Онлайн чтение книги Z — значит Захария Z for Zachariah
Два

23 мая

Я пишу утром, около 10.30, приходя в себя от того, что должна была сделать. Сердце кровью обливалось, но если прожду, пока он перейдет через перевал и потом через холм Бёрден – то есть спустится в мою долину, где я, наконец, смогу его рассмотреть, будет уже поздно.

Вот что надо было сделать:

выпустить кур из птичника. Я разогнала их, и теперь все они гуляют на свободе. Поймаю их потом, во всяком случае большую часть, если не прогуляют слишком долго;

выпустить двух коров и теленка, молодого бычка, выгнать их из загона на пастбище. Некоторое время продержатся сами. На дальнем поле вдоль дороги хорошая трава, в пруду есть вода, а теленок не оставит мать недоенной. У меня гернзейцы. Обычно мне везло с животными, да и я хорошо о них заботилась. Куры не переставали нестись, у меня теперь даже на две больше, чем было вначале. Только пес Дэвида, Фаро, убежал. Исчез однажды утром и больше не вернулся. Думаю, он выбежал за пределы долины на поиски хозяина и погиб;

перекопать огород – все мои всходы! Разровнять и присыпать опавшей листвой. Теперь выглядит так, как будто ничего и не было. Эту часть работы я ненавидела больше всего – все так хорошо росло! Но мне хватит консервов и круп, а если бы он увидел ухоженный огород, то сразу бы понял, что здесь кто-то живет.

Я сижу у входа в пещеру. Отсюда можно видеть большую часть долины, дом и сарай, крышу погреба, тонкий шпиль старой церкви (часть досок отошла – смогу ли я починить их? Не знаю) и отрезок ручья, текущего футах в пятидесяти ниже. Видно мне и спуск дороги с холма Бёрден, почти до того места, где она скрывается за перевалом, – это около четырех миль. Но не думаю, что он найдет пещеру: на склоне холма за домом, да закрытую деревьями, да с маленьким входом. Джозеф, Дэвид и я не знали о ней многие годы, хотя играли поблизости почти каждый день.

Дом он, конечно, найдет, и погреб, и церковь, но наверняка ему попадалось много всякого такого. Хорошо, что я давненько не прибиралась в доме. Сегодня утром внимательно осмотрела его – мне кажется, признаков недавнего присутствия хозяев не обнаружить. Цветы с алтаря в церкви я сняла. Сюда притащила две лампы и запас керосина.

Теперь осталось только ждать. Я сказала, что начала писать около 10.30, но на самом деле совершенно в этом не уверена. Наручные часы ходят, но их никак не проверить, разве что по солнцу. Я и в дате-то не уверена. У меня есть календарь, но как же тяжело – ужасно тяжело – следить за датами даже с календарем. Поначалу я отмечала каждый день карандашом. Но потом, днем, начинала думать: а сегодня уже отмечала? Чем больше думала, тем больше не помнила. Уверена: несколько дней я пропустила. Но другие могла отметить дважды. Теперь у меня другая система: я завожу будильник и ставлю прямо на календарь, и когда он звонит, отмечаю день. Это я делаю строго по утрам, а вечером снова завожу и выставляю будильник.

Похоже, я знаю, как установить точную дату. «Календарь фермера» говорит, что самый длинный день в году – это 22 июня. Так что через пару недель я начну каждый день засекать время восхода и заката. Самый длинный день окажется 22 июня.

Это важно, мне кажется. А кроме того, 15 июня у меня день рождения, и я бы хотела знать, когда он наступит, и следить за своим возрастом. В этом году мне исполнится шестнадцать, недели через три.

Я могла бы еще много писать обо всем таком: о том, что мне пришлось придумать с тех пор, как я осознала, что одна и останусь одна, может быть, всю оставшуюся жизнь. Самой большой удачей стал магазин – и не просто магазин, а супермаркет, с самыми разнообразными товарами благодаря частым визитам амишей. Другой удачей оказалось то, что война закончилась весной (она и началась весной, конечно, – война продлилась всего неделю), так что у меня было целое лето на то, чтобы понять, что к чему, пережить страх и подумать о том, как пережить зиму.

Об отоплении, например. В доме была мазутная печь и газовая плита. Одновременно с телефонами выключилось и электричество, а без него печь не работала. Газовой плите ток не нужен, но я знала, что мои два баллона рано или поздно кончатся и никакая машина не приедет заменить их. Но в доме было два камина: один в гостиной, другой в столовой, и в дровяном сарае лежала вязанка уже готовых дров. Я понимала, что этого не хватит, и потому посвятила заготовке дров немало утреннего времени весной, летом и осенью.

Закрыв остальную часть дома, мне удалось сделать эти две комнаты довольно теплыми – по-настоящему теплыми, не считая пары совсем уж холодных дней, да и тогда дело обошлось дополнительными свитерами. Экономно расходуя газ, я растянула его почти на всю зиму; потом пришлось готовить в камине, что, конечно, неприятно: все кастрюли в саже. В сарае есть старая угольная плита, на которой мама готовила, пока мы не купили газовую. Этим летом я собираюсь попытаться – то есть собиралась – затащить ее в дом. Она неподъемная, но попробую разобрать ее – уже смазала маслом все винты, чтобы отошла ржавчина.

Я начала эти записи утром, пока отдыхала. Потом еще поработала, пообедала, и вот уже скоро вечер.

Дым пошел снова. Он точно на нашей стороне хребта Клейпоул. Насколько я могу судить, примерно на полпути между хребтом и холмом Бёрден. Значит, он (они? она?) видел долину и зеленые деревья, поскольку хребет выше нашего холма. Долину оттуда видно – по крайней мере дальнюю часть, – я сама не раз смотрела на нее. Поэтому можно было бы полагать, что он поспешит. Пройдя до Динтауна или в другую сторону, на восток по «девятке», он видел только мертвую землю, какую видела я, выглядывая из долины: все серое и коричневое, черные скелеты деревьев. Он, полагаю, не видел по пути ничего другого. И застрял между хребтом и холмом Бёрден… Там всего около восьми миль – так нет, остановился на полдороге и разбил лагерь!

Пожалуй, завтра утром схожу к вершине холма, залезу на дерево и понаблюдаю. По дороге не пойду – есть тропа выше по склону, идущая в том же направлении, но лесом. Вообще, в лесу много троп, и я знаю все. Если пойду, возьму одно из ружей, легкое, 22-го калибра. Я неплохо стреляю, лучше Джозефа и Дэвида, хотя тренировалась только на банках и бутылках. У большого – папиного – «винчестера» слишком сильная отдача. Я стреляла из него, но все время дергалась, спуская крючок, и промазывала. Конечно, я не собираюсь пускать в ход ружье, да и вообще не люблю оружие. Но просто чувствую, что надо бы взять его с собой. В конце концов, я не знаю, чего ждать.

Сегодня надо принести в пещеру побольше воды и наготовить впрок. Когда он спустится в долину, готовить на костре я уже не смогу. Днем он увидит дым, ночью – пламя. Разжечь костер в пещере не удастся – мы с мальчишками попробовали однажды, и густой дым тут же выгнал нас наружу. Сегодня я приготовлю курицу, сварю несколько яиц и напеку кукурузного хлеба, так что не придется сидеть на одних консервах. По крайней мере, первое время.

За водой можно ночами выбираться к ручью. Но, думаю, безопаснее сделать запас. У меня шесть больших бутылей из-под сидра с крышками.

Это было еще одним вопросом, который требовалось решить, когда кончилось электричество: вода. Около дома была – и есть – скважина, около шести футов глубиной, с электрическим насосом. У нас имелся электрический водонагреватель, душ с ванной и прочее; но, конечно, все это перестало работать еще до того, как моя семья уехала. Так что воду нам пришлось таскать. В скважину ведро не опустишь – она слишком узкая, поэтому оставались только два ручья. Один – его видно отсюда – течет мимо пещеры, спускается к дому и поворачивает налево к пастбищу, где разливается в большой пруд, даже в маленькое озеро: чистое и довольно глубокое, с лещами и окунями. Другой: ручей Бёрден (в честь нашей семьи, как и холм, – Бёрдены были первыми, кто поселился в этой долине) – больше и шире и к дому ближе. Он вьется вдоль дороги и вытекает из долины через узкое ущелье на юге. Это даже, скорее, небольшая речушка, очень красивая. Была.

Поскольку она ближе, мы решили носить воду оттуда – по два ведра за раз, по мере надобности. К счастью, мы с Джозефом, пошедшим со мной в первый раз, кое-что заметили. В речке тоже водилась рыба, хотя не такая большая и не так много, как в пруду. Но в тот первый раз, спустившись за водой, мы увидели дохлую рыбину, проплывающую кверху брюхом. А на берегу я нашла мертвую черепаху. Речка втекает в долину через расщелину в скалистом гребне слева от холма Бёрден – вода приходит извне, и она была отравлена. Мы долго смотрели на реку (правда, отойдя подальше) и видели, что в ней не осталось ничего живого: ни лягушек, ни насекомых.

В панике мы пробежали (с ведрами) до самого пруда, до того места, где в него впадал маленький ручеек. Никогда в жизни я так не радовалась увиденной стайке рыбок! Они поспешно уплыли, как всегда. Вода была нормальной. И остается. Она вытекает из родника на склоне холма, расположенном внутри долины, должно быть, просачиваясь из глубин земли. Я все время ловлю рыбу в пруду, это мой лучший источник еды, не считая середины зимы, когда клев прекращается.

Думаю, я точно пойду утром, как только рассветет. Теперь, решившись, я начинаю волноваться по поводу полнейшей ерунды: как я выгляжу, во что одета. Я подумала об этом сегодня утром, в доме, и посмотрелась в зеркало, чего давно уже не делала. На мне голубые джинсы, правда, мужские (в магазине их целые коробки, а вот женских нет), поэтому сидят не очень – мешковаты. И мужская байковая рубашка, да и тенниски тоже мальчиковые. Не сверхизысканно, и волосы тоже так себе – я просто подрезаю их прямо на уровне шеи. Первое время я еще завивала их каждый вечер – как перед школой, но это отнимало кучу времени, и потом – ну кто их увидит, кроме меня самой? Так что они просто прямые. Но чистые, и стали заметно светлее, поскольку я провожу много времени на солнце. Мне кажется, я не такая тощая, как раньше, хотя в этой одежде не поймешь.

Но сейчас я раздумываю: а может, надеть платье? Допустим, это действительно спасательный отряд, официальная группа для чего-то такого? Ладно – думаю, я успею пробраться в дом и переодеться. У меня осталась пара отличных слаксов, все другие износились. Но платья я не надевала с самой войны. И потом, на дерево в юбке лезть труднее. Да, поступлю компромиссно: надену хорошие слаксы.

24 мая

Это мужчина, всего один.

Утром все пошло по плану. Я надела слаксы, взяла свою двадцатидвушку и бинокль. Забралась на дерево – и увидела его на дороге. Как он выглядит, толком не разглядела – на нем какой-то зеленоватый костюм, вроде пластиковый. Он закрывает даже голову, на лице – стеклянная маска. Похоже на гидрокостюм, только свободнее и более громоздкий. Как и у аквалангиста, за спиной баллон с воздухом. Одно могу сказать точно: это мужчина, хотя я и не видела его лица – просто по росту и по походке.

Теперь понятно, почему он идет так медленно: у него тележка размером с большой чемодан на двух велосипедных колесах, покрытая тем же зеленым пластиком. Тяжелая: затаскивая ее на холм Бёрден, он останавливался отдыхать каждые несколько минут. До вершины ему еще около мили.

Мне надо решить, что делать.