Онлайн чтение книги Время лживой луны
Глава 5

Пилот не стал сажать вертолет – не было у него такого приказа. И желания, судя по всему, тоже не возникло. Машина зависла в полуметре над рыжей, измятой, спутанной, будто нечесаные космы старой ведьмы, травой. Дождавшись, когда ребята выкинули из десантного отсека все свои пожитки, пилот сделал короткий жест рукой – не то удачи пожелал, не то хотел сказать, мол, дальше сами, как знаете, – и потянул вертолет вверх, в пожухлое серое небо, готовое вот-вот начать кропить землю мелким пакостным дождичком.

Приложив ладонь козырьком ко лбу, сержант Макарычев посмотрел вслед улетающему вертолету.

Стецук недовольно пнул ногой рюкзак.

– И что, дальше пешком?

Сам ведь прекрасно знал, что других вариантов нет, но ради проформы решил права покачать.

– А что бы ты хотел? Водные лыжи? – усмехнулся Дробинин.

Игоря Дробинина предложил Макарычеву в группу Безбородко. Лев Феоктистович отрекомендовал парня как лучшего в восточном полушарии техника-универсала.

– В какой области? – решил уточнить сержант.

– Да практически в любой, – скромно потупил взгляд Игорь. – От телескопа до комбайна. Все, что можно разобрать, я потому и собрать сумею. Даже из других деталей.

Макарычев недоверчиво почесал за ухом.

– Почему только в восточном полушарии?

– А те, что в западном, нашим в подметки не годятся.

На деле оказалось, что Игорь все же самую малость приврал. Он действительно мог разобраться с любым техническим устройством, но было у него одно слабое место – фонарики. Самый обыкновенный ручной фонарик отказывался работать, стоило только Дробинину взять его в руки.

– Ничего не понимаю, – в отчаянии разводил руками Игоряша, глядя на детали разобранного фонарика. – Тут ведь и ломаться-то нечему! Корпус, рефлектор, лампочка, пара контактов и батарейка!

Дробинин собирал фонарики, щелкал выключателем, стучал корпусом по ладони, пытался как следует встряхнуть – одним словом, делал все, что делает обычный человек, пытаясь заставить снова гореть внезапно потухший фонарь. Но ежели обычному человеку подобные фокусы порой удаются, то Игоряше погасший фонарик еще ни разу даже не подмигнул веселым желтым глазом.

– А почему нам никакого средства передвижения не дали? – недовольно поинтересовался Стецук.

– Это ж болото, – отозвался Портной. – Здесь только пешком.

Вертолет высадил группу на небольшой открытой площадке, со всех сторон окруженной странным, похожим на мертвый, лесом. Нет, не лесом даже, а диковатыми зарослями, здорово смахивающими на декорации к низкобюджетному постапокалиптическому фильму. Казавшиеся ободранными стволы деревьев, забыв о том, что такое вертикаль, клонились в разные стороны под самыми невообразимыми углами; ветки, облепленные чахлой бурой листвой, переплетались, ломались, тянулись не то вверх, ближе к солнцу, не то к земле, чтобы спрятаться в собственной тени. Просветы между покосившимися стволами казались провалами в полную, абсолютную, смертельно холодную пустоту.

– Я видел в буржуйских фильмах, – Стецук достал сигарету и закурил. – Там у них полицейские разъезжают по болотам на плоскодонных корытах со здоровенными пропеллерами сзади. Очень здорово, скажу я вам, разъезжают!

– У них там болота другие, – Дробинин вытянул из общей кучи свой рюкзак, достал из бокового кармана переносную рацию.

– Как это – другие? – прищурился Стецук недоверчиво, а может, ему сигаретный дым в глаз попал.

– Мангровые леса, притопленные водой разлившихся рек.

Игоряша щелкнул переключателем. Рация тихо пискнула в ответ.

– А у нас что? – не унимался Стецук.

– Сам попробуй, – Портной подпрыгнул на месте.

Почва под ним просела, слегка колыхнулась и вернулась в исходное положение. Такое ощущение, будто под ногами лопнувший, а потому потерявший упругость надувной матрас.

– Ты на вводной лекции спал, что ли?

Макарычев достал из переноски Спиногрыза и посадил себе на плечо. Кот устроился поудобнее, поджал под себя лапы и потерся щекой об ухо сержанта.

– Почему это спал! – обиделся Стецук. – Просто лектор был какой-то скучный… Говорил мудрено… В общем, я не все понял…

– А потому задремал, – закончил за ефрейтора Игоряша.

– Ну и что, – недовольно скривился Стецук. – Подумаешь, болото. Какая мне разница, сколько там метров до грунтовых вод и какая толщина торфяного слоя у меня под ногами! Я усек главное – вопреки устоявшемуся мнению, в нашем болоте невозможно утонуть!

– Ошибочка, ефрейтор, – Портной поднял затворную раму автомата, дунул под нее и коротким ударом тыльной стороны ладони поставил на место. – Утонуть в болоте можно очень даже запросто. Если в бочаг свалиться. Однако, вопреки устоявшемуся мнению, трясина не засасывает попавшего в нее человека. Но зато держит так крепко, что без посторонней помощи не выберешься.

– Ну, а я про что! – как ни в чем не бывало соврал Стецук.

– Все, закончен перекур, – скомандовал Макарычев, хотя из всей группы курил один Стецук.

Подхватив свой рюкзак, сержант закинул его на правое плечо, а затем осторожно, стараясь не потревожить задремавшего, а может, только делающего вид, что дремлет, кота, продел в лямку левую руку. Нож – за пояс, автомат – на шею, пистолет – в кобуру. Четыре гранаты – две осколочные, две нелетальные – в карманы разгрузочного жилета. Туда же – запасные обоймы, бензиновую зажигалку, крошечный фонарик-карандаш, плоскую коробку аптечки первой помощи.

Все.

– Проверили ПДА.

Макарычев оттянул рукав куртки. На небольшом плоском дисплее горели девять зеленых крестиков. Девять человек его команды. Все они могли видеть местоположение друг друга, если расстояние между ними не превышало полутора километров. Также ПДА давал возможность обмениваться короткими текстовыми сообщениями, передающимися в кодированном формате.

– Порядок.

– У меня работает.

– Все нормально…

Семь человек в команде были солдатами из взвода сержанта Макарычева, которые, так же как и он, согласились поменять место службы. И вроде никто пока не жалел. Восьмым был Игоряша Дробинин. Девятым – Петр Петрович Синеглаз. Он был немногим старше других, однако все его называли только по отчеству – Петрович. Синеглаза предложил Макарычеву в группу все тот же Безбородко. Лев Феоктистович определил Петровича как аналитика. Однако в группе все его называли просто всезнайкой. Петрович и в самом деле знал, казалось, все обо всем. А что не знал, легко мог отыскать среди вороха информации, который другому показался бы стогом сена, в котором надо найти иголку. Он всегда носил с собой небольшую, герметически закрывающуюся металлическую коробочку, похожую на портсигар, в которой были сложены флэшки с самой дорогой для Синеглаза информацией. На первый взгляд могло показаться, что хаотическая груда данных из самых различных областей знаний вряд ли могла найти какое-то практическое применение. Однако выданная в нужный момент и правильно использованная информация порой могла помочь выбраться из затруднительной ситуации. А то и жизнь спасти. Единственная проблемка заключалась в том, что сам Петрович редко делился с кем бы то ни было имеющейся у него информацией. Ее у него нужно был вытягивать. Макарычев считал, что такова уж была натура этого в высшей степени необычного человека. А вот Стецук полагал, что Синеглаз чах над своими гигабайтами, как скупой рыцарь над златом. А потому, по словам все того же Стецука, Петровича следовало не раскручивать на информацию, а раскулачивать. Вот только как это осуществить на практике, ефрейтор не знал. Надеясь подбить клинья под Синеглаза, он то и дело пытался втянуть Петровича в мудреные философские беседы. Вот только философ из Стецука был никудышный. А другого такого молчуна, как Петрович, нужно было еще поискать.

– Герасим, давай направление.

Прозвище Герасим еще в роте прилипло к Сергею Пущину. Почему – никто уже и не помнил. Странно, ведь даже по отчеству он был не Герасимович, а Алексеевич. Однако ж как пошло – Герасим, Герасим, – так и осталось. Будто второе имя, что дают шаманы новорожденным, дабы настоящее никто не знал, а значит, и вреда колдовского причинить не мог.

Пущин неторопливо – он все делал очень внимательно, серьезно, основательно и не спеша – открыл электронный планшет, с виду вроде как самый обыкновенный, но на деле прошедший высокопрофессиональный апгрейд в какой-то спецлаборатории, контакты с которой поддерживал Безбородко. Такому планшетику позавидовал бы сам мистер Бонд. Фокус заключался в том, что открытые коды доступа электронного планшета позволяли комбинировать его основные функции в любых сочетаниях, что могло привести и порой действительно приводило к самым неожиданным результатам. Так, например, однажды планшет начал сам по себе выдавать пророчества в духе «И-Цзынь». И что самое удивительное, несмотря на то что пророчества были весьма туманные, расплывчатые и неопределенные, все они сбывались! Пораженный таким открытием, Пущин хотел было всем о нем рассказать, но, подумав малость, отказался от этой идеи. Ребята, если узнают, либо засмеют, либо начнут использовать его как рыночную гадалку. Скорее всего, и то и другое разом – будут смеяться и просить погадать. А Безбородко может и отобрать планшет, чтобы его в лаборатории заново протестировали. Герасим же привык к планшету и не хотел с ним расставаться. Это ведь все равно как старый, добрый, самолично пристрелянный карабин взять да с ходу, не глядя, поменять на такой же, только новенький совсем, в заводской смазке, вощеной бумагой обернутый. На такое ж только круглый дурак пойдет.

– Туда! – указал на северо-восток Пущин.

– Вот чем мне Герасим нравится, – Стецук локтем толкнул оказавшегося рядом с ним Муратова, – своей конкретикой и определенностью. Никаких тебе азимутов, никаких координат. Широта, долгота, склонение – показуха одна. Герасим сказал конкретно – туда! Значит, туда конкретно и идем! Никаких больше вопросов! Все!

– Это ты к чему? – Муратов непонимающе посмотрел на разговорившегося ефрейтора.

– Не люблю ходить по азимуту, – недовольно буркнул в ответ Стецук.

– А ты по нему ходил? – Портной рукой отвел в сторону мешающую пройти ветку.

– Я заранее знаю, что мне это не понравится, – сказал, чтобы отвязаться, Стецук и, сделав несколько быстрых шагов вперед, нагнал Синеглаза. – Слушай, Петрович, а живность на этих болотах водится?

– А как же, – сдвинув брови, аналитик придал лицу серьезное, можно даже сказать, озабоченное выражение. – Жизнь – она повсюду.

– Не, я не о планктоне, – помахал рукой Стецук. – Я имею в виду что-нибудь крупное, – ефрейтор руками обозначил размер интересующего его объекта, примерно с бульдога. – Такое, что за ногу цапнуть может.

– По плану мы должны выйти к объекту через четыре часа, как раз к темноте, – сказал, обращаясь к Пущину, Макарычев.

– По плану – должны, – кивнул тот.

– Дойдем? – сержант почесал за ухом сидевшего на плече кота.

– Дойдем, – кивнул Пущин. – Если не застрянем где-нибудь, – и, как будто извиняясь за собственную ошибку, добавил: – Идем-то по бездорожью.

Для того чтобы ходить по болоту, требуется особый навык. При каждом шаге плотный слой дерна сначала проседает под ногой, а затем чуть подается назад, а то, и того хуже, начинает плыть в сторону. Человеку кажется, что он постоянно теряет равновесие – и чисто психологически неприятно, и на вестибулярный аппарат действует не самым лучшим образом. Это все равно что ходить по палубе раскачивающегося на волнах корабля, когда ровная, казалось бы, поверхность то и дело пытается выскользнуть из-под ног. Для того чтобы не размахивать руками, не делать неверных шагов и не шататься, как болванчик, из стороны в строну, нужно поймать верный ритм движения. Что удается далеко не сразу. И далеко не каждому.

Петрович помахал рукой, отгоняя от носа здоровенного слепня.

– Крокодилов здесь точно нет. Но водятся выдры.

– Выдры разве кусаются? – удивился Стецук.

– А почему нет? Еще как! К тому же они, случается, бешенство разносят.

– От бешенства у меня прививка, – усмехнулся Стецук.

– А как насчет змей? – лукаво прищурился Петрович.

– У Егоркина, – кивнул на медика Стецук, – чемодан с сыворотками и антидотами.

– Про змею-минутку, надо полагать, ты тоже все знаешь… – Петрович снова отмахнулся от надоедливого слепня и с безразличным видом посмотрел в сторону.

Ну, прямо турист в окружении античных руин, сомлевший на жарком солнце и думающий уже не об окружающих его красотах, а лишь о теньке и холодном лимонаде.

– Что за минутка такая? – напрягся Стецук.

– Ты же был на лекции, – даже не взглянул на ефрейтора Петрович.

– Ну, был… Допустим…

Стецук с опаской посмотрел на Макарычева. Но тот был занят разговором с Герасимом.

– Что тебе не нравится? – напрямую спросил у Пущина сержант.

– Нет сигнала маяка, – Герасим показал сержанту планшет, нажал на кнопку масштабирования и, коснувшись пальцем дисплея, отметил точку в левом верхнем углу. – Здесь с вертолета был сброшен маяк, который должен был точно вывести нас на цель. А его нет.

– Ну, это еще не повод для тревоги, – Макарычев на ходу подтянул автоматный ремень.

– Конечно, – согласился Герасим. – Всякое могло случиться.

– Например?

– Маяк могли найти и сломать аборигены.

– На маяк прилеплена бирка. «Штуковина сия является собственностью Одной Очень Важной Конторы. Так что либо верните ее за солидное вознаграждение, либо ответите по всей строгости закона».

– Аборигенам это по фигу… Мне бы точно было по фигу, если бы я всю жизнь прожил среди болот. Для них ведь, наверное, внешнего мира не существует, как такового. Во всяком случае, он гораздо менее реален, чем окружающая топь.

– Знаешь, я так и не понял, что эти люди забыли среди болот, – честно признался Макарычев. – А этот специалист по Облонским болотам, которого к нам Безбородко привел… Как его?..

– Вильчиков, – напомнил Пущин. – Видадий Моршанович Вильчиков.

– Точно! – щелкнул пальцами Макарычев. – Так вот, Вильчиков этот ничего ведь толком не объяснил. Только воду мутил.

– Зато делал он это весьма профессионально, – заметил шагавший след в след за сержантом Андрей Ерохин. – И с видом таким умным, что и не поспоришь. Мне лично кажется, что люди, живущие на болоте, ищут здесь бога.

– Эй, Петрович! – окликнул приятеля Стецук.

– Ну? – вроде как с неохотой посмотрел на ефрейтора Синеглаз.

– Так что насчет змеи-минутки?

– Да водится в этих болотах змейка такая. Маленькая. Длиной не больше десяти сантиметров. Невзрачная на вид, серая с бурыми пятнами. Ее среди сырой травы и не приметишь даже. Так вот яд этой змейки действует на дыхательный центр, – Петрович коснулся указательным пальцем виска. – Человек перестает дышать и ровно через минуту умирает от удушья. Полагаю, что в страшных муках. И, обрати внимание, Олежка, поскольку у тебя парализовано дыхание, то ты даже позвать на помощь не можешь. Во как!

Стецук с минуту сосредоточенно оценивал выданную Синеглазом информацию. После чего почти уверенно заявил:

– Врешь!

Резко взмахнув рукой, Петрович поймал-таки в кулак надоедливого слепня.