Онлайн чтение книги Зеркальная страна Mirrorland
Глава 6

Джунгли Какаду вокруг нас взрываются птичьими криками: совиные козодои, калифорнийские кондоры, гигантские ибисы, какапо. Чайные деревья, железные деревья, баньяны неистово трещат под порывами горячего ветра; болотистые низины, речушки и водопады превратились в ревущие потоки. Птицы с воплями исчезают в густой листве, небо наливается тьмой и опускается все ниже, зигзаги молний пронзают зелено-коричнево-золотые заросли, расщепляя дерево, железо и камень. В темноте мелькают тени злодеев – лица искажены, зубы оскалены. «Потому что все мужчины – пираты», – говорит мама. Даже Прекрасный Принц ничуть не лучше Черной Бороды: коварный красавчик, которому нельзя доверять. Мы должны спасти себя сами. И мы с Эл бежим. Лучи фонарей мечутся, выхватывая зубастые пасти. Накатывает огромный вал из воды, ветра, плоти и света – широкий и ослепительно яркий. Он катится по джунглям, как взрывная волна, как землетрясение. Движется к нам и вот-вот захлестнет наши золотистые покрывала, словно лавина из грязи, камней и мертвых огней.

Похоже, я проснулась от собственного крика. Открываю глаза и вижу склонившегося надо мной Росса: лицо встревоженное, рука сжимает мое правое плечо. Я лежу в гостиной на диване в стиле честерфилд, рядом с комодиком красного дерева на низких ножках в форме когтистых лап, опирающихся на шар, который, как клялся и божился дедушка, был подлинный чиппендейл. А напротив – обтянутое желтой парчой кресло-качалка и глубокое кожаное кресло, причем настолько похожие на те, что стояли здесь в моем детстве, что я так и вижу маму с дедушкой, сидящих лицом друг к другу перед камином. Перевожу взгляд на выложенную бирюзовой плиткой барную стойку в стиле ар-деко, которую мама называла бар «Пуаро».

– Ты кричала, – хмуро сообщает Росс.

– Смена часовых поясов сказывается, – объясняю я и встаю. Ноги подкашиваются, но я пытаюсь улыбаться. – Мне нужно подышать свежим воздухом.

В прихожей останавливаюсь возле вешалки и вместо своего анорака беру серое кашемировое пальто, которое наверняка принадлежит сестре. Перед тем как надеть его и затянуть пояс, бросаю взгляд на лейбл. «Вивьен Вествуд». Мы всегда носили одну и ту же одежду, думаю я, отпирая дверь. Хотя на самом деле это не так: покинув дом, мы оставили позади почти все, что нас объединяло и заставляло быть одинаковыми.

Воздух снаружи свежий, но мне ничуть не легче. В детстве мы с Эл часто видели одни и те же сны, одни и те же кошмары. Чаще всего нам снились Джунгли Какаду, потому что каждую ночь мы засыпали, держась за руки под золотистыми покрывалами, в комнате с обоями в виде тропического леса, хранившей эхо наших игр перед сном, где мы были отважными викторианскими исследователями. Я не вспоминала про Джунгли Какаду много лет, ни разу не видела их с тех пор во сне и ничуть по ним не скучала.

Открываю калитку, и та громко скрипит. Выхожу на тротуар, чувствуя себя крайне неловко. Какого черта я нацепила пальто сестры? Внезапно тревога усиливается, кожу покалывает. Резко оборачиваюсь и вижу силуэт человека, наблюдающего за мной с противоположного угла улицы. Стоит и смотрит. Мужчина в темном пальто, капюшон надвинут на лицо. Мертвые огни, вспоминаю я, – это глаза пиратов в темноте. Или укрытый от ветра фонарь, который дает очень тусклый свет. А еще мертвые огни – это глаза тех, кто рыщет в ночи. Кто пришел за тобой… С трудом перевожу дыхание и все же делаю шаг вперед. Еле слышно окликаю незнакомца, потом кричу громче, но он исчезает за углом.

Ну и пусть. Поворачиваюсь в противоположную сторону и стремительно вхожу в супермаркет «Колкохун». Внутри тихо, почти пусто. Бросаю в корзинку итальянские макароны, красный соус песто и фоккачу, затем направляюсь прямиком к выпивке. Дыхание все еще быстрое и неровное. Может, просто репортер, любопытный сосед или тот самый тайный преследователь, который шлет…

–  Oh! Dieu merci! J’y crois pas… [2]О, слава богу! Я в это не верила… ( фр. ).

Я отшатываюсь – и от голоса, и от руки, которая легла мне на плечо – и ударяю корзинкой по пивной полке. Незнакомая женщина зажимает рот рукой, и я тут же понимаю, что случилось. Почему мне раньше не пришло в голову? Как выясняется, неловкая ситуация в баре аэропорта Кеннеди – ничто по сравнению с тем, что ждет меня здесь, в Шотландии. Могла бы догадаться, надевая чертово пальто… Она приняла меня за Эл!

–  Excusez-moi… мне очень жаль! Я не хотела… – Высокая, стройная, лет сорока, дорогая одежда и умелый макияж. Черные волосы собраны в узел на затылке. В ее облике есть легкая небрежность, которая, вероятно, требует огромных усилий. У меня так точно не выйдет. – Я – Мари Бернар, а вы – Кэтриона, Кэт из Америки. – Она сжимает мою руку длинными пальцами и сияет улыбкой. – Конечно, Эллис мне все-все про вас рассказала!

Мысль о том, что Эл откровенничала с ней обо мне, изрядно смущает. Женщина снова улыбается, но глаза у нее красные и уставшие. Не было ли облегчение в ее возгласе наигранным?

– Как вы на нее похожи! – Мари склоняется ко мне, благоухая «Шанелью № 5», потом спохватывается и отступает.

– Вы дружили с Эл?

–  Oui [3]Да ( фр. ).. – В ее глазах мелькает непонятное выражение. – Мы обе. Знакомьтесь, это Анна.

Она кивает в сторону кассира. Та оборачивается, оглядывает меня с головы до ног раз, другой. Не улыбается. И с акцентом замечает:

– Вы точь-в-точь как она.

Восточная Европа, судя по светлым волосам и скулам. Я смущенно тереблю лацкан пальто.

– Много лет назад я переехала сюда с бульвара Бельвиль в Париже, – продолжает Мари. – На самом деле мы с Эл познакомились тут, в магазине. Когда нет посетителей, мы втроем уходили в подсобку и пили дрянные коктейли прямо из банок.

– Просроченные, – поясняет Анна, взглянув на Мари. – Полная дрянь.

Мари смеется, потом осекается.

– Мы – очень хорошие подруги.

– Эл – прекрасный человек! – заявляет Анна со слезами в голосе.

Мари кивает, поворачивается ко мне.

– Новостей нет?

– Увы, пока ничего.

Повисает неловкая пауза, и я вовсе не спешу ее заполнить. Эл никогда не отличалась общительностью. Подростком она водила компанию в основном с моими друзьями. Мы с Россом были единственными близкими ей людьми, однако эти женщины, похоже, не просто с ней знакомы – они действительно ее близкие подруги.

– И как там Росс? – наконец спрашивает Мари.

– Не очень, учитывая обстоятельства. – Я беру две бутылки вина и медленно направляюсь к кассе. – Мне нужно спешить…

–  Bien sûr. Pardon [4]Понятно. Простите ( фр. ).. – Улыбка Мари гаснет. – Приходите в гости. На чай, на аперитив – да на что угодно. Я живу совсем рядом, в крайнем доме. – Она показывает на Пряничный курятник, и я замечаю светлый келоидный рубец, резко выделяющийся на темной коже, от запястья до локтя. Поймав мой взгляд, Мари поспешно одергивает рукав.

– Расскажете, если станет хоть что-нибудь известно?

– Конечно, – я киваю.

Мари касается изумрудно-зеленого шарфика, и я замечаю шрамы на костяшках пальцев. Под виртуозно наложенным макияжем кожа на щеке топорщится, напоминая вспучившуюся штукатурку. Молчание затягивается. Женщина спохватывается, машет рукой и удаляется, обдав меня еще одним облачком «Шанели».

С облегчением поворачиваюсь к кассе, в то же время чувствуя себя немного виноватой.

– Пакет нужен? – спрашивает Анна с каменным лицом.

Я киваю, она выхватывает пакет из-под прилавка, потом начинает яростно пробивать покупки и отбрасывать их в сторону.

Прочищаю горло и вежливо интересуюсь:

– Что с вами?

Кассир швыряет бутылку вина не глядя, и ее щеки заливает румянец.

– Понять не могу, зачем вы вернулись?

– Прошу прощения?

– Эл нам рассказывала, что между вами произошло, – в глазах Анны снова вызов, – и почему вы уехали.

Мне остается только гадать, что она им сообщила. Эл умеет исказить правду до неузнаваемости.

– Случившееся между нами вас не касается!

Анна нервно сглатывает, расправляет плечи.

– Лучше уезжайте. Она не хотела бы вас здесь видеть.

Прикладываю карту к терминалу, хватаю пакет с покупками и направляюсь к двери. Я слишком не в себе из-за смены часовых поясов и настолько зла, что решаю промолчать.

– Будьте осторожней! – кричит Анна мне вслед.

В ее голосе больше нет холодности, и прощальные слова звучат скорее как предупреждение, чем как угроза.

* * *

Когда я прихожу из магазина, Росса внизу нет. Наверное, так даже лучше. Я в раздрае. Странный сон и разговор с Анной выбили меня из колеи не меньше, чем электронные письма Эл, страницы из ее дневника и возвращение в Зеркальную страну. Я знала, что после стольких лет придется нелегко, но не до такой же степени! Мне страшно и непонятно, чего еще ждать.

Стою у плиты. Макароны развариваются в клей, я их выбрасываю и начинаю заново. Смотрю, как бурлит вода, и вспоминаю маму. Она гладит меня по щеке, ногти царапаются. «Не будь как я, Кэтриона. Старайся видеть во всем хорошее, а не только плохое». И я представляю, как мы с Эл сидим за столом, тайком суя в рот приторно-сладкие дедушкины ириски, пока мама не видит. Швыряем носки на подвесную сушилку для белья, которую мы окрестили Мораг в честь планеты в галактике Андромеды. Одно очко за попадание на деревянную перекладину, десять – если носок повиснет на железной штанге…

Телефон вибрирует, я вскакиваю и судорожно роюсь в кармане.

Электронное письмо от john.smith120594 . Тема – «Он знает».

И само сообщение:

«Подсказка 2. Там, где умер дедушкин старпом Ирвин».

Гнев приносит облегчение, а вот без внезапно нахлынувших воспоминаний я вполне обошлась бы. Отворачиваюсь от плиты, сажусь за стол, где дедушка впервые рассказал нам о гибели несчастного Ирвина. В тысяча девятьсот семьдесят четвертом дедушка едва не лишился ноги и чуть не погиб во время двухдневного промыслового рейса в Северное море на борту кормового траулера «Реликт». Потом он рассказывал эту историю так часто, что нам стала сниться снежная буря, крики чаек и олуш, запахи морского дна, когда тросы вытягивают трал из Дьяволовой впадины и разит солью, нефтью, илом. Лебедку заклинило, гидравлика воет, сеть зацепилась за дно, и судно кренится, а дедушка и его старпом Ирвин скользят по палубе к распахнутым траловым доскам и морю. Нога дедушки застряла между досками и сломалась, но все же он нашел в себе силы бросить Ирвину крюк и до последнего пытался вытащить друга, пока тот не разжал руки.

Все выжившие матросы «Реликта» получили компенсацию, но дедушке досталось больше всех, потому что именно он писал отчет за отчетом про неисправные траловые доски, потому что именно он потерял друга и едва не лишился ноги. В итоге ему выплатили достаточно, чтобы он смог уйти на пенсию и купить этот дом. «Зря парни меня недооценивали, милая, – говаривал дедушка. – Тот чертов шкипер все равно был оторви и выкинь». В отличие от мамы дедушка признавал только одно правило и руководствовался им всегда и везде: «На любом судне найдется свой поганец, а если его нет, то поганец – ты».

Встаю из-за стола, иду к ветхим бежевым шкафчикам. Сажусь на корточки, начинаю открывать дверцы и раздвигать в стороны пластиковые пищевые контейнеры. В последнем шкафу возле задней стенки нахожу крошечное черное пятно, нарисованное углем и шариковой ручкой. Дьяволова впадина. Эл обожала портить шкафчики и ящики, устраивая в них тайники, которые не найдешь, если не знаешь, что они там есть. Она нарисовала Дьяволову впадину в углу полки через пару дней после того, как дедушка впервые рассказал нам эту историю. Встаю на колени и дотягиваюсь до сложенного листка под полкой. И едва успеваю обнаружить, что их там два, а не один, как кто-то шипит мне прямо в ухо: «Ах ты, гадкая паршивка!»

Испуганно отшатываюсь, похоже, я невольно вскрикнула. Выдергиваю руку из шкафа и отчаянно перебираю ногами, пока не упираюсь в противоположную стену. Нервно сглатываю. На кухне никого нет, но голос все еще звенит в ушах. Такой язвительный, такой злобный. И где-то на задворках сознания всплывает образ женщины: высокая, коротко стриженная брюнетка. Ведьма!

– Что ты делаешь? – интересуется Росс, стоя на пороге кухни.

– Просто поскользнулась, – с деланым смешком восклицаю я, потирая руку, и сую в карман два свернутых листка. Росс помогает мне подняться с пола.

Я знаю эту женщину – по крайней мере, так мне кажется. Смутные воспоминания, вызванные к жизни свистящим шепотом, вьются, словно завитки дыма. Ее голос – тонкий, высокий и грозный. Брови насуплены, глаза сощурены и смотрят на меня так, словно я – самое отвратительное создание на свете. Дедушка нашел меня плачущей за кухонным столом, подмигнул, похлопал по плечу. «Не горюй, девонька, никто у нас пока не помер!»

Возвращаюсь к кухонному шкафчику, смотрю на две плитки под ногами и темное ржавое пятно на стыке между ними. Вздрагиваю, пытаюсь выкинуть это из головы. Бросаю взгляд на макароны – они вот-вот снова разварятся в клей.

– Готовы.

Мы оба едим как роботы: медленно, размеренно и четко. После ужина вид у нас ненамного лучше. Я встаю, открываю дверцу холодильника и достаю бутылку вина.

– Нижний ящик морозилки в нашем старом холодильнике всегда был забит замороженными сосисками в тесте, и на упаковках надпись большими черными буквами: «На мои похороны – не трогать!» – говорю я, пытаясь снять напряжение. – Дедушка называл их холодной закусью. – Вспоминаю его немудреные шутки, его усмешку. «В наши дни хорошая закусь на похоронах – большая редкость, цыпа».

Поворачиваюсь к Россу, с удивлением вижу насупленные брови и злобный взгляд. Вдруг его лицо расслабляется, становится отрешенным так быстро, что меня пробирает дрожь. Наверное, почудилось.

– Что с тобой, Росс?

И я почти с облегчением снова вижу ту же самую злобную усмешку.

– Сама как думаешь, Кэт?

– Извини. Конечно, тебе плохо. Я вовсе не хотела…

– Черт! Не обращай внимания. – Он трет глаза и улыбается через силу. – Просто вымотался.

Открываю вино, разливаю по бокалам.

– Сегодня я познакомилась с Анной. Она всегда такая стерва?

– Какая Анна?

– Из супермаркета. Красивая блондинка, русская.

– Ах да, Анна… Не русская, словачка. Она бывает… – Росс неопределенно машет рукой. – Не знаю, прыткой, что ли…

Делаю глоток вина.

– Эл думает, что Анна с тобой заигрывает? – Эл всегда была ревнивой. По крайней мере, Росса она ревновала постоянно.

Он молчит, и я ищу менее опасную тему.

– С Мари я тоже познакомилась. Она спросила, есть ли новости и…

Росс резко встает из-за стола и отворачивается.

– Не знаю, о ком ты говоришь.

– Вроде бы она с тобой знакома. Назвалась подругой Эл. Она живет в Пряничном курятнике.

– Где?!

– Через дорогу, в многоэтажке.

Росс стоит ко мне спиной, и я не вижу его лица.

– Понятия не имею, о ком ты говоришь.

Впрочем, какая разница? У Эл всегда были секреты. Она не любила смешивать ни еду, ни людей. Даже в детстве терпеть не могла, когда в тарелке все лежало вперемешку, и брезгливо отодвигала разные виды пищи к краям, оставляя между ними пустое место.

– Не знала, что у Эл была депрессия, – наконец говорю я, желая поскорее прервать затянувшееся молчание.

Росс оборачивается.

– Черт, я ведь психолог-клиницист! – В его голосе больше нет злости, только усталость. – Каждый день вижу десятки пациентов с хронической депрессией, биполярным расстройством, посттравматическим стрессом. – Он садится и подпирает голову руками. – А своей жене помочь не смог…

– Ты же считал, что у нее легкая форма! Ты сказал инспектору Рэфик, что депрессия Эл…

– Знаю. Рэфик сгодится любой предлог, чтобы от меня избавиться. Сама видела, что она думает об открытках. Я для нее – как шило в заднице.

– Послушай, все не так…

– Небось считает, что я сам подкинул тебе ту открытку, – добавляет Росс. – Чтобы расследование не свернули.

Мне хочется продолжить разговор об открытках, но его опущенные плечи заставляют меня промолчать. Как же подбодрить Росса? Он уже знает, что я не верю ни в смерть Эл, ни в то, что она действительно пропала. Если расскажу про подсказки в электронной почте, он наверняка заявит, что письма не от Эл, хотя это наиболее логичное объяснение. К тому же как бы мне ни хотелось, нельзя забывать про предупреждение – «Не рассказывай никому!» В результате получается именно так, как задумала Эл: мы с Россом лежим по разные стороны тарелки.

– Да, пожалуй. Спорим, она не пропустила ни одной серии «Главного подозреваемого»?

Росс не отвечает, и я смотрю в окно. Солнце опускается за внешнюю стену сада, заливая траву золотистым светом.

– Почему все рамы забиты гвоздями?

Он моргает и смотрит на подоконник.

– Мы решили, что Макдональды сделали это в целях безопасности – ну, окна-то совсем старые. – Коротко улыбается. – После переезда я вызвал реставратора, и тот сказал, что нужно менять все нижние рамы. Это обошлось бы нам в несколько тысяч фунтов. – Улыбка у него грустная. – Честно говоря, мне они не мешают. Я решил, что так безопаснее для Эл, когда меня нет.

Мы долго сидим и молча пьем вино. Наконец Росс встает, относит свой бокал в раковину.

– Пойду попробую хоть немного поспать.

– Ладно.

Он останавливается на пороге кухни.

– Объясни мне, Кэт. Почему ты так уверена, что она жива?

– Если б она умерла, я непременно почувствовала бы, – отвечаю я. – Я бы знала.

Он сжимает дверную ручку так, что белеют костяшки.

– Думаешь, я бы не почувствовал? Ты совсем ее не знаешь… Черт возьми, Кэт, тебя здесь не было целых двенадцать лет! Она не стала бы ни имитировать свою смерть, ни слать самой себе открытки с угрозами. Мы с ней любили друг друга!

Не знаю, кого Росс пытается убедить, себя или меня, но его слова и внезапная злость ранят больно. Они жгут мне горло, от них щиплет глаза. И тут я понимаю, что он делает это вполне осознанно. Не может задеть Эл, так хотя бы отыграется на мне. Или же, глядя на меня, он видит ее…

– После твоего отъезда Эл изменилась, – заявляет Росс. – Она никогда так со мной не поступила бы!

– Люди не меняются, – бросаю я, не в силах сдержаться. И я действительно в это верю.

Росс кривит губы в невеселой усмешке.

– Эл всегда считала, что твоя суперсила – отрицание. – Он открывает дверь и уходит не оглядываясь.

Сижу за кухонным столом и смотрю в окно. Я взмокла от пота, измучена и в то же время напряжена. Достаю из кармана первый листок бумаги и разворачиваю.

10 января 1993 года = 8 лет с половиной

Мама говорит что по ночам Синяя Барада рыщет в поисках новой жены чтобы запереть ее и повесить на крюк когда разозлится. Синяя Барада – трус высшего пошиба.

Она говорит что когда мы плаваем на «Сатисфакции» в поисках капитана Генри и Острова то должны вести себя хорошо и не ссориться иначе Черная Барада за нами придет. Потомучта Черная Барада – самый плохой пират! Он хитрый и подлый только и знает что лжет. Он хочет поймать нас обмануть и бросить на съедение акулам. Но у него ничего не выходит.

Она просто вас пугает говорит Росс.