Онлайн чтение книги Братство страха: Роман о Майкрофте Холмсе Against the Brotherhood
Глава 18

Макмиллан был облачен в роскошный халат из тартана его фамильных цветов, с широкими бархатными отворотами, под которым, похоже, ничего больше не было. Излишества предыдущей ночи отразились на его внешности, оставив темные круги под опухшими голубыми глазами. Но, несмотря на это, он выглядел достаточно внушительно. У него были роскошные бакенбарды в виде котлет, переходящие в экстравагантные кавалерийские усы. Залысины уже заметно врезались в огненно-рыжие волосы, оставив надо лбом заметный «клюв вдовца». Крупно очерченные ноздри раздувались, переносица настолько выдавалась, что Макмиллану не составляло никакого труда смотреть на окружающих сверху вниз. Тонкие губы его крупного рта были сжаты в твердую линию. Достав из кармана небольшой пистолет, он осмотрел комнату.

Я неоднократно пытался представить себе, как буду разговаривать с этим человеком, но никак не думал, что это произойдет таким образом. Попытался было поклониться, но приступ головокружения заставил меня вцепиться в стул. При этом я увидел, что мой саквояж лежит под стулом на боку, и понял, что должен его поставить правильно, прежде чем кому-нибудь придет в голову заинтересоваться его содержимым.

— Мне послышались выстрелы, — он подмигнул мадам Изольде, которая только что явилась из глубин своего заведения, прижимая к груди небольшое зеркало. — Поединок за вашу благосклонность, я угадал?

Та покраснела и заторопилась ко мне, оставив любопытного шотландца без ответа.

Я взял зеркало и посмотрел на глубокую рану на лбу. С первого взгляда мне показалось, что она восемнадцати дюймов длиной и глубиной не менее пяти, хотя я знал, что на самом деле ее длина не более трех дюймов, и пуля всего лишь содрала клок кожи, из-под которого обильно сочится кровь, заливая лицо. Я вздохнул и взял кусок материи, которую мне дали вместо насквозь промокшей салфетки. Я прижимал его ко лбу, как можно теснее сжимая края раны, и чтобы шрам был поменьше, и чтобы избежать загрязнения.

— Премного благодарен вам, — сказал я, возвращая зеркало мадам Изольде.

— Отнеситесь к этому серьезно, — сказала она, словно откликнувшись на мои собственные мысли, — рана очень опасная.

— Мне тоже так кажется, — согласился я и заметил, что Макмиллан подошел поближе ко мне.

— Я могу помочь, — вызвался Майкрофт Холмс. — Нас учат этому.

— Боже правый! — воскликнул Макмиллан, обратив внимание на пропитанную кровью салфетку и разглядев, что представляет собой мой лоб. — Что, действительно так плохо?

— Не так плохо, как кажется со стороны, — ответил я, пытаясь говорить спокойно. Я понимал, что обильное кровотечение вызвано мелкими осколками стекла, впившимися в лоб и щеки. — Но знаете, как это бывает с ранами на лице.

— Их словно сам дьявол выдумал, — сказал Макмиллан, искоса взглянув на меня. — Вы служите здесь?

Весь план моей миссии сразу прояснился в голове.

— Не совсем так, — ответил я. — Я пришел сюда в надежде, что вы, сэр, возьмете меня к себе на службу. — Поднявшись на ноги и стараясь не слишком качаться, я пытался убедить шотландца, что из меня выйдет вполне приемлемый слуга. Я говорил по-английски, к неудовольствию мадам Изольды и очевидной растерянности Майкрофта Холмса. — Вчера вечером я встретил человека по имени Энгус; он рассказал, что служил у вас, но собирается уехать сегодня утром с первым поездом. У него дома какие-то неотложные дела, по крайней мере, так он сказал. Я подумал, что раз он уехал, вы захотите взять кого-нибудь на его место, вот я и пришел, чтобы выяснить…

— Что за ерунда насчет отъезда Энгуса? — удивился шотландец. — Он мне ничего не говорил.

— Зато мне сказал. Сказал, что вы были заняты, и он не хочет беспокоить вас, пока вы здесь. Сказал, что он давно думал об этом. — Это все звучало достаточно неопределенно, но я надеялся, что Макмиллан не станет задавать лишних вопросов. Подцепив ногой саквояж, я подвинул его поближе. Чье-либо праздное любопытство к его содержимому было мне сейчас вовсе ни к чему.

— Опять эти штучки с дядей? — с раздражением сказал Макмиллан. — Я думал, что он наконец разобрался с ним.

— Похоже, что нет, — ответил я, довольный, что моя уловка удалась. При этом я заметил, что и на мрачном лице Дортмундера появилось довольное выражение. — Он был уверен, что наконец-то получит наследство.

— Разве нормальный человек захочет управлять гостиницей? — язвительно рассмеялся Макмиллан. — Он до самой смерти так и останется слугой, если решит пойти по этому пути. Хотя, — он с осуждением пожал плечами, — может быть, именно для этого он и был рожден.

— Если так, то это доставит ему удовольствие, — решился вставить я и еще раз промокнул рану. — Но из-за его отъезда у вас, сэр, могут возникнуть неудобства. Хотелось бы надеяться, что вы возьмете меня на службу с испытательным сроком. — Я попытался по возможности незаметно оправить сюртук и сорочку. — Мне кажется, что здесь, в Германии, вы вряд ли найдете сейчас много англичан, стремящихся найти работу.

— Но в вас почему-то стреляют, — резонно возразил Макмиллан.

— Прошу прощения, сэр, но, полагаю, что стреляли в турка, — я показал на Майкрофта Холмса и понизил голос. — Думаю, что не стоит полностью принимать на веру его рассказ о том, что он приехал изучать замки. — Судя по тому, что я знал о характере Макмиллана, он должен был поверить, даже если бы я сказал, что в турка стреляли только за то, что он турок.

— Может быть, вы и правы, — проговорил Макмиллан и сунул руки в карманы, словно хотел избежать прикосновения к чему-то нечистому.

Я поспешил закрепить наметившийся успех.

— В окнах не самое лучшее стекло. Очень может быть, что стрелок просто-напросто плохо разглядел цель.

— Совершенно верно, — он вздохнул. — Ладно, когда вы приведете себя в порядок, приходите в мою комнату, где я буду завтракать. Там мы обсудим, что вам делать. — Он взмахнул рукой. — Возможно, вы и слуга, но вы британец, и будет неправильно оставить вас в Баварии среди шлюх, турок и людей, которые стреляют в них с улицы. Ладно. Решим, какой вам дать испытательный срок и какое жалование назначить, если я останусь вами доволен. Он повернулся к мадам Изольде. — Пришлите завтрак мне в номер. Чай с молоком, а не со сливками. Проверьте, чтобы в овсянке не было комков. — С этими словами он бросил на Майкрофта Холмса взгляд, исполненный глубокой неприязни, и вышел из комнаты.

— Призываю вас за мной, — сказал Холмс, сделав общий поклон всем присутствующим. Непривычные для европейского взгляда манеры Камира проявлялись все заметнее. — Коран предписывает нам проявлять милосердие. Позвольте мне помочь вам, как того требует моя вера.

— Действуйте; это будет куда лучше, чем приглашать врача: в этом случае все станет известно полиции, — предупредил герр Дортмундер. — Если этот… джентльмен сможет заштопать вас, то так будет лучше.

Он повернулся к мадам Изольде и принялся бранить ее за то, что она допустила это нападение.

— Но откуда я могла знать? — запротестовала та.

— Вы должны знать все сплетни. Я рассчитываю в этом на вас… — Завершения их спора я не дослушал, так как осторожно направился по лестнице вслед за Майкрофтом Холмсом, держа в левой руке саквояж, тяжелый, как свинцовая гиря.

В его комнате я увидел посреди большого ковра, покрывавшего пол, маленький коврик.

— Для молитвы. Известно, что такой коврик должен быть у каждого мусульманина. Несравненный мистер Саттон предусмотрел это.

— Одному Богу известно, где он достает такие вещи, — сказал я, обернувшись, чтобы убедиться в том, что дверь закрыта.

— Он актер, а актерам может потребоваться самый различный реквизит; во всяком случае, он нередко объяснял мне это. В настоящее время он импровизирует в роли Майкрофта Холмса, человека строгих привычек. В роли, которую ему уже приходилось исполнять прежде. Она ему прекрасно удается, по крайней мере до тех пор, пока не нужно говорить. А теперь идите к окну и позвольте мне взглянуть на вашу рану. — Он издал странный кудахчущий смешок. — И не стоит чрезмерно переживать. В свое время мне довелось зашить не одну пулевую дырку. У меня есть пинцет, и я достану осколки стекла, от них, наверно, саднит, словно в вашей царапине сам черт сидит. Вот, вижу все. — Он подождал, пока я уселся, исполняя его приказание. — Скажите, кто стрелял в вас и почему? У вас есть хоть какие-нибудь соображения? И как получилось, что Дортмундер ходит за вами, как собака? Не может ли он иметь отношения к выстрелу? А может быть, вас раскрыли? Это подходящая причина для убийства. Будет лучше, если вы расскажете мне все, что знаете. Только не нужно этой вашей чепухи насчет немцев, которые стреляют наугад в случайно подвернувшихся турок.

— Мне нужно было хоть что-то сказать, чтобы убедить Макмиллана. — Я принялся возиться с глазной повязкой. — Проклятая тряпка!

— Будьте любезны, оставьте ее на месте. Я сделаю все вокруг нее. — Открыв кожаный несессер, лежавший на ночном столике, он извлек небольшой пузырек. — Перекись водорода. Будет больно, но позволит избежать заражения.

Я кивнул и сжал челюсти, а мистер Холмс принялся возиться со мной.

— Пока я буду лечить вас, расскажите мне обо всем, что произошло за последние несколько дней. — Он спокойно и методично обследовал мой лоб и остальные, менее значительные повреждения на лице. — Судя по всему, вы вели бурную жизнь.

— Это слишком невыразительное слово, — сказал я и кратко перечислил все события, случившиеся со мной с тех пор, как я покинул Англию. Я постарался не вдаваться в подробности того, как я убил человека, хотя горестное чувство, которое владело мною, конечно, не могло не проявиться и сейчас. Мой рассказ прервался, когда он опытной рукой принялся стягивать четырьмя стежками рану. Стиснув зубы, я дождался, пока пройдет самая острая боль, и продолжил свой отчет. Когда обработка раны закончилась, я дошел до убийства, свидетелем которого стал вчера вечером. Тонкие губы Майкрофта Холмса отвердели.

— Поручая вам эту миссию, я никак не мог ожидать, что она окажется настолько опасной, — сказал он, убирая медикаменты. — Поначалу все казалось достаточно простым. Прошу простить меня за то, что я вверг вас в такое опасное предприятие. Это вовсе не входило в мои намерения. Также в мои намерения не входило оставить вас одного, без помощи, на поле боя. Однако, — он ободряюще и вместе с тем испытующе глянул на меня, — во много раз опаснее будет освободить вас от этой работы сейчас. Ради вашей будущей безопасности ее следует продолжать.

— Продолжу, раз это необходимо, — ответил я убежденно, ощущая, однако, несправедливость происходящего со мной. — Я потрясен тем, что узнал о Братстве, и сделаю все, чтобы разоблачить его. Но я не знаю, что и думать о Золотой Ложе.

— Как и я, — задумчиво сказал Майкрофт Холмс.

— Вы хотите сказать, что ничего не знаете о ней? — спросил я, и кровь тревожным набатом забилась в раненом лбу.

— О, до меня доходили глухие слухи, но известно мне действительно очень немного. Мне, конечно, хотелось бы узнать побольше, чтобы можно было оценить ее роль в происходящем. — Он принялся загибать длинные пальцы. — Первое. Допустим, что члены ложи стремятся сохранить статус кво и все их действия сводятся лишь к тому, чтобы помочь нашим усилиям. — Скептическая улыбка показала, насколько маловероятной Холмс считает такую возможность. — Второе. Они могут стремиться раскрыть секрет нашей работы с теми же целями, что и Братство; самим захватить власть над Европой. Третье. Использовать Соглашение, чтобы снискать расположение европейских правителей — или для своей собственной выгоды, или для того, чтобы получить реальную возможность разделаться с Братством. Глупо будет забывать о том, что они такие же фанатики, как и их оппоненты. Четвертое. Они могут быть честными патриотами и стремятся всего-навсего поставить фон Бисмарка в известность о подробностях Соглашения. — Он помолчал, покачиваясь с носков на пятки. — Хотя если они патриоты, то они выбрали самый донкихотский путь для демонстрации своих убеждений, по крайней мере для нашей эпохи. Если их мотивы именно таковы, то это может оказаться бедой для Англии. — Он не без лукавства взглянул на меня. — И пятое. Они могут желать продать Соглашение тому, кто согласится заплатить самую высокую цену. Подозреваю, что Уайтхолл должен будет выиграть этот аукцион, независимо от суммы, до которой дойдут торги. Мы не можем даже представить себе всех последствий обнародования этого Соглашения. К тому же, какую бы цену не пришлось за него заплатить, война все равно обойдется дороже. И шестое, последнее. Золотой Ложе нет дела до Соглашения, но она с его помощью заманивает членов Братства в западню. Поэтому она может поощрять фон Метца на дальнейшие попытки украсть Соглашение, чтобы в мешок влезло как можно больше членов Братства. Этот вариант для нас самый рискованный, поскольку, если Золотая Ложа не заинтересована в Соглашении, Братство может случайно преуспеть в своих усилиях. Или потерпеть неудачу.

— Значит, угроза Соглашению даже сильнее, чем мы предполагали? — спросил я, желая сверить собственные предчувствия с мыслями Холмса.

— Возможно. Все зависит от действительных мотивов действий Золотой Ложи. Но что мне очень не нравится — все эти дела с убийцами. До сих пор я предполагал, что нам следует опасаться только политических махинаторов, но теперь, когда они стали убивать… Да еще подсылать убийц, о которых я ничего не знаю. — Он с сокрушенным видом прищелкнул языком. — Прежде я считал, что знаю всех специалистов по этим делам в Европе. И вот впервые узнал, что Золотая Ложа тоже пользуется их услугами. Как вам известно, я был осведомлен о деятельности Братства, но не о Золотой Ложе. — Он был явно взволнован открытием. — Гатри, здесь кроется еще большая опасность, чем мы предполагали, значит, и оснований для беспокойств гораздо больше.

— Тогда возможность близкого наблюдения за Макмилланом, которую получаю я, становится жизненно важной, не так ли? — Мне было совершенно не нужно слышать ответ.

— Важнейшей, — подтвердил Майкрофт Холмс. Сложив руки, он снова превратился в Камира и приветствовал меня на восточный манер. — Пора в путь, молодой господин. Макмиллан ожидает вас. Не стоит заставлять его ждать слишком долго.

Из дневника Филипа Тьерса

Согласно словам инспектора Корнелла, материалы, подготовленные М. X., не позволяют обвинить в смерти женщины Викерса или кого-либо еще. Если бы не множество глубоких ран, нанесенных перед смертью и до ее падения в Темзу, он счел бы эту смерть самоубийством. У меня складывается впечатление, что он предпочел бы отнести смерть этой женщины именно к этому разряду. Но поскольку в ее легких почти не оказалось воды и была отмечена большая потеря крови, не говоря уже об ожогах, нанесенных раскаленным железом, и других ранах, покрывавших все тело, он был вынужден включить дело в разряд убийств и попытаться выяснить, кто же его совершил.