Онлайн чтение книги Затаившийся страх
Крысы в стенах

Я переехал в Эксгэмское приорство 16 июля 1923 года, как только последний из рабочих завершил свои дела. Реставрация оказалась сложнейшим делом, ведь от заброшенного сооружения остались одни только стены. Но здесь жили мои предки, и я не считался с расходами. Дом оставался необитаемым со времен Иакова Первого, когда ужасная, но во многом непонятная гибель поразила сразу хозяина дома, пятерых его детей и нескольких слуг; третий сын владельца, окутанный облаком подозрений и ужаса, бежал отсюда. Он, единственный уцелевший изо всей проклятой семьи, и стал моим прямым предком.

Единственный наследник был объявлен убийцей. Все владения отошли короне, но подвергшийся обвинению не стал пытаться обелить себя и не предпринял никаких попыток к возвращению своей собственности. Одолеваемый ужасом, куда более сильным, чем разум или закон, с одним только желанием на устах – не видеть старинного дома и не слышать о нем, Уолтер де ла Поэр, одиннадцатый барон Эксгэмский, бежал в Виргинию и там основал семейство, в следующем столетии звавшееся именем Делапор.

Приорство Эксгэмское осталось без хозяина. Впрочем, позднее оно было присоединено к владениям лорда Норриса. Приорством интересовались: в архитектуре его странным образом объединились разные стили – готические башни высились на саксонском и романском основаниях, фундаменты же покоились на еще более раннем смешении ордеров – римского, друидического и даже местного кимврского, если не врут легенды. Подобное смешение представляло великую редкость. Другой стороной приорство лежало на прочном песчанике и выходило к уединенной долине в трех милях к западу от деревни Анчестер.

Архитекторы и антиквары просто обожали этот невероятный памятник забытых столетий, но деревенский люд ненавидел его. Селяне ненавидели приорство все те сотни лет, когда в нем жили мои предки, ненавидели и теперь его заросшие мхом и заплесневевшие камни. Я не успел провести в Анчестере даже дня, как сразу узнал, что происхожу из проклятого рода. На этой неделе рабочие взорвали дом и теперь ровняют с землей фундамент его. Даты жизни моих предков известны мне были всегда, помнил я и то, что первый американец в моем роду появился в колониях, окутанный странными слухами. Подробностей, конечно же, я не знал, в отличие от соседей-плантаторов – Делапоры всегда были скрытны в этих вопросах. Мы редко хвастали предками – крестоносцами и прочими героями Средневековья и Ренессанса, не существовало у нас и семейных преданий. Кое-что, правда, содержалось в запечатанном конверте, который в предшествующие Гражданской войне времена каждый сквайр оставлял старшему сыну для прочтения после смерти. И нам хватало почестей, заработанных после миграции гордой и достопочтенной, пусть несколько замкнутой и необщительной виргинской ветвью нашей семьи.

Но во время войны состояние наше погибло, а весь образ жизни претерпел изменения, после того как сожжен был Карфакс, наш дом на берегу Джеймс-ривер. Мой дед, человек преклонного возраста, не смог пережить гнусного поджога; с ним погиб и конверт, связывавший нас с прошлым. Даже сегодня помню этот пожар, хотя мне было только семь лет; помню, как орали солдаты-конфедераты, визжали женщины, как выли и молились негры. Отец мой находился в армии, он оборонял Ричмонд, и после многих формальностей нас с матерью пропустили к нему через линию фронта.

Когда война закончилась, все мы переселились на север, поближе к родным матери. Я вырос, стал взрослым и богатым, уже как самый настоящий янки. Ни отец, ни тем более я не ведали, что таилось в наследственном конверте, а окунувшись в серые будни массачусетского бизнеса, я и вовсе потерял интерес к тайне, притаившейся возле корней моего фамильного древа. Но если бы я только мог заподозрить природу ее, Эксгэмское приорство по-прежнему было бы забыто под мхами, предоставлено летучим мышам и паукам.

Отец мой умер в 1904 году, не оставив никакого известия для меня или моего единственного сына Альфреда, лишившегося матери в десять лет. Он-то и изменил направление передачи информации в нашем роду. Сам я только шутками отделывался от его вопросов, а он сумел разыскать в Англии несколько весьма интересных легенд о предках – жизнь забросила его в эти края в 1917 году офицером-летчиком. История Делапоров оказалась яркой, но несколько зловещей. Приятель сына капитан Эдвард Норрис, обитавший возле фамильного гнезда в Анчестере, поведал ему о некоторых суевериях, до сих пор памятных тамошним крестьянам… Немного нашлось бы писателей, способных придумать более замысловатые и невероятные истории. Сам Норрис, конечно, не принимал их всерьез, но сына они развлекали, предоставляя интересный материал для писем ко мне. Эти легенды и обратили мое внимание к заокеанскому наследию, они и навели на мысль купить и восстановить фамильное обиталище, которое Норрис показывал Альфреду в живописном запустении. Он даже взялся устроить приобретение за удивительно низкую цену, поскольку нынешним владельцем был его собственный дядя.

Я купил Эксгэмское приорство в 1918 году, но от планов своих, касавшихся восстановления, почти сразу же был отвлечен нездоровьем сына, возвратившегося с войны тяжелым инвалидом. И в последние два года его жизни я думал только о нем и даже собственные дела передал в руки партнеров. А потом в 1921 году оказался и без дел, и без целей. Немолодой, отошедший от дел заводчик. И я решил заполнить оставшиеся мне годы новым владением. В декабре я посетил Анчестер, где меня занимал капитан Норрис, приятный молодой человек, несколько полноватый, с уважением вспоминавший о моем сыне. Я заручился его поддержкой во всем, что касалось сбора старинных чертежей и исторических анекдотов. Эксгэмское приорство не пробудило во мне никаких чувств. И мудрено воспылать привязанностью к обветшавшим средневековым стенам, покрытым лишайниками, увенчанным вороньими гнездами и внутри не скрывающим ничего, кроме каменных перегородок.

Постепенно восстанавливая облик сооружения, каким оставили его мои предки три столетия назад, я начал набирать рабочих. И каждый раз мне приходилось подыскивать их не в ближних окрестностях, поскольку жители Анчестера испытывали к руинам почти непостижимый страх и ненависть. Неприязнь эта была настолько сильна, что передавалась и на наемных работников, но направлена она была в первую очередь против прежних хозяев приорства и самого замка.

Сын упоминал, что во время предыдущих визитов сюда его избегали – только потому, что он был де ла Поэр, и теперь я обнаружил, что подвергаюсь остракизму по той же причине. С трудом удалось мне убедить местных жителей в том, что о своей родне я не знаю почти ничего. Но даже тогда они не забыли о своем недоверии ко мне, и деревенские легенды в основном приходилось разузнавать через Норриса. Местные жители не желали мне простить самого намерения восстановить столь отвратительный для них символ; имея или не имея на то оснований, Эксгэмское приорство они считали обиталищем злых духов и оборотней.

Сводя воедино рассказанные Норрисом байки, внося в них соответствующие поправки, материал для которых поставляли несколько специалистов, исследовавших руины, я смог заключить, что Эксгэмское приорство поставлено было на месте доисторического друидического храма или даже еще более раннего, современного Стоунхенджу. Можно было не сомневаться, что в местах этих отправлялись мерзостные обряды, весьма пакостным образом вошедшие в культ Кибелы, который установили здесь римляне.

В нижнем подвале была видна надпись с не оставлявшими места сомнению буквами «DIV… OPS… MAGNA. МАТ…»[6]БОЖ… ВЕЛИКАЯ МАТЕ…, свидетельством поклонения великой Матери, чей мрачный культ некогда тщетно пытались запретить в Риме. Как подтверждается многочисленными находками, в Анчестере стоял третий Августов легион. По дошедшим сообщениям, храм Кибелы славился великолепием и никогда не пустовал. Под руководством жреца-фригийца в нем отправляли тайные обряды. Говорили, что падение старой религии не положило конец оргиям в храме, а жрецы продолжали по-прежнему благоденствовать. Утверждали еще, что совершение этих обрядов не пресеклось и после падения Рима, и саксы перестроили полуразрушенный храм, придав ему те очертания, которые он долго еще сохранял, повергая в ужас своими церемониями половину Гептархии[7]Семи саксонских королевств, существовавших с V по VIII в. от Р. X.. К 1000 г. от Р. X., как гласили хроники, святилище было преобразовано в приорство, за каменными суровыми стенами которого укрывался таинственный и могущественный монашеский орден, даже не ограждавший своих обильных и просторных садов – столь велик был страх, внушаемый ими поселянам. Датчане не смогли уничтожить приорство, но после норманнского завоевания оно пришло наконец в упадок, и Генрих Третий, не встретив какого бы то ни было сопротивления, в 1261 году пожаловал им моего предка, Джильберта де ла Поэра, первого барона Эксгэмского.