Онлайн чтение книги Воспитанник Шао. Том 1
Глава первая. КИТАЙСКАЯ ТЕМА

Тонкий шлейф синеватого дыма неторопливо, замысловатыми зигзагами, поднимался над настольной лампой, расстилался вширь, собирался непринужденной покачивающейся мощью в плотное облачко, подплывал к дальнему углу комнаты и, как бы сбрасывая с себя налет навесного, ненужного, резко, дружным потоком, вытягиваясь в таинственного немого джинна, всплывал к потолку. Словно отработанная мысль, приевшаяся и порядком надоевшая, уступает место новым идеям, легким посвистом он выходил наружу через скрытое вентиляционное отверстие.

В комнате окон не было, потому мудрено играющий дымок сигареты придавал некоторый живой облик мрачноватому помещению, в котором, кроме большого двухтумбового стола, пары широких кресел, стального шкафа и карт на стене, ничего не имелось.

И тишина: мерная, спокойная.

Полумрак. Библиотечно. Даже архивно. Кондиционер не позволял излишне расслабляться, выходить настроению из-под контроля. Трескучие голоса двух джентльменов заставили бы вздрогнуть случайных свидетелей непривычной резкостью и черствостью интонации.

– Да, для интервью, парень, ты сегодня выглядишь неподходяще. Налей виски, взбодрись.

Сидящий напротив пренебрежительно сморщился, но от предложения не отказался.

– Значит, утверждаете, что столкнулись с толково затушеванной от внешнего мира и довольно странной в поведении сектой.

Офицер иронично медлил. Глаза его надменно и высчитывающе смотрели в темень угла помещения. Но, по-видимому, подчинившись найденным соображениям, изменил характер взгляда. Тень сосредоточенности опустилась на лицо.

– Сэр, мне, наверное, не стоит категорично утверждать сказанное. Это мои выводы, сделанные в результате встречи с монахами.

– Как же вы вышли на этот монастырь?

– В приятной полосе случайностей, сэр. Нашим людям попались на глаза списки участников соревновании в одной из провинций. Конкретно: Рус Ли. В Китае подобные имена не встречаются.

Майор пригубил виски. Сосредоточенность не покидала его.

Тяжелые глаза полковника неотрывно следили за реакцией офицера. Он не столько хотел услышать из его уст, сколько прочесть по лицу и понять.

Но подчиненный не смущался под диктаторским взглядом начальника. С сытым видом довольного бюргера сносно отвечал на вопросы и только изредка нервозно поеживался от назойливо лезших в память неприятных воспоминаний.

– Майор Споун, а что за контора – Шаолинь-су?

– Шаолинь? – вяло, с нотками безразличия, переспросил офицер, – старый сарай, набитый сказками и байками. Афиша для туристов и любопытных. Сидит в нем заведомый старик. И, как давно заученное, бубнит интересующимся почти одно и то же. Хитер, бестия. И людей моих, похоже, раскусил. Никакой свежей информации, ни одного слова о том, что существует в настоящее время в монастырях западного Китая. И это лучшие агенты плелись с различными группами к прогнившему стойлу практически впустую.

– Не спешите с выводами. Споун. С хитрым противником нужно выжидательно действовать. Как знать, может этот архар не последнюю роль сыграет. Заранее ничего предсказать нельзя.

– Оно конечно. Но это упрямство сродни вызову.

– Пройдет. Слушаю вас дальше.

– Шаолинь пуст. Вывеска. Дальше темная яма, в которую ступить, не приглядевшись, опасно. Во всяком случае те лица, с которыми приходилось видеться, не внушают никакого доверия.

– Почему вы так решили? – недоверчиво бросил полковник. Его сигара трубно дымило на большущей пепельнице в виде авианосца с истребителями по бортам. Сам он, сплетя руки в пальцах и положив их на стол, снисходительно вслушивался в слова подчиненного. Полученные сведения удивили Динстона и озадачили. От майора он надеялся услышать законченный диалог с далекими монахами и приемлемые договоренности. Но ни то, ни другое достигнуто не было. И сейчас шеф китайского отдела служб Соединенных Штатов силился понять, что недоработано его людьми: недостаточная компетентность или совсем иные принципы существования монашеского клана, разговор с которыми так не вязался у Споуна.

– О'кей, – снова остановил подчиненного Динстон, – расскажите о монахах, только проще. Не укладывается в голове, что они так, только из своих соображений, не приняли столь выгодное предложение.

Теперь Споун в свою очередь посмотрел на шефа, как на неосведомленного.

– Не знаю, как и не знаю, за кого они приняли меня, но игра налицо. Маски у них надежные. Конечно, бутафорию переживаний я понял не сразу, несмотря на то, что вид их, поведение не совмещались со слышанным о них ранее.

Поначалу, довольно продолжительное время, пришлось нам ожидать в небольшой малоприятной комнатушке, пристроенной к монастырю у ворот. Сукины дети – они провели меня в первом раунде.

Споун деланно сплюнул.

– Не газуйте, майор, я вас понимаю. Представляют ли монахи что-нибудь серьезное для нас как потенциальные противники нашей миссии?

– Признаюсь, я в полном неведении об их возможном потенциале. Только одна подозрительность.

– Если можете, о каждом попробуйте.

– Двойственное чувство. – Споун отлег на станку кресла, густо задымил. – Когда они вошли, сгорбленные, шаркающие, я прикинул, что беседа много времени не займет. Но уселись перед нами с апломбом вселенских судей. Справа от старшего – настоятель монастыря, к нам немного боком, правая его рука не забывала подергиваться. Голову вперед наклонял, будто бы слабо слышал. Говорил еле слышно, хитро, с уловками. В основном только он с нами разговаривал. В центре старший, старейшина. Выглядел вполне прилично, хотя утверждают, что ему под сто. Только спящие глазки неподвижно следили за нами. Иногда кивал вслед сказанному. Прозорлив. Слова его опасны, сбивают с толку. Постепенно приходило в голову, что они не так дряхлы, как стараются выглядеть.

Слева от старейшины – Ван – Большой Чемпион. Его узнаешь сразу. Одноглазый. Ох и неистовый старик. Проще с самим дьяволом в карты собачить, чем с ним остаться с глазу на глаз. Вначале еще казался немощным. Но так его раздражали наши предложения, что злобный глаз его все время сверкал недовольством. После того, как он неожиданно вспылил при очередной перебранке, у меня отпали всякие сомнения в хилости здоровья монахов.

Темно-серые сутаны чисты. В каждом уверенность, спокойствие. Такое, надо отметить, несвойственное спокойствие: отвлеченное. Только Чемпион в заплатанном балахоне всяким жестом выказывал презрение к нам. Пальцы ежесекундно в движении, костяшки мозолисты, жестки. Одинокий глаз по-бычьи непримирим. Непокладистый.

– Ну что ж, – полковник продолжал пристально посматривать но Споуна, – описали вы вполне обстоятельно. Но, чтобы они ни говорили, верить надо настолько, насколько сказанное соответствует действительности. Она-то нам как раз и неизвестна. Придется ее поиски продолжать дальше.

Майор отложил сигарету.

– Тяжелый, неудобный народ.

– Не зарекайтесь.

– Нужны иные подходы.

– Но беспокойтесь. Мы уточним, что за гуси эти монахи. Они тоже смертные. И всяким человеческим их можно устрашить или приласкать.

– Естественно, – скорее для себя согласился офицер. – Но валюта как предмет воздействия отпадает.

– Запомните, – продолжал полковник указующим тоном, – нас всегда выручала информированность. Всегда. В мире нет второй фирмы, в которой бы было собрано больше сведений, чем в нашей. Нужно обращаться к экспертам, консультантам. Они буквальны в знаниях, хотя с них тоже нелегко выпытать нужное.

– Но что можно узнать у монахов про монахов? Что они исповедуют нам, если их ничего не влечет, ничего не интересует, если они ни к чему не стремятся.

– Послушайте, Споун, – полковник быстро нагнулся над столом, приближаясь к подчиненному. Майор вздрогнул от неожиданности. – Вообще-то следует знать, что китайская нация – нация раболепствующих плебеев. Несмотря на то, что они имеют свой апломб, любой нахальный прохожий влезь на бочку, гаркни смелее, топни зло на толпу, и она повинуется. Позже одумается, роптать начнет, но дело сдвинуто, и дальше нужно только умело верховодить. – Динстон выпрямился. – Подумать только, такую стену, как в Китае, могли сделать только они. Другим… – полковник махнул рукой.

– Здесь при толковых правителях давно могли бы стать мировыми гегемонами.

– Как знать, – возразил Споун, – может, это только начало стены…

Динстон прищурился. Неприязненные глазки внимательней ощупали подчиненного: «Не так-то он прост». И добавил уже спокойнее с большим оттенком равенства:

– Умеете импровизировать?! Похвально. Но не будем загадывать. Пока стена не так длинна и не столь опасно высока, нам, американцам, следует подумать, чтобы эта впечатляющая реликвия муравьиной нации для них осталась той стеной, за которую они, как за ворота запретной зоны, выходить без разрешения не смели бы. Ловите мысль?

Майор раздражающе ухмыльнулся.

– Сэр, сейчас молодежь гораздо сообразительнее, наглее. За «так» и «просто так» за воротами ее не удержишь.

Динстон засопел. Его глаза с еще меньшей любезностью отражали в своих напыщенных зрачках неясный силуэт собеседника.

– Вздор, Споун. Практика истории не имеет подобных случаев.

– Практика никогда не имеет случаев. Поколения меняются. Только почему-то сатанинская аналогия повторяется, из века в век.

Брови полковника круто поднялись,

– Ну, майор, где это вы набрались такой дряни?

– В России.

– Ну и ну. А я вас принимал за недоученного студента. Такие категоричные мысли. Вы не в меру резкий оппонент. Мне думается, если бы вы хотя бы чуть-чуть воздерживались, исход переговоров с монахами мог бы быть более приемлемым.

– ?..

– Не представлял я, что вы можете мусолить идеи, против которых мы и крутим всю кашу в мире.

– Оставьте, сэр, не то, чего доброго, я могу оказаться розовее вас.

– Может статься. Конечно, молодость категорична. Если не ошибаюсь, вы тридцатого года рождения.

– Не ошибаетесь, сэр.

– Оставим болтовню бесплодных домохозяек. Мы здесь не для определения ваших политических наклонностей. Поверьте, мне это ни к чему. Если компетентные службы нашли нужным прислать вас сюда, значит вы удовлетворяете требованиям данной миссии.

– А вот я уже не придерживаюсь этой точки зрения.

– Это потому, что вы не знаете всей сути. Но об этом позже, – Динстон замолчал, въедливые глазки немигающе уставились на неясные очертания подчиненного. – Нелогично, конечно, было бы полагать, что первый визит сложится удачно. Но убежденность успокаивала, что вы сможете заложить ту базу, с которой мы можем вести дальнейшие переговоры более маневренно. Ничто не сильно во взаимоотношениях сильных так, как слово истинной силы. Оно единственное может решить исход многих начал. Там, где не умеют или не хотят добиться желаемого словом, начинается резня, – полковник мотнул головой. – Так с людьми, которых видишь впервые, нельзя. Пусть они нули, несведущи. Но и они вправе посмеяться вслед вам и указать, что янки как были примитивны во взаимоотношениях с прочими народами, так и остались.

Споун недовольно поднял голову, отложил сигарету.

– Не скрою, сэр, мне нечем было крыть доводы монахов. Они диктуют условия. Но, уверяю вас, с ними я остался почтителен и ничем не стремился вывести их из себя. Если это и случилось, то благодаря Вану. Он не придерживался этикета. Первый визит был обречен изначально. Сошлись два крайне разных мира и представления о жизни. Это во многом сместило мои собственные мысли к порогу большей реальности. Стало наглядно ощутимо, что независимые группки и регионы запросто плюют на нас, не желая приближаться к пониманию наших догм.

– Это у вас после встречи с ними появилось столько желчи?

– Какое это имеет значение? Важно, что я хотел бы сейчас оказаться где-нибудь в Париже или Монте-Карло.

– Согласен с вами, майор. После нескольких месяцев в Китае я твердо уверовал, что нельзя верить ни китайцам, ни женщинам, ни падшим физически или духовно.

Споун просто отмахнулся от подозрительно явного намека.

– Ну, хорошо, – продолжал Динстон, – не стоит принимать близко к сердцу шутки начальников. На какой сумме вы остановились?

– Мы не останавливались. Цену назвал я. А они мне довольно своеобразно дали понять о такой высокой духовной материи и такой низости материального бытия, что выше четырехсот тысяч я уже не решался предлагать.

– Да, они опытнее вас. Знают, в какую сторону загибать, чтобы лишить контраргументов. Но ничего, майор, вторая ваша поездка будет удачнее.

– Но будет ли она оправдана, сэр?

– Что за тон, майор Споун?

– Видите ли, дороги Китая так щедро кишат разбойничьими шайками, что просто не представляю, как они сами пользуются ими.

– Майор, – глаза Динстона стали жесткими, лицо неподвижно и скупо, – о трудностях передвижения по здешним дорогам изложите как-нибудь в мемуарах. Я не буду возражать, если вы там что-нибудь от себя добавите. Но приказ извольте не обсуждать. От вас, боевого офицера, непривычно подобное слышать. Сейчас, чтобы успешно противодействовать затаившимся схимникам, нам требуется как можно более полная информация о них. Поэтому и ездить к ним придется не раз и не два. Прощупывать всевозможные каналы! Думаю, что эксперт по Китаю при торговом представительстве, мистер Маккинрой, даст нам полезную информацию. Он здесь четыре года, китаевед, подскажет, с какой стороны лучше подобраться. Сейчас меня больше настораживает сдержанность монахов. Как вы думаете, могут отшельники догадываться о наших истинных целях?

Споун сидел и старательно дымил, чтобы периодически прятаться от назойливых глаз шефа.

– Мы не так долго были вместе. И еще меньше разговаривали. Невозможно что-либо выделить из сказанного ими.

– Хорошо. Принимайте к действию вторую группу. Начинайте собирать необходимое. Через два дня, в шесть вечера, с докладом, здесь. Можете идти.

Споун встал, церемонно кивнул, бесшумно вышел. Тяжелая дверь медленно вернулась на прежнее место.

Несколько секунд Динстон смотрел вслед. Дымок неясно очерчивал силуэт майора, искажая форму, вытягивался и убегал под потолок. Когда весь сигаретный дым исчез, полковник иронично скривился в адрес подчиненного.

Через несколько минут должен войти Маккинрой. В Штатах ему настоятельно советовали придерживаться советов этого эксперта. Но сможет ли он что-нибудь привнести сокровенного о монахах.

Динстон отрешенно смотрел на свой профиль, отраженный в лакированной стенке пепельницы-авианосца. Искривленная рожа в изогнутой плоскости была ему противна. Он заскрипел зубами. Воинственный лик в сферической части уподобился широкой морде глупого китайца, с мятым носом, растянутым ртом. Почему-то представилось, что и в разговоре с узкоглазыми он выглядит обывательским простофилей: этаким китайским болванчиком.

Чего же ты хочешь? Пятый месяц в Китае. Поначалу все представлялось очень просто: завербовать какого-нибудь тибетского монаха, посвященного в тайны воздействия на человеческую психику, его волю, желания. Но немудреное задание на поверку оказалось трудно разрешимой задачей. Еще и неизвестно, чем все кончится. Все начала разбиваются о непроницаемые души несговорчивых монахов.

Каждый месяц приходится являться в штаб-квартиру с отчетом. А что он может доложить? То, что на подходах к монастырям гибнет определенное число агентов и завербованных.

Почему монахи не идут ни контакт? Почему особое раздражение вызывают у них иностранцы? Хозяин насторожен, если посетитель близок к заветной цели. Неужели Управление на верном пути? Осталось только выбрать оригинальную легенду, чтобы схимники меньше опасались. Но доклад Споуна наводит на мысль, что даже прилично закамуфлированным идеям ничего не стоит провалиться. Нужен нажим, нажим извне. Руководство торопит. Параллельные исследования зашли в тупик: препараты, изготовленные в лабораториях, на поверку оказались не так надежны и не так чудодейственны, как рассчитывалось. А вот сведений, что в Тибете имеются успехи, собрано немало. Неизвестно, каким путем местные добиваются этого: травами, алхимией, магией или еще чем-то, но факт установлен, и он, полковник Динстон, наделенный большими полномочиями, находится здесь. Но результата пока никакого. Даже службы Китая нейтральны в содействии. Неужели монахи обладают столь большой независимостью? Вопрос…

Динстон настолько углубился в свои размышления, что резко вздрогнул от неожиданно появившегося луча коридорного света. Прошло еще время, прежде чем он разглядел хитроватую усмешку на довольном лице Маккинроя.

Вид и манеры эксперта не импонировали жестким понятиям Динстона о современном мужчине. С жестами учтивого джентльмена, тот более походил на высокородных сэров, нежели на какого-то мало известного чиновника. Роста выше среднего, блестящие смоляные волосы, ровные картинные залысины. Взгляд затихшего аристократа перед крупным карточным выигрышем – Маккинрой производил впечатление человека, полностью осведомленного о состоянии дел вокруг него, всегда готового дать критическую оценку обсуждаемому. Люди его склада никогда не тушуются, уверенные в себе, в полемике они умело заставляют оппонента потерять почву под ногами.

Втайне Динстон завидовал им: они эрудированны, закончили лучшие колледжи, высоко котируются в высшем свете. Элита, к которой терпеливо подбирался он, Эдвин Динстон, но с которой нелегко будет ужиться. В своей практике всячески стремился подсидеть выходцев из высоких слоев. Но сейчас он зашел в тупик, и помощь эксперта ему была просто необходима.

– Хэлло, мистер Маккинрой, присаживайтесь.

– Хэлло, господин Динстон. Судя по вашей хмурой внешности наш идейный плащ прохудился. Скоро за кинжал возьметесь!

– Шутник вы, мистер, шутник. Хотел бы и я быть в таком же прекрасном настроении и так же сыпать остротами. Не скрываю, нахожусь в некоторой растерянности. Нуждаюсь в вашей консультации. Миссия, с которой мы здесь, по всем соображениям заходит в тупик. Не могу уяснить, кто и в чем нам может помешать. В двух словах дело обстоит так: у монахов тибетского района имеется послушник европейской национальности. Там он воспитывался и прошел почти полный курс обучения премудростям восточной борьбы. Нам он нужен, как специалист прикладного единоборства для обучения нашей агентуры. Как вы должны понимать, в некоторых нюансах нашей работы последний акцент нам приходится тщательно скрывать. Хитрить, потому что они ни в какую не согласятся выносить свои тайны за пределы стен монастыря. В предварительных условиях указано, что мы приобретаем его с целью агентурной помощи для некоторых наших служб, как агента-телохранителя. Они согласны на некоторый обоюдно договоренный срок, после чего воспитанник возвращается обратно. Главное выманить его за стены мертво живущей обители. А там, думаем, он не откажется от жизни, которую сможем ему предложить. Но эти воинственные аскеты не согласны даже на частичные условия. Сможете ли вы что-нибудь пояснить в данной ситуации?

– Могу, господин Динстон, конечно, могу. Но, как говорится – ваша фирма, наши..

Маккинрой недвусмысленно замолк, как бы соглашаясь со сказанным ранее.

– О, не сомневайтесь, мистер Маккинрой. Наша фирма уважает содействующих. Сумма, соответствующая весу сказанного, надежно пополнит ваш счет. Вопрос, с которым мы здесь задержались, принципиален для наших боссов, и они хорошо заплатят, лишь бы не тянуть с ним.

Эксперт удовлетворенно кивнул..

– Если вас не затруднит, расскажите мне подробности первого визита. Но главное, что за человек ездил в монастырь. Ваше личное отношение к Китаю и его гражданам.

– Даже не знаю, что сказать. Для такого щепетильного вопроса был послан человек, недостаточно отвечающий нужным требованиям. Мне думается, с китайцами могут разговаривать сами китайцы.

– Здесь вы на удивление точны, господин полковник, – манерно стряхивая пепел, подтвердил эксперт.

– Сам визит ничего не открыл, кроме новых вопросов, которые меня настораживают. О китайцах я нечего не думаю – плебеи, которыми нужно достаточно ловко манипулировать. Наглы, хитры. Побудешь среди них и таким дурачком себя ощущаешь, будто всю жизнь и был им. Терпкая нация.

Маккинрой расхохотался.

– С пристрастием, но верно. Видно, пресытились китайской действительностью, коль она вам так больно в почки засела.

– Не стоит отнекиваться. Все так. Но дурно то, что я в положительном исходе начинаю сомневаться.

– Пройдет.

– О, мистер, вы утешаете меня, как я несколько минут назад успокаивал подчиненного.

– Только прошу, не обижайтесь. В принципе я понял ваши трудности. Идти с голыми руками к китайцам то же самое, что угрожать бананом стаду обезьян. Засмеют. Но начнем. Первые ваши трудности связаны с самым обыкновенным незнанием как самих китайцев, так и образа их мышления: того уклада обыденной жизни, который не отвечает нашим понятиям. Не сочтите за дерзость: сколько вы в Срединной?

– А что это за район, мистер Маккинрой?

– Китай!

– Вот как?..

– Это не последнее, и все же?

Динстон помялся, как запнувшийся, не уверенный в себе ученик. Пожал плечами.

– Пятый месяц. Но не думаю, что это какое-то упущение.

– Нет, конечно, но… влияет.

– В каком смысле?

– Думаю, что не так вы взялись, не с того конца. Нация, господствующая на данной территории, сложная по характеру и отклонениям от общепринятых понятий. Этикет при деловой обработке с ними нужно соблюдать от первых до последних поклонов. И прежде всего уважение, учтивость. Подчеркиваю.

– Но не может же это в серьезной степени влиять именно на ход переговоров. Здесь главное – выгода. Ее мы и предлагаем. Но… – недовольная мимика Динстона начала преобладать.

– В том-то и дело, что может. Такой они народ. Улыбнись, поклонись. Сделай удачный комплимент. Другом будешь. Но если вы будете действовать на гоп, с позиции требующего, то, боюсь, дело застрянет. Китай – не мелкая нация.

– Это тот уровень дебатов, который меня никогда не интересовал и ни к чему не обязывал. Мой круг исполнительских интересов не затрагивает побочно существующих моментов. Если бы миссия, с которой я прибыл сюда, была бы признана трудной, как вы считаете, то уверен, в Китай прислали бы специалиста более узкого профиля.

Динстон уловил в глазах Маккинроя необъяснимые хитринки. «Может, этот лукавый тип более догадлив, чем рисуется со своей светской простотой», – подумал он.

– Но понимаете вы, как далеки от Поднебесной те, кто не находится на ее земле?

– Вот с этим я согласен.

– Руководство поспешило, не зная сути. Оно заранее обрекло вас на неудачу.

Динстон резко выпрямился.

– А вот с этим я в категоричной форме не согласен. Откуда такой пессимизм, мистер Маккинрой?

Угрожающие нотки в голосе выдавали раздражение полковника.

– Не так уж они просты и податливы, как кажется из-за океана.

– Верю вам. Ну и что же? Я доверяю изложениям специалистов, но, думаю, вы сгущаете краски.

– Китай всегда был загадкой для исследователей.

Многогранен и искрист, как никто другой: то ли темный котел, то ли сверкающий водопад.

– А ваше мнение?

– Нужно с ними дипломатичнее. Терпеть и понимать.

– Это вам нужно. Для этого вы здесь. Мне нужно удачно завершить начатое.

– Я понимаю ваше нетерпение. Но все же, пока вы здесь, нужно показывать, что вы в курсе местных порядков и не менее воспитаны, чем они.

– Я постараюсь следовать вашему совету. Время рассказать, если, конечно, вам известно, про эти, укрытые от цивилизованного глаза, монастыри.

– О, это длинная история, требующая при пересказе очень много отступлений и дополнений, чтобы быть достаточно объективным.

– Ничего, не глупый, пойму.

Маккинрой изящными движениями раскурил сигару, предложенную щедрым жестом полковника. Сейчас он более походил на интригующего рассказчика, который стремился не столько посвятить в тайны, сколько привлечь особенностями их смысла.

– Вообще, по тем социальным и внутриполитическим условиям, что сложились в Китае в силу самобытности народа, только там и могла практика рукопашного боя достигнуть совершенных высот. В некоторых монастырях, где издавна сложилась база для теоретических и практических изысканий в повышении мастерства ведения поединков (тех групп, которые входили в какие-либо союзы бунтарского действия или политического сопротивления), жизнь заставляла со всей ответственностью и исследовательской тщательностью отнестись к способам защиты от нападений многочисленных противников. Со временем была разработана и система скрытой неудержимой атаки. Постепенно обычный вид уличной драки и боевого поединка перерос в стенах монастырей в редкое по зрелищности, удивительное по совершенству искусство единоборства. Соперничество переросло не столько в превосходство физических данных противников, сколько в противоборство мысли. Согласитесь, для столь сурового места и такая демократичность.

– Да, да, – поспешно заверил Динстон.

– Китай всегда оставался самой демократичной страной среди остальных.

– Не уверен, но прошу вас, мистер, не отходите от сути, не путайте меня.

Эксперт поднял палец.

– Так называемые стили ведения боя. Какой из них практичней, совершенней, доказывалось в смертельных поединках членов соперничающих школ.

– А вот это уже демократично, – перебил на фразе Динстон.

– Время было такое. Хотя, надо отметить, в Китае оно всегда такое. Без этих проломных усилий вид рукопашных схваток так и остался бы на уровне дилетантской дубинки. Только на тех высотах, в решающих схватках, когда дыхание смерти явно затрудняет рабочее дыхание, натренированное свойство сохранять самообладание, управлять в критические минуты своим разумом, подчинять тело воле, подавлять панические инстинкты, добывались важнейшие элементы слагаемых побед. Этим познаниям способствовало то, что в Срединной издавна существуют тайные организации и еретические секты, как элемент китайской действительности. Сохранение жизни в условиях преследования и террора играло не последнюю роль в том, что все братства оказались живучими и исторически постоянными. Сложилась следующая закономерность: чем серьезнее организация, настойчивей в достижении всеобщего равенства и братства, тем глубже познание тайн человеческой психики, ее невидимых особенностей, выше индивидуальное мастерство, крепче боевой и братский дух среди самих членов.

– Это уже существенней для понимания монастырей. Может, мы на такой наткнулись? – прервал речь Динстон.

Эксперт кивнул, подчеркивая значимость и своих слов, и вывода полковника.

– В действительности эти организации и оказались более стойкими, имеющими значительное влияние на низы общества не только в целях борьбы с угнетателями, но и в формировании того китайского духа гегемонизма, особенностей нации, с которыми быстро согласились правящие слои и который так неудобен для нас.

Одной из таких еретических сект, до последнего времени выступавшей за равенство и братство, справедливость, за Китай для китайцев, являлся «Белый лотос». Самая долгоживущая и значительная секта из всех прошедших по истории страны. Именно от нее отделялись новые братства, увеличивая и без того многомиллионные тайные сборища Срединной, собирая по существу всю Поднебесную в единую монолитную систему, способную вершить большими делами на всех уровнях внутригосударственной жизни. Эти же дочерние секты – «братства» в основном оказывались вывесками, надежно прикрывающими собой от губительных мер центра базы и видимость «Лотоса».

– Круто. Каково положение с обществами сейчас?

– Сложно судить. Все они запрещены. Некоторые легализованы, стоят на учете. Но для китайцев всегда мало значит голос центра. Любой указ, идущий из столицы, разбавляется, затухает. Не имеет поддержки в народе. Думаю, что если присмотреться к жизни монастыря, можно будет что-либо определенное сказать.

– Представляют ли монастыри какую-либо опасность для общества?

Маккинрой пожал плечами, подвергая сомнению слова полковника:

– Вы не так меня поняли. Монахи не имеют выхода в свет. Закупоренный сосуд…

– Тем и опасней! Этот сосуд в любой неизвестный для наблюдателя момент может взорваться.

– Ого, глубоко вглядываетесь! Мне всегда импонировало чувство наших рыцарей видеть опасность там, где простой мирянин ее не осознает.

– Я принимаю вашу наивность, мистер, но все же почему в вас сквозит столько иронии?

– Наверное, потому, что для Великой Америки темные сутаны не могут представлять грозящей опасности.

– Не представлять.. Это сейчас. Вы просто чиновник, клерк. Вы не имеете ответственности за будущее страны, потому и смотрите на все через призму защищенной беспечности. Мы не имеем права так предаваться необоснованному благодушию и спокойствию. Потому мы не выжидаем. Мы обязаны знать, что где творится и кто чем дышит. Всякая крамола не опасна, если о ней известно заранее.

– Я приветствую это, господин полковник. Только прошу, не действуйте напролом. Нахрап не поможет. Настоятели и старейшины очень обидчивы, самолюбивы, непомерно горды с иностранцами. Лучше самый обходительный такт, лучше переиграть. Это они легче воспринимают. Сейчас в Срединной крутые времена. Лучше не поднимать со дна и не мутить неспокойные воды монашеского омута.

– Ваш юмор с опаской, но мне нравится, что в нем много оптимизма.

– Видите ли, китайцы не оставляют места для бравады, потому приходится сначала думать.

– Хорошо. Надеюсь, мы не намного отклонимся от ваших предостережений.

– Это будет вашим самым сильным козырем в общении с монахами. Но, как вы думаете, не будет ли полезным, если я с майором навещу монахов в следующей встрече?

– О'кей, я уже подумывал предложить вам именно это. Но, так как вы выразили согласие, осталось решить, в качестве кого вам следует там появляться. И еще: майор выражает опасение за сохранность собственной персоны. Каково вам? Вам придется ехать при полном изменении личности.

– Не думаю, что это обязательно. Для них я мелок и неинтересен. Всего лишь эксперт. Могу предположить, что если было нападение на группу Споуна, значит, монахи о многом извещены. Просто так в Китае редко нападают. У них еще высокое поклонение перед транспортом, особенно в западных районах. Машина у них ассоциируется с силой, могуществом.

– Тогда все, вами прежде сказанное, приобретает иную окраску.

– Да. И, по-видимому, этот монастырёк, в который вы пожаловали, далеко не так безобиден, как можно предполагать.

– Придется со всей серьезностью отнестись к ним.

– Только почтительной вежливостью можно вызвать их на некоторую долю откровенности.

Динстон с той же внимательностью наблюдал за экспертом. Положительно он ему начинал симпатизировать. Этот с плеча не рубит. В нем самом много от китайцев проявляется, И, знает он их, видимо, неплохо.

– Мистер Маккинрой, – полковник не торопился. Еще и еще раз оценивал возможности специалиста. – Вам не доводилось слышать или встречать в каких-либо письменных упоминаниях о применении тибетскими магами и прочими мудрецами средств воздействия на волю и психику людей?

Маккинрой удивленно развел руками.

– Конкретно нет, хотя досужие вымыслы наполняют пространство вокруг уст болтунов.

– Но ваше мнение, и почему досужие?

– У меня нет никакого мнения. Не задумывался. Но байки и сказки у всех народов имеются.

– В данном случае я веду разговор не о байках, но об оружии как таковом. Ведь не можете же вы отрицать возможность подобного?

– Отрицают только невежды. Но и вы меня своей формулировкой в угол загнали.

– Так что вы думаете? – Динстон напрягся.

– Ровным счетом ничего. Фактов никаких не имею.

– Но считаете опасным, если что-то из этого арсенала может появиться у какой-либо агрессивной кучки маньяков.

– Несомненно.

– Не настораживает ли вас, что упорство затронутого монастыря может иметь под собой почву в стремлении сохранить имеющиеся секреты.

Маккинрой глубоко вздохнул. Растерянно вытер лоб.

– Ну, вы меня снова… господин полковник. Все это, конечно, разумеется, но и ваши соображения мне кажутся плодами профессиональной подозрительности.

– Мы должны подозревать. В этом наша работа. И поэтому возможные очаги следует проверять, изучать, чтобы не оказаться в один прекрасный во всех отношениях момент на краю гибельной ямы.

– Меня успокаивает, что у наших высоких умов столь глубоко работает инстинкт самосохранения. Господин полковник, я прекрасно вас понял; если что-либо достигнет моих ушей, немедленно найдет и ваши.

– О'кей, мистер Маккинрой, это я и желал услышать от стопроцентного американца.

Маккинрой встал, показывая, что пора уходить.

– Постойте, самое главное, ради чего я вызвал вас к себе.

– Слушаю, сэр.

Эксперт остался стоять, осторожно взирая на полковника.

– Я надеялся, что вы мне сможете назвать человека, который, наверняка, сумеет местные спецслужбы обратить лицом к нам.

– А что, разве китайцы пасуют?

– Не знаю, чем объяснить их сдержанность.

– Лицо имеется влиятельное, но оно дорого стоит.

– Я уже ставил вас в известность.

– Понял, господин полковник. Завтра вас известят.

– Прекрасно!

– О'кей, господин полковник!

– О'кей!

Динстон остался один. «Ну и бестия. Такая же, как китайцы, – неудовлетворенно хмыкнул он, – говорил, говорил, но ничего толком и не высказал. Ждет взноса. Пять тысяч должно его успокоить».