Онлайн чтение книги Золотые пауки
Глава вторая

На следующий день, в среду, я был сильно занят. Владелец фабрики скобяных изделий в Янгстауне, штат Огайо, приехал в Нью-Йорк в поисках своего исчезнувшего отпрыска, предварительно прислав Вульфу слезную телеграмму с мольбой о помощи. Мы призвали Сола Пензера, Фреда Даркина и Орри Кетера, и они принялись за дело. Я не мог отойти от телефона, поскольку принимал их донесения и отдавал распоряжения.

В начале пятого появился Пит Дроссос и изъявил желание повидать Вульфа. Его поведение явно свидетельствовало о том, что хотя он и отдает мне должное как частному детективу с лицензией и ничего против меня не имеет, однако вести дела предпочитает с боссом. Я объяснил Питу, что Ниро Вульф ежедневно проводит четыре часа – утром с девяти до одиннадцати и днем с четырех до шести – со своими десятью тысячами орхидей, терзая в эти часы Теодора Хортсмана, а не меня, и что в это время он практически недоступен. Пит не стал скрывать своего мнения об этом. Он заявил, что более дурацкого времяпрепровождения для детектива быть не может, и я не пытался его разуверить. В конце концов мне удалось выдворить его на крыльцо и запереть дверь. Я был готов допустить, что мой босс нуждается в капельке милосердия. Настырность Пита будет ему, бесспорно, досаждать. Мне следовало еще вчера сдержаться и не приглашать Пита к Вульфу в товарищи по играм. Когда я замечаю в себе угрызения совести, мне помогает справиться с ними глоток молока, и я отправился на кухню. Как только я вернулся в кабинет, зазвонил телефон: докладывал Орри Кетер.

За ужином ни Вульф, ни Фриц не произнесли ни слова о вчерашней размолвке. Накладывая себе вторую порцию блинов со свининой по-датски, Вульф отчетливо пробурчал: «Весьма приемлемо», что в его устах было чрезвычайно щедрой оценкой. Фриц принял ее как должное и, с достоинством склонив голову, прошептал: «Конечно, сэр». Когда мы кончили пить кофе, небо уже очистилось от грозовых туч. Вульф был так любезен, что даже попросил меня, если я соглашусь, спуститься вместе с ним в бильярдную, чтобы он увидел в моем исполнении знаменитый удар Москони, о котором я столько рассказывал.

Однако мне не довелось выполнить его просьбу. Когда мы встали из-за стола, раздался звонок в дверь. Я подумал, что это снова Пит, но ошибся. Посетитель, стоявший на крыльце, оказался несколько крупнее Пита и гораздо лучше мне знаком – это был сержант Пэрли Стеббинс из отдела по расследованию убийств полицейского управления Манхэттена, собственной персоной. Вульф проследовал в кабинет, и я открыл дверь.

– Они побежали туда, – сказал я, ткнув большим пальцем в сторону.

– Не паясничайте, Гудвин. Я хочу поговорить с Вульфом. И с вами.

– Я здесь. Валяйте.

– И с Вульфом.

– Он занят перевариванием блинов со свининой по-датски. Подождите.

Я прошел в кабинет, доложил, что Стеббинс просит аудиенции, терпеливо дождался, пока Вульф кончит гримасничать, получил распоряжение ввести просителя, вернулся в прихожую и выполнил приказание босса.

За многие годы установился определенный ритуал посещения сержантом Стеббинсом кабинета Вульфа. Если он приходил вместе с инспектором Кремером, то большое красное кожаное кресло перед столом Вульфа занимал, конечно, инспектор, а Пэрли довольствовался желтым, поменьше. Если он являлся один, то, как я ни пытался усадить его в красное кресло, мне это не удавалось. Он всегда выбирал желтое. Не потому, что считал, будто сержант не должен занимать место своего начальника, вовсе нет – вы просто не знаете Пэрли. По-видимому, тут была иная причина: то ли он не хотел сидеть лицом к окну, то ли просто не любил красный цвет. Когда-нибудь я спрошу его об этом.

В тот день он, как обычно, пристроил свои кости и мясо, которых у него было больше чем достаточно, в желтом кресле, несколько секунд разглядывал Вульфа, затем повернулся ко мне.

– Вчера вы звонили относительно машины – темно-серого «кадиллака» с коннектикутским номером девяносто четыре – тридцать два. Почему? По какому поводу?

– Я же вам говорил, – пожал я плечами. – Мы получили непроверенную информацию, что владелец этой машины или ее водитель может оказаться замешанным в каком-либо противозаконном деянии. Я предложил вам проследить за ней в обычном порядке.

– Знаю. Что это была за информация и от кого вы ее получили?

Я покачал головой.

– Вы спрашивали об этом вчера, и я оставил ваш вопрос без ответа. То же самое будет и сегодня. Наш информатор не желает, чтобы его беспокоили.

– Его все равно придется побеспокоить. Кто он и что он вам рассказал?

– Ничем не могу вам помочь, – развел я руками. – Что за отвратительная привычка считать, будто по первому вашему требованию я обязан докладывать, кто, что и почему! Сначала расскажите мне, что случилось, и тогда посмотрим, захочу ли я отвечать на ваши вопросы. Согласитесь, что это разумно.

– Да, конечно. Сегодня в шесть сорок вечера, то есть два часа назад, на перекрестке Тридцать пятой улицы и Девятой авеню остановилась на красный свет машина. К ней подбежал мальчишка и принялся протирать стекла. Покончив с одной стороной, он собрался перейти на другую, но когда оказался перед машиной, она внезапно рванулась с места, сбила парнишку и умчалась. «Скорая помощь» доставила пострадавшего в больницу, где он скончался. Машину вел мужчина. Он был один. В таких случаях люди от волнения никогда ничего не запоминают, но два человека, женщина и юноша, назвали один и тот же номер – Коннектикут девяносто четыре – тридцать два, а юноша, кроме того, запомнил, что это был «кадиллак» темно-серого цвета.

– Как зовут мальчика? Того, которого сшибли.

– Какое это имеет отношение к делу?

– Не знаю. Я спрашиваю.

– Дроссос. Пит Дроссос.

– Вот тебе на! Мерзавец!

– Кто? Мальчишка?

– Нет. – Я обернулся к Вульфу. – Вы будете говорить или я?

Вульф прикрыл глаза. Через некоторое время он открыл их, сказал:

– Ты. – И снова закрыл.

Я не счел нужным рассказывать Стеббинсу про домашний конфликт, из-за которого у меня возникло желание привести Пита в кабинет к Вульфу, но сообщил все, что относилось к делу, включая и второй визит Пита. Пожалуй, впервые в жизни Стеббинс поверил в достоверность полученных у нас сведений, задал кучу вопросов, но в конце концов все же счел уместным сделать недружелюбное замечание относительно двух достойных граждан, Ниро Вульфа и Арчи Гудвина, которым следовало бы проявить несколько больший интерес к тому факту, что женщина, которой тычут пистолетом под ребра, просит помощи полиции.

Я был не в том настроении, чтобы препираться с ним, но все же не выдержал.

– Такие типы, как вы, – позор для страны, – заявил я. – Мальчик мог все выдумать. Он признал, что не видел пистолета. Возможно, что и женщина просто хотела над ним подшутить. Если бы вчера я сказал вам, откуда мы получили информацию, вы бы решили, что я мот и транжира, раз способен ради такой ерунды потратить десять центов на телефонный звонок. Однако я назвал вам номер машины. Вы проверили его?

– Да. Этот номер снят с «плимута», украденного в Хартфорде два месяца назад.

– Никаких следов?

– Пока никаких. Мы связались с Коннектикутом, чтобы там навести справки. Не знаю точно, сколько машин с украденными номерными знаками снуют сейчас по Нью-Йорку, но полагаю, что очень много.

– Вам удалось получить подробное описание человека за рулем?

– У нас четыре показания, и они ни в чем не сходятся. Три вообще не стоят и гроша, а четвертое представляет некоторый интерес. Этот человек вышел из аптеки как раз в тот момент, когда мальчишка подбежал к машине с тряпкой. По его словам, водителю было лет сорок, он худощавый, с правильными чертами лица, в темно-коричневом костюме и фетровой шляпе, натянутой почти на уши. Свидетель говорит, что мог бы опознать его. – Пэрли поднялся с места. – Ну, я пойду. Признаюсь, я разочарован. Я надеялся получить от вас путеводную нить или убедиться, что вы пытаетесь выгородить своего клиента.

Вульф раскрыл глаза:

– Желаю вам удачи, мистер Стеббинс. Этот мальчик вчера вечером был гостем за моим столом.

– М-да, это и вовсе ужасно, – отозвался Стеббинс. – Разве можно давить детей, которые были вашими гостями…

На этой вежливой ноте разговор закончился. Я последовал за Стеббинсом в прихожую и только взялся за ручку двери, как увидел фигуру, поднимавшуюся на крыльцо. Когда я открыл дверь, передо мной стояла тощая маленькая женщина в скромном темно-синем платье, без жакетки и шляпы, с припухшими, покрасневшими глазами. Губы ее были так крепко сжаты, что, казалось, их на лице вообще нет.

– Чем могу служить?

Стеббинс стоял позади меня.

Она с трудом заговорила:

– Здесь живет мистер Вульф?

Я ответил утвердительно.

– Можно мне его повидать? На одну минутку. Меня зовут Антеа Дроссос.

Было видно, что она много плакала и вот-вот вновь разрыдается, а для Ниро Вульфа нет ничего хуже женских слез. Поэтому я сказал, что являюсь его доверенным помощником. Может быть, она расскажет мне, в чем дело?

Она подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза.

– Мой мальчик Пит велел мне повидать мистера Ниро Вульфа, – сказала она, – и я подожду здесь, пока мистер Вульф не освободится.

Я отступил назад и прикрыл дверь. Стеббинс последовал за мной в кабинет.

– Миссис Антеа Дроссос желает вас видеть, – обратился я к Вульфу. – Говорит, что так велел ее сын Пит. Она простоит на крыльце всю ночь, если придется. Она может зарыдать в вашем присутствии. Прикажете вынести ей раскладушку?

Это сразу заставило Вульфа раскрыть глаза.

– Прекрати! Что я могу сделать для этой женщины?

– Ничего. Так же, как и я. Но от меня она не примет даже отказа.

– Тогда какого же дьявола! Это все из-за твоих вчерашних фокусов… Пригласи ее.

Я вышел и распахнул дверь перед миссис Дроссос. Стеббинс уже занял свое место в желтом кресле. Поддерживая женщину под локоть, я провел ее к красному кожаному креслу, в котором могли бы уместиться три таких, как она. Она присела на краешек и уставилась на Вульфа своими темными глазами – по контрасту с воспаленными от слез веками они казались совсем черными. Голос ее дрожал.

– Вы будете мистер Вульф?

Он ответил утвердительно. Она перевела взор в мою сторону, затем в сторону Стеббинса и снова вперила глаза в Вульфа.

– А эти люди?

– Мистер Гудвин – мой помощник, а мистер Стеббинс из полиции, он расследует гибель вашего сына.

– Я так сразу и подумала, – кивнула она. – Мой мальчик не хотел бы, чтобы я разговаривала с полицейским.

По ее тону было совершенно очевидно, что она не сделает ничего такого, чего не хотел бы ее сын. Мы оказались в трудном положении. Зная подозрительность и недоверчивость Стеббинса, нечего было и думать о том, что он по доброй воле покинет кабинет, но вдруг Пэрли поднялся с кресла и со словами «Я пойду на кухню» направился к двери. Мое изумление продолжалось не более секунды, так как я понял, куда он пошел. В стене, отделяющей соседнюю комнату от кабинета, было проделано отверстие, скрытое картиной с видом водопада. Через это отверстие можно было видеть, что происходит в кабинете, и все слышать. Пэрли знал об этом.

Когда он вышел, я счел нужным предупредить Вульфа.

– Картина, – сказал я.

– Знаю, – раздраженно отозвался Вульф и обернулся к миссис Дроссос: – Слушаю вас, мадам.

Она поднялась, подошла к двери, высунула голову, осмотрела прихожую и только потом, закрыв дверь, вернулась на свое место.

– Вы знаете, что Пита убили?

– Да.

– Когда мне сказали, я побежала на улицу, и там он лежал… Он был без сознания, но еще жив… Мне позволили поехать вместе с ним в машине «скорой помощи». Вот тогда он и сказал мне…

Она умолкла. Я испугался, что она разрыдается, но, посидев с полминуты, словно каменная, она наконец смогла продолжать:

– Он открыл глаза, и я наклонилась к нему. Он сказал… Я повторю вам, что он сказал. Он сказал: «Передай Ниро Вульфу, что со мной-таки рассчитались… Никому не говори этого, кроме мистера Вульфа. И отдай ему все мои деньги из консервной банки».

Она вновь умолкла. Прошла целая минута, пока Вульф не вывел ее из оцепенения:

– Я вас слушаю, миссис Дроссос.

Она открыла видавшую виды кожаную сумочку, покопалась в ней, достала небольшой бумажный сверток и поднялась с места, чтобы положить его на стол перед Вульфом.

– Здесь четыре доллара и тридцать центов.

Она продолжала стоять.

– Пит заработал их сам и хранил в банке из-под консервов… Больше он ничего не сказал. Потерял сознание и умер… В больнице ничего не смогли поделать. Я вернулась домой, чтобы забрать деньги и отнести вам. Теперь я могу уйти.

У двери она обернулась к Вульфу:

– Вы поняли, что я вам сказала?

– Да, понял. Арчи…

Я уже был возле нее. Теперь она держалась на ногах несколько тверже, но все равно я поддержал ее под локоть и помог преодолеть семь ступенек с крыльца на тротуар. Она не поблагодарила меня и, по-видимому, даже не заметила моего присутствия. Я на нее не обиделся.

Когда я вернулся в прихожую, Пэрли уже надевал шляпу.

– Отобрать конфеты у ребенка – этого я еще мог от вас ожидать, – возмущенно произнес он. – Но отобрать конфеты у мертвого ребенка… Бог мой!

Он направился к двери, но я преградил ему дорогу.

– Послушайте! Если бы мы начали уговаривать ее взять назад эти деньги, она бы…

Я осекся.

– На этот раз вы превзошли себя! – рявкнул он, отстранил меня и вышел.

Я вернулся в кабинет, кусая ногти от досады. Нечасто Пэрли Стеббинсу удается меня уязвить, но в тот день он вывел меня из равновесия. Естественно, я постарался выместить свою злость на Ниро Вульфе. Я подошел к его столу, взял сверток, развернул и аккуратно разложил содержимое перед боссом.

– Совершенно точно, – объявил я. – Четыре доллара и тридцать центов. Искренние поздравления. После уплаты подоходного налога и за вычетом расходов в размере десяти центов – за вчерашний телефонный звонок Стеббинсу – вам останется достаточно, чтобы…

– Заткнись! – прорычал он. – Завтра же ты вернешь ей эти деньги.

– Нет. Ни завтра, ни послезавтра, никогда. Вы чертовски хорошо знаете, что это невозможно.

– Внеси их в фонд Красного Креста.

– Внесите сами. Она может никогда больше не прийти сюда, но если придет и спросит, что мы сделали с деньгами Пита, у меня не повернется язык сказать ей, что мы отдали их в Красный Крест, а врать я не хочу.

Он придвинул деньги ко мне.

– Ты привел мальчика в дом!

– Это ваш дом, и вы угощали его печеньем.

Мои слова остались без ответа. Вульф взял очередную книгу, раскрыл на том месте, где он остановился, расположил поудобнее в кресле свою массивную тушу и погрузился в чтение.

Я сел за свой стол, делая вид, что просматриваю вчерашние отчеты Сола, Фреда и Орри, а сам пока что размышлял, что делать дальше. Подумав, я расчехлил пишущую машинку, заложил бумагу и начал печатать. Первый вариант мне не понравился, я кое-что поправил, и на этот раз мне показалось, что все в порядке. Я обернулся к Вульфу и объявил:

– У меня есть предложение.

Он дочитал до конца абзаца, который оказался довольно длинным, и только потом обратил на меня свой взор:

– Ну?

– Мы связаны деньгами Пита и должны что-то с ними сделать. Может быть, вы помните, что вы ему сказали? Не так важно получить гонорар, как чувствовать, что он получен не даром. Надеюсь, вы почувствуете, что действительно заслужили этот гонорар, потратив его целиком и полностью на объявление в газете, которое будет звучать примерно так: «Женщину с серьгами в виде пауков и царапиной на щеке, которая в среду на углу Тридцать пятой улицы и Девятой авеню, находясь в машине, просила мальчика позвать полицию, приглашают связаться с Ниро Вульфом. Адрес в телефонной книге».

Я протянул ему бумагу.

– Плата за объявление в «Таймс» может превысить ваш гонорар, но я готов потратить доллар-другой из своих капиталов. По-моему, блестящее предложение. Таким образом, деньги Пита будут потрачены на него же, а Кремер и Стеббинс окажутся посрамленными. Стеббинс особенно этого заслуживает. А так как нет ни единого шанса из миллиона, что на это объявление кто-нибудь откликнется, то вы можете не опасаться, что вам придется потрудиться. И к тому же не так плохо, если ваше имя лишний раз появится в газете. Что вы скажете?

Он взял бумагу и проглядел текст, задрав нос кверху.

– Ладно, – сварливо буркнул он. – Пусть это послужит тебе уроком.