Онлайн чтение книги Боевой клич
Часть I

Пролог

Они звали меня Мак. Впрочем, имя не имеет значения. Таких, как я, различают по шевронам и нашивкам. Тридцать лет в Корпусе морской пехоты США.

На борту военных кораблей я побывал во всех уголках мира, охранял посольства в Париже, Лондоне, Праге. Я знаю каждый порт и любой бордель на Средиземноморье не хуже, чем свою винтовку. Повидал северное сияние в Исландии и великолепие стран под Южным Крестом. И, конечно же, зеленые холмы Кореи, те самые, что когда-то видели наши морские пехотинцы в 1871. Для Корпуса уже вошло в традицию воевать в Корее...

Однако не буду отвлекаться, потому что, когда старый морской волк вроде меня начинает рассказывать свои приключения... А ведь речь должна пойти вовсе не обо мне.

Оглядываясь назад, я часто вспоминаю ребят, с которыми служил, и подразделения, в которых довелось тянуть лямку. Сколько их было за эти тридцать лет! Но как ни странно, только одно подразделение я считаю своим, и только об одном человеке я вспоминаю как о своем командире. Сэм Хаксли и батальон, которым он командовал во Второй мировой войне. Батальон, известный среди морских пехотинцев под названием «Стервецы Хаксли». Что отличало их от остальных? Черт меня возьми, если я знаю! Самая отчаянная банда сорвиголов во всем Корпусе. А ведь они не были профессиональными солдатами. Да что там, многие даже не были мужчинами. Горстка безусых юнцов от восемнадцати до двадцати лет, которые и пары бутылок пива не могли одолеть...

До войны многие из нас знать не хотели, что и вне Корпуса существует жизнь. Загорелые, подтянутые, с задубевшей от солнца и ветра кожей, задиры и любители выпить... А потом началась война, и в Корпус пришли мальчишки, тысячи мальчишек. И нам приказали сделать из них солдат, морпехов. Господь свидетель, мы никогда не думали, что у нас это получится, и тем не менее вчерашние салаги стали морпехами.

Так что же отличало этих ребят от остальных? Был у меня в отделении один парень, настоящий писатель. Вот он, пожалуй, мог бы объяснить. Он всегда здорово все разъяснял нам. С ним можно было говорить о чем угодно, на любую тему, и, казалось, не было такого на свете, чего бы он не знал.

Говорят, что морские пехотинцы все немного с приветом, когда дело доходит до драки. Фанатики войны, охотники за славой. Но ведь если копнуть поглубже, то мои ребята ничем не отличались от таких же во флоте или в армии. У нас тоже были и свои трусы, и свои герои, и хохмачи. И те, кто сходил с ума от тоски по дому или по своей девчонке. Свои пьяницы, картежники, музыканты...

И, конечно же, женщины. Те, кто ждал нас дома. И те, кто не захотел ждать.

Но разве много таких людей, как Сэм Хаксли, Дэнни Форрестер, Макс Шапиро? Что заставило вчерашних мальчишек бросить уютные дома, своих любимых, родителей и надеть военную форму? Что заставило их отдавать свои молодые жизни на Гвадалканале, на пропитанном кровью песке Таравы, на Сайпане? Они прошли через ад, но никогда не теряли этого поистине прекрасного чувства фронтовой дружбы...

Я всегда склоню голову перед тем, кто воевал. И неважно, в каких частях, главное, что человек знает, что такое война. Но тем не менее хочу подчеркнуть, что морпехи всегда были там, где труднее всего. Поэтому моя книга о батальоне непобедимых парней. И в том числе о моих ребятах — отделении связи.

После Перл-Харбора Корпус морской пехоты насчитывал всего несколько разбросанных по всему миру полков. Много хороших ребят — ветеранов Корпуса полегло, защищая чужие земли, названий которых у нас в Штатах раньше и не слышали.

И тогда в Корпус пришли эти юнцы, чтобы удвоить, утроить наши ряды и вместе с нами пройти нелегкую дорогу к победе...

* * *

Когда началась война (я имею в виду официально), шестой полк морской пехоты, где я служил, находился в Исландии. Полк наш имел славные боевые традиции и в свое время десятилетиями не вылазил из банановых войн. Во время первой мировой полк покрыл себя неувядаемой славой в Белль Вуде, остановив наступление германцев. За это французское правительство наградило нашу часть аксельбантом, который полагалось носить на левом плече.

Рассказывают, что в Шато-Тьерри, когда войска союзников начали отходить под натиском немцев, один из наших офицеров крикнул: «Отступать? Черта с два! Мы только пришли сюда!» Возможно, вы даже найдете эти слова в какой-нибудь исторической книге. Тогда это стало одним из боевых кличей морских пехотинцев.

Весь Корпус завидовал нашему полку, потому что мы, без сомнения, были лучшими. Поэтому нам придумали дурацкую кличку «шоколадки». И все из-за глупой байки, якобы в 1931 году шестой полк направлялся в Шанхай и в корабельной лавке вдруг обнаружилось, что в наличии нет ни куска мыла, зато практически весь трюм завален шоколадом...

Мы без сожаления покинули Рейкьявик, так как женщины и погода здесь были ниже нуля, а от местного виски просто с души воротило. Как только мы вернулись в Штаты, полк тут же распотрошили, разбросав по всему Корпусу, чтобы создать основу для сотен новых подразделений. Тысячи парней проходили подготовку в военных лагерях, и ветераны ценились на вес золота.

Мне дали месяц отпуска, а потом отправили на Западное побережье вместе с моим старым корешом сержантом Бернсайдом.

Что и говорить, мы были рады остаться в родном полку, чтобы помочь создать его практически заново. Меня назначили командиром связи батальона, а Бернсайда моим заместителем и одновременно командиром отделения радиосвязи. Лагерь Элиот, куда мы прибыли, располагался недалеко от Сан-Диего, Громадные бараки, выстроившиеся строго по линейке, еще пустовали.

Берни и я с радостью узнали, что капитану Хаксли присвоили звание майора и назначили командиром нашего батальона. Он был выпускник Аннаполиса, стопроцентный американец и офицер до мозга костей; крутой, но справедливый. Ростом почти два метра, широкоплечий и несгибаемый, он невольно внушал уважение и как ни гонял своих подчиненных, те не очень обижались, зная, что Хаксли (или, как его называли за глаза, Френч) всегда рядом с ними, во главе колонны, разделяет все их тяготы.

...Итак, мы с Берни стояли у бараков, с нетерпением ожидая, когда пополнение выгрузится из машины. До этого у нас был всего один радиооператор — Джо Гомес, скандальный тип, прибывший в Элиот всего неделю назад.

Водитель передал мне список личного состава, и, когда я увидел новичков, лицо у меня вытянулось дюймов на десять. Впрочем, у Берни, наверное, еще больше.

— Построиться! — со вздохом скомандовал я.

Эти ребята являлись самой жалкой пародией на морских пехотинцев.

— Браун Сирил!

— Я!

Господи Иисусе, да его же только от сохи оторвали! Небось, еще пару месяцев назад месил навоз где-нибудь на ферме в Техасе.

— Форрестер Дэниэл!

— Я!

Этот вроде ничего, но совсем юнец.

— Грэй Мортимер!

— Я!

Еще один чертов техасец. Ковбои хреновы.

— Ходкисс Мэрион!

— Я!

А этот еще и в очках... Так, ну что там дальше.

— Хуканс Энди!

— Я!

Здоровенный швед. Наверняка бывший лесоруб. Этот левую ногу от правой не отличит. Да что они там, сдурели? Кого они мне прислали?

Следующее имя удалось прочитать только со второй попытки.

— Сияющий... Маяк!

Может, у меня крыша поехала, или это кто-то из шутников в штабе постарался?

— Я! — пискнули откуда-то из второй шеренги. — Я индеец!

Великан швед посторонился, и я едва не уронил слезу. Этот несчастный краснокожий напомнил мне жалостливую картину «Конец пути». От горшка два вершка, нос картошкой... Жалкое зрелище, только глаза у него были, как у шкодливого кота.

— Звонски!

— Константин Звонски! Мои друзья зовут меня...

— Я сам решу, как называть тебя! — рявкнул я. Еще один в весе петуха. Ну что же это за морпех весом в пятьдесят килограммов? Как он будет тащить на себе Ти-Би-Уай[1]Ти-Би-Уай — марка радиостанции. (Здесь и далее — прим. перев.)?

Бернсайд, бледный, как с похмелья, молча смотрел то на меня, то на пополнение. У Хаксли наверняка будет инфаркт, а старшину Китса, пожалуй, стошнит.

Тот, что был в очках, Ходкисс, нацепил вещмешок и нагнулся за двумя чемоданами.

— Что у тебя в чемоданах?

— Фонограф и пластинки.

Я подошел к нему и посмотрел пластинки. Что ж, хороший свинг всегда пригодится для поднятия настроения, но то, что оказалось у Ходкисса, совсем не походило на свинг. Шопен, Чайковский, Брамс, ну и тому подобное.

— Отведи их в бараки, Мак, — простонал Бернсайд. — По-моему, мне нужно в сортир.

— А ты чего ждал, сметану в пиве? — пискнул индеец, и все пополнение дружно заржало.

...Сказать, что пацаны, прибывшие в лагерь Элиот, сильно отличались от ветеранов, значило ничего не сказать. Они были просто невинные младенцы! Старого доброго Корпуса больше не существовало. Сплошной детский сад.

После первого же полевого учения старшина Китс стал всерьез подумывать об отставке или переводе в другую часть. Хаксли, обычно сдержанный и невозмутимый, как сфинкс, ругался последними словами, не стесняясь нашего присутствия.

Я находил для них самую грязную и тяжелую работу, какую только можно выдумать в полевых условиях, лишь бы поменьше видеть этих жалких цыплят. А когда дело дошло до работы на ключе, то мне захотелось обратно в Исландию.

Тогда я не знал, кто они, откуда и каким ветром их занесло в шестой полк. Наверное, с этого и нужно начать...

Глава 1

На третьей платформе крытого вокзала в Балтиморе провожали призывников. Где-то всхлипывали женщины, где-то слышались нарочито бодрые голоса мужчин.

Дэн ни Форрестер застегнул молнию на куртке и нервно переступил с ноги на ногу. Рядом с ним были его отец, младший брат Бад и лучший друг Вирджил со своей девушкой Салли.

— Эй, леди, а мой брат морпех! — крикнул Бад Форрестер проходившей мимо женщине.

— Потише, Бад, — поморщился мистер Форрестер. Кэтлин Уокер стояла рядом с Дэнни, крепко сжав его руку. Дэнни почувствовал, как повлажнела ее ладонь, когда мимо прошел сержант в синей форме морской пехоты.

— Жаль, что мама не пришла на вокзал, — вздохнул Дэнни. — Но она должна понять меня.

— Не беспокойся, сынок, с ней все будет в порядке.

— Черт возьми, Дэнни, — сказал Вирджил. — Хотел бы я уехать с тобой.

— Еще чего, — сердито бросила Салли.

— Я видел тренера Граймса, — продолжал Вирджил. — Он, похоже, обиделся, что ты не зашел попрощаться.

— Да он, наверное, привел бы сюда всю футбольную команду, а я... я не хотел этого. Я напишу ему.

— Ты не забыл бутерброды? — спросила Салли.

— Не забыл. Спасибо, Салли.

Генри Форрестер достал бумажник и протянул сыну десять долларов.

— Возьми, сынок.

— У меня уже есть двадцатка, па. Этого вполне достаточно.

— Бери, бери. Деньги никогда не помешают.

— Спасибо, па.

— Не знаешь, куда вас пошлют? — поинтересовался Вирджил.

— Понятия не имею. Одни слухи. Говорят, что несколько недель мы будем в тренировочном лагере где-то недалеко от Сан-Диего.

— Ты напиши, как только приедешь на место.

— Конечно.

— Эй, Дэнни, я хочу японскую саблю, ладно?

— Вряд ли я в ближайшее время увижу японцев, Бад. Ты лучше слушайся отца и помогай маме. И чтобы писал мне письма, понял?

Где-то навзрыд заплакала женщина, и вся толпа на несколько секунд притихла. Дэнни и Кэтти украдкой взглянули друг на друга.

— Ты, наверное, хочешь попрощаться с Кэтти. — Мистер Форрестер понимающе улыбнулся и подтолкнул сына к девушке.

Дэнни и Кэтти отошли в сторону. Она наклонила голову, пряча слезы, и он тихо заговорил с ней.

— Ты не передумала, зайка? Не беспокойся, я пойму, если это так.

— Нет... нет.

— Страшно, зайчонок?

— Немного.

— Мне тоже.

— Поцелуй меня, Дэнни.

Они стояли, обнявшись, пока не раздался металлический голос из громкоговорителя.

— Внимание! Призывники в Корпус морской пехоты, собраться на третьей платформе!

Пятьдесят парней почти с облегчением торопливо обнялись с провожающими и заспешили на место сбора.

— Становись! — рявкнул сержант.

Началась перекличка.

— Тэтум... Соффолас... О'Нэйлл... Гринберг... Вебер... Форрестер... Бурк... Томас... Все. Слушай мою команду! Всем в первый вагон. Запрещается употреблять алкоголь и не вздумайте дебоширить, иначе будет вызвана военная полиция. Все! Разойтись! У вас есть три минуты.

Строй сломался, смешавшись с провожающими.

— Ну, ребята, не сладко вам придется! — крикнул матрос, стоявший у края платформы.

— Ох, не сладко! — отозвался его подвыпивший приятель.

— Я тоже хочу с тобой! — всхлипнул Бад, уткнувшись лицом в куртку брата.

Дэнни потрепал его по голове.

— Счастливо, Дэн, — стиснул ему руку Вирджил.

— Береги себя, сынок.

— До свидания, отец, не волнуйся за меня.

Салли быстро чмокнула его в щеку и уступила место Кэтти.

— Я люблю тебя, Дэнни.

Ее голос все еще звучал у него в голове, когда Дэнни вскочил в вагон и подбежал к окну. Последние слова прощания — и поезд тронулся. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее...

Дэнни медленно опустился на полку. Теперь он остался один. Совсем один... Господи, зачем я сделал это? Сердце колотилось, как после пробежки... Зачем я это сделал?

Сидевший рядом парень протянул пачку сигарет. Дэнни поблагодарил, но отказался и представился:

— Форрестер, Дэнни Форрестер.

— Джонс, Эл Кью. Ты лучше зови меня по инициалам — Элкью. Так будет проще. Я из Лос-Анджелеса, а здесь гостил у дяди, когда началась война...

Дэнни рассеянно кивнул, глядя в окно. «Теперь я морской пехотинец... морпех... морпех». — «Морпех... морпех...» — подтвердили колеса поезда.

Все вокруг теряло реальность, и только одно чувство наполняло восторгом и тревогой: Кэтти любит меня...

Поезд ненадолго остановился в Филадельфии, чтобы забрать следующую партию призывников. И снова слова прощания, последние объятия.

— Береги себя...

— Пиши мне...

— Не волнуйся, родная, я вернусь...

— До свидания, Конни, я буду ждать тебя, любимый.

— Сьюзан... Сьюзан, ты только дождись меня...

— По вагонам!!!

Дэнни невидящими глазами смотрел в окно. Все случилось так быстро, что он все еще был дома, в Балтиморе...

Кэтлин Уокер, Салли Дэвис и Бад поджидали Дэнни и Вирджила в машине.

— Отличный был матч, Дэнни! — крикнул Бад, высунувшись в окно. — Вы с Вирджилом играли лучше всех.

— Что он здесь делает? — недовольно спросил Дэнни.

Настроение у него было неважное... Несмотря на то, что они с Вирджилом играли действительно здорово, их команда все же проиграла одно очко.

Вирджил пожал плечами.

— Твой отец ушел с моими родителями сразу после матча, а его оставил. Все равно твой братец не поехал бы домой без тебя.

Дэнни сел за руль. Бад тут же уступил место Кэтлин на переднем сиденье и перебрался назад к Вирджилу и Салли.

— Жаль, что я еще не взрослый, я бы показал, как надо играть, — вызывающе объявил он.

— Помолчи, — устало попросил Дэнни.

Бад на секунду умолк, глядя в окно. Машина проезжала Музей искусств, перед которым посреди травяного газона стояла статуя роденовского «Мыслителя».

— Отец говорит, что он сидит, как на горшке, — важно изрек Форрестер-младший.

— Бад! — рявкнул Дэнни, повернувшись к нему.

Младший брат тут же сник, хотя молчать после такого футбольного матча было для него сущей пыткой. Минут десять они ехали молча, пока Бад снова не выдержал.

— А Вирджил целуется с Салли!

— Дэнни, успокой его, не то я дам ему подзатыльник, — простонал Вирджил.

Когда они высадили друзей у дома Салли, где Вирджил собирался ужинать, Бад уже крепко спал на заднем сиденье.

Дэнни плавно развернул машину и покатил вниз по улице.

— В чем дело? Ты сердишься на меня — спросил он.

— Нет, конечно, — тихо ответила Кэтлин. — С чего ты взял?

— Ты все молчишь и молчишь. Словечка не проронила с тех пор, как мы сели в машину.

Она слегка коснулась кончиками пальцев синяка на его щеке.

— Больно?

— Пустяки.

— Наверное, мне следует гордиться тобой, как Салли Вирджилом, но я боюсь, что когда-нибудь тебе сломают шею во время матча.

Дэнни чуть улыбнулся.

— Значит, волнуешься за меня? Мне нравится, когда ты волнуешься за меня.

— Пойдем сегодня на танцы?

— С таким фингалом?

— Ладно, тогда посидим у меня, послушаем музыку. Ты, наверное, здорово вымотался.

— Ну, нет я уже две недели обещаю сходить с тобой на танцы, так что, Бог с ним, с фингалом. Светлее будет в зале...

Машина остановилась у дома Кэтлин. Дэнни оглянулся на крепко спящего Бада и привлек Кэтти к себе.

— Ты что, Дэнни! Соседи увидят.

— А мне плевать.

— Не глупи, — она мягко отстранилась. — Увидимся через час.

После танцев они поехали к озеру и там под тихую музыку, доносившуюся из радиоприемника, Дэнни снова и снова целовал Кэтти, а она сидела, подобрав под себя ноги, притихшая и печальная.

— В чем дело, зайка? Тебе холодно?

— Нет, — она отодвинулась от него и облокотилась на дверь. — Просто задумалась.

— Тогда поделись. Мне тоже интересно.

— Не знаю, как тебе сказать. Ты ведь скоро уезжаешь в Джорджию в колледж. — Голос у нее дрожал, но она пыталась говорить бодро. — Нам хорошо было вместе, правда?

— Я тоже думал об этом. Но что поделаешь, ведь надо получить профессию.

— Конечно.

— Я буду скучать по тебе, но ведь есть каникулы. Я постараюсь на лето устроиться здесь на работу.

— Ты здорово все продумал, да?

— Котенок, это же не зависит от нас. Ты же знаешь, я всегда хотел попасть в этот колледж.

— Знаю, — вздохнула она. — Но я очень боюсь, что ты встретишь другую девушку и забудешь меня.

— Зачем мне другая, если у меня есть ты? Когда-нибудь ты поймешь, почему я так хочу стать инженером-строителем. Они ведь ездят повсюду, по всему миру. Строят тоннели, мосты. Вот это настоящее дело! Инженеры везде нужны, а хороший инженер сам решает, в какой стране ему работать.

— Я знаю, ты давно об этом мечтал.

— Кэтти!

— Что?

— Ты пойми, мне очень не хочется расставаться с тобой.

Кэтти снова прижалась к нему.

— Может, это смешно, малыш, но иногда мне кажется, что, если другой парень прикоснется к тебе, я его убью.

— Правда?

— А в себе ты уверена, зайка? Я не хочу, чтобы ты из-за меня весь год сидела дома.

— Все равно без тебя я не хочу никуда идти.

— Пять лет — долгий срок... Подумай. Мне иногда хочется столько сказать тебе, но я не желаю тебя связывать. Надо сначала знать, насколько это у нас серьезно.

Кэтти вздохнула.

— Никогда не думала, что в жизни столько проблем.

* * *

Рано утром, в Буффало, новобранцев покормили в привокзальном ресторане, и, поев горячего, Дэнни понемногу начал приходить в себя и даже ощутил некоторое нетерпение — когда же они прибудут на место? Солнце светило в окна поезда и манило, звало, пробуждая знакомую всем мужчинам жажду приключений. Поезд постепенно заполнялся призывниками, которые садились почти в каждом большом городе.

— Привет, меня зовут Тэд Дуайер, а это Робин Лонг.

— Дэнни Форрестер, а тот тип наверху — Элкью Джонс.

— Как насчет перекинуться в картишки, ребята?

— Неплохая идея. Все равно до Чикаго еще далеко.

— В поезде уже полно народу.

— Будет еще больше.

Миля за милей рельсов, миля за милей американской земли, и долгие разговоры ни о чем, тягостные мысли о доме.

В туалетной предприимчивый тип по имени Шэннон О'Херни организовал нечто вроде мини-казино. О'Херни был здоровый малый, компанейский и разбитной, поэтому вскоре вокруг него собралась группа восторженных слушателей, а потом началась игра, сопровождаемая обильной выпивкой...

* * *

Генри Форрестер сидел в большом мягком кресле, погрузившись в воскресную газету. Бад, обложившись игрушками, расположился прямо на полу. Комнату наполнял голос футбольного комментатора:

— А сейчас, друзья, тридцатисекундная пауза для радиопереклички...

— Дэнни! — послышался из кухни голос миссис Форрестер. — Ты бы поторопился заехать за Кэтти. Ужин будет готов через полчаса.

— Хорошо, мама, уже еду.

— Бад!

— Ну, чего? — недовольно откликнулся тот на голос матери.

— Начинай накрывать на стол.

Ответ Бада потонул в возбужденном реве стадиона и пулеметной скороговорке спортивного комментатора:

— ...Только что Микки Паркс вышел на замену. Он заменил Кай Олдрича в центре. Кстати, если вы не знаете, то Микки дальний родственник адмирала Паркса. Микки, безусловно, один из любимцев публики. Четвертый сезон он выступает...

— Мы прерываем радиотрансляцию футбольного матча для передачи экстренного сообщения. Только что японскими самолетами атакована американская военно-морская база в Перл-Харборе. Мы будем постоянно держать вас в курсе событий...

— ...Итак, четвертый сезон Микки Паркс играет за «Краснокожих»...

— Ты слышал, отец?

— Гм... Что? Я тут вздремнул малость.

Зазвонил телефон. Бад поднял трубку и передал ее Саре Форрестер. Она несколько секунд слушала, а потом крикнула мужу:

— Генри! А где находится Перл-Харбор?

* * *

Генри Форрестер тихо постучал в комнату Дэнни и, отворив дверь, вошел. Его старший сын лежал на кровати, заложив руки за голову, и смотрел в потолок.

Окинув взглядом стены, увешанные фотографиями футбольных знаменитостей и команд, в которых играл Дэнни, Генри Форрестер присел на стул.

— Ты разве не будешь ужинать, сынок?

— Я не голоден.

— Мать очень расстроена. Сигарету хочешь?

— Нет, спасибо.

— Тебе не кажется, что нам нужно поговорить?

— Кажется, но как только я пытаюсь это сделать, мать закатывает истерику.

— Тогда давай поговорим вдвоем. Может, мне ты сможешь объяснить?

— Я не могу этого объяснить даже себе, папа.

— В школе мне сказали, что тебя готовы принять в колледж в Джорджии. Ты же мечтал об этом.

— Мечтал... Только разве я могу учиться в колледже, играть в футбол, когда началась война?

— Но тебе ведь всего семнадцать! Армия обойдется пока без тебя. Не беспокойся, когда ты им понадобишься, они сами найдут тебя.

Дэнни вздохнул и безнадежно махнул рукой.

— Ну вот видишь... Мы уже сто раз говорили об этом.

— Поговорим и в сто первый. Я должен понять, иначе просто не подпишу твои бумаги.

— Делай, как хочешь.

— Я бы еще понял, если бы тебе плохо жилось дома или ты влип в неприятности.

— Да дело вовсе не в том, что мне плохо. Наоборот, мне очень хорошо. Ты даже ключи от машины мне отдал.

— Тогда почему ты записался добровольцем в морскую пехоту?

— Лучше не спрашивай.

— А Вирджил?

— Ты же знаешь, он бы пошел со мной, но его мать очень больна.

Генри Форрестер потер ладонью лысеющую голову и глубоко затянулся сигаретным дымом.

— Знаешь, Дэнни, я так паршиво себя чувствую, когда понимаю, что не смог стать для тебя хорошим отцом, не дал тебе всего того, что мог бы дать.

— Да ты всю жизнь работал, как лошадь, когда же ты мог еще и мной заниматься!

Форрестер-старший снова выпустил клуб дыма.

— Я иногда завидую тебе, Дэнни. Да-да, я завидую своему собственному сыну! И все потому, что ты стал таким, каким я сам всегда хотел быть. Когда тебе не было еще и десяти, ты уже не нуждался во мне. Помнишь, как ты бегал продавать газеты на углу и каждый день приходил в синяках, но все-таки отвоевал это место?

Дэнни молча кивнул, не понимая, к чему клонит отец. Тот тем временем закурил новую сигарету и продолжал:

— А когда мы запрещали тебе играть в футбол и запирали тебя, ты убегал через окно. И опять-таки добился своего и стал футболистом. У тебя хватило характера настоять на своем. А у меня это никогда не получалось.

— О чем ты говоришь, папа!

— Я всегда хотел, чтобы ты играл в футбол, но я тогда принял сторону мамы, Впрочем, я всегда принимаю ее сторону... В общем... я вот что хочу сказать... В душе я горжусь, что мой сын пошел в морскую пехоту. Но не думай, что так легко расстаться со своим мальчиком... Ну, ты сам понимаешь...

— Папа! — Дэнни приподнялся на койке. — Папа... Я... я даже не знаю что сказать...

— Ты уже сообщил Кэтти?

— Нет, сэр.

— Тогда тебе лучше не откладывая повидаться с ней.

Глава 2

Константин Звонски лежал на скрипучей кровати, окутанный облаком синеватого дыма, медленно плывущего по потолку. Тусклая лампочка под потолком едва освещала убогую комнатку дешевого отеля.

Тишину улицы нарушил стук каблучков. Звонски метнулся к окну и отодвинул грязную штору. Это, должно быть, Сьюзан.

Нервно затягиваясь сигаретой, он слушал, как она поднимается по лестнице и подходит к двери. Едва она оказалась в комнате, он захлопнул дверь и обнял ее, свежую и раскрасневшуюся от январского холода.

— Господи, солнышко, ты же вся дрожишь.

— Я сейчас согреюсь.

— Нет-нет, ты чем-то напугана.

Она мягко освободилась от его рук, сняла пальто и, присев на кресло, закрыла лицо руками.

— Что, опять твой старик?

Она молча кивнула.

— Черт возьми, ну почему он не оставит нас в покое!

— Я сейчас... сейчас, Конни...

Он зажег ей сигарету.

— Спасибо, милый.

— Что, совсем плохо?

Сьюзан уже взяла себя в руки, но глаза у нее были полны слез.

— Как обычно. Обзывал, грозился... Но это уже не важно. Я здесь, значит, все в порядке.

Конни крепко ударил кулаком по своей ладони.

— Черт, иногда мне кажется, что он прав. Я не то, что тебе нужно... Иначе разве я позволил бы тебе приходить в этот крысятник? Он ведь желает тебе добра. Если бы я был таким парнем, как он хочет!

— Разве я когда-нибудь жаловалась?

— Да в том-то и дело, что никогда. Нет... я не то говорю...

Он отвернулся и оперся руками на стол. Сьюзан подошла сзади и, обняв его, положила голову ему на плечо.

— Ты сегодня даже не поцеловал меня, Конни.

Он тут же обернулся и обнял ее.

— Я так люблю тебя, солнышко, что иногда кажется, что сойду с ума.

Он несколько раз поцеловал ее, едва касаясь губами ее губ.

— Я тоже люблю тебя, Конни, — прошептала она.

Конни усадил ее на кровать.

— Слушай, малыш, мне нужно сказать тебе что-то важное. Мы уже говорили об этом. Твой отец не оставит нас в покое, поэтому нам нужно уехать из Филадельфии. Мы сможем... Я найду работу... Господи, ты же знаешь, что я стану пахать, как вол, только бы у тебя было все, что ты хочешь...

— Я знаю, Конни.

Он быстро нагнулся к ней и жадно, но в то же время нежно поцеловал в губы.

— Сьюзан, ты даже не представляешь, что значишь для меня. Вся моя жизнь — это ты. Без тебя и жить не стоит.

Она поцеловала его руку и улыбнулась.

— Надеюсь, мистер, вы знаете, что тоже небезразличны мне?

Он закурил сигарету и некоторое время нервно ходил по комнате, не зная, с чего начать.

— В общем, так... Вчера я записался добровольцем в морскую пехоту. — Долго мямлить было не в его характере.

— Что?!

— Подожди. — Он обнял ее. — Мне сказали, что нас повезут в Калифорнию, понимаешь? Я буду откладывать деньги, каждый цент, потом сниму тебе квартиру, и ты приедешь. Мы начнем жить сами, подальше от твоего отца и этого вонючего города. Вдвоем, понимаешь? — Он говорил торопливо, словно опасаясь, что она перебьет, но, увидев ее лицо, запнулся. — В чем дело, Сьюзан? Ты что, не рада?

— Н-не знаю, милый. Все это так неожиданно.

— Ты что, не хочешь уехать в Калифорнию?

— Дай мне подумать, Конни, как же так вот сразу... Некоторое время она задумчиво разглядывала его.

— Морская пехота, да?

— Это единственный выход. — Голос у него был почти умоляющим, — Там наверняка найдется работа, и я смогу быстро вызвать тебя.

— А твои мать и сестра?

Конни вздохнул.

— Мать подписала мои бумаги, а Ванде остался только год в школе. К тому же дядя Эд присмотрит за ними. И хватит об этом. Мы сейчас говорим о нас!

— Мне страшно, Конни.

— Ну что ты, маленькая, чего же тут бояться?

— Не знаю, но все равно страшно. Отец опасается трогать меня, пока ты здесь, а когда я останусь одна... Конни, столько всякого может случиться! А что, если ты не вызовешь меня в Калифорнию?

— Ты будешь там, клянусь тебе. Это ведь наш единственный шанс. — Он снова обнял ее и, уложив к себе на колени, укачивал, как ребенка. — Если мы останемся и будем встречаться в грязных отелях, ты скоро возненавидишь меня. А ведь я живу только для тебя, солнышко.

Его губы касались ее лица.

— Малыш, ты так и не согрелась.

— Я боюсь, Конни, что-то случится...

— Ш-ш-ш... Все будет хорошо, моя девочка.

— Правда? — Она пригрелась в его объятиях и постепенно успокоилась.

— Сегодня наш последний день перед Калифорнией, — прошептал он, медленно расстегивая пуговицы на ее блузке.

— Да, Конни... да, милый...

* * *

Константин Звонски вышел из ресторана вокзала Чикаго, где призывников накормили ужином, и остановился на платформе выкурить сигарету.

— Эй, приятель, мы с тобой нигде не встречались? — раздался голос позади.

Звонски обернулся и внимательно оглядел высокого красивого парня, заговорившего с ним.

— Может, и встречались. Лицо знакомое. Ты призывался в Филадельфии?

— Нет, в Балтиморе... Вспомнил! Ты играл за «Сентрал Хай»!

— Играл... Черт возьми, так это ты тот полузащитник из Балтимора, который попортил нам столько крови! Рад познакомиться, старик. Меня зовут Звонски.

— Точно, имя я теперь тоже вспомнил. И ты еще говоришь, что я попортил вам крови! А кто половину матча мотал нашу защиту?

Лицо маленького поляка расплылось в довольной улыбке.

— Неплохая была игра, да?

— Отличная. Наши ребята много говорили о тебе на обратном пути в Балтимор. Для своего веса ты чертовски здорово играл. Меня зовут Дэнни Форрестер. Ты тоже в Сан-Диего?

— А куда же еще?

— Как, говоришь, твое имя?

— Зови меня просто Ски, так легче запомнить.

— Слушай, мы тут с ребятами в кино собрались. Все равно до отправления еще часа четыре. Идем с нами, а?

— С удовольствием.

...Спустя несколько часов, когда поезд проносил их через поля Иллинойса и Дэнни безуспешно пытался заснуть, до него донесся голос Ски.

— Спишь?

— Разве тут уснешь?

Он был прав. Из туалета, где засела разухабистая компания О'Херни, доносились взрывы хохота и гомон голосов.

— Мне тоже что-то не спится.

— Интересно, что там нас ждет в Сан-Диего?

— Скоро увидим... У тебя есть девушка, Дэн?

— Есть.

— У меня тоже.

— Я как раз сейчас думал о ней.

— И я тоже. Я всегда думаю о ней. И скучаю не по дому, а только по Сьюзан. — Ски приподнялся и протянул Дэнни фотографию. — Вот она.

Дэнни внимательно рассмотрел черноволосую девушку и вежливо присвистнул.

— Хороша, правда? — просиял Ски.

— Чертовски хороша.

— А у тебя есть фото твоей девушки?

Вернув Дэнни комплимент по поводу Кэтти, Ски заложил руки за голову и уставился в потолок.

— Как только закончим обучение в лагере, я сразу вызову ее и женюсь. А ты собираешься жениться на своей?

— Мы пока не думали об этом.

— Обычное школьное увлечение, да?

— Нет, просто мне кажется, что сейчас не время для этого. Кто знает, что случится с нами?

— Это понятно, но у нас все по-другому. Мы уже вроде как муж и жена. Она для меня все. Весь мир, вся жизнь...

— Это я могу понять. Правда, могу.

— Я чертовски рад, что встретил тебя, Дэнни. Хорошо бы попасть в одно подразделение.

Дэнни кивнул, и они умолкли, думая каждый о своем.

* * *

Марвин Уокер лежал на диване и читал журнал, время от времени качая головой и тихо ругаясь себе под нос. Сибил Уокер сидела рядышком в кресле и молча вязала, поглядывая на кухню, где занималась дочь.

— Марвин!

— Черт бы их побрал, это не правительство, а банда коммунистов!

— Марвин!

— Так зажимать налогами рабочего человека...

— Марвин, немедленно брось этот журнал!

— А? Ты что-то сказала, дорогая?

— Я хочу поговорить с тобой.

Марвин снял очки для чтения и внимательно посмотрел на жену.

— Что-то случилось, Сибил?

— Тебе не кажется, что пора нам поговорить по душам с Кэтти?

— Это по твоей части. Вы, женщины, сами разберетесь.

— Да я не об этом...

— А о чем же тогда?

— О ней и Дэнни.

— О Господи, ты опять за свое.

— Да, а ты его вечно защищаешь.

— Ок мне нравится.

— Мне тоже. Он хороший мальчик, но, по-моему, Кэтти еще рановато постоянно встречаться с одним парнем.

— Тихо, женщина. Вечно ты из мухи слона делаешь. Что в этом плохого?

— Ей нужно встречаться и с другими парнями, она же никого, кроме Дэнни, не знает и, по-моему, знать не хочет.

— Если тебя это так волнует, то, как тебе известно, он скоро уезжает в колледж.

— Вот поэтому я и не хочу, чтобы Кэтти чувствовала себя связанной.

— Слушай, пусть они сами решают. Так будет лучше.

— Но, Марвин...

— Дэнни славный парень, и я рад, что он встречается с нашей дочерью. Надеюсь, что там, в колледже, его не уведут из-под носа у Кэтти, Это и будет им испытанием разлукой. А все остальное пусть решают сами.

Сибил вздохнула и снова принялась за вязание, когда в дверь позвонили.

Нацепив подтяжки, Марвин пошел открывать.

— Привет, Дэнни.

— Добрый вечер, мистер Уокер, здравствуйте, миссис Уокер.

Кэтти тоже вышла на звонок.

— Привет, Кэтти. Я знаю, ты должна заниматься, но мне нужно сказать тебе кое-что важное.

Кэтти посмотрела на отца. Тот кивнул.

— Идите, только ненадолго.

Пока Кэтти одевалась, Дэнни ждал ее на скамейке во дворе.

— Что ты хотел мне сказать?

— Даже не знаю, с чего начать, — Он не сводил глаз с ее лица.

— Ты уезжаешь, так? — подсказала она.

Он кивнул.

— Ты записался добровольцем в морскую пехоту, — едва слышно продолжала Кэтти.

— Откуда ты знаешь?

Она отвернулась, чтобы скрыть слезы.

— Я с самого начала войны знала, что ты это сделаешь. А на новогоднем вечере ты меня так поцеловал, словно прощался... Когда ты уезжаешь?

— Через несколько дней.

— А как же колледж... и все остальное?

— Придется подождать.

— А мы?

Он промолчал.

— Дэнни, ты действительно должен это сделать?

— Да.

— Но зачем?

— Лучше не спрашивай. Я и сам уже сто раз себя спрашивал. Что-то внутри ноет, точит... не могу объяснить.

— Я могу. Это потому, что ты — это ты.

— Малыш... я. — Он запнулся, подбирая слова. — Я хотел бы, чтобы ты вернула мне кольцо.

Она побледнела, и он торопливо заговорил, пытаясь объяснить:

— Понимаешь, колледж — это одно, а здесь я не знаю, когда вернусь и вернусь ли вообще. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя обязанной ждать меня. Тем более, что мы не знаем, насколько серьезны наши чувства. Возможно, ты еще передумаешь.

— Я никогда не передумаю, — прошептала она, не сводя с него глаз. Слезы текли по ее щекам, и она даже не пыталась их скрыть.

— Солнышко, не плачь, только ради всего святого, не плачь. — Он обнял ее. — Я же делаю это для тебя.

Может, ты захочешь встречаться с другим парнем, пока меня не будет.

— Да никто мне не нужен, кроме тебя, — сквозь слезы проговорила она.

— О Господи, — вырвалось у него. — Правда?

— Да... да... да... Я хочу быть твоей девушкой и только твоей.

— Ты хоть понимаешь, на что идешь?

— Мне все равно, лишь бы знать, что ты мой.

— А что скажут твои родители?

— Все равно...

— Зайчонок... малыш... я даже не знаю, что сказать. Ты станешь писать мне?

— Хоть каждый день. Я буду ждать тебя. Сколько нужно, столько и буду ждать.

Он осторожно вытер слезы с ее глаз.

— Теперь получается, что мы вроде как помолвлены.

Она кивнула и робко улыбнулась.

— Столько ночей, котенок, я мечтал о тебе... как я скажу тебе...

— Я тоже.

— Я люблю тебя, Кэтти.

— Я тоже. Я очень люблю тебя, милый.

Утром поезд был уже в Канзас-Сити. Очередная партия призывников. Поезд гудел от разговоров, сплетен, сальных шуток. О'Херни со своей бандой допили последнюю бутылку и пошли побираться по всему поезду. По пути они учинили две драки, но потом набрали достаточное количество спиртного и снова вернулись в свое «казино». В Эль-Пасо О'Херни пытался заманить в поезд патриотически настроенную молодую особу. Он уже прикидывал, что до Сан-Диего ее услугами успеют воспользоваться человек двести. По пять долларов с носа будет в самый раз, а потом... Его планы грубо разрушил появившийся сержант, который коротко и в энергичных выражениях предложил девице уматывать, пока не поздно. Что она и сделала, невзирая на патриотизм.

О'Херни и компания продолжали бузить, пока в Дугласе в поезд не пригласили военную полицию...

Предпоследняя остановка в Тихуане. Все восемьсот человек прилипли к окнам, во все глаза глядя на южную экзотику.

— Интересно, нас будут встречать с оркестром?

— А почему нет? Мы ведь первый батальон с востока.

— Надеюсь, моя синяя форма уже готова. Я бы хотел пройтись сегодня по городу уже в форме.

— А я слышал, что пару недель нас вообще выпускать не будут.

— Спокуха, корешок, уж я-то сегодня сорвусь в Сан-Диего.

Поезд плавно подкатил к перрону и замер. У перрона стояла длинная колонна крытых грузовиков, возле которых суетились сержанты и капралы. Форма у них была зеленая, а вовсе не синяя. Это насторожило новобранцев.

— Контингент из Филадельфии и Балтимора! Ваши грузовики номер тридцать шесть и тридцать восемь. Построиться! Перекличка!

Колонна двинулась к базе морской пехоты, провожаемая криками моряков с улиц Сан-Диего:

— Ох, пожалеете, ребята!

— Хлебнете сполна!

Тоску несколько скрашивали жара и экзотическая природа. Для жителей Атлантического побережья все было в диковинку. А потом колонна въехала на военную базу. Призывников построили на огромном плацу и повели к видневшимся вдали палаткам. Подойдя поближе, все по очереди стали разглядывать большой фанерный щит с надписью:

"Учебный полигон. База Корпуса морской пехоты.

Сан-Диего. Калифорния".

Оставь надежду, всяк сюда входящий.

Глава 3

— Так, внимание, ребята! Сейчас всем в столовую! У вас сегодня первый трудный день, и я не хочу, чтобы кто-то свалился с копыт. Бросьте свои шмотки и за мной!

В столовой Дэнни, как, впрочем, и многие другие, был приятно удивлен обедом. Он всегда считал, что в армии хоть и обильная, но грубая пища. Вместо этого он обнаружил на столе жареное мясо с картошкой, салат, желе, мороженое и даже кофе с молоком.

После обеда их разбили на группы по шестьдесят человек и повели к баракам. Элкью, Дэнни и Ски с неудовольствием отметили, что О'Херни попал в их группу.

Короткий пронзительный свисток оборвал гул голосов, и все внимание обратилось на стоявшего посреди барака капрала.

— Никому не выходить из барака! Я скоро вернусь, и первый, кто меня увидит, должен подать команду «смирно!»

— Вы будете нашим инструктором, капрал?

— Своего инструктора вы увидите утром, — ответил капрал, и, чтобы пресечь дальнейшие вопросы, гаркнул: — Скоро все узнаете сами!

Когда он ушел, Дэнни и Ски стали с интересом разглядывать несколько висевших на стене плакатов, Одни из них гласил: «Устав и традиции ВМС США». Плакат содержал два ряда слов, отпечатанных таким мелким убористым шрифтом, что ненадолго задержал их внимание. На втором плакате наглядно показывалось, как различать звания и нашивки во флоте и в Корпусе морской пехоты. Третий плакат оказался самым интересным.

"Общепринятые слова и выражения, употребляемые в ВМФ и Корпусе:

ХБ — хлопчатобумажная форма.

Молодой, салага — новобранец.

Переборка — стена.

Жратва, шамовка — пища.

Палуба — пол.

П. И. — полевой инструктор.

Камбуз — кухня.

Гальюн — туалет.

Люк — дверь.

Трап — лестница".

И дальше в том же духе. Изучив список, Ски некоторое время переваривал информацию, а потом, просияв, объявил:

— Пойду схожу в гальюн!

Впрочем, через несколько секунд он вернулся и потащил в гальюн Дэнни. В самом конце длинного ряда кабинок Ски молча кивнул на табличку «Только для больных венерическими заболеваниями».

Оба переглянулись и поспешно ретировались.

Дэнни взглянул на часы. Они показывали без четверти десять. Застегнув куртку, он вышел на улицу и, закинув голову, долго смотрел в усыпанное звездами небо Калифорнии. Было прохладно, но, конечно, не так, как в Балтиморе. Человек шестьдесят обритых наголо парней в трусах и майках, отчаянно пыхтя, пронеслись мимо, словно стадо бизонов. За ними, как лихой ковбой, легко бежал капрал, выкрикивающий слова команды вперемешку с отборной руганью.

Дэнни проводил их взглядом и, недоумевая, пошел обратно в барак. Краем глаза он успел заметить возвращающегося в их барак капрала и поэтому первым рявкнул: «Смирно!», чем вызвал невообразимую панику среди мирно отдыхавших новобранцев.

Капрал махнул рукой.

— Построиться! Вещи оставьте здесь. Вам они больше не понадобятся. За мной!

Дэнни и его друзья оказались где-то в середине длинной колонны из восьмисот человек, которые теперь стали батальоном. Потом их выстроили в колонну по одному и приказали раздеться до пояса. Получилось что-то вроде очереди длиной в полмили. Вдоль всей очереди галопом пронеслись двое санитаров. У одного было ведерко с краской и кисть, у другого журнал. Каждому из новобранцев быстро рисовали на груди порядковый номер, который тут же заносили в журнал.

Было уже за полночь, а они все стояли в очереди у медчасти.

— О Господи, — стонал Элкью. — Говорил мне мой бедный папочка, чтобы я не покидал родную плантацию. Папочка! Как ты был прав! С каким удовольствием я бы сейчас нежился в постели... ох, с каким...

— Всем заткнуть пасти! — прорычал кто-то из капралов, прохаживавшихся вдоль колонны. Настроение у них было явно не из лучших.

Наконец группа Дэнни все-таки попала в здание, где у всех быстро взяли кровь из пальца, потом из вены (на реакцию Вассермана), осмотрели глаза, уши, нос, прослушали сердце и проверили рефлексы. Осмотр закончился измерением давления и рентгеном.

Едва последний человек покинул медчасть, всю колонну погнали к другому бараку.

— При входе снимать всю одежду, — раздалась команда.

— О-ох, — слабо простонал Элкью. — О-о-о...

В этом бараке их ждал отлично сработавшийся коллектив санитаров, которые в считанные мгновения приветствовали входившего четырьмя инъекциями. Одна в правую руку, две в левую и на закуску еще одна в филейную часть. Последний укол санитары проводили особенно слаженно, даже не без некоторого изящества. Сначала один кусочком проспиртованной ваты дезинфицировал нужный участок и, словно стрелку от дартса, втыкал туда иглу. Затем другой вставлял в иглу шприц, делал инъекцию и элегантно бросал использованную иглу в стерилизатор.

Совершенно вымотавшийся за последние дни О'Херни напряженно следил, как делают инъекции стоявшему перед ним парню. На лбу ирландца выступила испарина. Когда один из санитаров воткнул иглу в зад новобранцу, глаза О'Херни закатились и он свалился на пол...

В свой барак они доковыляли в половине третьего утра и обессиленно упали на койки. Дэнни долго пытался устроиться то на спине, то на боку, но заснул, только перевернувшись на живот...

* * *

Подъем!

В бараке вспыхнул свет. Дэнни приподнялся. Это что, шутка? Он же только заснул. Разлепив глаза, он взглянул на часы. Половина пятого. На всякий случай он даже прослушал мерное тиканье механизма. Все в порядке. Успокоившись, Дэнни снова склонил голову на подушку, однако в следующую секунду пронзительный свисток дал ему понять, что это не штука.

Было все еще темно и звезды по-прежнему ярко сияли в небе. Потянувшись, Дэнни спрыгнул со второго яруса и поплелся к туалету вслед за толпой полусонных парней, проклинающих все на свете.

Плеснув в лицо холодной воды из крана, он немного пришел в себя.

— Моя бедная мамочка говорила мне... — прохрипел где-то недалеко Элкью Джонс.

Едва успели одеться, как их погнали в столовую на завтрак, а потом снова к бараку, где приказали построиться.

Ждать пришлось около получаса. Высокий жилистый капрал, одетый в форму цвета хаки, прошелся вдоль строя.

— Смир-рна! — рявкнул он.

Солнце только-только выглянуло из-за горизонта, и его первые лучи осветили угрюмые лица новобранцев.

Капрал коротко взмахнул полуметровым жезлом, словно подавая команду.

— Отныне вы все сто сорок третий взвод. Я капрал Уитлок, и вы еще проклянете этот день, потому что познакомитесь со мной!

— Эй, капрал! Может, лучше дадите нам выспаться? — недовольно буркнули из строя.

— Кто это сказал?!

— Ну, я, — отозвался Дуайер.

Строй расступился, давая дорогу капралу. Некоторое время он разглядывал провинившегося.

— Как твое имя, сынок?

— Тэд Дуайер.

— Мое имя рядовой Теодор Дуайер, сэр, — поправил его капрал.

— Ря... рядовой... Теодор... Дуайер... сэр.

— Ты что, жуешь резинку?

— Ага, сэр.

— Проглоти!

Дуайер от неожиданности выпучил глаза громко икнул и... проглотил резинку.

Капрал снова не торопясь прошелся перед новоиспеченным взводом, застывшим от увиденного.

— Янки х-хреновы, — прошипел наконец Уитлок. — Я буду называть вас именно так, ублюдки. А вы будете называть меня «сэр». Вы, сукины дети, теперь даже не люди. И не вздумайте считать себя морпехами. Вы все салаги! Са-ла-ги! Ясно? Самая низшая форма живого организма. Я, конечно, попытаюсь сделать из вас подобие морских пехотинцев, хотя это невозможно за три месяца. Невозможно, потому что вы самое жалкое отродье, какое я видел в жизни! И навсегда вбейте в свои тупые головы, что, может, ваши души и принадлежат Господу, но зато ваши задницы наверняка принадлежат мне!

Приветственная речь инструктора произвела впечатление. Во всяком случае уже никто не хотел спать.

— Перекличка! — объявил капрал и развернул список личного состава...

— О'Херни!.. Я сказал, О'Херни!

— Здесь, — прохрипели из строя.

Уитлок подошел к здоровенному ирландцу.

— В чем дело, салага? Голос потерял?

— Пропил, — уточнил О'Херни и бросил на песок окурок.

— Ну-ка подними, салага!

— Я тебе не салага! — Шэннон сжал кулачищи, исподлобья поглядывая на капрала.

Уитлок жезлом поднял ему подбородок.

— Для крутых салаг или считающих себя таковыми у нас есть свои методы. Подними окурок!

Шэннон нагнулся за окурком, когда надраенный до блеска ботинок капрала врезался ему в живот. О'Херни глухо охнул и, хватая ртом воздух, осел на песок, а капрал разразился очередной нескончаемой тирадой и проклинал взвод в течение десяти минут, лишь изредка повторяясь в выражениях. Потом без всякого перехода начал перечислять правила внутреннего распорядка. Никаких увольнений, никаких личных вещей, конфет, жевательной резинки, газет, журналов и многого другого. И с каждым словом новобранцы все яснее понимали, в какую ловушку они попали. Да, это и был солнечный Сан-Диего.

Из барака капрал перегнал их в палаточный городок, который располагался между грунтовым плацем и широкой полосой песка, тянувшейся до самого залива.

Разумеется, Дэнни, Ски и Элкью Джонс поспешили занять трехместную палатку, чтобы не жить рядом с О'Херни.

Потом с новобранцами пришел знакомиться взводный сержант Беллер, тоже техасец и не менее грубый, чем Уитлок. В своей вступительной речи Беллер дополнил высказывания по поводу нового взвода, а затем отправил их на вещевой склад получать обмундирование.

Носки, дождевики, куртки, ботинки, полевые шарфы и все остальное летело в новобранцев без разбору. На робкие попытки заменить неподходящую вещь на их головы обрушивался каскад замысловатых проклятий. Исключение делалось только для обуви. Кое-как упаковав полученные вещи в РД (ранец десантника), новобранцы бросились к палаткам, чтобы сбросить там этот груз и бежать обратно за матрасами, ремнями, патронташами, саперными лопатками и прочим. Но и это было еще не все. Каждый получил по ведру, куда свалили всякую мелочь, стоимость которой потом вычтут из жалованья: кусок хозяйственного мыла, бритвенный набор, кусок банного мыла, зеркальце, сигареты, зубная щетка, одежная щетка, сапожная щетка... Уф-ф! Голова кругом.

После обеда снова построение. Краткое и выразительное наставление о правилах внутреннего распорядка и форме одежды.

— В бытовке, обезьяны, есть пара утюгов, поэтому завтра утром все должны быть в наглаженной и подогнанной форме, ясно? Р-разойдись!

Они, конечно, сделали что смогли но, увидев их утром, Уитлок закатил глаза.

— О Господи! Что это передо мной?!

Кое-как подогнанная форма, неразношенные, с виду каменные ботинки, каски, болтающиеся на макушках или надвинутые по самую переносицу.

— Янки х-хреновы! Ты как надел каску, О'Херни?!! — Удар кулаком по каске, так что она налезает на нос.

По рядам сразу прошло движение. Все поспешно поправляли каски.

— Даю три часа, чтобы как следует подогнать форму, свиньи противные. Вон отсюда!..

* * *

— Да я никогда в жизни не шил, — плакался Элкью, очередной раз втыкая иголку себе в палец.

— Эх, сюда бы мою мамашу, — вздохнул Ски.

— Знаете, ребята, у меня такое предчувствие, что мне этот лагерь не понравится, — таинственно сообщил друзьям Элкью.

— Господи, целых два с половиной месяца!

— Ну, а как вам сержант?

— Мировой парень. Я вспомнил, где видел его раньше. Его морда на рекламном плакате. Где только они находят подобных самородков!

— Твою мать!

— Что такое?

— Опять укололся.

— А я, по-моему, уже управился, — поднялся Дэнни. — Надо занять очередь на утюги...

...Снова резкий свисток на построение.

— Становись! Сейчас я поведу вас на просмотр кинофильма, так что постарайтесь хотя бы выглядеть, как строй солдат.

— Капрал Уитлок... сэр!

Капрал повернулся и ударом кулака напялил каску на нос Элкью.

— Сэр, рядовой Джонс испрашивает разрешения обратиться к инструктору, — прошипел он. — Ты что, не можешь простых слов запомнить, образина?!

— Сэр... рядовой Джонс просит разрешения обратиться к инструктору, ва-ваша светлость...

— Смотри мне, салабон. Чего тебе?

— Сэр, как я понял, мы идем в кино?

— Сразу видно, что ты сообразительный малый.

— Сэр, а ничего, если я останусь в палатке?

— Вам всем нужен отдых, — пояснил капрал измотанному от усталости взводу, который ни о чем так не мечтал, как плюхнуться на койки. — Поэтому мы идем в кино. Это важно для поднятия настроения личного состава. Однако если вы, рядовой Джонс, желаете остаться, то я не возражаю.

— Спасибо, сэр, спаси вас Бог, спасибо.

— Сержант Беллер! — позвал тем временем Уитлок.

Сержант выбрался из палатки, очень напоминая при этом тяжелый танк, выезжающий из ангара.

— Сержант, рядовой Джонс не хочет идти в кино.

— Это правда, рядовой Джонс?

— Нет-нет, что вы, сэр! Я думаю, что кино это как раз то, чего мне сейчас не хватает.

— Значит, по-твоему, я брехун? — вкрадчиво спросил Уитлок.

— Что вы, сэр! Конечно, нет! Просто я сначала не хотел идти, а теперь глубоко сожалею об этом.

— Морпех никогда ни о чем не сожалеет, салабон!

— Ладно, капрал. Раз рядовой Джонс не хочет идти в кино, пусть остается.

— Вы совершенно правы, сержант. Я тоже так думаю.

— Чудненько. Лучше вместо этого мы дадим ему возможность немножко размяться.

— Мама, — едва слышно всхлипнул Элкью.

— Знаешь, где находится залив, плесень забортная?

— Никак нет.

— Три мили во-он туда.

— Во-он туда, сэр?

— Туда, туда. А теперь, рядовой Джонс, возьмите свое ведро, а лучше два ведра, и бегом к заливу за водой. Принесешь мне два полных ведра соленой воды. И смотри, я сказал полных, иначе придется тебе их выпить.

— Слушаюсь, сэр! Два полных ведра соленой воды!

...Дэнни плохо помнил, о чем был фильм. Он все время засыпал, привалившись к Ски, который время от времени тыкал его локтем и шипел.

— Не спи, Дэн. Уитлок наблюдает за нами. Да проснись ты, черт возьми...

* * *

Вскоре сигнал побудки стали транслировать через громкоговорители, развешанные по всему лагерю, и этот сигнал стал самым ненавистным для новобранцев.

Сорок пять минут для того, чтобы одеться, умыться, побриться, заправить койку и построиться на утреннюю зарядку. Потом, еще в темноте, строем в столовую. Построиться возле столовой и ждать. Как раз здесь Дэнни приспособился спать стоя, опираясь на Ски. Кормили их по-прежнему сытно, обильно и вкусно.

После завтрака возвращались к палаткам. Уборка территории. Не дай Бог, инструкторы откопают из песка окурок. Никому не поздоровится.

— Как-то странно мы воюем, ребята.

— Ага, я тут получил письмо от своих. Пишут, что очень гордятся мной, — сообщил Элкью, ползая на четвереньках с ведром в руках. — Видели бы они меня сейчас.

* * *

— Смир-рна! С этого дня у вас появляется еще одна Библия. — Капрал поднял над головой «Спутник морского пехотинца». — И если Библия может спасти вашу душу, то эта книга может уберечь вашу задницу. Вы нам нужны живыми! Пусть другой ублюдок сдохнет за свою страну, а вы нам нужны живыми! Так, а теперь у меня для вас еще сюрприз, янки х-хреновы. Сегодня я поведу вас к парикмахеру.

— Тому парикмахеру овец бы стричь, — прошептал Черник, фермер из Пенсильвании.

— Еще, небось, и деньги сдерут.

— Уж в этом не сомневайся, корешок.

Группами по пять человек они входили в парикмахерскую, расположенную в одном из бараков. Остальные ждали в строю.

— Мне чуть подбрить виски и освежить одеколоном, — грустно вздохнул Элкью, опускаясь на стул.

— Ничего, это превентивная мера против вшей. И к тому же теперь вы все будете одинаковые — лысые. Салаги бритоголовые, — утешил его парикмахер.

После парикмахерской новобранцы впервые услышали, как смеется капрал Уитлок. Да они и сами смеялись, глядя друг на друга.

После обеда Беллер устроил смотр и долго ходил вдоль строя, пока не остановился перед Дэнни.

— Как твое имя, сынок?

— Рядовой Форрестер, сэр!

— Ты брился сегодня утром?

— Нет, сэр.

— Почему?

— В гальюне было полно народу, сэр. Кроме того, сэр, на гражданке мне хватало бриться дважды в неделю.

— Вот как?

Беллер нашел еще одного непобрившегося. Им оказался О'Херни. Его и Дэнни поставили перед строем.

— Ребята, если в Корпусе положено бриться каждое утро, то вы должны бриться каждое утро. Рядовой Джонс!

— Я брился, сэр, даже дважды.

— Рядовой Джонс, марш в гальюн и найти мне две самые ржавые и тупые бритвы.

— Есть, сэр!

Дэнни и О'Херни, стоя перед строем, скребли друг друга тупыми бритвами, без мыла, до тех пор, пока Беллер не остался удовлетворен их видом.

* * *

— Вам еще многому предстоит научиться, салаги, но для начала вы должны уметь хотя бы строиться, — вещал капрал Уитлок, расхаживая перед строем. — Перво-наперво вам следует запомнить свои места в строю. Так, все долговязые встаньте слева от меня, а блохи пусть встанут справа.

Дэнни, О'Херни и Черник возглавили колонну по трое, в то время как Ски, Дуайер и Зилч замыкали ее.

Построив взвод, капрал недовольно покрутил головой.

— Ладно, пока сойдет. А теперь запомните своих соседей, чтобы сразу находить место в строю.

И началась строевая подготовка. Сотни и тысячи раз повторенные движения. Морпех должен уметь стоять по стойке «смирно», И они долгими часами стояли не шелохнувшись.

— А между прочим, я согнул большой палец ноги, когда он отвернулся.

— Никогда не думал, что можно так долго разучивать стойку «смирно». Что же будет, когда нас начнут обучать строевому шагу?

— Джонс!

— Я, сэр!

— Кем это ты себя вообразил? Прусским генералом? Расслабься.

— Есть, сэр! Расслабляюсь, сэр!

— Форрестер!

— Я, сэр!

— Выйти из строя! Смотрите все! Наконец-то хоть один понял, чего от него хотят. Встать в строй! Попробуем еще раз. Смир-рна! Отставить! Е-мое, салаги, выучитесь вы когда-нибудь или нет?!

Три дня они учились строиться, стоять смирно, вольно и прочим командам, выполняемым в строю. Заодно по утрам их приучали, как правильно заправлять постель. При первой же проверке пятьдесят постелей вышвырнули из палаток, как неправильно заправленные. РД перетряхивались по нескольку раз, дабы научить салаг, как укладывать вещи. Некоторые по десятку раз заправляли кровати, прежде чем инструкторы остались довольны. Но те не менее они учились, и с каждым последующим днем выброшенных постелей и развороченных РД становилось все меньше.

"Дорогая Кэтти!

Впервые за все время, что я здесь, выдался свободный час, чтобы написать тебе. Нас тут крепко взяли в оборот и обучают целыми днями. Инструкторы оказались крутыми ребятами.

Я тут подружился с двумя мировыми парнями, Ски и Элкью Джонсом. А вообще все хорошо. Родная моя, я не знаю, когда и куда нас отправят, но если ты передумаешь, то лучше сейчас, до того как будет слишком поздно отступать. Знаешь, я даже рад, что нам не дают продыху. Боюсь, я сошел бы с ума, если бы постоянно думал о тебе..."

* * *

— Господи, как же я надену эту гимнастерку?

— Что там у тебя, Элкью? Почему ты не сможешь надеть ее?

— Откуда я знал, что не нужно бросать в ведро с водой целую пачку крахмала! Теперь Уитлок меня повесит.

— Становись!

Уитлок медленно шел вдоль строя, делая замечания.

— Ремень грязный... Носки грязные, постирай еще раз... Этим ХБ можешь драить гальюн...

— Джонс!

— Я, сэр!

— Что ты сделал с формой?

— Сэр... мама... — застонал Элкью, когда капрал ногой перевернул его ведро с выстиранным обмундированием прямо на песок.

* * *

— Так, внимание сюда, образины! Не знаю, что это я с вами так цацкаюсь. Похоже, у вас ни хрена не получится... Движение всегда начинать с левой ноги... О'Херни, покажи, где у тебя левая нога, если можешь... Правильно. Запомни ее. Ширина шага тридцать дюймов, салаги, ясно? Не двадцать девять и не тридцать один. Взво-од! Шагом марш! Левой, левой! Держать интервал! Левой!

Час за часом занимались они строевой под резкие отрывистые команды капрала.

— Левой! левой! Правый фланг, подтянись! Раз, раз, раз, два, три! А теперь хором!

— Раз, два, три, — кричал взвод.

— Не слышу! Ни хрена не слышу!

— Раз, два, три, — ревели шестьдесят глоток.

— Вот так! Черник, брось думать о девчонке, ее наверняка уже снял какой-нибудь цивильный... Левой! Левой!

Глава 4

К концу недели бритоголовые новобранцы сто сорок третьего взвода уже неплохо ходили строем, хотя, конечно, бывало, что на поворотах несколько человек вдруг решали двигаться совсем в другую сторону. К этому времени почти у всех на лбу были ссадины от касок, нахлобученных ударом кулака капрала. Синяки на ребрах от инструкторских жезлов тоже неплохо напоминали об усвоенных уроках. Им начали каждый день читать лекции. Первая медицинская помощь, личная гигиена половых контактов в Сан-Диего и профилактика венерических болезней, в общем, всякая полезная информация, которую должен знать морской пехотинец...

За час до отбоя в палатку Дэнни набилось полно гостей. Черник, Дуайер и Милтон Нортон. Последний, очень образованный уравновешенный человек, гораздо старше остальных, пользовался особенным уважением взвода.

Дэнни только что вернулся из палатки Уитлока.

— Ну что, сдал? — спросил Ски.

— Сдал.

— Как можно в один день выучить все это? Звания, погоны, нашивки и еще черт знает что!

— Тихо! — рявкнул Элкью. — Я пытаюсь решить, кого больше ненавижу, Беллера или Уитлока. — Он опять склонился к уставу и забормотал: — Так, обходить пост... отдавать воинское приветствие всем старшим по званию ублюдкам... Это я уже знаю... Это тоже...

Не отрываясь от устава, он достал расческу с двухдюймовыми зубцами, задумчиво поскреб бритую голову и поднял глаза на остальных.

— Мужики, что делать с шевелюрой? Два раза в день мою шампунем и все равно не могу расчесаться.

— Я слышал, что Уитлок один из самых нормальных инструкторов в лагере, — сказал Дуайер. — Я тут переговорил с парнем из сто пятидесятого, так у них действительно зверюга.

— Что, у них инструктором Гитлер?

— А ты что скажешь, фермер?

— Черт его знает. Что мне нравится, так это то, что дают спать целыми днями.

Из соседней палатки раздавался шум голосов.

— О'Херни, — сплюнул Дэнни. — И как меня угораздило попасть с ним в одну палатку!

— Слушай, Нортон, а правда, что нам кое-что добавляют в жратву?

— А почему ты, собственно, так решил?

— Да просто с тех пор, как мы сюда попали, у меня ни разу не встал.

— Это оттого, что сильно устаешь.

— Понял. Тэд? А помнится, кто-то собирался в первый же день смотаться в Сан-Диего.

— Да, кстати, Тэд, как тебе парадная синяя форма?

— Нортон, а чем ты занимался на гражданке?

— Был учителем.

— Да? А я-то думал, чем-нибудь этаким.

Нортон улыбнулся.

— А где ты учительствовал?

— В Пенсильванском университете.

— Что?! Правда?! Ребята, да у нас тут преподаватель из университета!

— Господи, Нортон, что же ты здесь делаешь?

— Как видите, прохожу курс обучения.

— Но ты же преподавал в таком университете...

— Ну и что? Все мы здесь одинаковые.

— Вот это да! Ну, ты даешь! Элкью поднялся и подтянул штаны.

— Прошлой ночью мне снился сон, что я лежу в постели с красивой девкой. И когда я проснулся, то хохотал до упаду.

— Это почему?

— А она оказалась женой Уитлока.

— Не смей так говорить о моем лучшем друге.

— А мне только и снится: левой, левой, раз, два, три, разойдись, построиться!

Джонс вскочил на койку.

— Ану, вы, янки х-хреновы! Становись, салаги! Джонс, где у тебя левая нога? Два ведра из залива! Е-мое, вы чему-нибудь научитесь или нет?!

Он так здорово имитировал голос Уитлока, что все просто корчились от хохота и не видели, как откинулся полог палатки. Элкью, все еще стоя на койке, повернулся и встретился глазами с Уитлоком.

— Мама, — беззвучно прошептал он и, опомнившись, рявкнул: — Смир-рна!

Хохот усилился.

— Смирно! — снова заорал Джонс.

Из палатки полетели постели и РД.

— Все на выход, — прошипел в наступившей тишине капрал. — И прихватите ведра.

Вытянувшись по струнке, они стояли перед палаткой инструктора. Весь личный состав взвода затих, испуганно выглядывая из палаток в ожидании расправы над святотатцами.

Капрал несколько раз прошелся перед шеренгой.

— Кто вы такие, знаете?!

— Бритоголовые салаги! — хором ответила шеренга.

— И янки хреновы, — добавил Элкью.

— Вот и повторяйте эти слова, чтобы не забыть.

— Я салага бритоголовый... я салага бритоголовый...

— А теперь наденьте на голову ведра и продолжайте.

— Я салага бритоголовый, — забубнили придушенные голоса из-под ведер.

— Налево! Шагом марш!

Целый час он водил семерых обидчиков по всему лагерю на потеху остальным взводам. Для оживления процессии капрал выстукивал двумя жезлами замысловатый ритм по ведрам. Когда стемнело, он повел их по баракам, гальюнам, пока они не стали валиться с ног от усталости. К этому времени припев звучал как: «Я люблю моего капрала».

...Во время строевых занятий, когда Беллер и Уитлок то поочередно, то вместе выкрикивали слова команды, казалось, что глаза у них и на затылке, и на всех конечностях. Они вдвоем умудрялись видеть сразу весь взвод. Малейшая ошибка тут же замечалась и исправлялась.

— Подравняйтесь! Вы же морпехи, а не банда солдат.

— Перестань думать о девках!

— Когда я подаю команду «равняйсь», я хочу слышать, как щелкают ваши зенки, ясно?!

— Перестань размахивать руками. Все равно не улетишь!

— При команде «смирно» я хочу слышать, как трещит ваша шкура, ясно?!

— Да вы что, разницы между шеренгой и колонной не знаете? Е-мое, когда же вы научитесь?!

— Отставить чесаться в строю! Мандавошкам тоже жрать надо.

— Больные, хромые, ленивые, выйти из строя на медосмотр!

И одинокий робкий голос из колонны:

— Сэр, рядовой Джонс просит разрешения обратиться...

— Разговорчики в строю!

— Но, сэр, мне срочно нужно отлить!

— Делай это в штаны, рядовой Джонс, но в строю разговаривать не смей!

— Слушаюсь, сэр! Отливаю в штаны, сэр.

— Почта!!!

Поистине волшебное, магическое слово. Весточка из дома. Жадные глаза, полные ожидания. Даже инструкторы ни разу не позволили себе задержать выдачу писем...

"Дорогой Дэнни!

Я понимаю, что тебе тяжело, гораздо тяжелее, чем ты пишешь... Здесь так пусто без тебя. Каждый раз, когда звонит телефон, я вздрагиваю. Мне всегда кажется, что это звонишь ты. Иногда мне не верится, что ты любишь меня так сильно, как пишешь в письмах. Все мои мысли о нас. Не могу думать о чем-то другом, все равно возвращаюсь к этому...

Завтра напишу опять.

Люблю тебя. Кэтти"

Дэнни еще раз перечитал письмо, прежде чем положить его в пачку других. Потом сел на койку и уронил голову на руки.

«Тысячу раз я говорил себе, что не время сейчас и поэтому ничего у нас не выйдет, Но что бы я делал, если бы не получал ее писем, если бы не знал, что она ждет меня? Понятно, что вдали от дома тоскливо, но никогда не думал, что настолько».

Джонс протянул ему фото полной девчонки с веселой лошадиной улыбкой.

— Ого! — Дэнни присвистнул.

— Хороша, да, Ски?

— Ничего не скажешь. Милашка.

— Только без намеков. Я буду носить фото у себя в бумажнике. Между нами говоря, я и сам знаю, что страшновата, но на безрыбье...

— Что пишут, Ски? Все нормально?

— Да... Все будет хорошо. Все будет хорошо.

— Дай Бог.

Пока Дэнни перечитывал оставшуюся почту, Элкью подсчитывал, когда закончится война.

— Подумать только, — вздохнул он. — Я бросил мягкую постельку ради палатки на песке и двоих психов, называющих себя инструкторами.

— Русские моряки в таких случаях говорят — полный песец.

— Что это значит?

— Толстая северная лисица.

— Странно...

— Заткнитесь, я никак не могу придумать, как мне лучше прикончить Беллера. Уитлока я скорее всего повешу за яйца, а впрочем, еще подумаю.

— Пока будешь думать, окажешься последним в очереди желающих, — заметил Ски со своей койки.

Дэнни достал несколько листков бумаги с эмблемой Корпуса морской пехоты и сел за письмо.

"Кэтти, солнышко, ты не сомневайся во мне. Я очень люблю тебя и, кажется, с каждым часом все больше и больше. Потерять тебя —  значит, потерять все..."

Он задумался, потом медленно порвал листок и начал новый.

"Дорогая Кэтти!

Осталось только девять недель, а нас выпустят отсюда..."

Дописав письмо, он запечатал его в конверт и отправился к почтовому ящику. Когда он вернулся, Ски все еще лежал на койке.

— Эй, Ски, а ну вставай. Ты же знаешь, что до отбоя нельзя ложиться. Ты хочешь, чтобы нас кастрировали за нарушение устава?

— Он неважно себя чувствует, — сказал Элкью.

— Похоже, у тебя жар, Ски.

— Черт возьми, нам же сегодня в кино топать.

— Я пойду к Уитлоку.

— Иди, брат, — вздохнул Элкью. — Только не дразни зверя.

Дэнни остановился перед палаткой капрала.

— Сэр, рядовой Форрестер просит разрешения обратиться к инструктору.

— Вольно, Форрестер, в чем дело?

— Сэр, рядовой Звонски, похоже, заболел.

Капрал пошел вслед за ним к палатке.

— Смирно! — скомандовал Дэнни.

Элкью вскочил, как ужаленный. Ски тоже начал подниматься, но капрал остановил его.

— Ничего, лежи, сынок. Он пощупал лоб.

— Небольшая лихорадка. В общем, пустяки, но ты полежи сегодня, а если утром не почувствуешь себя лучше, то обратись в медчасть.

— Спасибо, сэр.

Когда он ушел, Джонс облегченно вздохнул.

— Пронесло. А я-то думал, он вышибет нам мозги. Что ты ему сказал, Дэнни?

— Я сказал, что если он не позволит моему старому корешу отдохнуть, то я лично займусь его воспитанием.

— Спасибо, старик, по гроб обязан буду. ...Утром лихорадка у Ски прошла и он встал вместе со всеми. Плеснув в лицо холодной водой, Ски повернулся к Элкью, шумно фыркающему рядом.

— Ну как фильм?

— Потрясный, просто потрясный. Они водили нас в большой кинотеатр. Там даже женщины были. Более того, я видел настоящего морпеха в синей форме. Я тогда сразу решил, что если пойду в армию, то обязательно в морскую пехоту.

— А о чем фильм?

— Назывался «К берегам Триполи», — промычал Элкью, намыливая щеки. — В общем, про одного мужика. Огромный такой, вроде Беллера или Уитлока. Он, значит, идет в Корпус морской пехоты, потому что его папаша был морпех.

— Ух ты, фильм про морпехов! Здорово!

— Первое, что он делает в тренировочном лагере, так это отчитывает своего инструктора.

— Прямо как в жизни.

— Ага. Выругав как следует инструктора, он тут же набил морду всему взводу. Хороший парень, только его почему-то никто не любил. Потом дальше у него роман с медсестрой. Он рядовой, а она дочь генерала.

— Ну, в точности, как в жизни. Жалко, что я пропустил такой фильм.

— Он постепенно исправляется и спасает жизнь своему инструктору.

— А это еще зачем?

— Не перебивай... картина заканчивается тем, что начинается война и его подразделение под оркестр и восторженные крики толпы марширует в порт. Все вокруг поют гимн морской пехоты. А когда они грузятся на корабль, кто, ты думаешь, ждет его там?

— Медсестра.

— Как это ты догадался?

— Потому что все, как в жизни.

— Эй, ребята, может, сдвинете свои задницы и дадите другим побриться?

* * *

Воскресенье. Слава Богу, что есть воскресенье. Не думайте, что в Корпусе не чтут этот день. Какое у вас вероисповедание? Никакого? Тогда выбирайте любое. По воскресеньям в Корпусе все обязаны ходить в церковь. А потом весь день можно заниматься чисткой снаряжения, писать письма или по сотому разу перечитывать старые. Целый день для того, чтобы пожалеть себя и в сотый раз задать вопрос — а за каким чертом я здесь?

* * *

Дэнни и Нортон Милтон чистили умывальники в гальюне после утреннего нашествия, пока Шеннон О'Херни насвистывал веселенький мотивчик, наблюдая за ними, опершись на дверной косяк.

— Профессор, — позвал Нортона Дэнни.

Невзирая на то, что Милтон много раз повторял, что он только преподаватель, весь взвод решительно повысил его в звании. Почти все новобранцы мало чего добились в гражданской жизни, просто потому что были слишком молоды. Поэтому иметь в своих рядах настоящего преподавателя университета, человека с положением, было для них очень лестно. Значит, военная служба кое-чего стоит.

— Да? — откликнулся Нортон.

— Я вот все думаю, Милт, что заставило тебя пойти на службу?

Милтон улыбнулся.

— Смешной вопрос.

— Нет, я понимаю — война и все такое, но разве ты не мог получить освобождение от службы?

— Мог, конечно.

— Вот видишь? Зачем тебе проходить через все это? Преподаватель экономики — это ведь фигура!

— Вот как!

— Не доставай, Милт. Просто я чувствую себя несколько глупо, когда драю гальюн рядом с тобой. Ты же знаешь столько, сколько нашим инструкторам вовек не узнать.

— Ты глубоко ошибаешься, Дэнни. Они многому учат меня.

— Ты идеалист, Милт.

— Идеалы — это одно, а если не вычистим этот гальюн за час — совсем другое.

— А знаешь... брось мне тряпку... спасибо... так вот, я долго пытался найти ответ на этот вопрос, но так и не смог. Зато одно я знаю наверняка. Я рад, что попал с тобой в один взвод.

Покончив с умывальниками, они повернулись к писсуарам. Дэнни покосился на О'Херни.

— Мы закончим гораздо раньше, если ты пошевелишь копытами.

— Это ниже моего достоинства, — лениво отмахнулся ирландец.

Нортон оттеснил Форрестера подальше, и тот, успокоившись, снова принялся за работу.

— А что скажешь по поводу этого лагеря, профессор? Мне он уже вот где сидит.

— Если мы решили вступить в привилегированный клуб, то сначала должны оплатить свои членские билеты.

— Слушай, у тебя все так просто получается. Даже самые сложные проблемы тебе удается объяснить в двух словах.

— Понимаешь, они добиваются того, чтобы мы перестали быть отдельными людьми. Они хотят, чтобы мы стали единым целым.

— Может, это и хорошо, но скорее бы все закончилось.

— С этим трудно не согласиться.

Покончив с писуарами, Дэнни швырнул тряпку под ноги О'Херни.

— А тебе, приятель, остались туалеты.

О'Херни только ухмыльнулся в ответ.

— Да кто ты такой, О'Херни?! Кем ты себя возомнил?! Пойдем отсюда, Милт, у него есть пятнадцать минут, чтобы закончить уборку.

— А ну, вернись, умник, не то живо выбью дурь у тебя из башки.

— Успокойтесь, ребята, — вмешался Нортон, — Вы же знаете, что полагается за драку.

— Форрестер, мне не нравишься ни ты, ни твои приятели, так что заканчивай уборку и не выводи меня.

— Мы не нравимся потому, что не лижем тебе задницу, как остальные.

— Ребята, успокойтесь!

— О'Херни, ты такой же салага, как и все мы. Хочешь подраться — давай! Но все равно тебе влетит наравне с нами за то, что уборка не закончена вовремя. — Дэнни презрительно сплюнул и вышел из гальюна.

— Думаю, что тебе не стоит терять время, Шэннон, — мягко заметил ему Милтон, направляясь к выходу.

О'Херни молча проводил его мрачным взглядом. Ударить Нортона значило нарваться на драку со всем взводом.

Чертыхаясь, ирландец поднял тряпку и поплелся к туалетам.

* * *

— Сегодня самый важный день в вашей жизни, салаги! А знаете, почему? Потому что сегодня вам выдадут оружие. Теперь у каждого из вас появится подруга. Забудьте своих девчонок дома. Эта подруга будет самой верной и надежной, если, конечно, вы позаботитесь о ней. Она не прыгнет в постель к другому, едва вы отвернетесь. Содержите ее в чистоте, и она спасет вам жизнь.

Новобранцы вежливо посмеялись над тирадой Беллера.

— Конечно, вы скажете, есть танки, самолеты, корабли, артиллерия, но я вам так отвечу — засуньте их в задницу! Именно винтовка выиграет эту войну, как и все предыдущие. А морпехи — самые лучшие стрелки в мире! — Беллер снял каску и вытер испарину на лбу. — Научитесь хорошо стрелять — и вам будут платить надбавку к жалованью. Но прежде чем нажмете на спусковой крючок, вы должны назубок знать каждый винтик своей винтовки. А теперь взять ведра и через три минуты построиться!

— Сержант Беллер, сэр!

— Что тебе, Дуайер?

— А какие ружья нам выдадут? «Спрингфилд» или «гарандз»?

Лицо Беллера побагровело.

— Не приведи тебя Бог, Дуайер, еще раз назвать винтовку «ружьем»! И вас, засранцы, это тоже касается!

Получив винтовку, Дэнни какое-то время находился словно под воздействием наркотика. Он почувствовал себя сильным и непобедимым. Винтовки выдавали из опечатанных ящиков, которые дожидались своего часа еще с прошлой войны. И дождались...

После раздачи оружия взвод построился, и Беллер с Уитлоком долго разъясняли порядок сборки и разборки. Весь день ушел на чистку и смазку винтовок.

— Рядовой Форрестер!

— Я, сэр!

— Как называется ваше оружие?

— Американская винтовка калибра тридцать, модель 1903 года.

— Джонс!

— Я, сэр!

— Номер вашей винтовки?

— 1 748 834 632... сэр!

И снова потянулись долгие часы тренировок. Команду «на плечо» разучивали целыми днями, пока не добились того, что весь взвод выполнял ее одновременно, одним отработанным движением. Руки у новобранцев огрубели, стали жесткими.

* * *

Как-то во время занятий Дуайер выронил оружие и за эту провинность три часа стоял на коленях перед лежавшей на земле винтовкой, поминутно наклоняясь и целуя ее со словами: «Я люблю мою винтовку». Бывали еще наказания и всему взводу за нерадивость. Например, все шестьдесят человек строились в одну шеренгу и вытягивали вперед руки, ладонями вниз. На пальцы им инструкторы клали винтовки, и весь взвод неподвижно стоял, удерживая винтовки на кончиках пальцев. И так до тех пор, пока кто-нибудь не выдерживал и не ронял винтовку. За эту провинность назначали новое наказание.

— Твои глаза, как синие... эй, профессор, как пишется «синие» или «синии»?

— Синие.

— Твои глаза, как синие озера. Ей должно понравиться.

— Это избитое выражение.

— Ничего, она девка недалекая.

— Слыхали, ребята, в сто шестьдесят первом парень врезал инструктору.

— Чепуха.

— Я тебе говорю.

— А за что?

— Он не принял душ, ну, инструкторы и решили помыть его с помощью воды и сапожных щеток. Без мыла, конечно. Вот он и вмазал одному.

— И что?

— Что, что... Сидит на губе.

Дэнни в последний раз осмотрел вычищенную и смазанную винтовку, щелкнул затвором и вложил в брезентовые лямки под койкой.

В палатку на дрожащих ногах вошел Элкью и молча повалился на койку. Все сразу смолкли.

— Эй, дружище, ты что, заболел?

— Все... это кранты... абзац мне, ребята, — простонал Элкью. — Ой, мне...

— Да что случилось?

— Я... я назвал винтовку «ружьем», и Беллер слышал.

В палатке воцарилась гнетущая тишина. Убийство, насилие — это еще ладно, но такое... Да смилуется Господь над несчастным.

Элкью чуть не плакал, затравленно глядя на друзей, которые как могли утешали его.

— Беллер приказал явиться к нему после ужина.

— Ладно, Элкью, авось пронесет. Ну, заставят походить по лагерю с ведром на голове.

— Или пошлет тебя к заливу за водой.

— Или заставят спать с винтовкой.

— А может, будешь чистить гальюн зубной щеткой.

Но Элкью был безутешен. После ужина, собрав все свое мужество, он отправился к Беллеру.

— Сэр, рядовой Джонс явился по вашему приказанию.

— Стой, где стоишь. — Сержант не торопясь дописал письмо и запечатал конверт. — Ты, помнится, назвал сегодня свою винтовку «ружьем»?

— Так точно, сэр.

— Но ведь это не ружье, не правда ли, сынок?

— Никак нет. Это винтовка.

— Тогда почему ты назвал ее ружьем?

— Я забылся, сэр.

— Теперь будешь помнить?

— Так точно, сэр. Отныне и навеки.

— Пожалуй, я могу помочь тебе в этом.

Беллер поднялся и кивком приказал ему выйти из палатки.

— Рядовой Джонс, расстегнуть штаны!

— Слушаюсь, сэр!

— Вот то, что вы там видите — это ваше ружье.

— Так точно, сэр.

Джонса провели по всему лагерю, и везде инструкторы выстраивали свои взводы, и везде Джонс стоял перед шеренгами новобранцев, одной рукой взявшись за свое «ружье», а другой сжимая винтовку, громко повторяя при этом:

"Это моя винтовка,

Она для того, чтобы драться.

А это мое ружье,

Оно для того, чтоб..."

* * *

День за днем продолжалось обучение, и с каждым днем инструкторы все меньше орали на бритоголовых салаг. Все меньше случалось ошибок в строю, все слаженнее становились движения.

Число наказаний тоже уменьшилось, и только О'Херни постоянно попадался на своих проделках. Однажды он опоздал на перекличку и был обнаружен в гальюне, где лениво брился, напевая «Когда смеются глаза ирландца». За этот грех он целую ночь стоял но стойке «смирно» перед палаткой инструкторов и пел им ирландские песни. Как только он умолкал, его подбадривали ведром холодной воды.

К тому времени сто сорок третий взвод начинал уже гордиться собой, в полной уверенности, что является лучшим взводом в лагере, и это в общем-то соответствовало действительности. Но однажды Уитлок решил поубавить им спеси и повел на небольшой плац, где занимались строевой кадровые морпехи из тех, что несут службу на линкорах и крейсерах. Загорелые, подтянутые, ростом почти два метра, они несколько раз прошли, печатая шаг, возглавляемые сержантом с золотой саблей наголо. Синяя форма морпехов, безукоризненная выправка, точные, до сантиметра рассчитанные движения произвели на сто сорок третий взвод огромное впечатление, но самоуверенности не убавили. Наоборот, новобранцы решили, что если очень постараются, то будут выглядеть не хуже.

— Когда вы идете в штыковую атаку, я хочу слышать не просто вопли! Это должен быть дикий рев! Боевой клич! Вы обязаны запугать противника еще до того, как проткнете его штыком. Не забывайте бить и прикладом. Отбейте ему башку ко всем хренам! Вперед!

Дэнни с яростным воплем ринулся к соломенному чучелу и вонзил в него штык.

— Хорошо, Форрестер! А теперь проверни штык, чтобы у него кишки посыпались!

К концу занятий многих подташнивало от кровожадных криков сержанта.

А потом была полоса препятствий. Целая сеть окопов, лабиринты подземных тоннелей, заросли колючей проволоки, каскады веревочных лестниц на высоких стенах и, конечно же, «бассейн». «Бассейном» окрестили глубокую яму, на дне которой жирно поблескивала вонючая грязь, Над ямой, точно посередине, висел канат. Полагалось с разбегу прыгнуть на него и перенестись на другую сторону. Это было довольно сложно. Если прыгнуть на канат слишком высоко, то его размаха не хватит до конца ямы и будешь болтаться туда-сюда, пока не сползешь в грязь. Если же, наоборот, прыгнешь слишком низко, то попросту ударишься о противоположную стену и опять-таки не миновать грязевой ванны. О тех, кто промахивался и проскакивал мимо каната, и говорить не приходится. Само собой разумеется, что всю полосу препятствий преодолевали с полной выкладкой, а чистить винтовку от грязи из «бассейна» удовольствие маленькое.

В один из таких дней, где-то в начале пятой недели, Дэнни, мельком взглянув на Элкью и Ски, неожиданно для себя заметил, как они изменились. Расстегнув РД, он достал зеркальце и внимательно посмотрел на себя. Ежик волос на голове отрос уже на четверть дюйма, кожа на лице обветрилась и загорела. Да, ошибки быть не могло, они постепенно становились морскими пехотинцами. Тело уже не так ныло к вечеру, а в монотонных командах Беллера появилась какая-то своеобразная привлекательность...

Глава 5

По прошествии шести недель батальон перевели в лагерь Мэттью, неподалеку от Сан-Диего, для завершающей стадии обучения — трехнедельной огневой подготовки.

Вражда между О'Херни и Дэнни обострилась. Физическая сила и нахальство Шэннона сделали его потенциальным лидером большей части взвода. Зато остальные, сплотившиеся вокруг Дэнни и его друзей, не переваривали О'Херни, не скрывая своего презрения к его рассказам о похождениях с женщинами, драках и кутежах. Само собой, О'Херни это бесило, но ему приходилось сдерживаться и быть осторожным. Драться с Нортоном значило поссориться со всем взводом. С Черником он просто боялся связываться. Элкью не стал бы драться, а выставил бы его посмешищем. Ски был слишком мелким, а Дуайер лежал в госпитале с лихорадкой. Оставался один Форрестер. Дэнни и сам понимал, что драки не миновать, но поскольку опыта в таких делах не имел, то не очень-то надеялся на победу, хотя твердо решил дать Шэннону хороший отпор.

Это случилось в дождливый день, когда грунтовой плац настолько размок, что строевые занятия стали невозможны. Вместо этого Беллер и Уитлок устроили инспекционный смотр личного оружия и вещей, но, когда проверять оказалось уже нечего, они разрешили всему взводу отдыхать с полудня до вечера, но не выходить из барака, в котором их разместили по прибытии в лагерь Мэттью.

О'Херни с утра был чем-то раздражен, и ему явно хотелось на ком-то отыграться. Он подсел на нижнюю койку, где Дэнни писал письмо, и хлопнул его по плечу.

— Я тебе не рассказывал, как однажды забавлялся в постели сразу с тремя девками?

— По-моему, в прошлый раз ты говорил, что их было шесть.

О'Херни загоготал и снова хлопнул Дэнни по плечу.

— Слышал, ты играл в футбол.

— Немного.

— Я тоже. Меня даже в профессионалы приглашала — объявил О'Херни и принялся громогласно рассказывать, как здорово он играл.

Ски, лежавший на верхней койке, приподнялся и с презрительной улыбкой слушал ирландца.

— Эй, Шэннон, сдается мне, ты играл за команду глухих. Что ты так орешь? Если ты проходил по полю, как ты рассказываешь, то я бы запросто мог остановить тебя.

О'Херни только заржал в ответ.

— Чего ржешь? — обиделся Ски. — Я сам играл в футбол.

— Ой, держите меня, ох, уморил. А за какую команду? За первоклассников?

— Я играл за «Сентрал Хай».

— Во сне, малыш.

— Я был защитником.

— Ну, конечно.

— Может, хочешь попробовать?

— Только чтобы отучить тебя врать. Попробуй остановить меня, а?

Ски посмотрел на Дэнни. Тот молча кивнул.

Ирландец стал в позицию для атаки, и друзья сразу поняли, что он никудышный игрок, если вообще когда-нибудь играл.

— Давай! — скомандовал Ски, пригнувшись в ожидании атаки.

О'Херни ринулся было вперед, но у него не оказалось ни малейшего шанса. Ски чуть подвинулся, и его плечо на добрых шесть дюймов врезалось в живот ирландца. Тот сдавленно охнул и опрокинулся на спину под дружный хохот всего барака. Побагровев от ярости, Шэннон вскочил и ударил Ски в лицо. Секундой позже Дэнни бросился на ирландца, и оба покатились по полу. О'Херни удалось разжать хватку как раз вовремя, чтобы получить новый удар в челюсть от Черника. И тут же что-то тяжелое свалилось на него сверху. Это был, разумеется, Элкью, прыгнувший с верхней койки. Ски уже пришел в себя, и они вчетвером быстро прижали ирландца к полу.

Тишину, наступившую в бараке, прервал голос Милтона Нортона.

— О'Херни, ты давно уже напрашивался, поэтому пусть это послужит тебе уроком. Еще раз прыгнешь, и уже так легко не отделаешься. Ясно?

О'Херни молчал, и тогда Черник сгреб его за грудки и треснул головой о пол.

— Профессор спрашивает, тебе ясно?

— Ясно, — прохрипел ирландец.

Его тут же отпустили. Он поднялся, и секунду казалось, что он снова ринется в драку, но этого не произошло.

— Смир-рна!

— Так-так-так, — прошипел появившийся в бараке Уитлок, — И что это у нас происходит? Небольшой междусобойчик?

Он быстро выделил виновных и рявкнул:

— О'Херни, Форрестер, Звонски, Черник, Нортон, Джонс, через пять минут ко мне на рапорт!

— Есть, сэр!

Ровно через пять минут они предстали перед Уитлоком и Беллером.

— Вольно. Теперь расскажите мне, что у вас произошло. Начинай, Ски.

— Да ничего, сэр, ровным счетом ничего. Просто мы все когда-то играли в футбол и вспомнили старые времена.

— Форрестер?

— Это правда, сэр.

— Нортон! Только не заливайте, что тоже играли в футбол.

— Нет, сэр. Просто тренер команды Пенсильванского университета был моим другом, поэтому я тоже интересовался футболом.

— Врете! Все вы врете, стервецы. Джонс! А впрочем, хватит... Я уже знаю, что вы ответите. — Уитлок повернулся к О'Херни. — А ты что скажешь?

Все молча смотрели на ирландца. Сейчас он запросто мог отправить их на губу, заявив, что они вшестером напали на него.

— Все верно, сэр. Все было так, как они говорят. Просто мы немного увлеклись.

Капрал выругался, но отпустил всех обратно в барак.

— Надеюсь, ты не купился на эту басню? — лениво спросил Беллер, когда они с капралом остались вдвоем.

Уитлок ухмыльнулся.

— Похоже, они задали ему хорошую трепку. Он давно уже нарывался.

— Будем их наказывать?

— За что? За то, что вели себя, как морпехи? Наоборот, мне кажется, что из них получатся неплохие ребята. И вообще, по-моему, это лучший взвод из тех, что нам попадались до сих пор. Держу пари, они заткнут за пояс всех салаг на базе.

— Черт побери, Уитлок, похоже, ты совсем размяк, старик, — рассмеялся Беллер.

— Ага, и в доказательство я завтра же спущу с них семь потов. Они у меня побегают, тараканы тошные, — добродушно улыбнулся в ответ Уитлок.

Вернувшись в барак, все некоторое время молчали, потом Нортон подошел к койке О'Херни.

— Шэннон, ты молодец.

Дэнни протянул руку ирландцу. Тот медленно поднялся и пожал ему руку. Все облегченно рассмеялись.

— Ребята, а я вам не рассказывал, как шел по улице и встретил такую девку...

* * *

В лагере Мэттью было пять стрельбищ, но прежде чем новобранцев допустили к стрельбам, их долго учили, как правильно занимать позицию для ведения огня. В огневую подготовку входила стрельба из винтовки, пистолета сорок пятого калибра и из пулемета.

Инструкторы в лагере Мэттью резко отличались от своих коллег в лагере Элиот. Они никогда не кричали, не ругались, а терпеливо объясняли и показывали, что и как нужно делать.

— Спусковой крючок нужно нажимать плавно, а не дергать...

— Ладно, объясняю популярно. Вы пошли в увольнительную в Сан-Диего, Вас сняла хорошенькая блондинка. Привела к себе домой, и не успели вы моргнуть глазом, как оказались с ней в постели. И вот когда вы кладете ей руку на грудь, то что будете делать — плавно нажимать или дергать?

— Нажимать, сэр.

— Вот и запомни это как следует.

С рассвета до заката лежали они на учебном стрельбище, щелкая затворами.

— Поправь прицел.

— Опусти палец, не то в глаз себе заедешь.

— Приклад плотнее к плечу...

Труднее всего давалось положение для стрельбы сидя.

— Я больше не могу, — стонал Элкью. — Мне живот мешает.

Инструктор, не говоря ни слова, с размаху сел ему на плечи. Внутри у Элкью что-то хрустнуло, он коротко сдавленно охнул, но принял правильное положение.

— Вот так хорошо, — похвалил сержант.

— Мама, я здесь не выживу...

И, наконец, стрельба боевыми патронами. Дэнни занял положение для стрельбы лежа, и тотчас рядом с ним опустился на одно колено сержант-инструктор.

— Я сержант Пайпер, сынок. Поставь прицел на три сотни ярдов. Сейчас мы с тобой будем пристреливать твою винтовку.

— Заряжай! — раздалась команда старшего инструктора.

— Ну что ж, сынок, посмотрим, чему тебя научили. Главное — не напрягайся... расслабься.

Но Дэнни уже все позабыл. Он дернул спусковой крючок, и тут же приклад винтовки больно врезался в плечо. Пуля ушла далеко в сторону от мишени.

— Та-ак, — протянул сержант.

Дэнни покраснел, не зная, куда деваться от стыда.

— Когда-нибудь стрелял раньше, сынок?

— Нет, сэр.

— Все из головы вылетело, да?

— Похоже на то, сэр.

— Давай-ка еще разок попробуем...

Дэнни передернул затвор.

— Так, теперь абсолютно спокойно, не спеша, в шею тебя никто не гонит, целься... Когда будешь готов, то мягко и нежно нажмешь на спусковой крючок.

Ба-бах!

— Четверка на девять часов. Что ж, уже неплохо. Давай еще раз. Молодец. Что там у нас? Опять четверка на девять часов. Ну-ка, еще два выстрела.

Однако и оба последующих выстрела принесли тот же результат. Тогда Пайпер взял винтовку Дэнни и сам занял положение для стрельбы, предоставив Дэнни наблюдать, как это делает мастер. Произведя пять выстрелов подряд, он проверил результат. Все пять пуль легли плотной группой в... четверку на девять часов.

— Девять пуль практически в одну точку, Что это нам говорит, сынок?

— Нужно поправить прицел, сэр.

Сержант одобрительно кивнул и отдал винтовку Дэнни. Тот самостоятельно отрегулировал прицел и следующие пять пуль положил точно в десятку. Широко улыбаясь, он поднялся.

Сержант понимающе улыбнулся в ответ.

— Что, небось, самому приятно?

— Так точно, сэр.

— Через неделю будешь попадать с закрытыми глазами. Становись в строй. Следующий!

И так изо дня в день. И с каждым днем все больше точных попаданий, все чаще счастливые улыбки на лицах. Из необученных юнцов они постепенно превращались в морпехов. Ведь вам известно, что морпехи лучшие стрелки в мире.

В один из дождливых дней, когда занятия на стрельбище отменили и все сидели по баракам, занимаясь чисткой оружия, Элкью Джонс остановился перед палаткой капрала Уитлока.

— Сэр, рядовой Джонс просит разрешения обратиться к инструктору.

— Вольно. Что там у тебя?

— Сэр, сейчас на стрельбище грязь, и стрельба сегодня не предвидится. Мы тут с ребятами подумали... э-э... ну, в общем, они прислали меня к вам с довольно странной просьбой.

— Черт тебя подери, Джонс! Не тяни кота за хвост. В чем дело?

— Мы бы хотели немного позаниматься строевой подготовкой, сэр.

— Вы... ЧТО?!!!

— Понимаете, сэр, мы уже две недели не занимались строевой, а на выпускном параде лучшему взводу нужно выглядеть лучше всех. Вот мы и хотели попросить вас... у нас еще не очень получается одновременный «поворот кругом в движении».

— Едрена мать! Ладно, выходите строиться.

— Спасибо, сэр.

* * *

Дэнни, Элкью и Ски лежали у себя в палатке и, слегка отвернув полог, курили, поглядывая на черное, усыпанное звездами небо Калифорнии.

— Ну что, мужики, еще неделя, и все. Конец учению.

— Значит, на свете через неделю станет одним счастливым поляком больше, — вздохнул Ски. — А там уже недолго. Я вызову ее сюда, Дэнни. Чувствую, что ей там несладко. Она ничего не пишет, но я чувствую.

— Ничего, старичок, все будет хорошо. Уже недолго, сам говоришь. — Дэнни высунул руку из палатки и загасил окурок в песке, — Фу ты, черт! А прохладно там. Вот тебе и Калифорния.

— Не говори, — поддержал его Элкью. — Мне уже час как надо отлить, но не хочется выходить на холод.

— А чтоб тебе! Что, обязательно говорить об этом? Теперь мне тоже захотелось.

— Как тебе нравится этот Уитлок? Опять влепил мне наряд, и я уже третий раз подряд чистил гальюн. — Элкью яростно почесался. — Ч-черт, я думал, они всех мандовошек на нас потравили, но у меня, по-моему, остался вожак стаи. Причем жрет, сволочь, за всех своих погибших.

Короткие смешки и тишина.

— Дэнни, — тихо позвал Ски.

— Ну?

— Знаешь, я очень рад, что попал сюда вместе с тобой и Элкью.

— Спал бы ты, а?

— Нет, я серьезно. Если бы вы не помогали мне и со стрельбой, и с уставами, и со строевой, то я бы ничего не смог. Мне всегда все трудно дается и приходится пахать, как лошадь. Даже когда в футбол играл.

Элкью крякнул и поднялся с койки.

— Больше не могу. Сейчас из ушей потечет.

Он выскочил из палатки и через несколько минут вернулся, стуча зубами от ночной прохлады.

— Дэнни, — снова позвал Ски.

— Что?

— Куда ты собираешься после выпуска?

— A y нас у всех одна дорога — винтовку на плечо и марш-марш в Токио.

— Да нет, я не в этом смысле.

— А-а, вон ты о чем. Знаешь, я решил попробовать пойти в школу радистов.

— Радистов?

— Ну да. Понимаешь, хочется знать еще что-то, кроме винтовки.

— А я попробую в авиацию. Там платят в полтора раза больше. Это значит, что я быстрее смогу привезти сюда Сьюзан.

— Как ты вообще умудряешься что-то откладывать из двадцати одного доллара в месяц?

— Ничего, скоро будет двадцать восемь. Черт, чувствую, что не возьмут меня в авиацию. Опять что-то не так будет.

— Слушай, Ски, ты не упирайся так сильно, ведь загнешься.

— Ничего не могу с собой поделать, Дэн. Разве можно быть спокойным, пока она там! Отец ее поедом ест.

Дэнни только вздохнул в ответ.

— Дэнни, а как ты думаешь, я смогу стать радистом?

— Почему не попробовать?

— Радисты, кажется, носят молнии на рукаве?

— Точно.

— Пожалуй, я попробую.

— Эй, мужики, потише можно? — донеслось из соседней палатки.

— Это нам, — сказал Дэнни. — Давай спать.

Они закутались в одеяла и затихли.

— О Господи, — раздался вдруг стон с койки Элкью.

— Что у тебя там?

— Мне опять нужно отлить.

* * *

Всю последнюю неделю они сдавали экзамены, а потом каждый сам решал, какую ему выбрать школу. Одни шли в радисты, другие, как Милтон Нортон, отправлялись добровольцами в передовой батальон, третьи просто положились на судьбу — куда пошлют, туда и пойдем.

Перед выпускным парадом в палатке Дэнни собралось много людей.

— Интересно, куда нас отправят отсюда?

— Скоро узнаешь.

— Мужики, кончай базар, скоро построение.

— Подумать только, завтра я проснусь и спрошу себя: — эй, Джонс, ты кто теперь? И сам себе отвечу: что, сам не видишь? Я морпех. Не салага, не бритоголовый, а самый настоящий морпех.

— А знаешь, уж как-то и не хочется уходить из этого лагеря.

— И не говори.

— Черт, а я уже не надеялся вырваться отсюда.

— Ничего, Дэнни, я думаю, ты попадешь в школу радистов.

— Хорошо бы, профессор. Только еще лучше, если бы Ски и Элкью тоже попали туда.

— Это так важно для тебя?

— Чертовски важно. Без друзей очень тяжело. Милтон улыбнулся.

— Просто удивительно, Дэнни, как армия сближает людей. Мы ведь все были совершенно разные, с разными интересами, с разными проблемами и, если бы не война, вряд ли смогли бы подружиться за такое короткое время.

— Тогда зачем ты уходишь с передовым батальоном, Милт? Им несладко придется.

— Я хочу быстрее попасть домой, Дэнни. И хочу быть там, где это можно ускорить.

Пронзительный свисток, и весь взвод в считанные секунды выстроился на плацу. Беллер и Уитлок в парадной форме уже поджидали их. Они быстро прошлись строем, поправляя форму выпускников. Потом сержант Беллер произнес небольшую напутственную речь.

— Вольно! Ну, янки х-хреyовы, уж не знаю, почему, но ваш взвод признали лучшим. Сейчас начнется смотр, после которого мы пройдем маршем мимо трибуны, где будет начальство. И только попробуйте маршировать, как банда солдат. Вы теперь... гм... морпехи!

Глава 6

После выпускного парада все вернулись в бараки, чтобы собрать вещи и попрощаться друг с другом.

— Смир-рна! — В барак вошли Беллер и Уитлок.

— Вольно, ребята. Идите-ка сюда, — взвод столпился вокруг инструкторов. — Я знаю, что все вы спешите как можно быстрее убраться отсюда, но мне хотелось бы сказать вам пару слов. И, поверьте, эти слова от сердца. Вы, ребята, самый лучший взвод, который я когда-либо готовил. Конечно, эта работа для меня повседневность, но, знаете, как здорово, когда видно, что люди стремятся научиться. И надеюсь, что вы-таки кое-что постигли здесь. Ну вот, пожалуй, и все... Да, если кто-нибудь из вас будет сегодня в клубе на базе, то можно выпить пивка.

Взвод восторженно взревел.

— Ты что-нибудь добавишь, Уитлок?

— Ребята, зовите меня просто Текс[2]На английском «Техас» звучит как «Тексас», поэтому многие техасцы называют себя «Текс»..

Все головы медленно повернулись к Шэннону О'Херни, который с первого дня грозился после выпуска посчитаться за все обиды. Ирландец шагнул к Уитлоку и протянул ему руку.

— Дай краба, кореш.

Все с облегчением рассмеялись и снова было загомонили, когда Беллер достал из кармана список с распределениями. Взвод раскидали по всему свету. Милтон Нортон, как и хотел, попал в передовой батальон. О'Херни, как прекрасного стрелка, оставили младшим инструктором в лагере Мэттью. Черника вообще заслали к черту на кулички.

— Ладно, вы трое. — Сержант повернулся к Дэнни, Ски и Элкью, которые, затаив дыхание, ожидали своего распределения. — Не надо на меня смотреть, как матрос на голую девку. Вас посылают в школу радистов...

И снова прощальное похлопывание по плечам, последние напутственные слова.

— Ты ведь тоже задержишься на базе, профессор. Как только устроимся, я зайду к тебе.

— Конечно, Дэнни.

— Кто распределился в школу радистов, выйти из барака! — раздался голос капрала.

Дэнни, Ски и Элкью поспешно схватили свои РД и вышли. У барака их уже поджидали двое из другого взвода, которые тоже направлялись в школу радистов. Дэнни первым подошел к ним и остановился рядом с рослым парнем в очках.

— Привет, — дружелюбно сказал парень.

— Меня зовут Дэнни, а это мои друзья Элкью и Ски.

— Рад познакомиться. Я Мэрион Ходкисс, а это Энди Хуканс. Мы из сто тридцать восьмого взвода.

Капрал повел их через территорию базы.

— А где школа?

— За парадным плацем, на другом конце базы.

Какой-то новобранец, видно только-только попавший в лагерь, с ведром в руках рыскал рядом с ними, собирая окурки, когда наткнулся на Элкью.

— Эй ты, салага! — рявкнул Джонс.

Новобранец вытянулся по стойке «смирно».

— Ты что, не видишь, куда прешь?!

— Виноват, сэр! Очень сожалею, сэр!

— Морпех никогда ни о чем не сожалеет, салажня!

— Так точно, сэр!

Элкью ударом кулака надвинул каску на нос новобранцу.

— Свободен.

Они шли дальше, перебрасывая тяжелые РД с одного плеча на другое.

— Зачем ты это сделал? — спросил Дэнни.

— Понимаешь, просто очень хотелось попробовать, что значит чувствовать себя настоящим морпехом, а не бритоголовым. И знаешь — здорово! А что касается того салабона, то ни хрена из него не выйдет, уж я-то знаю.

Их привели на окраину базы, где стояли несколько построек с надписью «Школа радистов», восьмиместные палатки и еще что-то вроде барака, в котором, как разъяснил им капрал, размещалась школа военных музыкантов.

— Значит так, ребята. Меня зовут капрал Фарински. Вы будете жить в этих палатках, пока не сформируется новая группа для школы радистов. На это уйдет примерно неделя. Занимайте любые свободные места, бросайте вещи, и марш получать матрасы и одеяла. Форма одежды повседневная. В увольнение обязательно надевать головной убор. Передвижение по базе свободное. Есть вопросы?

— Да, сэр. Что мы должны делать все это время?

— Прежде всего, морпех, не называй меня «сэр». Ты уже не новобранец. Пару часов в день будете убирать территорию, и если все будет нормально, то времени подрыхнуть у вас останется предостаточно. А теперь быстро по палаткам. Построение через десять минут.

— Может, будем жить в одной палатке? — предложил Мэрион Дэнни.

— Заметано.

Все пятеро зашли в среднюю палатку. Там уже развалились на койках трое морпехов. Один из них приподнялся на локте.

— Здорово, мужики. Добро пожаловать в наши апартаменты. Эй, братва, а ну поднимайтесь, у нас гости.

— Привет, — поздоровался Дэнни. — Найдется местечко для пятерых крошек?

— Что за вопрос, конечно. Меня зовут Браун, но все называют Эрде[3]Эрде — от РД (ранец десантника). Вам здесь понравится, мужики. Особенно, когда два десятка горнистов из музыкальной школы начнут дуть в свои чертовы железяки.

— Я Форрестер. Это Ски, Элкью Джонс, Мэрион Ходкисс и Энди Хуканс. Только что из салажатника.

— Чудненько. Вон то, что питается подняться, — это Непоседа Грэй. Он, как и я, техасец. А вон то — гордость племени «навахо», Сияющий Маяк.

— Привет вам, бледнолицые.

— Типичный индеец, — вздохнул Эрдэ.

Как им и обещали, неделя ожидания оказалась настоящим отдыхом. По утрам они убирали территорию, выискивая окурки, а остальное время валялись в палатке. По сравнению с тренировочным лагерем здесь был настоящий рай, но они все еще вели себя, как новобранцы: по территории базы ходили осторожно, озираясь по сторонам, готовые в любую секунду услышать резкий окрик инструктора.

Каждое утро пятьдесят барабанщиков и пятьдесят горнистов из музыкальной школы устраивали такой рев и грохот, что дрожала палатка. Они трубили, били в барабаны и на месте, и в движении, и до обеда, и после обеда.

— Еще! Громче! — ревел Элкью, затыкая уши, и ему не отказывали.

Дэнни не брал увольнительные в город, предпочитая оставаться на базе. Он даже как-то пошел в клуб, где выпил пива с Беллером, но вернулся рано. Пиво было все такое же горькое, как и тогда, когда он впервые попробовал его. Обычно по вечерам он ходил к Милтону Нортону, который тоже жил в палаточном городке неподалеку от школы радистов. Но проходил день за днем, и тоскливое чувство одиночества все сильнее давило Дэнни. И однажды он все-таки решился взять увольнительную в город.

— Ты куда? — спросил Ски, увидев, что Дэнни надевает выходную форму.

— В Даго[4]Даго — сокращенное название Сан-Диего.. Пойдешь?

— Нет, — покачал головой поляк. — Нужно экономить деньги. Да и что там делать? Ребята ходили, говорят, что ни хрена хорошего там нет.

— Меня просто крепко прижало, Ски. В конце концов я хочу увидеть людей без формы. Да и заодно сфотографируюсь. Мои уже достали меня, чтобы прислал фото.

— Знаешь, если честно, Дэнни, то мне просто страшновато выходить в город.

— Страшновато?

— Ну, что-то вроде этого. Ты три месяца никуда не выходили. А тут чужой город, незнакомые люди... женщины.

— Да, в этом что-то есть. Ну, ладно... тебе что-нибудь купить?

— Нет, спасибо.

— Как я выгляжу?

— Мечта девственницы. Знаешь, я, пожалуй, дождусь тебя. Расскажешь, как там.

* * *

Занятия в школе радистов начались в понедельник, как только был сформирован класс № 34. Дэнни с головой окунулся в работу. В последнее время он все чаще тосковал по дому, по Кэтти, Увольнительная в Сан-Диего разочаровала его и не принесла облегчения. Как и десятки других бывших новобранцев, он бесцельно шатался по городу, озираясь по сторонам, не зная, куда приткнуться. Чужой город, чужие люди, непонятная жизнь. Лишь вернувшись на базу, он снова почувствовал себя среди своих, но тоска только усилилась.

А теперь, когда начались занятия, свободного времени стало куда меньше, тем более что вечерами он помогал индейцу и Ски, которым обучение давалось куда труднее, чем ему. Но это были будни, а по воскресеньям он снова бесцельно шатался по базе или просто лежал на койке, уставившись в потолок. В один из таких невыносимо длинных дней он не выдержал и отправился к палаткам передового батальона. К счастью, Милтон Нортон был еще там.

— Привет, Дэнни.

— Привет, профессор. Хорошо, что ты еще здесь.

— Что-то случилось, малыш? — Нортон внимательно посмотрел на него.

Дэнни несколько секунд сидел молча, а потом его словно прорвало потоком бессвязных слов.

— Не знаю, что со мной, Норт. Просто... я... в общем, ностальгия какая-то... тоска... Такое чувство, что я один на целом свете.

Нортон дружески обнял его за плечи.

— Понимаю, Дэнни. Бывает. Меня тоже иногда достает.

— Правда?

— Конечно. Думаю, это у всех бывает. Или почти у всех.

— Но почему, Норт? Я же тебе рассказывал, какая у нас замечательная компания. Ребята отличные — Мэрион, Энди, индеец... Почему же тогда так плохо?

— А дома у тебя все нормально?

— Дома все о'кей. Вот Кэтти фотографию прислала...

Нортон долго рассматривал фото Кэтти. Золотистые волосы, смеющиеся глаза, загорелая кожа, изумительная фигура.

— Она очень красива, Дэнни. Не удивительно, что тебе тоскливо без нее.

— Тогда скажи мне, Норт, может ли парень в восемнадцать лет и девушка в семнадцать полюбить? Я имею в виду по-настоящему, на всю жизнь. Вот как ты любишь свою жену.

— А что Кэтти думает на этот счет?

— Говорит, что любит, но ведь Бог знает, сколько придется ждать. Может быть, слишком долго. А я не хочу связывать ее, не хочу, чтобы она ждала меня только потому, что обещала ждать. Я же знаю ее. Она будет ждать и хранить мне верность, даже если разлюбит.

— Черт возьми, Дэнни. Ты задаешь такие вопросы... Откуда я знаю, в каком возрасте можно полюбить на всю жизнь? Может, ты тогда скажешь, в каком возрасте идти воевать? Ты не знаешь ответа на свой вопрос, но на мой ты ответишь, а значит, и на свой. Если ты в восемнадцать можешь отдать жизнь за свою страну, то почему нельзя полюбить на всю жизнь. Тем более, кто знает, сколько у нас осталось этой самой жизни.

— А она? Если она уйдет от меня, то зачем тогда жить? Ты понимаешь, чего я боюсь, Норт? Если я поверю, что она любит, а это окажется не так...

— Прекрати, Дэнни, Это не страховой полис. Гарантий никто дать не может. Только изводишь себя и все. Почему бы тебе не сказать ей все как есть?

— Не знаю, Норт, не знаю... Послушай, ты не мог бы одолжить мне свое удостоверение личности?

— Зачем?

— Хочу напиться, а в Даго спиртное отпускают только после двадцати одного года.

Нортон затушил сигарету.

— Ты думаешь, полегчает?

Дэнни пожал плечами.

— Просто мне нужно что-то сделать, иначе я взорвусь. Только, ради Бога, не читай мне лекций о вреде алкоголя.

— Ты когда-нибудь напивался раньше?

— Нет.

— А вообще пробовал спиртное?

— Один раз выпил бутылку пива.

— Тогда... а впрочем, к черту, вот возьми, только не потеряй.

* * *

С видом завсегдатая подобных заведений Дэнни вошел в первый попавшийся салун и устроился между двумя моряками на круглом стуле у стойки бара.

— Что будешь пить, морпех?

— А что у вас есть?

Бармен подозрительно оглядел его и потребовал удостоверение личности. Дэнни небрежно перебросил ему документ. Бармен не обратил ни малейшего внимания на фотографию Нортона и кивнул.

— Ну, так что будем заказывать?

Дэнни лихорадочно вспоминал когда-то слышанные названия коктейлей.

— Сделай мне «Том Коллинз». Двойной.

Заказ был выполнен с молниеносной быстротой, и Дэнни приятно удивил вкус коктейля, что-то вроде лимонада. Совсем не похоже на перегар, которым разило от ребят, возвращавшихся из увольнения. Проглотив содержимое бокала в три глотка, он сделал знак бармену.

— Повторить.

— Ты полегче с этим коктейлем, сынок.

— Надеюсь, совет бесплатный?

С бокалом в руке он подошел к музыкальному автомату и, опустив монету, выбрал песню Фрэнка Синатры. Они с Кэтти обожали Синатру, и особенно эту песню.

"...Я никогда не улыбнусь,

Пока не улыбнусь тебе..."

Третий и четвертый коктейли пошли так же легко, как и первые. Потом пятый и шестой, а он все стоял у музыкального автомата, прослушивая одну пластинку за другой.

"...В глазах моих застыли слезы,

И сердце так тревожно застучало..."

Может, я способен много пить и не пьянеть? Говорят, бывает такое.

— Бармен, где тут г-гальюн?

— За стойкой прямо и направо.

Ч-черт возьми, как-то странно я говорю. Язык не туда ворочается.

Легко соскочив со стула, Дэнни едва не грохнулся на пол. Колени подогнулись, но он вовремя успел ухватиться за стойку. С грехом пополам закурив сигарету, Дэнни почувствовал себя более уверенно и двинулся было к туалету, когда бармен окликнул его.

— Эй, морпех!

Он медленно повернулся.

— Ты забыл деньги на стойке.

— А, точно... Я хотел заказать еще. Что пьет вон тот парень? — Дэнни ткнул пальцем в солдата, сидевшего неподалеку.

— Это «Сингапурский удар», сынок, но его лучше не смешивать с «Томом Коллинзом».

— Давай «Сингапурский радар», я знаю, что делаю. — Он вскарабкался обратно на стул.

Ч-черт, но я же не пьян. Я даже знаю, кто я. Я Форрестер, 359195, Корпус морской пехоты США... Я не пьян... И кто этот сукин сын, который нагло уставился на меня? Отвратительная рожа, а-а, это всего лишь зеркало. Надо пойти отлить... Так, Дэнни, братишка, ты же не хочешь быть похожим на тех в стельку пьяных морпехов, которых подбирает городской патруль... Так, потихоньку сползаем со стула... Одна ножка на пол... теперь другая... вот мы и стоим... умница... Осторожно! Они тут наставили столов... А здорово! Как в облаке плывем... Так, что это за надпись на двери? «Адам»? Что за «Адам»? Значит, для мужчин, я же понимаю... я ведь не пьян.

Он ополоснул лицо холодной водой и мутным взглядом уставился в зеркало. Так-так, братишка, да ты, похоже, все-таки нажрался. А ничего быть пьяным... даже весело. Какой там у меня номер винтовки?

Он коротко хохотнул. Видела бы меня сейчас мамочка. Представив себе ее лицо, он снова засмеялся.

— Ну-ка, подвинься, братан. — Здоровенный матрос стал рядом с ним.

Дэнни несколько секунд разглядывал его. Здоровый лось, но я его запросто сделаю. Он хлопнул матроса по плечу.

— Здорово, приятель!

Матрос, старый морской волк с серьгой в ухе, снисходительно посмотрел на подвыпившего юнца и улыбнулся.

— Полегче, братишка, ты уже хорошо набрался.

Пока Дэнни замахивался для удара, матрос вытолкнул его из туалета в зал и закрыл дверь. Дэнни нашел глазами выход и теперь прикидывал, как добраться до него. Задача была не из легких, поэтому он сел на первый попавшийся свободный стул.

— Эй, морпех, по-моему, тебе пора домой бай-бай.

— З-заткнись.

— Лучше иди, парень, пока не поздно.

О чем они говорят? И где я? Что-то меня мутит... Чего так тихо?

— Мужики... громче... ни х-хрена не слышу.

— Может, вызвать патруль, Джо?

— Да оставь ты в его в покое. Пусть сидит. Он же никого не трогает.

— Я... левой... левой... равняйсь!

— Он пришел один или с дружками?

— Не трогай его.

— Эй, морпех! Проснись! Подъем!

— О Господи... мне плохо...

Дэнни положил голову на стол и захрапел.

— Вызывай патруль.

— Это ваш приятель, леди?

— Да.

— Эй, Бернсайд, похоже, эта леди заберет его.

— И заберет, и оберет. Ну-ка крошка, убери от него лапки. Мы такое уже видали.

— Да бросьте, ребята. Он же еще совсем мальчик. Или вы думаете, лучше, если его заберет патруль?

— Ну, ладно... ладно...

"...С тех пор как ты ушла.

Жизнь стала до боли пуста,

Но жду и люблю тебя

До крика, до слез, до креста..."

Глава 7

Что это? Церковный гимн? Точно, церковный гимн. Значит, я умер и уже на небесах. Дэнни приоткрыл глаза. Он лежал в просторном зале. Где-то у дальней стены стоял хор.

— Господи, — едва слышно простонал он, — кажется, крыша у меня все-таки поехала.

— Ну, как мы себя чувствуем, морпех? — На него пахнуло запахом хороших духов и свежестью. Приятный голос... Сладкий голос. Наверное, такие голоса у ангелов.

Дэнни протер глаза. Она стояла рядом. Изящная фигура, черные волосы, безукоризненно одета. Лет тридцать, определил он, хотя выглядит гораздо моложе. В ней сразу чувствовался класс. Настоящая леди.

— Кто вы? — простонал он.

— Я миссис Ярборо. А вы сейчас в столовой Армии Спасения.

Дэнни безуспешно попытался облизнуть пересохшие губы и приподнялся на койке.

— Как это меня занесло сюда?

— Я привела вас.

— Это как?

— Очень просто. Я зашла в салун выпить лимонада и долго смотрела, как вы глотаете двойные коктейли. Очень хотелось увидеть, как вы потом будете держаться на ногах.

— А кто ударил меня по голове? Причем, похоже, бейсбольной битой.

Она рассмеялась.

— Никто вас не бил. Вы просто отъехали.

— Скажите им, чтобы перестали петь. Я уже увидел путь к спасению.

— Как насчет чашки черного кофе?

— Черного... да я обрыгаюсь... ой, простите, я имел в виду, что меня стошнит.

Она присела на стул рядом с ним.

— И часто вы так напиваетесь?

— Постоянно. Но в следующий раз попробую помолиться.

— Сколько вам лет?

— Двадцать четыре.

— Сколько?

— Восемнадцать.

Она смотрела, как он постепенно приходит в себя. Пожалуй, пора идти.

— Если вы будете вести себя хорошо, как пай-мальчик, то обещаю, что ничего не скажу Кэтти. — Она поднялась.

— О Господи, я и ее вспоминал.

— Время от времени.

— Пожалуйста, миссис... э-э...

— Ярборо. Илэйн Ярборо.

— Я только хотел поблагодарить вас. Похоже, я вчера дал копоти. Если бы не вы, то у меня могли быть большие неприятности.

— Ничего, все в порядке. Вам просто повезло, что было жарко и мне захотелось выпить лимонада. А сейчас позвольте попрощаться, мне пора на дежурство.

Впервые за много месяцев он говорил с женщиной. Это было так сладко-успокаивающе, что он просто не мог позволить ей уйти.

— Миссис Ярборо!

— Да?

— Я думаю, вы вправе услышать историю моей жизни и что привело меня к такому падению.

— Господи, да я десятки таких историй слышу за дежурство.

— Если вы не останетесь, то я... я пойду и снова напьюсь.

Она рассмеялась.

— Лучше не надо.

Дэнни осторожно взял ее за руку. Просто удивительно, какой мягкой и нежной бывает женская рука.

— Видите ли, миссис Ярборо, я сирота.

— Вот как?

— Да. Моя матушка погибла в пламени пожара, когда мне исполнилось четыре года. Отец делал все, чтобы воспитать меня, но виски сгубило его. Он колотил меня, когда напивался, и жалел, когда был трезв... Простите, но мне тяжело вспоминать это без слез.

— Ничего, ничего, продолжайте. Я слушаю.

— Я сбежал из дома в четырнадцать лет. Жил с бродягами, подрабатывал, где придется. Потом встретил Кэтти. — Он взглянул на нее честными глазами и ухмыльнулся. — Впрочем, если вы действительно хотите знать, что произошло, то я могу рассказать.

— Так значит, вы просто морочили голову?

— Ну, что-то в этом роде.

— Никогда больше не поверю ни одному морпеху.

— Миссис Ярборо, вы не проводите меня, ну хоть немножко, а? Только не говорите, что вы заняты. Только до автобуса, а? Мне просто необходимо поговорить с кем-то... с девушкой. А потом я исчезну из вашей жизни. Навсегда.

Это же глупо, говорила она себе. Ей не следовало уводить его из бара. Но то странное чувство, охватившее ее еще вчера, снова вернулось, как она ни пыталась стряхнуть это наваждение.

— Нет, правда, Дэнни, мне... — начала была она, но, увидев его умоляющие глаза, замолчала.

— Это глупо, Дэнни.

— Где ваш плащ?

— Я без плаща.

Они вышли на улицу. Дзнни продолжал держать ее за руку, и она никак не могла приноровиться к его широкому шагу. Вернон Ярборо всегда ходил мелкими шагами, и с ним было легко идти по улице.

— Странно, что вы подобрали меня вчера.

— Ничего странного.

— Наоборот, вы не похожи на тех, кто действует, поддаваясь порыву. У вас-то как раз обычно все спланировано.

— Например?

— Например, сейчас вы наверняка задаете себе вопрос, что делаете здесь на улице, в компании зеленого морпеха. Должно быть, я сошла с ума, говорите вы себе, Кстати, как вас зовут, миссис Ярборо?

— Илэйн.

— Илэйн прекрасная, Илэйн удивительная, прекрасная Астелота.

— Тэннисон?

— Да, я довольно часто читал его.

— Знаете, мне так давно не говорили таких слов. — Теперь уже она держала его под руку.

Он был крепкий парень. Вернон тоже крепкий, но по-другому. Он надежная гарантия благополучия.

— И все-таки, почему вы помогли мне, Илэйн?

— Даже не знаю... Может, потому, что вы напомнили мне моего младшего брата.

— Знаете что, Илэйн, не обижайтесь, но готов поспорить, что у вас нет младшего брата.

— Ну-ну, продолжайте. Пока у вас неплохо получается.

— Ладно. Итак, вы большая шишка в столовой Армии Спасения, скорее всего — член комитета. Вы, конечно, жена офицера. Морского офицера.

— Великолепно. А вы, оказывается, занятный молодой человек.

— Ваш муж: боевой офицер. Скорее, военный юрист, а может, казначей или интендант. А вы, разумеется, примерная жена и домохозяйка. И это то, чего вы добивались всю жизнь. Извините, но видно, как вы умеете держать себя. Эта походка, грация... вы, наверное, с детства готовили себя к карьере жены офицера.

Готовила... Еще как готовила. Из пяти сестер она одна смогла выкарабкаться, вырваться из того болота, в котором они жили. Остальные четыре сестры вышли замуж, чтобы сменить нищету на нищету, несчастье на несчастье, убожество на убожество. И только она смогла заполучить себе Вернона Ярборо. Сумела войти в круг его знакомых, понравиться его семье и его друзьям.

Дэнни и сам уже понял, что перегнул палку.

— Хотите сигарету?

— Я не курю... на улице.

— Знаете что, Илэйн, посмотрите на ту сторону улицы.

— Ну и что там?

— Каток. Давайте покатаемся на коньках!

— Этого еще не хватало.

— А что так?

— Да я сто лет не каталась на коньках.

— Вот и говорите после этого о неожиданных порывах.

— Хватит с меня на сегодня душевных порывов.

— Ладно, к черту каток, пошли на аттракционы.

Она молча смотрела на него. Он был очень красив. И дело не только во внешности. Он вел себя настолько легко, раскованно, без тени фальши и натянутости, что на секунду жаркая волна охватила Илэйн и она чуть было не склонила голову ему на плечо.

— Мне пора, Дэнни.

— Ну, только на минутку. Вот сюда. Знаете этот аттракцион? Нужно бейсбольным мячом сбивать пустые бутылки. Я выиграю для вас куклу, ладно? Все равно я должен чем-то вас отблагодарить.

Дэнни купил два билета и потянул ее за собой в сверкающий разноцветными огнями мир аттракционов.

— Эй, морпех! — зазывали наперебой владельцы киосков, — Купи даме мороженое!.. А у меня самые лучшие конфеты на побережье... Три мяча за жалкие десять центов, и ты выиграешь приз своей девчонке!..

— Ну-ка, подержи мою куртку. — Дэнни подмигнул ей. — Не зря же во взводе меня называли Верная Рука Форрестер.

Он тщательно прицелился и метнул мяч в пирамиду жестянок. Мяч пролетел на полметра левее.

— Черт возьми, — пробормотал Дэнни.

Илэйн расхохоталась.

Только с третьей попытки он едва задел одну из жестянок, но она осталась стоять на месте.

— Ничего не понимаю. Наверное, они на магнитах, — смущенно оправдывался Дэнни.

— Держи свою куртку. Дайте-ка мне три мяча, — скомандовала Илэйн.

— Вот это дело, — одобрительно кивнул хозяин. — Покажите ему, леди, как это делается.

Илэйн уверенно бросила один за другим все три мяча и сбила три жестянки.

— Вот это да! Молодец девчонка! — восторженно крикнул хозяин, привлекая внимание толпы. — Получайте приз! Эй, морячок! А ты не желаешь выиграть что-нибудь для своей дамы?

Получив призовую куклу, Илэйн повернулась к Дэнни и улыбнулась.

— Я несколько лет была в женской спортивной команде, и ведь не зря же они называли меня Верная Рука Ярборо.

— Очень смешно. Очень.

— Давай купим хот-дог[5]Сосиски, запеченные в тесте..

— Увы, на сегодня я банкрот.

— Ничего, я угощаю... ой, смотри!

— Что?

— Чертово колесо... хотя нет... это слишком высокое для меня.

— Тогда пошли.

Они вошли в кабину и через несколько минут смотрели вниз на сияющий огнями Сан-Диего. Илэйн взглянула вниз и, ахнув, невольно вцепилась в перила, прижавшись к Дэнни.

— Не толкайтесь, леди, не то мне тоже станет дурно.

— Давно мне не было так хорошо, — тихо сказала она, так тихо, что он едва расслышал.

— Что?

— Я говорю — вид отсюда просто потрясающий.

Колесо вдруг остановилось, и кабинки, покачиваясь, застыли на многометровой высоте. Илэйн ахнула, и Дэнни успокаивающе обнял ее за плечи. Она повернула голову и взглянула ему в глаза. Дэнни крепче прижал ее к себе и осторожно поцеловал в губы... Время словно остановилось. Каскады разноцветных огней, огненные сполохи реклам, бурлящая толпа внизу — все застыло... Они вышли из луна-парка. За все время никто из них не проронил ни слова.

— Знаешь, я всегда хотел поцеловать девушку на чертовом колесе, — тихо сказал Дэнни.

Илэйн был очень бледна.

— До свидания, Дэнни.

— А я не жалею, что сделал это. И ты не жалеешь.

И тогда ей стало страшно... страшно самой себя.

— У меня увольнительная в следующую пятницу.

— Я больше не хочу видеть тебя, Дэнни.

— Тогда до пятницы.

Она секунду смотрела на него, потом резко повернулась и быстро пошла прочь.

* * *

Они снова встретились в следующую пятницу, и день прошел, как прекрасная сказка. Илэйн остановила машину у своего дома. Пока она открывала дверь, Дэни загнал машину в гараж и пошел в дом.

Остановившись посреди гостиной, он внимательно огляделся. Да, это дом Илэйн. Он мог бы сказать это, даже не будь ее здесь. Отличная, со вкусом подобранная мебель, ряды книг с золочеными корешками.

— День был просто чудесный. Что-нибудь выпьешь?

— Пожалуй, лимонад, — ответил Дэнни, припомнив свой печальный алкогольный опыт.

Его внимание привлекла фотография морского офицера, стоявшая на полке. Дэнни взглянул на Илэйн. Господи, она ведь жена другого мужчины. А он, Дэнни, находится в доме этого человека и недавно целовал его жену...

Дэнни протянул руку и повернул фото к стене.

— Дэнни, это уже не смешно. Зачем ты это сделал?

— Не хочу, чтобы он смотрел, как я целую тебя.

— А ты не целуй.

— Извини.

Она принесла бокалы. Дэнни задумчиво хлебнул лимонад, глядя в окно.

— Дэнни, — тихо позвала Илэйн. — О чем ты думаешь?

— Тебе вряд ли будет интересно.

— А все же?

— Я думал о том, какая будет у меня жена. Я ведь всегда хотел стать инженером, строить тоннели или автострады в горах. На Аляске или в Андах. И всегда представлял себе, как зайду, заснеженный и замерзший, в уютный домик, где пылает камин и она ждет меня. В джинсах и свитере. А я обниму ее и скажу: «Все-таки здорово, что мы с тобой не похожи на остальных. Через год мы уедем в Китай, потом в Мексику или еще куда-то. Весь мир у наших ног. Потом когда-нибудь мы вернемся в Балтимор и у нас появятся дети. Но как только они научатся ходить, мы снова уедем. Пусть растут свободными»... Прости, Илэйн... что-то нашло на меня...

— Твоя будущая жена — счастливая девушка.

— Сейчас война и неизвестно, сколько она продлится.

Илэйн поднялась.

— Ладно, ты посиди тут, я переоденусь.

— Давай, а я пока посмотрю книги.

Они переговаривались через дверь, которую Илэйн оставила открытой. Дэнни с интересом рассматривал подборку книг. Одни он читал, о других ему рассказывал Мэрион. Какое-то шестое чувство заставило его обернуться. В дверях спальни стояла Илэйн Ярборо. В белоснежном прозрачном халате. Черные волосы рассыпались по смуглым от загара плечам. Но ведь она была женой другого мужчины, другого...

Илэйн медленно подошла к нему. Сквозь прозрачный халат он видел ее грудь.

— Илэйн, я... мы не...

— Молчи.

Она склонила голову ему на плечо.

Осторожно, очень осторожно он взял ее на руки, и она едва не лишилась чувств от желания.

— Дэнни... Дэнни...

Он отнес ее в спальню и опустил на кровать, потом лег рядом и обнял. Илэйн чуть отодвинулась, сорвала с себя халат и, словно в бреду, начала раздевать Дэнни. Их разгоряченные тела слились в одно. Ее ногти впились ему в плечи, а голос зашелся в старом, как мир, извечном ритме любви: «О Боже... Боже... Боже...»

Глава 8

Сигналы кода сливались в назойливый вой в наушниках. Занятия, когда-то легкие и увлекательные, превратились для Дэнни в нудную рутину. Он был словно в тумане, в какой-то горячечной дымке желания, неудержимо влекущего его в объятия Илэйн. Где-то в глубине души он сознавал, что это ни к чему хорошему не приведет, что все это неправильно, но тем не менее каждое увольнение он шел к воротам базы, где его ждала машина Илэйн. Часто он пользовался увольнительной Ски, и в эти ночи маленький поляк спал в его кровати на случай ночной проверки. Ски ничего не говорил ему, но в его молчании легко угадывалось презрительное осуждение... Тем не менее Ски никогда не отказывал в помощи. Да и как же иначе, ведь они были друзьями.

Что касается Илэйн Ярборо, то она давно уже махнула рукой на слухи и сплетни в кругу офицерских жен, стараясь не обращать внимания на косые взгляды и усмешки за ее спиной.

"Здравствуй сын!

Я, конечно, понимаю, что ты очень занят и не стал бы беспокоить тебя, но вот уже две недели мы не получаем от тебя писем. Может, ты заболел или тебя перевели в другую часть? Должна же быть какая-то причина. Ты знаешь, как мы ждем твоих писем. Если некогда написать, то позвони, я оплачу переговоры. Давай договоримся, что каждую пятницу мы будем ждать твоего звонка. Если у тебя неприятности, то ты ведь знаешь, я всегда готов помочь..."

* * *

Дэнни сел на постели и, зевнув, блаженно потянулся. Илэйн лежала рядом и, приоткрыв глаза, лениво наблюдала за ним.

Дэнни взглянул на часы.

— Черт возьми! Я уже опаздываю. Илэйн, ну-ка быстро, подъем!

— Отвяжись. Я буду валяться в постели целый день.

— Еще чего. Ты должна отвезти меня на базу.

— Должна? — Она откинулась на подушки, прикрыв себя одеялом, и лукаво взглянула на него. — Иди ко мне, мальчик, останемся сегодня здесь.

— Не называй меня мальчиком.

— Иди к маме. — Она встала на кровати и прижала его голову к своей груди.

— Я тебе не мальчик.

— А мне нравится дразнить тебя.

Дэнни поцеловал ей руку, сдернул простыню с ее плеч и шлепнул по заду.

— Приготовь мне завтрак, женщина.

Илэйн поспешно закуталась в простыню.

— Не надо больше так делать, Дэнни.

— Фу ты, черт, да с такой фигурой, как у тебя, можно ходить голой по всему Сан-Диего.

— Прекрати.

— Ладно, но серьезно, давай поживее, не то я опоздаю на перекличку.

* * *

Дэнни вовремя успел на базу и первым делом открыл свою тумбочку, чтобы достать туалетные принадлежности. Раздевшись до пояса, он направился было умываться, когда столкнулся с входившими друзьями.

— Ага, вот и он, самец! — радостно приветствовал его Элкью. — Господа, мы представляем вам очередной шедевр из сериала «Похождения Большого Дэна Форрестера — суперморпеха».

— Очень смешно, — раздраженно буркнул Дэнни под хохот остальных и, презрительно сплюнув на пол, направился в гальюн.

— Что ты злишься, Дэнни? — поинтересовался Энди Хуканс, брившийся у зеркала.

— Просто не вижу поводов для смеха.

— Да брось ты. Ребята всего-навсего завидуют. У нее классная машина. И потом они ведь всегда прикрывают тебя.

Дэнни молча намылил щеки.

— Говорю тебе, брось дуться на них.

— Элкью что-то стал много болтать и, наверное, пора заткнуть ему пасть.

— Это ты зря. Он отозвался вместо тебя на построении.

— Как это? До построения еще двадцать минут.

— Ночью проводилась учебная тревога, а сержант стоял возле Ски, поэтому Элкью не растерялся и отозвался вместо тебя.

Дэнни опустил бритву и несколько секунд молчал.

— Я... Извини, Энди, я просто перепсиховал.

— Ничего, но ты полегче с этими барышнями. — Лицо Энди было хмурым и озабоченным. — Нам вовсе не хочется, чтобы тебя вышибли из школы.

— Спасибо... — Дэнни снова принялся за бритье.

— И забудь ты о ней. Ну хотя бы когда занимаешься.

— Не могу, Энди. Просто не получается.

— Я знаю, о чем ты думаешь, но поверь мне, это все чушь собачья. Не ты, так кто-то другой был бы с ней в постели.

— Она не шлюха, Энди.

— Конечно. Все они не шлюхи, но всем это нужно.

— Хотелось бы мне быть рядом, когда ты попадешься какой-нибудь девчонке.

— Только не я. И не мечтай. Еще нет такой бабы, которая наложит лапу на доброго старого Энди.

* * *

Сияющий Маяк и Ски, все еще одуревшие от занятий, неторопливо вышли из здания школы радистов.

— Господи, у меня в голове сплошной писк и щелканье.

— Эй, братва! Давайте поживее! Сколько можно вас ждать.

— Будь я проклят, если понимаю, зачем белые изобрели такой сложный способ для передачи информации. Надо потолковать с начальником школы. Я покажу ему, насколько проще наши дымовые сигналы.

— Мы на переговорный пункт, — объявил Мэрион, стоявший рядом с Дэнни. — Пойдете с нами?

Сияющий Маяк покачал головой.

— Нет, я лучше пойду в кино. Там сегодня фильм о ковбоях и индейцах. Увидимся в лучах восходящего солнца, бледнолицые.

Ски присоединился к Мэриону и Дэнни. До переговорного пункта было недалеко — перейти через плац, всего пять минут ходьбы. Усевшись за свободный столик, Мэрион и Ски взяли три бутылки содовой, пока Дэнни заказывал разговор с Балтимором.

— Придется подождать, — сказал он, вернувшись. Едва они хлебнули содовой, как гул голосов в здании переговорного пункта внезапно стих и глаза всех присутствующих обратились на высокого подтянутого полковника, который только что вошел.

— Это полковник Колмэн, командир полка спецназа, — шепнул Дэнни друзьям.

— Слышал, он набирает себе людей для третьего батальона, — сказал Мэрион.

— Надеюсь, он нас не заметит. Мне вовсе неохота связываться с сумасшедшими дьяволами из спецназа.

— Это уж точно.

— Хорошо, что Маяк не пришел с нами. Говорят, Колмэн предпочитает индейцев для своего разведвзвода.

— Еще слышал, что ребята из спецназа спят прямо на голой земле. Им даже не выдают коек.

— Что там коек! Их даже не отпускают в увольнение, так они умудряются напиваться прямо здесь, на базе.

— Да, братва, если я встречаю кого-то из спецназа, то всегда обхожу его стороной. Видали, какие у них кинжалы на поясе?

— Только сумасшедший может служить в таком полку.

Тем временем полковник Эд Колмэн заказал телефонный разговор и сел за стойку бара, справа от Мэриона.

— Здорово, морпех, — приветствовал он Ходкисса.

— Добрый вечер, сэр, — пробормотал Мэрион и, обращаясь к друзьям, добавил: — Ладно, мне пора, ребята, увидимся в казарме.

Колмэн выпил бутылку кока-колы и направился к телефонной будке, на которую сделал заказ Дэнни.

— Прошу прощения, сэр, — привстал Форрестер. — Но я жду звонка из Балтимора по этому аппарату.

— Виноват. — Колмэн кивнул и пошел к другому телефону.

— Ты что, очумел? — прошипел Ски, нагнувшись к Дэнни.

— Да ведь только...

— Никогда больше не говори так со спецназовцем, а тем более с Колмэном.

В это время зазвонил телефон, и Дэнни поспешно схватил трубку.

— Заказывали Балтимор, штат Мэриленд?

— Да-да, я Форрестер.

— Говорите.

— Дэнни, это ты? Ну, здравствуй, сын. Ты меня хорошо слышишь?

— Да, папа. Здравствуй.

— У тебя все в порядке, Дэн?

— Все хорошо, просто много работы, но я сегодня уже отправил вам письмо.

— Здесь Бад вырывает трубку.

— Привет, Бад!

— Дэнни... Дэнни!

— Как ты там, бандит, хорошо себя ведешь?

— А как же! Ты привезешь мне японский меч? Я уже сказал учителю, что принесу в класс японский меч.

— Постараюсь.

— Хватит, Бад, дай мне трубку... сынок, это мама.

— Здравствуй, ма.

— Сынок, они там с вами хорошо обращаются? Я сейчас председатель комитета матерей, а тут всякие слухи ходят. Они не заставляют вас ходить под дождем?

— Все отлично, ма, не волнуйся.

— Наверное, ты похудел.

— Наоборот, поправился.

— Мы так скучаем, Дэнни, пиши нам почаще.

— Хорошо, мама.

— Целую тебя...

— Дэнни, это опять отец. Ну, как там дела?

— Отлично, папа.

— Точно?

— Конечно.

— В отпуск никак не вырваться?

— Пока не закончу школу радистов и не распределюсь, ничего не могу сказать.

— Выше голову, сын, мы все с тобой.

— Я знаю, папа.

— У меня есть маленький сюрприз для тебя.

Телефон на несколько секунд умолк.

— Алло, Дэнни?

У него перехватило дыхание.

— Кэтти, — прошептал он.

— У тебя все хорошо? — Он закрыл глаза и до крови закусил губу. — Я так давно не получала от тебя писем.

— Кэтти... Кэтти, я люблю тебя!

— Дэнни, милый, я очень скучаю.

— Слушай, малыш... у меня тут были кое-какие проблемы... но теперь все уже позади.

— Мы все еще вместе, Дэнни?

— Да, да, да! Я хочу, чтобы ты знала, что я... что ты для меня... О Господи, я люблю тебя, солнышко, люблю, слышишь?

— И я люблю тебя, очень люблю.

— Балтимор, время разговора заканчивается.

— Береги себя, милый.

— Да, родная, конечно. Ты не волнуйся.

— Не буду. Теперь не буду. Скажи мне еще раз, Дэнни.

— Я люблю тебя, солнышко.

— Целую тебя, милый.

Ски, с самого начала наблюдавший за разговором, видел, как глаза Форрестера вдруг потеплели, и сразу догадался, в чем дело. Дэнни вышел из телефонной кабины.

— Слушай, Ски, почему бы тебе не позвонить сейчас Сьюзан?

— Сколько это стоит?

— Три доллара.

— Я, конечно, хотел бы... но лучше не тратить эти деньги.

— Я займу тебе.

— Нет, — коротко отрубил поляк.

— Слушай, Ски, мы ведь друзья, так?

— Да.

— Тогда давай я напишу отцу о твоей проблеме.

— Нет.

— Но это же просто заем. Она приедет сюда, устроится на работу, и ты со временем отдашь деньги.

— Нет, я сделаю все сам. Так будет лучше. Уже недолго осталось.

— Да смотреть невозможно, как ты мучаешься. В увольнительные не ходишь, чистишь другим винтовки и ботинки за несколько центов.

— Тебе этого не понять, Дэн.

— Ну и черт с тобой. В конце концов это твоя жизнь.

— Не обижайся, Дэн. Я просто терпеть не могу благотворительности.

Дэнни обнял его за плечи.

— Ладно, пошли в казарму заниматься.

В казарме они застали Милтона Нортона, который зашел попрощаться. Его батальон уходил на фронт.

— Дай им чертей, профессор. Удачи тебе. — Ски крепко пожал ему руку.

— Спасибо, Ски. И вот еще что... Помнишь, я говорил тебе, чтобы Сьюзан ехала к моей жене. Ты отказался, но предложение остается в силе.

— Не стоит, Норт, но все равно я очень благодарен тебе. Не знаешь, куда вас отправляют?

— По-моему, этого никто не знает.

— Я провожу тебя, Норт, — предложил Дэнни, и они с Милтоном вышли из казармы.

— Слушай. Норт, давай выпьем по содовой напоследок, и вообще...

Нортон улыбнулся, понимая, что его молодому другу нужно о чем-то поговорить. Они зашли в ближайшее кафе и сели за стол.

— Жаль, Норт, что твой батальон уже уходит. Я-то думал, успею закончить школу радистов и уйду вместе с тобой.

— Ты же вроде хотел попасть в шестой полк? Говорят, они вернулись из Исландии.

— Просто не хочется расставаться, Норт. Кстати, если что, можешь узнать мой адрес через Балтимор. Я не хочу, чтобы мы с тобой потерялись.

— Договорились.

Дэнни допил свой лимонад и вяло ковырял ложечкой мороженое.

— Что-то случилось, Дэн?

— Да ладно, Норт, у тебя своих забот хватает.

— Давай-давай, выкладывай.

— Я сегодня говорил по телефону с Кэтти. Ты оказался прав. Я люблю ее, и нет смысла бороться с этим, война или не война. Но я не могу разобраться, что у меня происходит с Илэйн.

— А что?

— Ну, была бы она шлюхой, тогда все ясно. Но, черт возьми, Норт, любой бы гордился такой женой.

— К чему ты клонишь?

— Разве непонятно? Ведь на ее месте могла бы быть Кэтти или...

— Или моя жена?

— Да.

Нортон задумчиво затянулся сигаретой.

— Да, пожалуй...

— Норт, ты никогда не представлял свою жену в постели с другим?

— Кому хочется думать об этом? Хотя, не отрицаю, ты прав, и время от времени все равно думаешь об этом.

— Вот видишь! И когда я с Илэйн, то часто ловлю себя на мысли, что на ее месте может оказаться и Кэтти. Если Илэйн, то почему не Кэтти?

— Подожди. — Норт поднял руку. — Ты действительно думаешь, что Кэтти может позволить себе подобное?

— Нет, — признал Дэнни. — Не верю.

— Тогда не надо сравнивать их. Илэйн добилась той жизни, к которой стремилась, а вышло так, что из одной социальной клетки попала в другую, хоть и классом повыше. Но даже такой женщине, как Илэйн Ярборо, иногда хочется вырваться из созданного ею же самой мира, тем более что вдруг появился прекрасный принц.

— Это я, что ли, прекрасный принц?

— Ты, мой друг, ты. Молодой, красивый парень — и она, поддавшись порыву, отбрасывает все годы фальши, выдержки, борьбы и становится сама собой... Эх, Дэнни, это старая история, которая повторялась уже тысячи раз и еще тысячи раз повторится. Илэйн вернется к Вернону Ярборо, в этом не сомневайся. Она слишком привыкла к комфорту.

— Значит, выходит, я что-то вроде предохранительного клапана? Чтобы выпустить лишний пар? Значит, Энди прав, когда говорил, что если не я, то кто-то другой.

— Ну, не совсем, но в общем, да. Рано или поздно она бы сорвалась.

— Л твоя жена? А Кэтти?

— Те, кто любят и ждут, найдут в себе силы, а нам остается только молиться и надеяться, что мы с тобой стоим того. Честно говоря, лично я думаю, что мы с Гиб настолько стали частью друг друга, что даже война не может разрушить наш брак.

— Да ты что, Норт! Только дура может обманывать такого человека, как ты. А впрочем, к черту Вернона Ярборо и да здравствуем мы! — Дэнни усмехнулся и поднялся. — Я провожу тебя в расположение батальона.

— Что будет с нами, Норт? Ты вот, например, знаешь, зачем мы здесь?

— Ты имеешь в виду, за что я иду воевать? Это просто — для спокойствия души, чтобы потом не мучила совесть, что кто-то умирал, а я ждал, чем это закончится.

— Спокойствие души, — повторил Дэнни. — Чтобы потом не мучила совесть... Черт возьми, Норт, ты так здорово и просто все объясняешь.

— Звучит просто, но не всегда просто это понять.

— Норт, а в Пенсильванском университете готовят инженеров?

— По-моему да, а что?

— Ну, конечно, слишком рано загадывать, но я бы очень хотел сидеть в аудитории и слушать твои лекции.

— Кто знает, Дэнни, кто знает...

* * *

Дэнни задумчиво вертел в руках пустой бокал, где перекатывались кубики льда. Они с Илэйн зашли в этот маленький бар в Даго и вот уже минут десять никто из них не проронил ни слова.

— Вообще-то сердиться должна я, Дэнни, — нарушила молчание Илэйн. — Почему ты молчишь? Ведь это я ждала тебя у ворот целый час.

— Я звонил домой, но ты уже уехала. Вчера мне просто не дали увольнительной, — ответил Дэнни, не поднимая глаз.

Илэйн сделала глоток из своего бокала и осторожно поставила его на стол.

— Дэнни.

— Да?

— У нас все закончилось, да? Я правильно тебя поняла?

Он взглянул ей в глаза и молча кивнул.

— Это из-за твоей девушки?

— Да.

— А если бы я тебе сказала, что жду ребенка?

— Ты слишком умна, чтобы решиться на такую глупость. Мы ведь с самого начала знали, что это рано или поздно закончится. Ты ведь не собираешься все усложнять?

— Нет, — медленно ответила она. — Нет.

— Тогда я полагаю, что мы все сказали друг другу.

— Ты считаешь меня шлюхой, да?

— Нет, конечно... Господи, Илэйн, да любой считал бы себя счастливчиком, если бы имел такую жену, как ты.

— Ты знаешь, что я собиралась делать, когда ты сказал, что все кончено? Я собиралась драться за тебя. Потому что все остальное не имело значения — ни Верной, ни мой дом, ни мои друзья. Я хотела одного — быть той девушкой в занесенном снегом домике в Андах.

— Илэйн...

— Ты можешь представить меня в этой роли? Полагаю, что нет. Впрочем, я тоже не могу... — Она на секунду прикрыла рукой глаза, но тут же встряхнулась. — А теперь я хочу уехать домой, а еще лучше куда-нибудь подальше из этого городишка.

— Хочешь еще выпить?

— Нет.

— Дэнни... сегодня в последний раз, а? Попрощаемся.

Дэнни отрицательно покачал головой. Илэйн поспешно вытащила платок и слегка промокнула глаза. Дэнни видел, что она держится только на своей железной воле. Смотреть на это было просто невыносимо, поэтому он поднялся, ласково сжал ей плечо и, чувствуя, что к горлу подкатывает комок, быстро вышел из бара.