Онлайн чтение книги Черный человек
XIX

В губернском правлении первый же сторож сказал Чаковнину адрес, и он пошел, сам еще не зная, что скажет и что сделает у доктора. Ему казалось только, что нужно идти к нему, и как можно скорее.

Доктор жил недалеко от кордегардии, где сидели они все и против которой был домик Ипатьевой. Вопреки обыкновению, дверь у доктора оказалась заперта наглухо.

«Ишь, сейчас видно, что злодей, — думал Чаковнин, стучась к доктору, — разве честные люди запирают двери?»

При тогдашнем множестве даровых слуг из крепостных двери на улицу не принято было запирать, а в передней всегда дежурил кто-нибудь из лакеев.

Лицо гайдука сразу показалось знакомым Чаковнину, и он стал припоминать, где он видел его.

— Доктора дома нет, — сказал гайдук.

И, как только он заговорил, так сейчас Чаковнин узнал его. Это был один из гайдуков покойного князя Гурия Львовича.

Видно, и он в свою очередь тоже узнал Чаковнина, что, впрочем, было нетрудно: кто раз видел грузную, огромную фигуру Чаковнина, тот забыть ее не мог.

— Ну, я подожду — все равно, коли дома нет, — возразил Чаковнин, желая войти.

Гайдук загородил ему дорогу.

— Говорю тебе, что я подожду, — повторил ему Чаковнин, взял гайдука за плечи и, как ребенка, отстранил от двери, а сам вошел.

— Барин, так нельзя! — начал было гайдук.

Чаковнин только повернулся к нему:

— Ну, ты поговори еще у меня!..

И он вступил в сени, представлявшие стеклянную галерею, вошел в переднюю, снял там верхнее платье, миновал первую комнату — нечто вроде приемной, и вошел в следующую.

В этой следующей комнате он застал черного доктора сидящим за столом.

Доктор сидел и раскладывал что-то вроде карт, какие-то изображения на отдельных листках, смотрел на них и быстро писал цифры и странные знаки на лежавшем несколько в стороне пред ним листе бумаги.

— А мне сказали сейчас, что вас дома нет! — проговорил Чаковнин, входя. — Вот ведь как врут люди!..

Черный доктор встал и, видимо, поняв, что Чаковнин вошел к нему насильно, несколько тревожно спросил:

— Что вам угодно?

— Что мне угодно? — повторил Чаковнин. — А вот, видите ли, я буду с вами прямо говорить. Прежде всего мне угодно получить документы, которые были похищены у меня Авдотьей Ивановой и переданы ею вам. Я пришел к вам за ними.

Черный человек покачал головою.

— Если у вас пропали какие-то документы, то заявите об этом властям. Зачем же вы являетесь ко мне? Я здесь-не полицеймейстер.

— Я потому пришел к вам, что эти документы переданы вам.

— Откуда вы знаете это?

— От самой Авдотьи. Она только что сказала мне это.

— Разве она не могла солгать?

— Но ведь могла и сказать правду.

— Она вам говорила это при свидетелях?

— Нет.

Черный человек сел на свое кресло.

— Ну, так чего ж вы хотите от меня?

Весь облик этого человека, его манера разговора, взгляд, движения — все было не только неприятно Чаковнину, но даже отвратительно. Александр Ильич был взбешен своим заключением в тюрьме, был взбешен наглым грабежом у него документов, которые он взялся доставить князю Михаилу Андреевичу и которые похитили у него, был взбешен наконец тем, что до сих пор ему не удалось еще покурить, несмотря на свободу. Он подступил к черному человеку с лицом, искаженным гневом, с выкатившимися глазами и с протянутыми вперед руками, готовый схватить его за горло и тут же придушить, если он не исполнит его требования.

Он подступил к доктору с сознанием своей правоты и, увлеченный этим сознанием, мог наделать непоправимых глупостей.

Но черный человек не потерялся, не закричал, не стал звать на помощь. Он только протянул руку вперед и спокойно и тихо проговорил:

— Александр Ильич, да вы сядьте, мы, может, и столкуемся с вами. Трубочку не угодно ли?

То, что черный человек назвал Чаковнина по имени и отчеству, поразило его, а упоминание о трубке сразу укротило вспышку и приливы гнева. Чаковнин остановился.

Черный человек не встал, а как-то соскользнул со своего кресла, точно змея, быстро пробрался в угол, где стояли на круглой подставке трубки и, взяв одну из них, подал ее Чаковнину, успев зажечь в камине свернутый жгут из бумаги.

Александр Ильич не мог устоять, чтобы не взять трубки и, примяв табак большим пальцем, взял чубук в рот, а трубку подставил под зажженную бумагу, которую держал пред ним доктор. Затем он потянул из трубки и с удовольствием проглотил дым.

«Странный табак», — хотел сказать он, но ничего не сказал, а, не выпуская изо рта чубука, сел в кресло и снова глотнул дым.

Голова у него закружилась, в глазах пошли зеленые пятна, он хотел еще сказать что-то, но сознание улетело, рука упала и выронила трубку, голова свесилась, и глаза закрылись.

Черный человек поднял трубку, вытряхнул из нее в камин пропитанный особым одурманивающим зельем табак и, поставив на место, вернулся к потерявшему сознание Чаковнину.

— Грубая, неразумная, не умеющая распоряжаться собою сила! — проговорил он. — Не тебе бороться со мною, хотя бы намерения твои и были благородны. Хочешь повелевать другому и не научился повелевать самому себе, не научился владеть своими привычками — от трубки отвыкнуть не можешь. Она сильнее тебя! — Он наклонился над Чаковниным, спокойно расстегнул его камзол, обшарил все карманы и, найдя кусок картона с половиной черного профиля, взял и положил его к себе. — Нет, не тебе повелевать! — повторил он, взглянув еще раз на Чаковнина, а потом ударил три раза в ладони.

На зов его явился гайдук.

— Возьми его, — приказал черный человек, — отвези в моей карете в больницу и сдай там от меня в палату сумасшедших. Я сам заеду вечером и распоряжусь.

Гайдук взял Чаковнина, как безжизненное тело, взвалил его на плечи и вынес.

Распорядившись с Чаковниным, черный человек снова сел к столу и предался своему занятию, от которого оторвал его неожиданный приход незваного гостя.

Он быстро-быстро испещрил весь лист бумаги цифрами и выкладками, потом несколько раз перечел их, иногда останавливаясь и как бы проверяя себя, наконец сложил бумагу, спрятал ее и, торопливо поднявшись, отправился в переднюю, оделся, вышел, кликнул ямские сани и велел везти себя в гостиницу.

Он застал Дуньку опять сидящею у окна с шепталою. Другого времяпрепровождения она не знала. Вошел он к ней, не постучав в дверь. Она вздрогнула при его приходе и проговорила:

— Как вы испугали меня! Я думала, это — опять тот бешеный, что вы прислали ко мне.

— Чаковнин? — спросил черный человек.

— Ну, да, он самый. Вы его не присылайте ко мне больше — ну, его!

— Да я и не посылал. Он сам к вам явился.

— Как же это так? А картон с профилью?

— Я вас предупреждал, что этот картон явится вам тогда, когда нужна будет вам помощь. Знаете, что вы были сегодня на волосок от смерти? Этот сумасшедший Чаковнин в ярости мог придушить вас. Ну, а картон явился вовремя. Он и спас вас. Благодарите меня!..

Дунька должна была почувствовать, что это — правда.

— А я ему все рассказала! — вырвалось у нее.

— Ничего. Он опять не опасен. Мне нужно было, чтобы только первое объяснение с вами прошло благополучно. Ну, оно миновало — вы и радуйтесь!

— А знаете что, — решила Дунька, — я все-таки пожалуюсь на него графу Косицкому.

— То есть, что он ворвался к вам, требовал каких-то документов, угрожал?.. Да, вы можете сказать это графу. Помешательство Чаковнина состоит в том, что он ищет какие-то документы, которые якобы похищены у него… Так и скажите графу. Ну, а теперь до свидания, мне некогда… торопиться надо. Так с князем покончено?

— Окончательно! — подтвердила Дунька.

— Ну, и отлично! До свидания пока!

— Постойте, — остановила его Дунька, — вот сколько уж мы знакомы с вами, а между тем я все еще не знаю, кто вы.

— Я вам сказал уже, что это знать вам нельзя. Для вас я — черный человек, и только! — и он, поклонившись, вышел из комнаты.

Черный человек не лгал, сказав, что торопится и что ему некогда. Он спешил в больницу, в палату для сумасшедших, чтобы сделать распоряжения относительно отправленного им с гайдуком больного.

В те времена сумасшедшие дома представляли ужасные помещения, в которых безумные, почитавшиеся за зверей, действительно содержались, как звери. Их держали на цепях, кормили впроголодь, объедками, потому что жалобы их не принимались в расчет, как жалобы людей, потерявших рассудок, и эконом оставлял деньги, отпущенные на рационы, преспокойно в свою пользу. При малейшем протесте сумасшедшего связывали, били, а при покорности с его стороны брили голову и капали холодной водой на оголенное темя.

Такую участь приготовил Чаковнину черный человек.

При таких порядках, господствовавших в сумасшедших домах, и здоровый человек мог легко с ума сойти, если попадал туда. А попасть здоровому было вовсе не так трудно, если этого желал доктор.

Таким образом черный человек безбоязненно отправил Чаковнина в больницу. Ему нужно было только теперь самому заехать туда, чтобы сделать заявление пред официальным осмотром больного. Осмотр же этот являлся простою формальностью.

Но каково же было удивление черного человека, когда он, приехав в больницу, узнал там, что никакого больного от его имени не привозили туда.

Он кинулся к себе домой — там ни гайдука, ни кучера не было. Лошади по чутью привезли к дому пустую карету, как доложил конюх, а Чаковнин, гайдук и кучер исчезли, неизвестно куда.