Онлайн чтение книги Воинствующая жизнь
Александр и Леонарда

Перевод К.М. Жихаревой

На моей родине море образует проток, который называется Глимма. Жил там в своё время молодой цыганский парень, по имени Александр. С этим Александром мне случилось раз поговорить в крепости Акерхус, где он сидел за насилие. И вот читаю я теперь в газетах, что этот опасный злодей умер: тюремный воздух убил его. Он рассказывал мне, как однажды погубил девушку… Но сегодня я слишком много думаю об этом рассказе и, в расстройстве своём, начинаю с середины. Попробую начать с начала.

У нас, в Нурланне, есть крупные и мелкие рыбаки. Крупный рыбак — это важный человек, имеющий собственные сети для сельдей, собственную пристань и кладовые. Он одевается в необыкновенно широкое и толстое платье, чтобы казаться потолще, так как это служит доказательством того, что у него есть средства на хорошую еду. Он никогда не запаздывает с платежами священнику или начальству. К Рождеству он привозит домой целый бочонок водки. Можно сразу видеть, где живет в местечке крупный рыболов, потому что дом его обшит тёсом и выкрашен в красную краску, с белыми окнами и дверями. А сыновей и дочерей его можно узнать по тому, что в церковь они являются увешанные разными драгоценностями.

К лодочной пристани богатого рыболова Иенса Олая пристал однажды большой табор цыган. Это было ранней весной. Цыгане приплыли на собственной большой лодке, под предводительством старого Александра Занозы — великана с добрую сажень ростом. Пришёл с лодки в дом Иенса Олая просить милостыни молодой красивый парень, лет двадцати с небольшим. Это и был молодой Александр. Случилось это, когда я был мальчиком. Мы, дети, узнали Александра. Он играл с нами, когда был моложе, и менялся с нами блестящими пуговицами и кусочками металла.

Иенс Олай, который был горд и важен и никогда никому не должал, приказал цыганам сейчас же уезжать прочь и ничего не хотел дать им. Но молодой Александр был дерзок и безстрашен, он продолжал стоять на том же месте, и три раза прогонял его Иенс Олай.

— Я могу дать тебе работу, — сказал Иенс Олай.

— Какую работу?

— Ты будешь чинить котлы и горшки. А когда мы, мужчины, уедем на ловлю, будешь помогать моей жене и дочери.

Молодой Александр повернулся, спустился к своей лодке и посоветовался со своими. Потом пришёл назад, на усадьбу, и заявил важному Иенсу Олаю, что он согласен поступить к нему на службу. Должно быть, он сговорился со своим отцом хорошенько обворовать всё местечко.

Когда дни стали подлиннее, Иенс Олай и его сыновья снарядились на промысел, и на усадьбе остались только его жена и дочь, а дочь звали Леонардой. Ей ещё не было двадцати лет.

Молодой Александр оказался дельным малым. Он знал толк в болезнях, лечил скотину, а котлы и кострюли чинил прямо-таки мастерски. Жена хозяина скоро стала выказывать ему особенное расположение, хотя ей и было уже под сорок лет. Но цыган усмехался и говорил, что у него уже есть милая в отцовской лодке, и ни о ком, кроме неё, он не хочет думать. Немало горьких часов пережила из-за этого гордая жена рыбака и стала оберегать свою дочь от цыгана. Не успела ещё земля хорошенько оттаять, как она заставила Александра резать торф далеко от дома и таким образом держала его вдали от усадьбы. Но Александр пел в торфяном болоте непонятные песни и работал за двоих. Он был великий и жизнерадостный язычник. Леонарда редко разговаривала с ним.

Леонарда не часто разговаривала с ним, о, нет, да и не позволяла себе ничего другого, она не забывала, что она дочь Иенса Олая. Но весна такое опасное время, и, когда всерьёз наступило тепло, глаза Александра стали словно звёзды, и временами он излишне близко подходил к Леонарде, когда ему бывало нужно пройти мимо неё. Совершенно необъяснимым образом из сундука её стали пропадать вещи одна за другой, хотя замок был цел. Оказалось, что в сундуке отстало дно, и Леонарда обвиняла Александра в том, что это он отломал его.

— Нет, это не я, — ответил он. — Но я могу помочь тебе. Я, пожалуй, добуду тебе твои вещи, если ты оставишь сегодня вечером свою дверь открытой.

Она взглянула на него и надменно ответила:

— Ты хочешь, чтоб завтра тебя выгнали из дома?

Но цыгане умеют так хорошо выпрашивать и так умеют вкрасться в душу своими алыми губами, смуглой кожей и карими глазами. К тому же они такие искусники в любви.

На следующий день Леонарда сидела на дворе и вязала сети, а Александр проходил мимо. Он остановился и сказал:

— Позволь мне остаться, я ведь и так всё время на торфяном болоте. Я никогда больше не скажу того, что сказал.

Она бросила на него взгляд, его немногие слова произвели на неё некоторое впечатление. А он снял шапку, и волосы так жалобно свисали ему на глаза, а его алый рот был так соблазнителен. Леонарда ответила:

— Ну, хорошо, попробуем.

Она наклонилась над своим вязаньем и покраснела.

А цыган очень хорошо знал, что делает, возвышая молодую девушку и прося её позволить ему остаться на торфяном болоте. Он хотел польстить ей, хотя и знал, что вся власть не в её руках, а у матери.

Дни шли.

Сын столяра Конрад уезжал из деревни и сам сделался столяром. Он учился ремеслу в городе и приобрел большую известность. Он жил по ту сторону морского протока, и люди ездили к нему, когда хотели заказать себе хороший сундук. Однажды отправилась к нему и Леонарда, и Александр перевозил её через пролив.

Она оставалась довольно долго у молодого Конрада и говорила с ним и о новом сундуке, и о разных вещах, потому что они знали друг друга с детства. Прождав больше, чем полагалось, в лодке, Александр подошёл к дому столяра и заглянул в окно. В ту же секунду он отскочил и ринулся, в бешенстве, в дом.

Все трое смотрели друг на друга. Цыган был похож на коня с косматой гривой и раздувающимися ноздрями.

— Да, да, я сейчас иду, — сказала Леонарда, чтобы успокоить его.

Мужчины смерили один другого с головы до ног, оба были знододы. Александр схватился за бок, ища ножа, но ножа при нём не оказалось, и глаза его снова стали покорны. Цыган безпомощен без оружия, с ножом же в руке он смел и бешен до убийства.

Это была первая встреча.

К концу недели столяр Конрад приехал в дом рыбака с сундуком. Сундук был оклеен и отполирован с величайшим старанием, а замок в нём был новый и замысловатый. И тут оказалось, что, когда Леонарда хотела переложить свои вещи в новый сундук, все её пропавшие вещи лежали на месте. Они так мирно лежали в старом сундуке, словно никогда и не пропадали.

— Это опять ты сделал, — сказала Леонарда цыгану.

— Нет, не я, — опять ответил он и засмеялся, хотя и знал, что мало ему от этого толку.

Столяр Конрад долго пробыл в доме Леонарды, и она сварила для него кофе и угощала его. Но до этого цыган улучил минуту, сказал тьфу и плюнул в кофейник.

Он подкараулил столяра, когда тот собрался домой.

Они опять смерили друг друга с головы до ног, и у Александра был при себе нож.

— Напрасно хлопочешь, цыган, — сказал Конрад. — Она нынче дала мне слово.

Тогда Александр вспыхнул, как огонь, и вытащил нож. Но столяр вскочил в лодку и отпихнулся от берега, а когда очутился в безопасности в нескольких саженях от берега, крикнул, что выдаст бродягу властям.

Дни шли.

Старый Александр Заноза вернулся с своей лодкой и хотел забрать сына обратно; но Александр отказался и сказал, что желает дослужить своё время. И, должно быть, он наговорил отцу, что хочет побольше наворовать в усадьбе, потому что цыганская лодка опять уплыла, а молодой цыган остался,

Молодой Александр сказал Леонарде:

— Ласточки прилетели. Не пора ли тебе пойти со мной на пристань и показать, какие бочки сколотить и осмолить для летней ловли?

Она ещё не знала, с кем имеет дело, приняла самый насмешливый вид и ответила:

— Отчего же, с удовольствием.

Но насмешливая гримаса была уже не вполне искренна, и его двусмысленные слова не так уже не понравились ей, как в первый раз. Она видела, что любовь его становится с каждым днем всё пламеннее.

Не успели они пробыть на пристани и нескольких минут, как Адександр схватил и обнял её и несколько раз поцеловал прямо в губы.

— Ты совсем спятил, — сказала она и вырвалась из его объятий, красная и тяжело дыша.

— Ты опять скажешь, чтобы я завтра убирался? — спросил он.

На этот раз Леонарда ответила довольно кротко:

— Будет зависеть от того, как ты станешь вести себя.

— Я больше никогда не сделаю этого, — сказал он. Он не сдержал слова. Он всё время смеялся и не отставал от неё с ласками.

И настал день, когда сердце Леонарды начало склоняться к темнокожему язычнику. Она не сделалась добрее, но зато и гордости в ней не прибавилось. В первые недели он ничего не мог добиться от неё, но на четвертую неделю глаза её стали смотреть на него томно и нежно. А как раз распускались почки, и стояли безразсудные белые ночи. Наконец она пришла к нему на болото и спустилась в торфяную яму с обедом, хотя отлично могла бы поставить его на краю ямы, как и раньше. Но она сделала это, чтобы быть к нему как можно ближе.

Мать прямо помешалась от ревности и настаивала, что столяр имеет на неё больше прав. И Леонарда отвечала, что так оно и будет. А сама ходила в сладком угаре и сама про себя знала что-то другое. Этот бродяга Александр стоял в болоте и копал торф, а она спускалась к нему и любовалась его юной красотой. Бывали дни, когда столяр Конрад совершенно вылетал у неё из головы, и нельзя сказать, чтобы эти дни были особенно печальны.

В середине весны приехал хозяин с сыновьями с ловли, наступила пора весенних работ, и Александр тоже принял в них участие. Но в Иванов день кончался его срок. Ему стало труднее теперь встречаться с Леонардой тайком, потому что братья её тоже следили за ней, и столяр Конрад встречал во всех сочувствие. К тому же и любовь так капризна, что пресыщается, когда всё идёт благополучно. Леонарда начала скучать с молодым цыганом. Она готовилась к свадьбе с Конрадом.

Александр сказал:

— В первый раз, как столяр придёт сюда, я убью его.

Но Леонарде он уже наскучил, и она снова ответила с насмешкой:

— Вот как! Ну, а что же ты сделаешь во второй раз?

В Иванов день вечером у столяра устраивались танцы, и Леонарда должна была поехать к нему. Но в тот же вечер должен был уходить и Александр, потому что кончилась его служба на рыбачьей усадьбе. Леонарда сказала Александру:

— Переправь меня на другой берег, прежде чем уедешь.

— Куда ты собралась? — спросил он.

— Это тебя не касается, — ответила она.

Александр стал укладываться. Уложил своё имущество в узелок и сказал:

— Я готов.

Они спустились к проливу и вошли в лодку. А пролив Глимма вздулся от ледохода и полой воды, и опасно было переправляться через него.

Александр сидел на веслах и грёб. Немного погодя он сказал:

— Так, стало быть, ты выходишь за него замуж?

— Да, — ответила она.

— Это не я крал твои вещи, — продолжал он, — а твоя мать.

Она целую минуту смотрела на него во все глаза, потом воскликнула:

— Что ты говоришь?

— Она хотела поссорить нас. Но я подсмотрел, куда она прятала твои вещи, и выкрал их тебе обратно.

— Ты всё врёшь, — ответила Леонарда и не поверила ему. Цыган грёб всё небрежнее и небрежнее и не смотрел, куда идет лодка.

— А я не сделал тебе ничего дурного, — сказал он наконец. — Я мог бы стать дельным человеком, если б ты захотела.

— Да мне-то какое дело? — ответила она сварливым тоном. — Как ты гребёшь? Нас несёт на камень.

Он не изменил направления. Тогда она громко крикнула ему те же слова. Он сделал резкое движение, как бы для того, чтобы повиноваться ей, и переломил одно весло. Они оказались безпомощными.

— Ты сделал это нарочно, — сказала она, в первый раз испугавшись.

Он ответил:

— Ну да. Ты не попадёшь живою на берег.

Минуту спустя раздался пронзительный крик, лодка наскочила на камень, и у неё вылетел бок. В ту же секунду цыган очутился на камне. Он видел, как Леонарда несколько раз перевернулась, потом её подняло и опрокинуло головой вниз. Затем она закрутилась в водовороте и пошла на дно.

Их заметили с берега, и цыгана спасли.

И никто не мог ни в чём обвинить молодого Александра. У него сломалось весло, он не был виноват; а беда подстерегала Леонарду.

Эту историю рассказал мне сам Александр, в крепости Акерхус, где он сидел за насилие.