Онлайн чтение книги Золотой дублон Брашера
35

Было три часа дня, и у моих дверей стояли на ковре пять мест багажа. Там был желтый слоновоз, крепко ободранный с обоих боков от долгих путешествий в багажниках автомобилей; два отличных самолетных кофра с инициалами «Л. М.», старый черный чемодан под моржовую кожу с буквами «М. Д.» и пластиковая сумка из тех, что продаются на каждом углу за доллар сорок девять центов.

Доктор Карл Мосс только что ушел, ругая меня на чем свет стоит, потому что опаздывал на свою лекцию по психотерапии. Сладковатый запах его одеколона прямо-таки отравлял воздух. В том, что еще осталось от моих мозгов, я прокручивал его ответ на мой вопрос, скоро ли Мерл поправится.

— Это зависит от того, что ты имеешь в вижу под словом «поправится». Она всегда будет очень возбудима и всегда будет слабо проявлять животные эмоции. Всегда будет с удовольствием дышать утренним воздухом и нюхать свежевыпавший снег. Из нее бы получилась отличная монашка. Религиозные мечты с их узостью, с их стилизованными эмоциями и хмурой чистотой были бы прекрасным выходом для нее. А так она, вероятно, превратится в одну из тех старых дев с кислыми лицами, которые сидят за конторками в библиотеках и регистрируют книги и карточки учета.

— Не так уж она и слаба, — сказал я, но он только усмехнулся своим мудрым докторским лицом и вышел. — И потом, откуда ты знаешь, что они девы? — добавил я в закрытую дверь, но толку от этого не было никакого.

Я закурил и подошел к окну, и тут она появилась в дверях спальни и посмотрела на меня запавшими глазами — собранное маленькое лицо без грима, только немного помады на губах.

— Подрумяньте щеки, — сказал я ей, — а то вы выглядите, как снегурочка после разгульной ночи в кубрике рыболовного сейнера.

Она ушла в спальню и подрумянила щеки. Вернувшись, она взглянула на багаж и тихо сказала:

— Лесли одолжил мне свои чемоданы.

— Ага, — сказал я и оглядел ее. Выглядела она чудесно. На ней были бежевые брюки, босоножки, коричневая с белым рубашка и желтый шарф. Очки она не надела. Выражение ее огромных, ясных, лазоревых глаз было чуть обалдевшим, но не больше, чем можно было ожидать. Волосы были гладко зачесаны назад, но с этим я ничего не мог поделать.

— Вам со мной столько беспокойства, — сказала она. — Извините, пожалуйста.

— Чепуха. Я говорил с вашими родителями. Они ужасно рады. За восемь лет они видели вас всего дважды и стали думать, что уже потеряли вас.

— Так чудесно будет проведать их, — сказала она, глядя в ковер. — И так мило, что миссис Мердок отпустила меня. Она просто не может без меня обойтись. — Она переступила ногами, словно не знала, что с ними делать теперь, когда на них были брюки, хотя брюки были ее, и она, видимо, уже сталкивалась раньше с этой проблемой. Наконец она села, сжала колени и сложила на них ладошки.

— Если нам нужно о чем-нибудь поговорить, — сказал я, — или если вы хотите мне что-то сказать, то лучше покончить с этим сейчас. Потому что я не собираюсь мотаться через все Соединенные Штаты с нервным истощением на правом сиденье.

Она прикусила кулачок и пару раз искоса взглянула на меня из-за руки.

— Вчера вечером… — сказала она, остановилась и покраснела.

— Давайте попробуем немного старого зелья, — сказал я. — Вчера вечером вы сказали мне, что вы убили Вэнниэра, а потом сказали, что не убивали. Я знаю, что никого вы не убивали. С этим все.

Она уронила кулачок, посмотрела на меня серьезно, спокойно, собранно, и ее руки на коленях уже не напрягались.

— Вэнниэр был мертв задолго до вашего приезда туда. Вы поехали к нему, чтобы передать от миссис Мердок немного денег.

— Нет — от меня, — сказала она. — Хотя, конечно, это были деньги миссис Мердок. Я должна ей больше, чем смогу когда-нибудь отдать. Конечно, платит она мне немного, но этого вряд ли…

Я грубо сказал:

— То, что она вам платит немного, очень характерно, а в том, что вы ей должны больше, чем когда-либо сможете отдать, больше лирики, чем правды. Оба состава национальной сборной по бейсболу не смогут дать ей того, что она получает от вас. Однако теперь это не важно. Вэнниэр совершил самоубийство, потому что его поймали на мошенничестве. Это ясно и окончательно. Все ваше поведение в той или иной мере спектакль. Вы получили жуткий шок, увидев его мертвый взгляд в зеркале, и он наложился на другой шок, многолетней давности, а вы про себя драматизировали это на свой манер.

Она застенчиво посмотрела на меня и кивнула своей соломенной головкой, словно соглашаясь со мной.

— И Хорэса Брайта вы не выталкивали из окна, — сказал я.

Лицо ее дрогнуло и пугающе побледнело.

— Я… я… — Ее рука поднялась ко рту и осталась там, поверх нее на меня смотрели ее обезумевшие глаза.

— Я бы не стал этого делать, — сказал я, — если бы доктор Мосс не сказал, что вроде от этого худо не будет и мы все можем выложить вам прямо сейчас. Вы, кажется, думаете, что убили Хорэса Брайта. У вас был мотив и была возможность, я думаю, в какую-то секунду вам даже захотелось использовать эту возможность. Но это было бы против вашей природы. В последний момент вы бы остановились. В этот именно момент вы и потеряли сознание. Он в самом деле упал, конечно, но вы его не толкали.

Я сделал паузу и смотрел, как рука опять упала на колени, пальцы переплелись, и она сжала руки.

— Вас заставили думать, что вы толкнули его, — сказал я. — Это было сделано с последовательностью, откровенностью и спокойной бесцеремонностью, которые встречаются только в общении женщин между собой. Глядя на миссис Мердок, никогда не подумаешь о ревности, но это и был мотив, она ревновала. Был и другой — страховка за жизнь мужа в пятьдесят тысяч долларов — все, что осталось от большого состояния. Она питает к сыну странную, дикую, собственническую любовь. Это холодная, отчаянная, бесцеремонная женщина, и она использовала вас без жалости и угрызений в качестве подстраховки на случай, если Вэнниэр на что-нибудь решится. Вы были для нее козлом отпущения. Если вы хотите выбраться из этой бледной, бесчувственной жизни, вам придется понять и поверить всему, что я вам говорю. Я знаю, это трудно.

— Это совершенно невозможно, — спокойно сказала она, глядя мне в переносицу. — Миссис Мердок всегда была мне родной. Я в самом деле не помню, как это было, но вам не следует говорить о людях такие ужасные вещи.

Я достал белый конверт, который был за картинкой на стене в доме Вэнниэра. В нем два снимка и негатив. Я встал перед ней и положил фотографию ей на колени.

— Хорошо. Взгляните на это. Вэнниэр снимал с другой стороны улицы.

Она посмотрела.

— Да это же мистер Брайт. Не очень хороший снимок, да? А это миссис Мердок — тогда она была миссис Брайт — как раз позади него. Мистер Брайт здесь как сумасшедший. — Она подняла на меня глаза с мягким любопытством.

— Если он кажется здесь сумасшедшим, — сказал я, — то вам стоило посмотреть на него двумя секундами позже, когда он разбился о тротуар.

— Когда он что?

— Смотрите, — сказал я, и в моем голосе появилось нетерпение, — это же снимок того, как миссис Элизабет Брайт Мердок выталкивает своего мужа из окна его кабинета. Он падает. Посмотрите, где его руки. Он кричит от ужаса. Она стоит за ним, и лицо у нее каменное от ярости или еще от чего-то. Неужели вы этого не понимаете? Вот эту-то улику Вэнниэр и хранил все эти годы. Миссис Мердок никогда ее не видела, никогда не верила до конца в ее существование. Но снимок существовал. Я нашел его вчера вечером, и это была такая же случайность, как и сам этот снимок. И это очень похоже на справедливость. Вы хоть начинаете понимать?

Она еще раз взглянула на снимок и отложила его.

— Миссис Мердок всегда была мне родной, — сказала она.

— Она сделала из вас козла отпущения, — сказал я натянутым голосом конферансье из плохого театра. — Она умная, жесткая, терпеливая женщина. Она знает свои комплексы. Она даже способна отдать доллар, чтобы сохранить доллар, а это умеют очень немногие из ей подобных. Это я ей дарю. Вместе с этим я бы ей подарил мину с часовым механизмом, но воспитание не позволяет.

— Ну что же, — сказала она, и я понял, что она слышала одно слово из трех и не поверила тому, что услышала. — Никогда не показывайте это миссис Мердок. Она ужасно расстроится.

Я встал, отобрал у нее фотографию, разорвал на клочки и выбросил в корзину.

— Вы, может быть, пожалеете об этом, — сказал я, зная, что у меня осталась другая фотография и негатив. — Как-нибудь ночью — через три месяца, через три года — вы проснетесь среди ночи и поймете, что я говорил вам правду. И тогда вам, может быть, захочется еще раз взглянуть на эту фотографию. А может быть, я и здесь ошибаюсь. Может быть, вы будете очень разочарованы, поняв, что вы никого не убивали. Это хорошо. Как бы то ни было, это хорошо. А сейчас отправляйтесь вниз, садитесь в мою машину, и мы едем в Вичиту навестить ваших родителей. Я думаю, вы не вернетесь к миссис Мердок, но вполне может быть, что я и здесь ошибаюсь. Но говорить об этом мы больше не будем. Никогда.

— Я совсем без денег, — сказала она.

— У вас есть пятьсот долларов, которые вам прислала миссис Мердок. Они у меня в кармане.

— Это ужасно мило с ее стороны, — сказала она.

— О господи ты боже мой, — сказал я и отправился на кухню выпить посошок на дорогу. Лучше мне от этого не стало. Только захотелось залезть на стену, погулять по ней и вернуться через потолок.