую роль, она же была главной задирой года. И Ридс разозлилась на меня и толкнула в заключительной сцене. Я упала, а другие девчонки рассмеялись. Мне было очень неловко.

– И что же сделал наш мальчик?

Я хихикаю.

– Он ворвался на сцену и помог мне подняться на ноги. Заслонил меня рукой и даже успел накричать на Жасмин, прежде чем учитель уволок его. – Я мечтательно вздыхаю. – Он был моим рыцарем в тот день, и, забавно, но с тех пор я ни разу не забывала свою роль.

– Миленькая история, но давай вернемся к событиям не столь давних дней. – У нее практически слюнки текут, и я снова закатываю глаза. – Очевидно, что-то между вами произошло. Иначе событий прошлого года не случилось бы.

У меня щимит в груди.

– В прошлом году внутри меня что-то сломалось. Или Зои наконец достучалась до меня. Я не была уверена, но точно поняла, что не могу больше пытаться отрицать свои чувства к нему. Я старалась продолжать жить. Всю старшую школу я ходила на свидания с мальчиками. И у меня даже была парочка бойфрендов. Поначалу я так поступала, потому что думала, смогу заставить Кэла ревновать, но оказалось, его это не колышет. Затем были периоды, когда я ненавидела его, потому что тошно было слышать о нем от других девчонок. И девчонки постоянно цеплялись за меня, когда узнавали, что я жила на территории усадьбы Кеннеди, но тут же выкидывали меня, как обжигающую картошку, стоило им понять, что я не помогу им попасть к нему в постель. Я постоянно обещала себе, что забуду о нем и найду парня, которому буду нравиться так же, как он мне. Поэтому я встречалась с несколькими парнями, надеясь, что они помогут выбросить Кэла из моей головы. Но все было впустую. Я была безнадежно влюблена. И хотя я многое себе позволяла с парнями, но никогда не выходила за определенные рамки. И каждый раз разрывала отношения, пока они не стали слишком серьезными.

– Пока они не дошли до секса, ты имеешь в виду?

– Да. Это было глупо, но я берегла себя для него.

– Это не глупо, Лана. Лучше бы я дождалась кого-то особенного со своим первым разом. Мой первый раз был… Ух! – Она содрогается, состроив страшную рожицу. – В любом случае, сейчас не обо мне. У нас шоу про Лану и Кэлвина. Что случилось потом?

Я перебарываю желание снова закатить глаза.

– Я осмелилась сказать, что люблю его, и он сманеврировал. Постарался высмеять меня, будто мои чувства – шутка. Я взбесилась и велела ему убираться. Спустя несколько дней он вернулся. Сказал, что извиняется за свое поведение, что я тоже ему небезразлична, но он не уверен, сможет ли быть верен одной девушке.

– Вот засранец! – В ее тоне звучит возмущение.

– Как жаль, что я предпочла проигнорировать это. – Я покусываю губу. – И сосредоточилась только на одной части его высказывания – на той, которую хотела услышать: что у него тоже есть ко мне чувства. Я предложила действовать неспешно и поступательно, без ярлыков и объяснений и посмотреть, к чему это приведет.

– Нет! – Она приоткрывает рот.

Я поеживаюсь.

– Разве я не упоминала, что была помешана и глупа?

Она кивает мне.

– Продолжай. Я чувствую, что мы наконец подбираемся к пикантным подробностям.

Только тот, кого там не было, мог назвать это «пикантным».

– Пару месяцев я была на седьмом небе. Мы встречались в лесном домике минимум 3–4 раза в неделю, как и обычно, но одними разговорами дело больше не ограничивалось: мы целовались так, будто задохнемся друг без друга. Я никогда раньше не испытывала подобного. Серьезно, ни один из парней, с которыми я встречалась, не вызывал у меня мурашек по всему телу, как это делал Кэл. Я ходила будто во сне, мечтая о нашем будущем доме, детях и всем прочем, – печально качаю я головой. – Я была такой дурочкой. Но в свою защиту хочу сказать, что я была влюблена до умопомешательства. И любовь заставляла меня чувствовать многое. Слишком многое.

– Такой и должна быть первая любовь, верно?

– Кто знает? – пожимаю я плечами. – Я – полная неудачница, когда дело касается любви. Все, что я говорю, тебе стоит воспринимать с долей сомнения. Серьезно, я будто противолюбовное лекарство. Послушай, что сделала бы я, и поступи наоборот.

– Не тяни резину, подружка. Двигай дальше.

– Двигаю дальше. – Я показываю ей средний палец, и мы обе оскаливаемся.

Я плюхаюсь на живот рядом с Лив, в точности повторив ее позу.

– Если я – лекарство от любви, то Зои в тысячу раз более мощное противолюбовное зелье. Она была против Кэла, и когда однажды вечером увидела, как мы целуемся, пришла в истинную ярость. Орала на меня до тех пор, пока мне не стало казаться, что она сейчас лопнет. Конечно же, я послала ее ко всем чертям и продолжила пребывать в святом неведении. Затем Кэл переспал с девчонкой из моей школы на вписке, а в понедельник она щедро угощала всю столовую подробным рассказом о том, – я изображаю пальцами кавычки, – что «это был лучший секс в ее жизни». Это с грохотом опустило меня с небес на землю.

Боль скрутила мой живот. Даже сейчас было все еще очень больно.

– Не представляю, как я смогла бы хоть когда-нибудь смириться с тем, что он одновременно целует меня и цепляет других девчонок. С самого начала это был путь к катастрофе. В ту ночь я излила ему душу. Я рассказала, как сильно его любила и как берегла себя для него, и что так не могло больше продолжаться. Я не могла быть его девушкой на стороне. Грязным секретом, который надо скрывать. Я сказала, что не собираюсь делить его с другими. И если он хочет продолжать видеться со мной, то должен пообещать взять на себя ответственность и держаться подальше от других баб.

Лив гладит меня по плечу.

– Ты молодец.

– Настало время постоять за себя. Если честно, я позволяла этому мальчишке мешать меня с грязью, и я рада, что чувство самосохранения у меня все-таки появилось. А он чертовски удивил меня, согласившись.

Слезы подступают к глазам.

– Он сказал, что любит меня, что я единственная для него и что он будет мне верен. Он обещал, – теперь слезы катятся по лицу, – и я была дико счастлива. Спустя пару ночей мы переспали. Это была самая невероятная ночь в моей жизни.

Мои слезы превращаются в полномасштабные рыдания, меня прорвало, и я реву навзрыд, спрятав лицо в одеяло.

Лив мягко гладит меня по спине, но не останавливаю ее. Она позволяет мне выплакаться. Я переворачиваюсь на спину, утирая мокрые глаза майкой от пижамы.

– Все еще очень больно. Не думаю, что боль отступит когда-нибудь. И хотя я причинила ему куда больший вред, это никак не смягчает постоянную боль в моем сердце.

Я прижимаю руку к груди.

– Это он, не так ли? – тихо спрашивает она. – Он был единственным.

Внутри меня все замирает, невообразимый ужас сжимает сердце стальными тисками.

Мой худший кошмар воплотился в жизнь, но я не могу ей врать. Только не об этом. Не теперь, когда она уже так много знает.

Я медленно киваю.

Она мрачно поджимает губы.

– Лана, и он ничего не знает, да?