Онлайн чтение книги Выжившие The Last
День пятьдесят четвертый

Пара из номера 27 покончила с собой сегодня утром. Или, по крайней мере, все выглядело как самоубийство.

Я проснулся рано. Теперь встаю сразу после пробуждения. Больше никаких «поваляться еще пять минут». «Поваляться» значит вынужденное бездействие, и я неизбежно начинаю думать о Наде, Рут и Марион. Фантазия сменялась фантазией, и я представлял, как они едут вдоль побережья, возможно, объединяясь с дружелюбными автостопщиками, которые тоже спасаются со своими детьми. Затем в воображении интуитивно возникали сцены, в которых Надя отбивается от целых банд угонщиков автомобилей.

Я ненавидел себя за такие мучительные фантазии, но еще больше за то, что мне нравилось жить в этом вымышленном мире, сбегая в него от повседневной реальности.

Заметив, что эта супружеская пара не пришла на завтрак, я поднялся наверх, чтобы проверить, как они там.

Дилан и Натан опередили меня, поэтому, добравшись до нужного этажа, я сразу догадался, что произошло. В течение месяца, начиная с Дня Первого, по отелю прокатилась целая волна самоубийств. Лестничный колодец, всегда темный и уже дурно пахнущий, оставался самым доступным местом для сведения счетов с жизнью. За последние несколько недель никто больше не покончил с собой. Но первые три недели настолько врезались в память, что каждый раз, поднимаясь по лестнице, я ожидал обнаружить еще один труп.

– Джей, не входи сюда, – предупредил Дилан. – Выглядит непривлекательно.

– А что теперь привлекательно? – задал я встречный вопрос, входя в номер.

Натан, скрестив руки на груди, не сводил глаз с ванной комнаты:

– Похоже, он убил ее, а потом покончил с собой.

Он был прав.

Патрик лежал лицом вниз, без рубашки, перегнувшись через край ванны; его руки были выброшены вперед, и под ними собралась неглубокая лужа крови. Мускулистый мужчина лет сорока пяти, в хорошей физической форме. Я часто встречал его во время прогулок по отелю. Иногда он бегал босиком с тринадцатого этажа на первый и обратно, а иногда – только взад и вперед по нашему коридору. Он бегал босиком – и никогда снаружи, как Таня или Дилан, – потому что не хотел износить последнюю пару ботинок.

Позади Патрика, на полу, лежала его жена Корали. Ее лицо с распахнутыми от шока глазами было повернуто к двери, к нам, и на шее уже проступил черный венок синяков. Трудно сказать, была ли добровольной для нее эта смерть. Вполне возможно, идея принадлежала ей, но она не доверяла себе в том, что доведет задуманное до конца.

– По-моему, никакого злого умысла… или что-то не так? – на всякий случай спросил я, проверив и убедившись, что никто из присутствующих не видит ничего такого, что упустил я.

– Нет, никакого, – отозвался Дилан.

Патрик и Корали были дантистами из Лиона. Держались особняком. Хотя Корали несколько раз заговаривала со мной в ресторане. Английский у нее был не блестящий, но вполне понятный. С Патриком мы никогда не разговаривали по-настоящему долго, за исключением одного нетипично откровенного разговора в самом начале, когда он как-то вернулся с охоты, организованной Диланом. Он рассказал мне о лете, которое провел в Румынии, на ферме своего дяди. Тогда ему было четырнадцать. Дядя взял его на охоту. Но они охотились не для еды или отдыха. Они шли по кровавым следам, чтобы пристрелить жертв бешеного медведя, и провели в лесу семь часов, избавляя изувеченных оленей и более мелких медведей от страдания. Патрик говорил, что последние два месяца он постоянно вспоминает ту охоту.

У меня сложилось впечатление, что он рассказал мне эту историю только потому, что знал о моих записках. По этой же причине другие люди в отеле заговаривали со мной и рассказывали свои истории.

У Патрика и Корали было трое взрослых детей, а у их старшей дочери уже были свои дети. К сожалению, я не помню их имен.

– Вы тоже заметили, что они не пришли на завтрак? – спросил я.

Дилан кивнул:

– Я для того и веду журнал. Дело не только в безопасности.

– Твои знакомые? – поинтересовался Натан.

– Они были дантистами, – ответил я единственное, что знал о них наверняка.

– А вы в курсе, что среди дантистов безумно высокий уровень самоубийств?

Мы с Диланом уставились на него.

Он пожал плечами:

– Ну что? Если так и есть. У дантистов, типа, самый высокий уровень самоубийств среди всех профессий, загуглите.

– Загуглите? – Дилан приподнял брови.

– Точно, сейчас никак… но вы же поняли, что я имел в виду. Это правда.

– Загуглите, – фыркнув, повторил Дилан.

– Ладно, я пошутил, чтобы справиться с бездной. Так подай на меня в суд!

– Когда смотришь в бездну[3]И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя (искаж. Ф. Ницше.…

Натан развел руками:

– Я смеюсь. Ха-ха-ха.

Меня поразило, что они оба могут смеяться. Пока они подкалывали друг друга, мой взгляд то и дело возвращался к Корали Бернардо. Я застыл от безнадежности и страдания, которые исходили от нее. Словно опять наступил День первый, или Второй, или Третий.

– Может, похороним их? – произнес я.

– Давай не сейчас, внизу много народу. – Дилан встретился со мной взглядом. – Боюсь, как бы не сработал эффект домино.

Он был прав.

– Ладно, позовешь. Я помогу вынести их.

Натан и Дилан вышли из номера. Ни один из них не казался испуганным. Может, им довелось многое повидать в жизни, а причина моего отчаяния крылась в том, что я еще недостаточно видел?

Я вошел в ванную и присел на корточки, чтобы закрыть Корали глаза. Она была холодная. Что бы там не произошло, но это случилось ночью. Я попробовал припомнить, не слышал ли чего-нибудь вроде борьбы или криков. Но я беспробудно проспал всю ночь.

Однажды Корали предложила мне проверить зубы. Мы сидели в ресторане, и я запрокинул голову на спинку стула, а она, щурясь от нехватки света, заглянула в рот и принялась орудовать зубочисткой у меня в зубах. Когда у меня во рту находились ее пальцы, я чувствовал себя гораздо комфортнее, чем во время ее попыток завязать разговор. В тот раз ей на глаза постоянно падали волосы.

Она произнесла:

– Вы пьете слишком много кофе.

В ответ я, фыркнув, рассмеялся.

Она помолчала, едва заметно улыбнувшись.

– На мой взгляд, серьезных проблем пока нет. Но кофе здесь ужасный.

На тот момент, когда мы все начали экономить зубную пасту, проблем с зубами у меня не было.

– Джон, ты идешь?

Дилан легонько стукнул костяшками пальцев по двери.

Я поднялся и громко произнес:

– Паршиво все это.

– Понимаю, приятель.

– Да я серьезно. Полное дерьмо.

– Я понял.

– Может, им там лучше, – сказал Натан. – Мы этого не знаем.

Покачав головой, я вышел вслед за ними, и Дилан запер дверь.

В таком большом здании чета Бернардо могла бы лежать вечно. Их комнату никогда больше не открыли бы, и никто не собирался туда заселяться. Но, следуя обычаю и принципам гуманности, а может, просто из гигиенических соображений мы хоронили трупы. Каждый раз надо было сказать несколько слов над могилой, и эта доля всегда выпадала мне. Похоже, я единственный, кто еще что-то помнил из Библии.

Предоставленные самим себе, мы мало можем контролировать свою память. Я забываю лица и имена, как зовут одноклассников моих детей, их учителей, коллег Нади. Даже воспоминания о собственном отце кажутся какими-то размытыми. Но я все еще цитирую Библию. Наверное, Библия у меня находится на уровне мышечной памяти.

После похорон Натан вернулся в ресторан, а я задержался. Я открывал и закрывал ящики комода и шкафов в их номере, попутно заметив, что у них не так уж и много вещей.

– Что-то ищешь? – спросил Дилан.

– Да… зубную пасту, обезболивающие таблетки… да что угодно.

Заглянув в шкаф, я увидел чемодан. В застегнутом на «молнию» переднем кармане я нашел паспорта. Подтвердив их личности, я старался не выглядеть так, будто придаю этому слишком большое значение.

К моему удивлению, из интересного еще попалась небольшая пачка сигарилл.

– Иди поешь! – сказал Дилан.

– Да как-то не хочется.

Он кивнул:

– Оно и понятно. У нас сейчас чуть драка не приключилась, пришлось вмешаться. Николас – ну, ты знаешь, голландец – стал докапываться до Натана, не сиделось ему спокойно.

– Почему?

– Кто знает? Злится, наверное, и хочет подраться. Я не доверяю этим парням, Петеру и Николасу. А вот англичане, Арран и Роб, вроде нормальные. Да и Петер был тихим, пока… Я не доверяю ни ему, ни этому голландцу. Иногда я наблюдаю за ними, но на это, знаешь, уходит много сил.

– Арран, да, нормальный, – согласился я. – А с Робом я только несколько раз здоровался. Петер и Ван Шайк… Никогда не приходилось разговаривать с ними.

– Ну, они-то уж точно не хотят разговаривать с американцами. – Он улыбнулся. – Пойду повожусь с баками и покурю. Пойдешь со мной?

Он еще не договорил свой вопрос, а я уже шел рядом с ним.

День пятьдесят четвертый (2)

Большую часть дня мы с Диланом провели на крыше. Утром нам помогали несколько молодых людей, но к вечеру стало холоднее, и мы остались одни. Нам удалось частично срезать верх одного из баков, и на крыше повсюду валялся металлолом. И у меня, и у Дилана руки снова были сбиты в кровь.

Он предложил сделать перекур. До этого я уже решил, что буду продолжать вести свои записки, и вот подвернулся удобный случай более откровенно поговорить с Диланом.

Он заметил, что к вечеру на крыше стало спокойно, и он был прав. Похолодало, но вид на лес создавал иллюзию, будто мы на настоящем курорте, где нежный шепот ветра в деревьях не наполнен именами погибших и пропавших без вести родных и друзей, а также утраченными отношениями. В какой-то момент мне даже показалось, что я все еще на конференции.

Дилан рассказывал о своей работе в отеле, о номерах, которые раньше сдавались под наркопритоны, и о некоторых самых печально известных обитателях отеля:

– Обычно у нас были свободные номера. Парень, который раньше здесь всем заправлял, за несколько лет до того, как меня повысили, провернул небольшую схему. В результате денег стало побольше и часть прибыли делили между сотрудниками. За работу нам платили немного, зато на многое закрывали глаза при условии, что клиенты приличные. Не важно, что они употребляли наркотики, главное, чтобы у них водились деньги.

– Разве вы не рисковали?

– Бывало, и передозы случались, и «скорые» приезжали сюда, по мнению руководства, слишком часто. Моего бывшего босса по-тихому уволили. Тогда я стал осторожнее. А может, повзрослел, больше думал о перспективах, о своей семье, а не просто жрал отличные стейки под хорошее пивко. В жизни есть дела и поважнее. Вернее, были.

Он вернул мне косяк, и я глубоко затянулся.

Мы сидели бок о бок, свесив ноги с края здания. Сперва кажется, что опасно, но чуть ниже, прямо под нами, начинался серпантин железной пожарной лестницы. Закат отсюда, наверное, невероятно красив, но у меня не всегда были дубликаты ключей, да и закатов, скорее всего, больше не предвиделось.

Ветерок стал почти теплым, а может, разыгралось мое воображение. Я был уже под кайфом.

– Тебе доводилось встречать убийц? – спросил я. – Томи говорила, что здесь и знаменитые останавливались.

– Только одного. Эрика Ру… Хотя скорее ему довелось встретить меня.

– В смысле?

– Я познакомился с ним почти так же, как с тобой. Он тоже бродил по коридорам, правда, в основном по ночам. В то время я не придавал этому значения. Многие гости отеля находят, что собраться с мыслями легче, когда гуляешь в тишине по коридору, если не хочется идти в лес. Как-то раз мы с Эриком даже разделили косяк, прямо как с тобой сейчас, под дверью в кухню. Обаятельный мужик, пользовался успехом у женщин, да ты, наверное, и сам все знаешь, раз спрашиваешь меня о нем.

– Я мало что знаю. Это же Томи, а не я, пишет историю отеля. А ты видел, чтоб он клеился к женщинам?

– Я не люблю пить в баре внизу. А он ходил туда, смотрел музыкальное шоу, иногда уходил с женщиной, всегда с разными. Однажды он рассказал мне, как по молодости участвовал в реалити-шоу. Сейчас уже не помню в каком… Но этот эпизод так и не вышел в эфир.

– Да ну? Эрик Ру участвовал в шоу?

– Да, где мужчины соревнуются за свидание с женщиной и никто не говорит так, как на настоящем свидании. Так вот, он выиграл такое свидание, во всяком случае, он так сказал. Но этот эпизод так и не попал в эфир.

– Не сказал почему?

– Сказал, женщина подняла шум: пожаловалась, что он жуткий, и отказалась от свидания с ним. А призом были выходные в Греции или как-то так. Похоже, она правда очень не хотела встречаться с ним. И если так поразмыслить, в этом что-то есть. Вероятно, интуиция той женщины спасла ее.

– В то время он, наверное, молодой еще был? Он уже начал убивать тогда?

– Да кто ж знает, когда он начал.

У меня по рукам побежали мурашки, и я вернул ему косяк. Я бы дорого заплатил, чтоб увидеть тот эпизод. Конечно, теперь мы вряд ли уже сможем посмотреть телевизор. Осознание этого было настолько суровым, что мне стало невыносимо грустно.

– Ты видел его с Натали дю Морель? – поинтересовался я.

Дилан вскинул брови, и на секунду на его лице появилось недовольство.

– Однажды. Она мне сразу понравилась – выделялась среди других. Такая очень маленькая, даже крошечная, леди с коротко стриженными волосами. У нее не было шансов справиться с ним. Он был рослым, даже выше, чем выглядел на снимках в газетах. И не по-человечески сильным.

– А в тот вечер ты видел его?

– Я его поймал.

– Ого!

Он кивнул, яростно втягивая воздух:

– Так и было. Мой босс подоспел минуты через три после меня. Но принял удар на себя. Другой босс, не тот мужик, которого уволили. Да я многих боссов повидал – приходили и уходили, прежде чем меня самого повысили.

– Что значит «принял удар на себя»? Ты имеешь в виду, что он приписал себе все заслуги?

– Беспокоился, если газеты узнают, что чернокожий избил белого, меня могут привлечь – скажут, виноват я. Во всех этих убийствах, да во всем. Никто не стал бы искажать историю, если герой – белый человек, а со мной все могло обернуться плохо. Тогда многое было по-другому. Несильно отличалось от теперешнего, но достаточно, чтобы у меня не возникло желание прославиться тем, что чуть не убил человека.

– Обалдеть! Так что произошло-то на самом деле?

Еще одна затяжка, и он махнул рукой, показывая, что возвращается к началу рассказа. Той же рукой он потянулся к голове, будто по привычке с тех пор, когда у него были волосы, затем он стремительно уронил ее на живот, словно зажимая кровоточащую рану.

– Она ненадолго исчезла из поля зрения, Натали, женщина, которую он… Мы думали, уехала к друзьям и остановилась где-то в городе. Потом, примерно на следующий день, кто-то услышал крик на пятом этаже, где жил Эрик. Мне сообщили на пост, и я побежал туда. Я не боялся. Не знал, что происходит. Иногда случались заварушки, ну, драки там, поэтому поначалу я не боялся. А потом я столкнулся с ними.

Две птицы, пронзительно перекликиваясь друг с другом, пролетели на уровне наших лиц, и я вздрогнул, стукнув каблуками по стене здания.

– Птицы! – воскликнул я. – Ни фига себе!

– Ага! – согласился он, и мы смотрели, как они кружились вокруг друг друга, пока не исчезли где-то в лесу.

– Извини, и что было дальше?

Он передал мне косяк:

– Знаешь, когда я думаю о том случае, мне всегда вспоминается одна песня. Звонят на пост, а я только вернулся с перерыва и слушал Билли Оушена на своем стареньком кассетном плеере. На «Волкмане», помнишь такой?

– Ну, конечно! «Волкман» – мой первый CD-плеер. Отец воспитывал меня на пластинках. И мне было уже за двадцать, когда я начал слушать плеер.

Упоминание об отце остановило меня. Улыбка сползла с лица, и горло сжалось. По ряду причин я не слишком часто вспоминал отца и его жену Барбару. Они вполне могли оказаться вне зоны ядерного удара. Я пытался припомнить, работал ли отец в тот день в Мемфисе, хотя какое это теперь имело значение: у меня не было способа узнать что-либо наверняка.

А думать о близких было выше моих сил.

– Так вот, прямо перед этим я слушал «Любовь причиняет боль, когда рядом нет тебя», и, пока я бежал, песня все еще крутилась у меня в голове. Хотя и после она не выходила у меня из головы несколько дней. До сих пор, как услышу ее, меня трясет и начинает выворачивать. Но как бы там ни было, тогда я поднялся по лестнице на пятый этаж и, услышав крики еще по пути к номеру, понял, что это она. И тут же до меня дошло, что я не видел ее уже вечер или два. Эрик выскочил из своего номера вдогонку за ней, с огромным, словно мачете, ножом. Ее рука была почти отрублена, только обрывки кожи и кровь повсюду. Извини за такие подробности.

– Все нормально, продолжай.

– Он повалил ее на пол, ударив этим жутким, длиною с фут, ножом. Если бы он не был так взбешен, то, наверное, отрезал ей голову, но он плохо целился. Она прикрыла лицо рукой, и он эту руку тут же просто… искромсал.

– А ты?

– Я не понимал, что делаю, пока не прыгнул на него. Помню, еще подумал: «Вот дурак, сейчас он тебя убьет». Но я был уже на нем, и, по-моему, он заметил меня, только когда я ударил. Он замахивался, но ему не хватало места, чтобы разделаться со мной. Я старался удержать его на полу и все время бил в лицо. Я не строил из себя героя. Даже забыл о бедной леди. В ту минуту я думал только об одном: если я не убью это животное, оно убьет меня.

Я передал ему косяк обратно. Стиснув его зубами, Дилан расстегнул бежевую рубашку под курткой и показал торс. Поперек туловища, чуть выше живота, проходил глубокий шрам. Он закатал левый рукав и показал еще два шрама на бицепсе.

– В общем, тогда она выжила, – проговорил он. – Жила в Марселе, так что вполне могла выжить и сейчас. Хотя не знаю, что там теперь с Францией. Я слышал что-то о Париже, но… В общем, не знаю.

– Отличная история.

Я не знал, что еще сказать. А он и не подтвердил и не опроверг мой вывод.

– Может, именно поэтому мне разрешили командовать моими подчинёнными так, как посчитаю нужным, делать все, что заблагорассудится, пока не страдает безопасность отеля и его обитателей. Я мог зарабатывать деньги на стороне, выбирать часы работы и людей в свою команду. Когда получаешь шрамы на работе, начальство начинает уважать тебя.

– А куда делся твой босс? Тот прежний босс.

– Умер от рака поджелудочной вроде… – Дилан покачал головой. – Слушай, не помню. А ведь был у него на похоронах, но в каком году – не помню. Надо будет вспомнить. Чувствую, что надо.

Косяк затух. Дилан попытался снова раскурить его, но он не разгорался.

Отбросив его в сторону, он принялся скатывать другой:

– Что-нибудь выяснил о девочке?

– Нет. Только имя.

– Ты все еще собираешься обыскивать отель?

– Возможно. Я оставлю пока ключи у себя?

Дилан пожал плечами:

– Оставь. Вряд ли ты что-то найдешь.