Онлайн чтение книги Дом на Локте Сатаны
Глава 7

– Я не спал, честное слово! И я не… – Пеннингтон Баркли не окончил фразу.

– Говорю вам, окно заперто! – повторил Ник. Он указал на шпингалет из металла и фарфора, который была повернут наружу, прочно запирая две створки окна. – У моего друга в Винчестере есть дом, построенный в начале 1870-х годов, с такими же окнами на нижнем этаже. Как-то мы хотели подшутить над хозяином, но обнаружили, что с этими окнами никаких трюков не проделаешь. Находясь снаружи, невозможно запереть окно изнутри. – Он повернулся к Гэррету Эндерсону: – Я не знаю, могут ли привидения – если они существуют проходить сквозь стену и запертую дверь, что вроде бы проделал призрак старого судьи перед тетей Эсси и миссис Тиффин. Но я твердо знаю, что живой человек, который только что выстрелил из револьвера, не мог пройти сквозь плотное оконное стекло и оставить окно запертым. Это физически невозможно не на сцене и без соответствующих приспособлений ни один фокусник на такое не способен.

– Что с тобой, Ник? – осведомился его дядя. – Что происходит со всеми вами?

Поведение Пеннингтона Баркли заметно изменилось. До сих пор он подавлял окружающих своей увлеченностью, гипнотическим взглядом и голосом. Теперь же в его речи снова слышались нотки раздражительности, как у обиженного ребенка.

– Почему я всегда не прав? – продолжал он. – Почему я вечно должен защищаться от каких-то обвинений? Я рассказал вам чистую правду о происшедшем. И все же…

– Полегче, дядя Пен! Никто не называет вас лжецом!

– Разве, Ник?

– Клянусь вам! – заверил его Ник. – Должно существовать какое-то объяснение, и мы его найдем. Меньше всего я хочу создавать лишние неприятности, хотя мои манеры оставляют желать лучшего. Едва ли достойно, явившись в чужой дом, бросаться обвинениями, в чем меня, кажется, подозревают.

– Вы снова забываете, Ник, – заговорила Дейдри, – что вы здесь не посторонний. Этот дом ваш, племянник, с тех пор как завещание вашего деда выпало из кувшина. Не стесняйтесь, Ник! Человек в вашем положении вправе создавать какие угодно неприятности.

– Вы впервые шокируете меня, добрая тетушка Дейдри, – сказал Ник. – Что касается дома, то я уже пытался все объяснить, но дядя Пен не дал мне вставить слово.

– Ах дом! – Пеннингтон Баркли вновь обрел всю свою вежливую непринужденность. – Признаюсь, этим вечером я пребывал в несколько угнетенном настроении. И все же существует очень простое решение всех наших трудностей.

– Каких трудностей? – осведомился Ник.

– Какое решение? – спросил Эндрю Долиш.

Снова ощутив власть над аудиторией, хозяин дома начал ходить взад-вперед около стола. Остальные смотрели на него.

– Очень простое решение. Какая жалость, что оно только что пришло мне в голову! Я куплю этот дом у тебя, Ник. Любая фирма аукционистов в Лимингтоне или Линдхерсте установит правильную цену, и, какой бы она ни была, я ее уплачу. Это справедливо, не так ли?

– Нет! – огрызнулся Ник. – Я отдаю вам этот чертов дом, Дядя Пен. Фактически я уже отдал его. Вы ведь не можете меня остановить?

– Не будучи юристом, я не в состоянии ответить тебе. Несомненно, ты вправе подарить все, что считаешь нужным. С Другой стороны, ты едва ли можешь отказаться от ответного подарка в качестве благодарности за услугу. Посмотрите, как уставился на меня наш законник! Несмотря на непрезентабельную фигуру, Эндрю, у вас превосходная голова. Только умоляю, не стойте и не надувайтесь, как Маколи перед тем, как высказать свое суждение. Что вы обо всем этом думаете?

Мистер Долиш с интересом наблюдал за ним.

– Вам действительно только что пришло в голову предложить выкупить дом? – спросил он.

– Да. Вы что, не верите мне?

– Я этого не говорил. Но этим вечером вы были в таком угнетенном состоянии, что почти…

– Почти что?

– На этот вопрос, Пеннингтон, только вы сами можете ответить. Вам больше нечего сообщить нам?

– Что еще он должен сообщать? – вмешалась Дейдри. В ее глазах все еще блестели слезы. – Вы ведь знаете, что ему нельзя волноваться. Такая передряга может плохо подействовать на твое сердце, Пен.

– Мое сердце, Дейдри, способно вынести почти все.

– Но это не шутка, когда в тебя стреляют – пусть даже холостым патроном! Может быть, доктору Фортескью лучше тебя осмотреть?

– Мне вполне достаточно, дорогая моя, – отозвался ее муж, – что ты наконец проявила женское сочувствие. Полагаю, у меня на груди ушиб, так что Неду Фортескью в самом деле следует на него взглянуть. Но я вижу, что Эндрю что-то беспокоит куда сильнее, чем можно было ожидать.

Мистер Долиш быстро шагнул к открытому ящику письменного стола.

– Любопытно, Пеннингтон, какую странную коллекцию предметов вы храните в этом ящике. Большую часть вы уже продемонстрировали – порошок для отпечатков пальцев, кисточку, лупу. А здесь, рядом с коробкой патронов, тюбик клея.

– Не будете ли вы так любезны объяснить, Эндрю, какое отношение тюбик клея имеет ко всему происшедшему?

– Никакого, дружище, так что незачем выходить из себя. Я просто думал о патронах.

– О патронах?

Мистер Долиш нахмурился.

– Призрачная фигура воспользовалась холостым патроном, выстрелив с расстояния по меньшей мере двенадцати футов. В то же время… – он заколебался, – что случилось с пыжом из этого патрона? Где он сейчас?

– По-моему, я уже говорил, что выбросил его на лужайку. Утром мы найдем его там. Можно взять фонарик и поискать его теперь, если это дело первостепенной важности.

– Едва ли. Но какие шаги мы предпримем в связи с вставшим из могилы визитером с револьвером? Мы сообщим в полицию?

– В полицию? – Пеннингтон Баркли обращался к потолку. – Боже мой, конечно нет!

– В таком деле это самая разумная мера. Вы уверены, что вам больше нечего рассказать нам?

– «Призрачная фигура». «Вставший из могилы визитер». Должен вам заметить, что я невыразимо устал от постоянных намеков, превращающих меня в бессмысленного лжеца. Смотрите снова – и в последний раз!

Выйдя из-за стола, Пеннингтон подошел к левому окну. Ударив ребром ладони по шпингалету из металла и фарфора, он привел его в нужное положение, взялся обеими руками за внутреннюю раму и бесшумно поднял ее, открыв окно.

– Вот! – сказал он. – Верите вы мне или нет, но, когда появился визитер, окно выглядело именно так. Теперь нам нужно напрячь мозги и найти объяснение – Ник согласен, что оно существует. Почему всегда верят всем, кроме меня? Если Эстелл рассказывает о призраке в черной мантии, все находят нормальным, что он просочился через запертую дверь, неужели так трудно представить себе одержимое злобой человеческое существо, умудрившееся каким-то способом пройти через запертое окно?

– Что все это значит? – послышался новый голос.

Все резко обернулись.

С восточной стороны комнаты кошачьей походкой быстро приближалась пожилая женщина среднего роста с явно крашеными рыжими волосами. Несмотря на исхудавшее лицо и выпученные глаза, ее нельзя было назвать уродливой. На ней были расшитый узорами голубой халат и слаксы из шотландки, которые лучше подошли бы к фигуре Дейдри Баркли или Фей Уордор. На левом запястье болталась сумочка с вязаньем, а в правой руке она держала стеклянную банку, до половины наполненную тем, что, согласно этикетке, являлось «Лучшим медом с фермы „Орли“.

– Это ты, Эстелл? – не слишком сердечным тоном произнес Пеннингтон. – Ну, входи, почти нас своим присутствием? Снова где-то пряталась?

– Пряталась? – отозвалась эхом Эстелл Баркли. – Ты глупый мальчик, Пеннингтон. Какая необходимость быть столь невежливым. Жаль, с нами больше нет нашего бедного отца – он бы призвал тебя к порядку.

– Вижу, ты опять думаешь о еде.

– О еде? – с презрением переспросила Эстелл. – Доктор Фортескью говорит, что я нуждаюсь в витамине В, а его полным-полно в меде. Сейчас уже половина одиннадцатого, если не больше. Через полчаса мы начнем прием в столовой по случаю моего дня рождения. Надеюсь, ты не будешь этому препятствовать?

– Совсем наоборот, Эстелл, я с радостью буду председательствовать на этом приеме и пожелаю тебе еще много счастливых дней рождения.

– Спасибо, Пеннингтон. Ты можешь быть очень любезным, если захочешь. Внезапно ее веки дрогнули, и она с обидой добавила: – Прячусь, вот еще!

– Вы ведь были в гардеробной, не так ли? – спросила Дейдри, кивнув сначала в направлении алькова в восточной стене, потом в направлении двери с левой стороны алькова и наконец, обернувшись, в сторону зеркала, висящего над каминной полкой.

– Вы имеете в виду, что видели меня в зеркале, когда я оттуда вышла?

– И когда вы туда вошли минут десять назад.

– Неужели, дорогая Дейдри, существует какая-то причина, по которой ваша бедная бесполезная золовка не может находиться там, где ей хочется?

– Господи, конечно нет! Я только сказала…

– А ты не будь таким надменным, Пеннингтон! Я пришла в библиотеку не ради тебя!

– В таком случае, нисколько не возражая против твоего присутствия в библиотеке, гардеробной или в любом другом месте, которое соответствует твоим девичьим прихотям, может ли высокомерный Пеннингтон узнать, ради чего ты здесь?

– Ради малыша Ника! – воскликнула Эстелл.

– Привет, тетя Эсси, – поздоровался „малыш Ник“, возвышаясь над ней, словно башня.

– Здравствуй, дорогой! Если ты слишком вырос, чтобы поцеловать твою старую тетю, Ники, твоя тетя не слишком стара, чтобы поцеловать тебя. Подойди сюда!

Обняв Ника за шею левой рукой, с которой свисала сумочка с вязаньем, Эстелл приподнялась на цыпочки и расцеловала его в обе щеки.

– Вот так-то лучше! Я не так уж стара и непривлекательна, верно? Знаешь, Ники, за последние полчаса я уже не первый раз вижу очаровательную девушку, ставшую твоей второй тетей.

– В самом деле?

– Да! Я случайно была в кухне, когда она отводила машину в гараж, и не могла удержаться, чтобы не примчаться сюда. Чудесно, что ты снова дома, Ники! Эта славная девочка так лестно отзывалась о тебе, что я не хочу тебя смущать, повторяя ее слова.

– Право же, Эстелл, – воскликнула Дейдри, – я никогда не выражала ни лестного, ни какого-либо другого мнения о Нике! Все, что я сказала…

– Достаточно того, как вы выглядели, дорогая, – выражение лица может быть весьма красноречивым. На месте Пеннингтона, Ник, ты бы позволил красивой молодой жене ездить одной за границу? В прошлом году – в Италию, в шестьдесят первом – в Швейцарию, в шестидесятом – в Северную Африку. Конечно, в этом не было ничего дурного. Она гостила у таких приятных друзей, включая графиню да Капри в Риме и леди Бэнкс в Люцерне. Кстати, о друзьях Дейдри также рассказывала мне…

– Мисс Эстелл Баркли, – громко произнесла Дейдри, – могу я представить вам мистера Гэррета Эндерсона?

– Разумеется! – воскликнула Эстелл, делая сложный пируэт с банкой меда в руке. – Я очень рада вас видеть! Вы не тот самый молодой человек, который наносил нам визит летом тридцать девятого года?

– Тот самый. Рад снова вас видеть, мисс Баркли.

– Значит, он уже бывал здесь? – спросил Пеннингтон, пробуждаясь от размышлений. – Боюсь, я запамятовал.

– Зато я помню, – заявила Эстелл. – Я никогда ничего не забываю. Надо же – встретить его снова, когда он стал взрослым и сочиняет музыкальные шоу! Я только поздороваюсь с вами, Гэррет, и займусь другими делами. На сей раз бедняжку Эсси придется принять всерьез. Мой брат спросил меня, что мне понадобилось в его скучной библиотеке. Разумеется, я хотела поздороваться с Ники! Но это не все. Я сделала великое открытие, должна поговорить о нем с Эндрю Долишем и не позволю Пену меня отвлекать. Скажите, Эндрю, когда умер бедный отец, вы просмотрели все его бумаги?

– Насколько я знаю, да, Эстелл, – ответил многострадальный адвокат.

– Но вы не могли видеть те, которые я имею в виду. Знаете комнату, которую он использовал как кабинет? По коридору… – Эстелл неопределенно указала в юго-восточном направлении, – рядом с комнатой экономки и буфетной дворецкого? Там стоит большой письменный стол с откидной крышкой. Да-да, конечно, вы все это помните. Но вы знали, что в этом столе есть потайное отделение?

– Неужели?

– Я тоже не знала. Отец любил такие вещи. Но Провидение иногда помогает нам, не так ли? После обеда, – продолжала она, – я была в музыкальной комнате и слушала пластинки с поп-музыкой – мы должны идти в ногу со временем, Эндрю. Но я не могла сосредоточиться на музыке. Что-то подсказывало мне: „Иди в кабинет и смотри!“ Возможно, я медиум – кое-что об этом свидетельствует, верно? Как бы то ни было, я пошла в кабинет. Как всегда, там ничего не было заперто. В нижнем правом ящике стола оказалось второе дно, где лежала толстая пачка бумаг, – на некоторых я узнала почерк отца.

– Одну минуту, Эстелл! – прервал ее мистер Долиш. – Вы просмотрели эти бумаги? Нашли что-нибудь значительное?

– Откуда мне знать, что значительно, а что нет? Это мужское дело! Я даже не прочитала большую часть.

– Что же вы тогда сделали?

– Собрала всю пачку и взяла ее с собой в кухню. Я была в кухне, когда услышала, как Дейдри отводит машину в гараж. Она не сказала куда идет, но я знала, что вы все в библиотеке. Поэтому я вошла через дверь гостиной. Эстелл указала на упомянутую дверь. – Вы были так поглощены словами Пена, что никто даже не обернулся. Я скользнула в маленькую гардеробную и неплотно прикрыла дверь, поэтому слышала все, что ты говорил, Пен!

Пеннингтон прекратил мерить шагами комнату и посмотрел на нее:

– Ситуация немного прояснилась. Ты не пряталась, Эстелл, а только ждала и подслушивала.

– Я не сомневалась, Пен, что ты все можешь вывернуть наизнанку!фыркнула его сестра. – Но меня это не заботит. Я положила пачку бумаг на кушетку в гардеробной. Не следует ли вам заняться ими, Эндрю? Быть может, там содержится нечто, о чем бедный отец хотел нам сообщить? Вы ведь можете взять их с собой, не так ли? Я пыталась спрятать их в сумку с вязаньем, но пачка была слишком велика. А в вашем портфеле, кажется, достаточно места.

Мистер Долиш положил свою шляпу на стол.

– В моем портфеле ничего нет, – ответил он, открывая его, – кроме зубной щетки, расчески и бритвенных принадлежностей, которые я захватил для сорокавосьмичасового пребывания в Лондоне. Я могу взять бумаги и просмотреть их ночью. Конечно, если Пеннингтон считает…

– Лучше возьмите, – с раздражением произнес Пеннингтон, – иначе Эстелл никому из нас не даст покоя. Но не думаю, что вы найдете там что-нибудь важное.

– И я тоже. Тем не менее…

Мистер Долиш направился к маленькой дверце с левой стороны алькова. Эстелл устремилась за ним, взмахивая сумкой на запястье и банкой с медом в руке. Улыбаясь, дабы скрасить свою невежливость, адвокат вошел в комнатку и закрыл дверь перед ее носом. Но вскоре он вышел, неся битком набитый портфель, откуда торчал мятый лист бумаги с отпечатанным текстом. Эстелл подбежала к нему и выхватила бумагу левой рукой.

– Боюсь, я, как всегда, неуклюжа! – воскликнула она и стала разглаживать лист обеими руками, едва не уронив банку с медом. – Но ведь я стараюсь помочь, верно?

– Учитывая суету, которую вы подняли из-за этих бумаг, – отозвался мистер Долиш, похлопав по портфелю, – подобное поведение едва ли можно назвать помощью. Не будете ли вы любезны вернуть то, что вы только что взяли?

– Но ведь это всего лишь оплаченный счет за машину для игры в пинбол!

– Что бы это ни было, пожалуйста, верните.

– Да-да! Важно абсолютно все, не так ли? – Она протянула бумагу адвокату, который спрятал ее в карман. – В других обстоятельствах, дорогой Эндрю, я бы настояла, чтобы вы остались на одиннадцатичасовой прием в честь моего дня рождения. Но вы, конечно, хотите вернуться домой и взглянуть на бумаги. Тем более, что ваша машина здесь. Да-да, не удивляйтесь! Ваш сын привел ее сюда – она стоит на подъездной аллее. Хью позвонил в парадную дверь, когда я шла из музыкальной комнаты в кабинет отца. Он направлялся к каким-то друзьям в Лип-Хаус и сказал, что оставляет вам машину, так как друзья отвезут его домой. Он добавил, что хочет срочно поговорить с вами по поводу дела Лэммаса.

– Дела Лэммаса? – вмешался Пеннингтон. – Что это еще за дело Лэммаса?

Мистер Долиш махнул рукой:

– Один молодой болван угодил в передрягу. Вы ведь знаете, что „Долиш и Долиш“ не только семейные поверенные. Из-за роста налогов и стоимости жизни в наши дни мы вынуждены заниматься даже уголовными делами. Да, Эстелл, я ухожу, – резко добавил он. – Но не бросайтесь на меня, как будто хотите вытолкать из дома. Я уйду, но в свое время и без спешки. А пока что…

– А пока что вы теряете время. Я знаю, что эти бумаги очень важны. Бедный дорогой отец…

– Опять! – вздохнул Пеннингтон. – Для Эстелл он все еще „бедный дорогой отец“. А я-то надеялся, что после инцидента со вторым завещанием мы больше не услышим этих слов.

– Ты будешь слышать их до тех пор, Пен Баркли, – почти взвизгнула Эстелл, – покуда в этом мире жива доброта, хотя тебе этого не понять!

– Что ты имеешь в виду?

– Только то, что сказала. Я бы могла кое-что рассказать им про тебя, если бы у меня не было сердца! Но в этом нет нужды. Ты сам себя выдал. Эта нелепая история о выстреле в тебя холостым патроном…

– Черт возьми, кто-то действительно стрелял в меня! Ты даже этому не веришь?

– Верю, если так говорят другие, хотя я ничего не слышала. Впрочем, как я могла что-то слышать в задней части дома с такими толстыми стенами. Но у тебя постоянные галлюцинации…

Она не окончила фразу. Дверь в южной стене между книжными полками открылась. Гэррет считал, что она ведет в коридор – она в самом деле вела туда. Он увидел тускло освещенное помещение, когда дверь приоткрылась, впустив неуклюжего мужчину в твидовом костюме.

– Простите за вторжение, – заговорил вновь пришедший, глядя на Пеннингтона Баркли. – Надеюсь, у вас все в порядке?

– Входите, Нед! – с нервным радушием пригласил хозяин дома. – Здесь нет пациента, требующего вашего внимания. У нас происшествие иного рода… Ник, мистер Эндерсон, позвольте представить вам доктора Эдуарда Фортескью.

– Очень рад, – хрипловатым голосом произнес доктор, хотя отнюдь не выглядел счастливым.

– Дело в том, – продолжал Пеннингтон, – что около десяти часов, когда прибыли эти добрые люди, фигура в черной мантии – не призрак, а злой шутник из плоти и крови – выстрелила в меня холостым патроном из моего же револьвера, а затем вышла через то окно, каким-то образом оставив его запертым изнутри.

– Через то окно? – переспросил доктор Фортескью, глядя в направлении, указанном собеседником. – Но сейчас оно открыто, не так ли?

– Оно открыто, потому что я сам поднял раму несколько минут назад. Мы нашли его запертым за сдвинутыми портье рами. Эстелл, которая не слышала выстрела, отказывается мне верить. Кажется, она думает, что я пьян или лгу.

Доктор Фортескью с шумом втянул в себя воздух.

– Я не слышал выстрела, – сказал он. – Но надеюсь, дальнейшее расследование не навлечет на меня аналогичных обвинений. Ибо я тоже видел эту фигуру.