Онлайн чтение книги Блич: Нельзя бояться собственного мира Bleach: Can't Fear Your Own World
3 - 15

Хиконэ был озадачен жутким Банкаем Хисаги; тем не менее, он не колебался, несмотря на то, что не понял причину происходящего. Цепи сжимались вокруг него, как будто сама цепь была клинком.

Прежде чем приступить к дальнейшему наступлению, Хиконэ продолжил атаку, чтобы переломить ситуацию. Поскольку у Хиконэ не было никакой другой альтернативы, он пошел на Хисаги со всем, что имел.

Думая, что он может полностью уничтожить Хисаги, Хиконэ выстрелил мощным серо, надеясь уничтожить все тело Хисаги. Когда свет погас, Хисаги был еще жив и цел.

Затем он вытянул свой блют за пределы тела и попытался захватить нервы Хисаги, но он был защищен цепями, выходящими из пальца Хисаги.

Если это так, то, возможно, было бы лучше уничтожить этот огромный черный шар. Резкая и узкая вспышка Ceрo была произведена вертикально вверх

Сфера, которая была разделена на две части, немедленно преобразовалась, поскольку цепи вернули два сломанных полушария в их прежнюю форму.

-Также как тело Хисаги-сана?

-Банкай, который дарует бессмертие ...?

Нет, это невозможно. Токинада-сама также говорил, что такого не бывает .

Таких случаев в прошлом не было. Айзен был бессмертен, а его плоть просто неуязвима. Однако это не было чем-то, что могло даровать его дзанпакуто ему; это было влияние Хогьеку . Даже с учетом того, что Банкай может похвастаться непревзойденной властью, всегда должна существовать оправданная слабость, как если бы он уравновешивал соответствующую силу.

(Пр : или другими словами в любом банкае есть слабости , хз зачем я это написал )

В случае с «Зангецу » это были огромные расходы рейатсу. В случае с сенбозакурой это была безопасная зона. В случае с «Нозараши » это был сверхъестественная нагрузка на тело пользователя. В случае с «каьен кьекоцу » это был риск вовлечения других людей и распределения ран. Даже в шикае «кьека суйгецу » слабость заключается в предотвращении его полного гипноза.

Следовательно, в этом, казалось бы, непобедимом банкае «Казешини» должна быть некоторая слабость. Хиконэ продолжал усиливать свою наступательную тактику, чтобы узнать секрет, но ...

Цепи, обернутые вокруг его шеи, не могли быть сломаны, что бы он ни пытался. Если он попытался покинуть это место, чтобы попытаться уйти от Хисаги на определенное расстояние, новые цепи были обвиты вокруг его шеи слоями и насильно потянули его обратно под «черное солнце».

«Что это за земля? Эта твоя сила ... Если ты обладаешь такой силой, то почему ты не атакуешь меня ...?»

Улыбка, символизирующая невинность, с удивлением ускользнула от лица Хиконэ. Хиконэ выглядел недовольным; вопрос невольно покинул его речь . Хисаги бесстрастно ответил:

«Нет, я не могу тебя порезать. Вот, понимаешь?»

В следующий момент Хисаги отпустил лезвия, которые он держал в руках; двойные лезвия исчезли, словно просачиваясь в землю в виде тени. Хиконэ не был уверен, что произошло, но когда он заметил это, он почувствовал, что стоит прямо на вершине тени. Новая цепь была запутана вокруг руки Хиконэ, вонзаясь в кожу с огромной силой. Поверхность каждого кольца-цепочки превратилась в тонкий клинок и пронзила руку Хиконэ. Он сильно отличался от ударов мечом Кенпачи, но, тем не менее, он беспрерывно резал одну и ту же часть непрерывно, как цепная пила, мгновенно отрывая руку Хиконэ.

"Ааах .... Хм?"

Но затем Хиконэ кое-что заметил. Дело в том, что отрубленная рука уже вернулась в исходное состояние.

Сначала Хиконэ думал, что у него галлюцинации, но мгновенная боль казалась слишком реальной, чтобы быть иллюзией. Именно тогда Хиконэ понял.

Хисаги был не единственным. Хиконэ тоже стал таким же, как Хисаги. Его тело стало неразрушимым.

"Ни за что..."

«Конечно, было бы лучше, если бы я мог победить своих противников такими яркими банками, как у Куросаки или капитана Хицугая. Но я плохо приспособлен для таких вещей».

Хисаги продолжил, говоря в самоуничижение,

«В конце концов, это совсем не мой стиль. Я сам боюсь смерти и боюсь убивать других, особенно после того, как убил капитана Тосена. И в результате этот Банкай стал таким требовательным».

Говорят, что банкай - это зеркало, которое отражает сердце и разум пользователя, вытягивая их истинную сущность, которая спала внутри них. Как только дух дзанпакуто и сердце пользователя объединяются, расцветает банкай.

Так в какую форму пришла душа Хисаги?

Это была другая форма страха, которая полностью изменила страх, который он так долго держал.

Если шикай Казешини предполагает пожинать и распространять поток жизней в мире, то Банкай включает в себя цепь печатей, которые останавливают поток жизни и застаивают мир. Он запирает все, запрещает смерть, запрещает жизнь; «Черное солнце» связывает даже потоки рейши в атмосфере.

Поэтому Казешини заманивает мир в ловушку, где нет циркуляции; ни регрессия, ни эволюция. По иронии судьбы, этот сценарий, который вызывает застой жизни, является точно таким же миром, в котором нет границы между жизнью и смертью.

Это напоминало ту самую форму мира, которая существовала до рождения Общества Душ.

"Тогда ... и я, и ты, Хисаги-сан, никогда не умрем ...? Что это значит, Хисаги-сан?"

«Конечно, это не на вечность. Если ты продолжишь рубить меня, я когда-нибудь умру».

Хисаги, который произнес эти слова легким и непринужденным тоном, Хиконэ ответил, наклонив голову:

«.... Почему ты мне это говоришь ? Тогда я должен продолжать нападать на тебя, пока ты не умрешь?»

Хотя он все еще не понимал смысл слов Хисаги и то, что он пытался научить Хиконэ преодолеть, Хиконэ поставил этот вопрос.

Ответ был довольно прост.

«Да, после этого я умру. Но ты тоже».

"...?"

Именно тогда Хиконэ заметил. Он вырубил Хисаги больше раз, чем мог сосчитать, но из-за этого его собственное рейацу немного уменьшилось .

"Нечто подобное не может ... Почему?"

Хиконэ проверил свое рейкаку, оторвав руку для подтверждения. Когда он сразу же возродился, он получил подтверждение, что реацу, необходимый для этой регенерации, поступал через цепи. Затем Хиконэ выстрелил из серо в Хисаги . Как и ожидалось, Хисаги выздоровел сразу, но в этот момент Хиконэ почувствовал утечку реацу из своего тела.

Его рейацу накапливалась в цепях и накапливалась в «черном солнце» над головой. Предположительно, большое количество рейацу хранилось в сфере, состоящей из цепей, и это рейатсу использовалось чтобы вернуть раненого в первоначальное состояние.

Реацу всех тех, кто живет через цепь и связан с «черным солнцем», усредняется.

Другими словами, до тех пор, пока Хиконэ продолжает рубить Хисаги, раны Хисаги будут исцелены от использования рейатсу как Хиконэ, так и Хисаги. Наоборот; то же самое случилось бы, если бы Хисаги попытался ранить Хиконэ.

Хиконэ наконец понял суть этого банкай. Это была система, которая могла возникнуть только при наличии веры и уверенности в окружающих. В настоящее время они оба были неуязвимы, но в случае, если цепь банкай оборвется, когда они оба будут ослаблены до предела , альтернативное решение будет под рукой. Поблизости были третьи лица, не связанные с цепью, такие как Кенпачи и Киораку . Поскольку они были на стороне Хисаги, любой враг Хисаги мог быть легко побежден его товарищами, как только Хисаги пожертвовал собой. Враг непременно побежден, но ценой жизни хозяина этого банкая . Но это может быть давним желанием настоящего Синигами.

Тот факт, что поблизости находились союзники, отличался от предпосылки этой способности, но Хиконэ сделал из этого несколько других выводов. Прежде всего, раны Хисаги восстанавливались, но раны, которые были до последнего развития Хисаги с Казешини, не были излечены. Другими словами, цепи и «черное солнце» не полностью излечивают все раны, а скорее возвращают человека в состояние, в котором он находился перед активацией этой способности. Если бы это было не так, то цепи могли быть связаны с другими ранеными, такими как Аура; и для этого могло бы быть использовано реацу Хиконэ помочь им восстановиться. И с этой мыслью Хиконэ предложил нерешительный вариант преодоления этой ситуации.

"Хисаги-сан, эта способность ... не могли бы вы отменить ее ?"

"Как вы думаете, я буду?"

«Пока ты не избавишься от этого… тебе будет больно, Хисаги-сан».

".... Ну, да ... Так что, казалось бы ... Я готов."

Боль не исчезает. Агония не уходит.

Если это так, то нет другого выбора, кроме как пытать Хисаги и заставить его чувствовать боль, чтобы он вынужден был отменить свой Банкай. Хиконэ, который так думал, столкнулся с Хисаги с серьезным выражением, но ...

- Я должен причинить ему много боли ...

-Но как?

-Даже когда его разрезали на две части, он встал, так как я должен причинить ему боль больше?

Если бы в этой ситуации оказался скорее Токинада, чем Хиконэ, он бы подумал о методах пыток, которые причиняли бы боль в сто раз больше, чем удар, и он бы с радостью выполнил их. Но Хиконэ не знал таких приемов. Токинада попросил Хиконэ просто уничтожить врага; только то. Хиконэ был неспособен думать самостоятельно. То, что было неизвестно Хиконэ, было названо «актом умственного мучения противника». Таким образом, Хиконэ, теперь решивший, мог вернуться к тому, чтобы ранить Хисаги изо всех сил.

"Мне жаль."

Сказав это, Хиконэ порезал Хисаги.

Удивительно, но Хисаги не оказал абсолютно никакого сопротивления. Если бы он захотел, он мог бы отрезать руки и ноги Хиконэ, используя цепи , как прежде. Он был способен манипулировать цепями кончиками пальцев, но он этого не делал. Он также мог легко запечатлеть движения Хиконэ, но не сделал этого. Конечно, он мог бы все это сделать, но Хисаги абсолютно ничего не делал.

"Мне жаль."

При ударе от неестественной физической силы Хиконе вонзается плоть, ломаются ребра и разрываются внутренние органы. Несмотря на то, что раны Хисаги немедленно восстановились, если это продолжалось в течение длительного времени, возможно, что это может превратиться в мучительную боль, которая превосходит нормальные раны.

И все же Хисаги встал; даже после этого.

-Я не понимаю.

-Почему этот человек по имени Хисаги Шухей продолжает вставать независимо от того, сколько раз я его убиваю?

"Пожалуйста, прости меня."

Хиконэ снова взмахнул мечом, произнося эти слова Хисаги. Хисаги немного рассмеялся.

«Если вы собираетесь продолжать извиняться, то не делайте этого в первую очередь. Страдание не совсем мое любимое хобби, вы знаете».

"Но ... это ради Токинада-сама ..."

"Итак ... тот факт, что ты делаешь мне больно ... Собираешься ли ты возложить вину за это на Токинаду?"

"... Что ?"

Рука Хиконэ остановился . Он был явно расстроен.

«Вы знаете, что« неправильно »ранить того, кто не сопротивляется, верно?»

"Это..."

Хиконэ ни разу не подвергал сомнению или тщательному изучению приказы Токинады о причинении вреда или убийстве кого-либо. Если ему сказали убить, он убил. Если ему велели жить, он жил. Добро и зло - все, что нужно судить Токинаде. Все враги Токинады должны быть уничтожены без колебаний. Но теперь все было иначе. Он должен был сам судить, что было хорошо, а что плохо. Ему было больно думать, что Токинада не здесь, чтобы сказать ему, что делать. Неохотно Хиконэ пытался обдумать слова, которые он услышал; впервые думал сам, но фразы вроде «Есть ли какой-нибудь другой более легкий путь» продолжали плавать в его голове.

Как будто он мог видеть сквозь разум Хиконэ, Хисаги сказал ему:

«У тебя есть чувство добра и зла внутри тебя. Когда ты видишь, что причиняешь мне боль, когда я даже не сопротивляюсь, ты чувствуешь что-то вроде этого, не так ли:« Я не хочу этого делать » ?»

"....."

«Или это означает, что когда вы говорите« ради Токинада-сама », вы фактически отталкиваете свой собственный грех и вместо этого навязываете его ему? Чтобы заставить себя чувствовать себя виноватым?»

"Нет, я ..."

Лицо Хиконэ стало бледным и пепельным.

В том, что сделал Токинада, не было ничего плохого, и хотя другие называли его злом, Токинада делал то, что было правильно для этого мира.

Это была вера Хиконэ. Таким образом, Хиконэ не мог вынести мысли, что «Токинада-сама зовется злом из-за моих собственных действий, которые являются неправильными».

«Почему ты говоришь такие ужасные вещи? Если это так, то что я должен делать?»

«Запрашивать у других ответ не имеет смысла. Этот мир не всегда будет добр к вам».

"Токинада-сама .... Токинада-сама ..."

Хиконэ достал инструмент для общения и заговорил на нем; его голос дрожал, но ответа от Токинада не было.

"Нет нет..."

Хисаги говорил об этом ребенке Синигами, который выглядел так, словно был на грани слез, в строгом, но в то же время внимательном тоне.

«Ты не плохой человек, Хиконэ. Ты ничья марионетка, конечно же, не Токинады . Ты человек. Человек, который следует тому, что говорит ему его душа, и идет своими ногами».

Затем Хисаги двинул одним из пальцев, контролируя часть цепи, вынимая две косы из тени на земле; тень от ранее.

«Ты не хочешь мучить кого-то, кто не сопротивляется, да? Тогда позволь мне быть твоим противником; кого-то, кого ты не будешь расстраивать из-за того, что рубишь».

"Э ...?"

«Я многому могу тебя научить. Так что начинай учиться».

Хотя Хиконэ был намного сильнее его, Хисаги сказал это. Он указал клинком Казешини на Хиконэ; тогда как Хиконэ был смущен его словами.

«Не сдерживайся. Если бы я был врагом, я бы уже умер».

"...."

«Столкнувшись с врагом, всегда располагайте себя, чтобы иметь возможность отойти в сторону от атаки. Поэтому всегда делайте полшага назад».

Хисаги научил Хиконэ тому же, что когда-то сказал ему Тосен.

Чтобы больше не смущаться, не отвергать слова Хисаги и не допускать учений Хисаги в уме, Хиконэ отбросил клинок Казешини и порезал Хисаги.

"Aaaaaaaaaaa! Заткнись, заткнись, заткнись!"

И снова тело Хисаги было восстановлено вскоре после этого. В ответ клинок Хисаги остановился прямо у шеи Хиконэ и пробил сквозь него.

«Ах ....»

«Видишь? Теперь ты тоже мертв. Ты намного сильнее меня, не так ли? Но ты полон слабостей . Не оставляй таких пробелов в своей защите».

Хиконэ мог быть вундеркиндом, когда дело дошло до битвы, но ему не хватало опыта. В свете этой уникальной ситуации, в которой возможно «не умереть, даже если человек убит», высокий уровень дисциплины Хисаги и ловкость его игры на мечах легко превзошли приемы Хиконэ.

"Неправильно ... Ты ошибаешься ... Я стал сильнее ... чтобы быть полезным для Токинада-сама. Ради него ..."

«Это не то, что должно беспокоить вас. В жизни есть множество других вещей, которых вы должны бояться, и это не одна из них. Страх - единственное, чего вам не хватает».

"Нет, нет, нет .... аааааах .... ааааааааах ... аааааааааах ...."

Хиконэ выглядел так, словно собирался заплакать, пытаясь отбросить слова Хисаги. Он продолжал кричать и неоднократно откалывал тело Хисаги, как будто в слепой ярости.

Однако каждый раз, когда Хисаги переносил боль, он продолжал указывать кончиком своего лезвия на жизненно важные точки Хиконэ; горло, сердце, глаза; бесчисленное количество раз. Это повторялось снова и снова.

Эта битва выглядела так, как будто взрослый Синигами обучал ребенка, так как он жаждал смерти.

Вспоминая, как он плакал в детстве, когда на него напал пустой , Хисаги продолжал вбивать в голову Хиконэ свой совет о страхе и своих учениях, в то время как Хиконэ ранил его снова и снова.

Аура, которая, терпя боль, остановила падение воздушного замка, посмотрела на обмен, довольная.

Хисаги Шухей не был пророком и не был всемогущим и всезнающим. Он не был таким знаменитым героем, как Куросаки Ичиго. Он не был таким сильным, как Зараки Кенпачи. Он не был таким мудрым, как Урахара Кисукэ. Он не был техническим гением, как Куроцучи Маюри. Он не был рожден в знати, как Кучики Бьякуя. Он не был вундеркиндом, как Хитсугая Тоширо. Он не был ветераном, как Ямамото Генрюсаи. Он не был таким харизматичным , как Кёраку Шунсуи. Он не был таким стойким, как Комамура Саджин. Он не был таким своевольным, как Мугурума Кенсей.

Но так и будет.

Что всегда будет освещать его путь в жизни, когда он шел по нему с достоинством «Синигами»; это ценность «справедливости», которую Тосен Канаме завещал ему.

Вот кем он был.

И этого было достаточно

Возможно, ему удалось пережить повторение смерти, травму всего этого только потому, что он шел по тому же пути праведности. После возрождения более чем тысячи смертей огромная боль, которая раньше была спорадической, теперь возвращалась, чаще, чем когда-либо.

Хиконэ тоже стоял на коленях. Казалось, что его рейатсу, размером с Кенпачи, наконец достигла дна. Это также означало, что в то же время истощалось и реацу Хисаги.

Перед Хиконэ, стоящим на коленях, Хисаги стоял, едва сдерживая себя, и мягко произносил слова, которые он часто говорил себе как средство самодисциплины.

«Этот мир не является добрым местом. И все же, вы должны продолжать жить в этом недобром мире».

Вспоминая свое старое «я» и лицо единственного человека, который научил его, как жить в таком мире, Хисаги теперь произнес слова, которые стали дополнением к этому чувству, слова, в которые он недавно поверил,

«И именно поэтому вы должны быть как можно более добрыми к окружающим людям. Приходите, давайте сделаем это вместе».