Онлайн чтение книги Заветное желание Desire of the Heart
Глава X

Корнелия проскользнула в свою комнату в «Ритце» спустя несколько минут, как пробило пять часов утра. Она боялась столкнуться с герцогом в вестибюле отеля или на лестнице, хотя шансы на это были ничтожно малы. Герцог проводил дам до апартаментов Рене и раскланялся. Корнелия же выждала некоторое время, прежде чем отправиться следом.

Арчи тоже попрощался с обеими дамами в дверях, со значением пожав руку Корнелии. И она ответила ему самым сердечным рукопожатием.

Потом дверь захлопнулась, Корнелия и Рене услышали звук шагов обоих джентльменов на лестнице, и сразу затем – шум отъезжающего экипажа.

Корнелия издала легкий восторженный вскрик и с блестящими глазами протянула руки к своей новой подруге.

– Спасибо, спасибо вам, мадам, – сказала она. – О! Как я могу выразить вам свою признательность за то, что вы сделали для меня.

– Будь осторожна! – отозвалась Рене спокойно. – Это только начало. Тебе предстоит еще долгий путь, дитя мое.

– Да, я знаю, – ответила ей Корнелия. – Но он просил меня поужинать с ним вечером.

– И что же ты ответила?

– Я долго колебалась, но затем, в конце концов, так как он настаивал, сдалась. Я ответила, что может навестить меня здесь около половины одиннадцатого. Вы не будете возражать?

В голосе Корнелии прозвучали такая мольба и надежда, что Рене улыбнулась.

– Конечно, не буду, – ответила она. – Но нам нужно подобрать тебе новые наряды. Конечно, у меня есть еще кое-что, кроме того платья, что я дала тебе…

– Вы так добры! – воскликнула Корнелия. – Я и не представляла себе, что какая-нибудь женщина могла бы сделать то, что вы делаете для меня.

– Для тебя и для Арчи, – произнесла Рене с улыбкой. – А теперь, дорогая, тебе нужно переодеваться и спешить в отель.

Мари развесила одежду Корнелии на стуле в спальне. Корнелия с отвращением поглядела на нее.

– Как я ненавижу это платье теперь, когда знаю, как я выгляжу в другом!

– Да, тебе необходимо приобрести новые платья и множество других вещей, – согласилась Рене. – И мы должны отправиться за покупками сегодня же днем.

– Днем? – переспросила Корнелия тревожно. – Но как? Как я смогу уйти?

– А ты не знаешь, какие планы у твоего мужа? – спросила Рене. – Ладно, я полагаю, ты можешь сообщить ему, что желаешь обновить свой гардероб французскими туалетами. Если я не ошибаюсь, герцог не пожелает составить тебе компанию в экспедиции по магазинам. Французы любят ходить по портным, а англичане питают к этому отвращение. Это заставляет их чувствовать себя не в своей тарелке.

– Уверена, что вы правы, – засмеялась Корнелия. – Я не могу представить своего мужа в галантерейной лавке.

– Очень хорошо, тогда как только ты освободишься, лети сюда. Ты переоденешься и отправишься со мной по магазинам как Дезире.

– Я покажусь в дневное время? – спросила Корнелия. – Но это ужасный риск!

– Глупости! Я говорила тебе, что герцог не узнает тебя, и была права. Никто даже на секунду не заподозрит, что эта шикарная большеглазая femme du monde [5][5] Светская львицы (фр.), о которой только и разговору было ночью у «Максима», на самом деле старомодная чопорная герцогиня Роухэмптон, которая носит темные очки.

– Да, это верно, – удивленно произнесла Корнелия. – И я сама с трудом могу поверить себе. Мне кажется, что я сплю, а когда проснусь, то обнаружу себя в Лондоне горько рыдающей в подушку оттого, что я уродина по сравнению с тетей Лили. Корнелия на секунду сделала паузу и бросила взгляд на себя в зеркало. Затем прибавила правдиво: – Но я и в самом деле все-таки не так красива, как она, и никогда не буду такой!

– Красота – это еще далеко не все, – возразила Рене. – Ты ведь не можешь назвать красавицей меня, не правда ли?

– Нет… я имею в виду… я не знаю, как ответить на ваш вопрос, – запинаясь, сконфуженно пробормотала Корнелия.

– Ты должна отвечать честно, – сказала Рене. – Да, я не красавица, хотя мужчины любят меня. И не за мой внешний вид, а за меня саму, за мой характер, мой ум, мои привычки, мое тело, и – за все вместе взятое! Женщина увлекает мужчину не только хорошеньким личиком, но кое-чем гораздо более важным – индивидуальностью, которая делает ее неповторимой.

– Я поняла, – кивнула Корнелия. – И как бы я хотела быть похожей на вас!

– Сначала на тетю Лили, затем за меня, – насмешливо заметила Рене. – Дорогое мое дитя, будь сама собой. Ни один мужчина не полюбит копию другой женщины или ее бледное эхо. Все они хотят чего-то уникального, того, про что они смогут заявить: «Она не похожа ни на одну женщину, которую я встречал раньше!»

– Я попытаюсь, да, я попытаюсь стать такой, – горячо пообещала Корнелия.

Солнце уже показалось из-за крыш домов, и Корнелия быстро переоделась в свой прежний наряд.

Она рассчитывала, что ей придется одной возвращаться в отель, и была крайне изумлена, когда, выйдя на улицу, обнаружила поджидавшего ее Арчи. В цилиндре, беспечно надвинутом на одно ухо, он стоял, прислонясь к колонне у входа, и мурлыкал себе под нос какой-то мотив.

– Арчи! Как ты мил! – воскликнула Корнелия.

– Я должен доставить тебя в целости и сохранности домой, – ответил тот, помогая ей усесться в экипаж. – Тебе понравилось?

– Это был самый удивительный вечер, который я когда-либо проводила, и мадам де Вальме так была добра ко мне – и все это благодаря тебе!

– Все прошло великолепно, как мне показалось, – сказал Арчи. – Но я должен сознаться, что изрядно переволновался, когда Роухэмптон направился к нашему столику. Если бы он узнал тебя, хлопот бы не обобраться. «Максим» – не место для леди.

– Я не понимаю, почему нет, – запротестовала было Корнелия, но тут же начала смеяться. – Ах, как хорошо быть мужчиной! – неожиданно вырвалось у Корнелии. – Ты счастливец, Арчи, что не родился женщиной!

– Слава Богу, да! Ты верно сказала, я часто думаю то же самое, – ответил Арчи. – Ну, вот и «Ритц»! Надеюсь, увидимся у Рене. Я не стану больше навещать тебя в отеле. Если Роухэмптон узнает, что я прихожусь тебе родней, он может что-нибудь заподозрить.

– Мы встретимся у Рене, – согласилась Корнелия и с сердцем, полным благодарности, поцеловала Арчи в щеку. – Спасибо, мой добрейший и любимейший кузен, – прошептала она и заторопилась в «Ритц».

Войдя к себе, Корнелия старалась двигаться как можно бесшумнее. Она улыбнулась при мысли, что герцог проделал то же самое. Гостиная располагалась между спален супругов, но виноватая совесть заставляла обоих соблюдать предосторожности.

Проснувшись, она первым делом бросила взгляд на часы. Стрелки показывали десять минут первого. Корнелия вздрогнула от ужаса и вскочила с постели, торопливо дернув за шнур звонка.

– Ваша светлость провели приятную ночь? – спросила горничная.

– Она пролетела чересчур быстро! – ответила Корнелия и затем, не в силах удержать свое волнение, поведала Виолетте обо всем случившемся с нею. – Ты должна пойти со мной к мадам де Вальме, и Мари научит тебя, как ухаживать за моими волосами. И, Виолетта, как мне хочется, чтобы увидела то платье, что было на мне этой ночью! Это самый красивый наряд, который ты только можешь себе вообразить. И я была в нем совсем другой – совсем, совсем другой!

– И его светлость не узнал вас? – спросила Виолетта.

– У него даже не мелькнуло догадки, что он встречал меня раньше. Почему он должен был меня узнать? Клянусь тебе, я и сама бы себя не узнала. Но мне пора вставать, и, наверное, лучше послать записку его светлости и передать, что я буду готова к ленчу в час.

Во время ленча он был вежлив и предупредителен, но тягостное молчание, как всегда, царило меж ними, и Корнелия изумлялась про себя, насколько отличается ее муж от того веселого повесы, каким он предстал ей накануне. Вечером она обещала поужинать с ним. Но сперва ей нужно изобрести предлог, чтобы умудриться провести день одной. Она еще раздумывала, какую бы ей привести отговорку, когда герцог вынул часы из своего кармана и произнес:

– Я думаю, что мы можем пойти на бега в Лонгчампсе. Правда, я не уверен, понравится ли это вам. Возможно, вы сочтете это слишком шумным и многолюдным зрелищем.

– Я люблю бега, – ответила Корнелия, – и в любом другом случае я непременно отправилась бы с вами. Но у меня разболелась голова, и сегодня я предпочла бы провести время в спокойной обстановке.

– Тогда чем бы вы хотели заняться? – спросил ее герцог.

– Я намереваюсь посетить известных парижских портных, о которых я так наслышана, – ответила Корнелия. – Но, конечно, вам это будет неинтересно, вы должны пойти на скачки. Тем более что если моя головная боль не успокоится, то мне придется остаться дома.

– Вы вполне уверены, что так будет лучше для вас? – спросил герцог с явным облегчением.

– Вполне, – кивнула Корнелия.

– Хорошо, я прикажу подать экипаж для вас к дверям отеля – скажем, в три часа? Я еще не уверен, что смогу вернуться к чаю, но, если вы не возражаете, мы пообедаем с вами в восемь часов вечера. Парижане предпочитают более позднее время для обеда, но мне кажется, что нам лучше придерживаться наших английских привычек, не так ли?

Оставшись одна, Корнелия торопливо надела шляпку, накинула на плечи боа из перьев и устремилась к выходу. Она отменила приказ насчет экипажа, который герцог распорядился заложить для нее, и взяла другой, который доставил ее в апартаменты Рене.

По всему дому Рене были расставлены цветы – орхидеи в количестве, смущавшем баснословной расточительностью, множество редких тропических растений. Хрустальные вазы были полны тубероз, чей чувственный аромат наполнял каждую комнату, тревожа воображение.

– Это – цветы страсти, – пояснила Рене, когда Корнелия заметила, что никогда прежде не видела такого количества тубероз. – Великий князь знает об этом, и поэтому вместе с орхидеями их доставляют каждый день, когда мы в разлуке.

«Она его страстно любит», – подумала Корнелия, и ее невольно охватила жалость, потому что рано или поздно сердце Рене должно разбиться. Великий князь был женат, и положение при дворе обязывало его большую часть времени проводить в России. И Рене, как бы ни была она любима и желанна, не могла последовать туда за князем. Однажды он уедет в Россию навсегда, а она останется безутешно оплакивать свое разбитое сердце… Но сейчас она еще была любима и любила сама! Во всех отношениях положение Рене лучше, подумала Корнелия, чем ее собственное. Фальшивый брак, равнодушный муж, который любит другую женщину, – разве можно это сравнивать с любовной связью с человеком, который даже в свое отсутствие шлет туберозы, сохраняя живую память об их страсти.

– Вот комната, которая будет к твоим услугам так долго, как ты только пожелаешь приходить сюда, – сказала Рене, открывая дверь спальни.

Мари уже ожидала Корнелию в спальне, готовясь совершить столь же успешное преображение, как и прошлой ночью. В ее руках было дневное темно-синее платье, единственным украшением которого служили узкие оборки того же цвета. Это был цвет освещенного солнцем моря, глубокий и приятный, но на секунду Корнелия ощутила разочарование от того, что в первый момент платье показалось ей слишком простым. Но когда она надела его, то увидела, что платье идет ей почти так же, как и пламенно-красное. Оно подчеркивало мягкие изгибы ее юного тела, делало кожу ослепительно белой, а глаза – загадочными.

Шляпку такого же цвета прикололи к расчесанным и уложенным короной волосам, и красота Корнелии и ее своеобразие выявились с новых сторон. Рене одолжила Корнелии сапфировую брошь, украшенную бриллиантами, и такие же серьги.

Лицо Корнелии было напудрено и нарумянено, но Рене заметила, что использовать косметику днем надо меньше, чем вечером. Поэтому единственным ярким пятном на лице девушки были темно-красные губы, заставляющие мужчин мечтать о поцелуях.

– Ну, теперь мы готовы! – воскликнула Рене. – Держись увереннее, дорогая. Весь Париж говорит о тебе сегодня. Помни также о том, что хорошенькая женщина, которая держится, как истинная королева, вызывает поклонение и восхищение у тех, кому дана привилегия любоваться ею. А если мы держимся неуклюже, то мы получаем только то, что заслуживаем – равнодушие.

– Как вы мудры! – пробормотала Корнелия.

– О! Я брала уроки в особой школе, – ответила Рене, – но опыт, как бы тяжело не был он заработан – всегда ценен. Однажды ты перестанешь сожалеть о своих нынешних страданиях, а поблагодаришь за них небеса. Даже если это не даст тебе ничего больше, то страдания всегда облагораживают.

Дамы спустились вниз по лестнице, держа в руках миниатюрные кружевные зонтики от солнца. Дверца экипажа была открыта в ожидании очаровательных пассажирок. Шесть превосходных белых пони кивали своими оранжевыми плюмажами, а их упряжь была начищена до золотого блеска. Кучер и двое лакеев в щегольских белых ливреях с золотыми пуговицами стянули со своих круглых черных голов цилиндры, и белые зубы блеснули в улыбке.

– Для начала прогуляемся на Енисейские Поля. Я не могу разочаровать своих поклонников.

Рене показала ямочки на щеках и, забыв про поучительный тон, который, хоть она и не подозревала о том, был очень удачной имитацией обращения принца Максима к юной Рене, начала смеяться и щебетать с Корнелией, словно обе они были сверстницами, сбежавшими со школьного урока на прогулку.

Кучки людей, прогуливающихся под каштанами на Енисейских Полях, выстроились вдоль аллеи, как только вдалеке показались белые пони Рене. Приветственные возгласы не смолкали до тех пор, пока экипаж с хорошенькими пассажирками не проехал мимо.

Корнелию развеселило это зрелище, но Рене казалась совершенно невозмутимой.

– Они всегда так поступают? – спросила Корнелия, глядя, как молодые люди, сняв шляпы, машут им вслед.

– Toujours [6][6] Всегда (фр.), – равнодушно произнесла Рене, – я – одна из достопримечательностей Парижа. Разве тебе никто еще не сказал об этом?

– Да, в самом деле, Арчи говорил мне это, – ответила Корнелия. – Но я и не подозревала, что это выражается в таких формах.

– Я сегодня насладилась этим даже больше обычного, потому что рядом со мной гораздо более значительная персона – герцогиня Роухэмптон!

– Силы небесные! Я совсем забыла об этом. Предположим, кто-нибудь узнал бы меня?

– Если бы тебя узнали, то разразился бы грандиознейший скандал, и порицать в нем стали бы герцога. Но не волнуйся, абсолютно никто тебя не узнает. Меня всегда развлекает игра с опасностью, и, возможно, поэтому я навсегда полюбила тебя, моя маленькая Дезире. И я приняла твердое решение помочь тебе завоевать твоего мужа.

Рене рассмеялась на секунду.

– Герцог узнает о том, что мы катались сегодня днем, – продолжила она, – кто-нибудь непременно ему расскажет об этом. Если нет, то мы расскажем ему сами. Он никогда не сопоставит, что прогулка Дезире Сент-Клауд по Елисейским Полям имела место в то самое время, когда его жена, как предполагалось, примеряла платья у модной портнихи. Ты понимаешь меня? В его мозгу слишком глубоко запечатлено то обстоятельство, что ты и я принадлежим к совершенно другому обществу, чем то, в котором он родился и женился.

– Да, я понимаю, – ответила Корнелия. – Но мне как-то неприятно думать об этом. Вы настолько добрее, милее и в сотни раз умнее, чем те леди, которых я встречала в Котильоне. Несправедливо, что они полагают о себе, будто они лучше вас. Они тоже имеют любовников, но хранят это в тайне, а вы храбры и искренни и не скрываете этого. Почему же они должны быть достойны похвалы, тогда как вы – осуждения?

– Так должно быть, и это справедливо, – философски заметила Рене. – На их стороне все человеческие законы, дитя мое, и юридические, и социальные, и религиозные. Так и должно быть, мужчина и женщина должны стремиться к респектабельности. И это единственное, что большинство из них делает счастливыми.

– Но что касается вас? – спросила Корнелия.

– В данный момент я тоже счастлива, – ответила Рене, – но я не тешу себя иллюзиями. Впереди меня ждет одиночество и, возможно, огромное несчастье. Меня не примут в обществе, у меня нет мужа, который защитил бы меня от нападок моих врагов. Но, я надеюсь, у меня останутся друзья! Я верна им и дорожу их дружбой гораздо более, чем всеми моими драгоценностями.

– Как вы мудры! – уже в который раз повторила Корнелия.

– Приходится, – мягко произнесла Рене. – Но давай попытаемся забыть о моем будущем и подумаем о твоем. Видишь, мы уже приехали!

Монсеньор Ворф приветствовал Рене восторженными восклицаниями. Монсеньор Ворф любил красивых женщин, и когда Рене сообщила ему, что ей потребуется полное приданое для Корнелии, он всплеснул руками от удовольствия и стал громко созывать закройщиков и швей. Улыбаясь, распекая служащих за нерасторопность, разматывая ткани, монсеньор Ворф, казалось, заряжал всех окружающих своей неукротимой энергией.

Бальные наряды, туалеты для обеда и чая были принесены для просмотра, и он предлагал юбку от одного, лиф другого, рукава третьего, вышивку четвертого до тех пор, пока Корнелия не заказала не менее дюжины платьев.

Затем такой же процедуре подверглась коллекция дневной одежды – утренние платья, уличные, платья для ленча и несколько более элегантных туалетов для официальных случаев.

– Мне на самом деле потребуется все это? – спросила Корнелия в замешательстве.

– Абсолютно все, – твердо заявила Рене. – Ты не можешь надеть одно и то же платье более одного или двух раз в одно и то же место, но когда ты вернешься в Англию, то сможешь носить их там.

Глаза их встретились, и Корнелия поняла, на что намекала Рене – настанет день, когда Дезире и Корнелия смогут стать одним и тем же лицом. Как и когда это должно произойти, никто из них не мог предположить, но, однако, лучше быть к этому дню готовой.

Время летело слишком быстро, но Рене строго следила за ним, и Корнелия успела переодеться, надеть темные очки и вернуться в «Ритц» за добрых двадцать минут до того, как герцог вернулся со скачек. Корнелия устроилась в гостиной и читала роман, когда он вошел. Она почувствовала, как сердце ее внезапно замерло в груди при виде его – такого красивого, самоуверенного! И, главное, он вошел, улыбаясь, и прежде чем Корнелия успела спросить, как он провел день, герцог произнес торжествующе:

– Я выиграл! Французские лошади не могут сравниться с нашими английскими, и было нетрудно определить и поставить на лучшую из них. Я получал выигрыш на каждом забеге, кроме одного.

– Какой вы знаток! – сказала Корнелия. – Вы выиграли много денег?

– Вполне приличную сумму. Я заехал по дороге домой на Рю де ла Пэ и купил вам подарок.

С этими словами герцог протянул ей футляр. Корнелия взяла его и открыла. На бархате покоился гладкий золотой браслет с изящной надписью, выполненной из маленьких вкрапленных камешков бирюзы.

«Un souvenire de Paris» [7][7] На память о Париже. – громко прочитала Корнелия. Она чувствовала себя упоительно от мысли, что герцог думал о ней.

– Как мило! – воскликнула она. – Огромное спасибо.

– Это всего лишь маленькая прихоть, – небрежно ответил герцог. – Я просто подумал, что это порадует вас. Должен заметить, что у Картье я не нашел драгоценностей, достойных соперничать с нашими фамильными. Когда мы вернемся домой, я покажу их вам. И вы сможете выбрать себе любые, какие пожелаете. – Вы уже пили чай? – поинтересовался герцог. – Я бы предпочел виски с содовой.

Тут Корнелия поняла, что совершенно забыла про традиционный чай в пять часов пока была с Рене, которая, будучи француженкой, не придерживалась английских традиций. Она взглянула на часы и увидела, что до обеда остался всего лишь час. И после того, как официант принес герцогу заказанное им виски с содовой, она отправилась к себе переодеваться к обеду. Теперь она уже не советовалась с Виолеттой, какое бы платье из множества привезенных из Лондона ей выбрать на вечер. В любом из них она выглядела серо и невзрачно. Глядя на свои наряды новыми глазами, она видела теперь, насколько они были старомодны и неэлегантны по фасону и цвету. Она раскусила умысел Лили Бедлингтон, которая преднамеренно выбрала для нее те вещи, которые должны были сделать ее непривлекательной в глазах будущего мужа.

– Ты пойдешь со мной вечером, – сказала Корнелия своей горничной, когда та делала ей обычную вычурную прическу. – Я поговорила с мадам де Вальме, и она распорядилась, чтобы ее горничная обучила тебя ухаживать за моими волосами. Тебе придется быть очень осторожной, потому что Хьюгон может поинтересоваться, куда ты пошла.

– Безопасно ли нам уйти вместе, ваша светлость? – спросила Виолетта.

– Это рискованно, – согласилась она, – но мы должны это сделать. Я уверена, что его светлость не зайдет в мою комнату.

На секунду ее губы твердо сжались – она вспомнила свою гневную вспышку в ночь после свадьбы. Ни разу с этого момента герцог не возвращался к выяснению их отношений. Возможно, она поступила неблагоразумно, выдав, что ей известно о его любви к тете Лили. Возможно, лучше было бы выждать и позволить герцогу вести себя так, как положено мужу. Но Корнелия знала, что не смогла бы вынести этого, ее плоть восставала при одной мысли об этом. Только во взаимной любви могла она отдать себя, взаимной и, конечно, освященной браком.

Ровно в половине одиннадцатого в доме у Рене Корнелия услыхала, как Мари доложила о прибытии герцога. Рене запретила ждать его в салоне.

– Ты не должна показаться слишком нетерпеливой, ma chelrie [8][8] моя дорогая (фр.), – сказала она. – Мужчинам только того и нужно. Ты должна все делать неохотно. Заставь герцога прождать себя минут пятнадцать, а я пока займу его беседой.

Корнелия не спеша расхаживала по золотисто-оранжевой комнате, время от времени окидывая себя взглядом в зеркале. Она была восхищена новым нарядом, который на этот раз предложила ей Рене. Это платье было из ярко-голубого атласа, и на его фоне ее волосы казались очень темными, а зеленые глаза – загадочными и влекущими.

Корнелия сняла обручальное кольцо и надела длинные перчатки такого же цвета, как и ее платье. Предыдущей ночью Корнелии казалось, что ее огненно-красное платье было самым красивым, какое она только видела в своей жизни, но теперь она была удивлена, что голубое шло Дезире не менее.

Шляпка на ее голове на этот раз была совсем маленькая, с кудрявыми перьями, уложенными на полях, и превосходно подчеркивала ее сверкающие глаза. Темные от волнения, пленительные от счастья, они, казалось, светились на ее тонком лице.

В салоне Рене вела беседу с герцогом. Бросив взгляд через плечо и заметив, что Корнелии еще не видно, герцог спросил, понизив голос:

– Кто она, Рене?

– Кто? Дезире? Я уже сказала вам – моя подруга.

– Но откуда она? Почему я никогда не слышал о ней раньше? Такая очаровательная девушка, как она, не могла давно появиться в Париже.

– Вы правы. Дезире в Париже недавно, но это единственное, что я собираюсь сказать вам о ней. К тому же, это не должно вас слишком сильно интересовать, потому что она очень скоро уезжает.

– Почему? Куда?

– Ах, Дрого! Вы становитесь любопытны. Представьте, что я тоже могу забросать вас вопросами. В самом деле, почему вы здесь сегодня снова?

Герцог, однако, не собирался вступать в дискуссию.

– Я не допущу, чтобы вы были недоброй ко мне – или запугивали меня, – произнес он с улыбкой, способной смягчить даже каменное сердце. – Где же Дезире? Я хочу увезти ее с собой прежде, чем вы успеете ее настроить против меня.

Рене больше ничего не сказала. Она знала, что раздразнила аппетит герцога и вызвала его любопытство. Когда Корнелия вошла в салон, высоко держа голову и покачивая серьгами над обнаженными плечами, герцог торопливо направился к ней с коротким радостным возгласом. Он поднес ее руку к губам и на секунду задержал в своей.

– Я голоден, – сказал герцог, – и уверен, вы тоже. Едем?

– Куда же мы поедем ужинать? – спросила Корнелия. – К «Максиму»?

– Мы отправимся туда позже, если пожелаете. Но я думаю, сначала мы попытаемся найти более спокойное местечко, где мы могли бы поговорить.

Услыша это, Рене подняла брови. Корнелия ощутила, как волна восторга охватила ее. Он хочет побеседовать.

Наверняка это значит больше, чем желание пофлиртовать с ней.

– Это будет чудесно! – воскликнула она, и ее глаза, и ее голос были полны неудержимой, нескрываемой радости.