Онлайн чтение книги Всадники
Малая парабаса

Что краше, чем песнь начиная,

Чем при конце песнопенья,

Петь хвалу

Ристателям коней ретивых?

Полно о Лисистрате!

Полно нам Фуманта [77] Фумант – известный в городе бедняк. Его худоба вошла в Афинах в пословицу. бездомного песней

Ядовитой огорчать.

Милый Феб, ведь он голодает всегда,

В горючих слезах изливаясь,

И, к луку припав твоему,

От глада спасения просит.

Издеваться над негодным – в этом вовсе нет греха.

В этом честь тому, кто честен, так рассудят мудрецы.

Все же, если тот, кто брани и насмешек заслужил,

Дружен с вами, ради дружбы я не тронул бы его.

Аригнота [78] Аригнот – известный кифарист из окружения Аристофана. знает всякий, кто сумеет отличить

Белый день от черной ночи и на лире чистый лад.

У него есть братец, брату нравом вовсе не сродни.

Арифрад [79] Арифрад – брат Аригнота, известный своей распущенностью. – подлец. Да, впрочем, брани сам он захотел.

Не простой подлец он (так бы не заметил я его!)

И не расподлец. Придумать и похуже он сумел.

Безобразною забавой губы опозорил он.

Упоенный, увлеченный, все на свете позабыв,

В грязных уличных притонах скверных девок лижет он.

Там же спереди – Эоних, [80] Эоних – музыкант. там же сзади –

Полимнест. [81] Полимнест – лирический поэт и флейтист VII в. до н. э. 1311.

А кому такой красавец не противен, так уж с тем

Я не стану на попойке пить из кубка одного.

Давно уж в безмолвии ночи

Думой одной я терзаюсь,

Размышляя,

Как ухитряется лопать

Так безбожно Клеоним.

Слух идет, что, в дом богача затесавшись

И налегши на обед,

Он от миски не оторвется никак,

Напрасно хозяева просят:

«У ног твоих молим, уйди,

Почтенный, хоть столу-то дай пощаду».

Как-то, слух идет, триеры собралися на совет;

И одна, других постарше, речь такую повела:

«Не слыхали вы, сестрицы, новых сплетен городских?

Для похода к Карфагену сотню требует из нас

Злополучный полководец, кислый уксус, Гипербол».

Нестерпимым и ужасным показалось это всем.

Говорит одна (с мужчиной не пришлось еще ей быть):

«Отвратите, боги, нет же! Мной не будет он владеть.

Лучше праздной мне остаться и состариться и сгнить».

«Мною тоже, Волнорезой, что Летаем рождена.

Той сосной клянусь, что доски мне для остова дала.

Если ж так Народ захочет, мой совет, в Тезеев храм [82] …в Тезеев храм…  – Храмы Тезея и Евменид служили убежищем для беглецов.

Плыть и в храм богинь почтенных и с мольбой обнять алтарь.

Нет, не будет, нами правя, город наш морочить он!

Пусть плывет, куда захочет, хоть к собакам, да один,

Пусть лотки свои свечные в море спустит ламповщик!»