Онлайн чтение книги Эйсид Хаус
Рохля

С Катрионой какое-то время было хорошо, но она мне изменила. И это нелегко было выкинуть из головы и забыть; так просто не получалось. В один прекрасный день она опять возникла – зашла в паб, где я играл на одноруком бандите. Впервые за долгое время я столкнулся с ней.

– По-прежнему дергаешь рычаг, Джон, – сказала она этим своим надменным, гнусавым голосом.

Я собирался сказать что-то типа: «Нет, блин, в бассейне плаваю», – но лишь выдавил:

– Да, похоже на то.

– У тебя не найдется деньжат – угостить меня выпивкой, Джон? – спросила она.

Катриона выглядела обрюзгшей, более обрюзгшей, чем когда-либо. Может, снова забеременела. Ей нравилось быть в центре внимания, нравилась та суматоха, которую поднимали вокруг нее люди. На своих детей у нее времени не было, а вот постоянно выпендриваться в пабах – так пожалуйста. Дело в том, что с каждой ее беременностью люди обращали на нее все меньше внимания. Это уже приелось, и, кроме того, они поняли, что она за штучка.

– Ты снова вернулась в семью? – спросил я, осторожно подталкивая «бандита» коленом. Еще бы одну кисть винограда. И все будет в ажуре.

Есть контакт.

Нажать «коллект».

И снова «коллект».

Жетоны. Всегда чертовы жетоны. Я надеялся, ведь Колин говорил мне, что новая машина платит наличными.

– Неужели это так заметно, Джонни? – отозвалась она, приподнимая свою поношенную блузу и натягивая колготки на выпирающий живот.

Я тогда подумал о ее сиськах и жопе. Я не глядел на них, типа, не пялился, ничего такого; просто думал о них. У Катрионы были потрясные сиськи и офигенная большая жопа. Вот что мне нравится в чиксе. Сиськи и жопа.

– Я занимал стол, – сказал я, отходя от нее к пулу.

Парень из булочной Крофорда обставил Бри Рэмэджа по всем статьям. Должно быть, неплохой игрок. Я вынул шары и поставил в треугольник. Вроде бы ничего такой парнишка из Крофорда.

– Как Шантель? – не унималась Катриона.

– В порядке, – сказал я.

Ей следовало бы как-нибудь зайти к моей маме и повидать ребенка. Не то чтобы все ждали с нетерпением по понятным причинам. И все же это ее ребенок, а это что-то значит. Нормальный человек непременно зашел бы. Это мой ребенок и все такое, я люблю этого ребенка. Все это знают. И тем не менее мать, которая бросает своего ребенка, которая не заботится о своем ребенке, – это не мать, не настоящая мать. Как по мне. Это чертова шлюха, блядь, вот что она такое. Вульгарная личность, как говорит моя мама.

Интересно, чьего ребенка она теперь носит. Наверное, Ларри. Я так надеюсь. Пусть это послужит обоим гадам уроком. А вот ребенка их мне все-таки жаль. Она бросит его, как бросила Шантель; как оставила двух других своих детей. Я и не подозревал об их существовании, пока не увидел их на нашей свадьбе.

Да, моя мама оказалась права насчет нее. «Она вульгарная», – говорила мама. И не просто потому, что она была из Дойлов. Она любила выпить: «Это не подобает девушке», – считала мама. Поймите, мне это нравилось. То есть сначала нравилось, пока не обрыдло, да еще и башлей из-за этого становилось все меньше и меньше. А ведь вкалывал-то я. Затем появился ребенок. Тогда ее пьянство меня совсем достало, просто вконец.

Она всегда надо мной потешалась у меня за спиной. Краем глаза я замечал ее ехидную усмешку, когда она думала, что я не смотрю. Обычно это происходило, когда она была со своими сестрами. Они втроем ржали, пока я играл на «бандите» или катал шары. Я чувствовал на себе их взгляд. Через какое-то время они перестали даже притворяться.

Я плохо справлялся с ребенком, в смысле, когда он был совсем еще маленьким. Казалось, это заполонило собой все; такой шум – и от такого крошечного тельца. Ну и, наверно, я слишком часто выходил в город, когда появился ребенок. Так что, может, вина отчасти и на мне, отпираться не буду. И тем не менее она продолжала устраивать разные выкрутасы. Как в тот раз, когда я дал ей деньги.

Она была на мели, так что я дал ей двадцатку и сказал: «Ты выйди, крошка, развлекись. Прогуляйся с подругами». Хорошо помню тот вечер, потому что она взяла и вырядилась, как уличная девка. Тонны косметики, да еще блядское платье нацепила. Я спросил ее, куда это она собралась в таком прикиде. Она стояла и лыбилась. «Куда?» – повторил я. «Ты хотел, чтобы я вышла развлечься, вот я и пошла, твою мать, развлекаться», – заявила она. «Куда? – опять я за свое. – Я имею право знать». Она расхохоталась мне в лицо, как ебнутая гиена, и хлопнула дверью.

Потом она вернулась, и ее шея была вся в засосах. Я проверил ее сумочку, когда она надолго заперлась отливать в туалете. Там оказался сороковник. Я дал ей двадцатку, а она вернулась с сорока чертовыми фунтами в сумочке. Я чуть с ума не сошел. Я было начал: «Что это такое, а?» А она просто смеялась мне в лицо. Я хотел было пощупать ее пизду – может, пойму, трахалась или как. Она начала вопить и сказала, что, если я ее только трону, ее братья наваляют мне по полной программе. Они психопаты, эти Дойлы, каждый чувак в округе знает это. Я, конечно, сумасшедший, по правде говоря, что вообще связался с Дойлами. «Ты – рохля, сынок, – сказала однажды моя мама. – Все они сразу это видят. Они знают, что ты работяга, знают, что ты для них легкая добыча».

И вот что смешно: Дойлы могли делать что хотят, и я думал, что за их широкой спиной тоже смогу делать что хочу. И какое-то время так оно и было. Ни один козел ко мне не цеплялся, я был здорово прикрыт. Затем с их стороны началась халява; у меня стреляли сигареты, выпивку, мелочь. И затем они поимели меня, то есть поимел этот мудак, Алек Дойл: заставил меня приглядывать за своим товаром. Наркотики. Не гаш или еще какая фигня, бери выше; речь о героине. Я мог угодить в тюрьму. Застрять там черт знает на сколько лет. И все из-за Дойлов и их шлюхи-сестры. В любом случае я развязался с Дойлами раз и навсегда. Все кончено. И я тем вечером не коснулся Катрионы, и мы спали в разных комнатах; я, типа, на диване.

Это случилось сразу после того, как я скорешился с Ларри, соседом сверху. Его жена только что ушла от него, и он жил один. Для меня это было как страховка; Ларри был без тормозов, один из немногих чуваков в округе, которым даже Дойлы выказывали немного уважения.

Я работал по государственной учебной программе занятости. Маляром. Красил в домах престарелых. Большую часть времени я проводил на улице. Дело в том, что когда я возвращался домой, то либо заставал Ларри в нашей квартире, либо ее у него. Все время оба поддатые, мать их. Я знал, что он ее трахает. Потом она стала зависать там вечерами. И вскоре перебралась наверх к нему окончательно, оставив меня внизу с ребенком. Ну и мне пришлось уйти с работы; ради ребенка, понимаете?

Когда я брал Шантель к моей маме или отправлялся с ней в детской коляске по магазинам, то иногда видел их обоих у окна. Они смеялись надо мной. Однажды днем я вернулся домой и обнаружил, что дверь взломана. Унесли телевизор и видак. Я понимал, кто их взял, но ничего не мог поделать. Ничего против Ларри и Дойлов.

Мы с ребенком вечно просыпались по ночам от шума в их квартире. Она не давала спать собственному ребенку. И мы были вынуждены слушать, как они там трахаются, ругаются, устраивают вечеринки.

Потом однажды раздался стук в дверь. Это был Ларри. Он просто взял и протиснулся мимо меня в квартиру, скороговоркой неся свою обычную околесицу.

– Ладно, приятель, – сказал он. – Послушай, мне нужно небольшое одолжение. Чертовы козлы-электрики только что ушли и отключили нас, вот так.

Он подошел к моему окну, выходящему на улицу, открыл его, и, втянув внутрь штепсельную вилку, свисавшую сверху из окна его гостиной, воткнул в одну из моих розеток.

– Всего и делов-то, – улыбнулся он.

– Да, – только и смог я сказать.

Он сообщил мне, что достал кабель удлинителя с блоком, но ему просто требуется доступ к источнику питания. Я сказал, что он совсем зарвался, собираясь использовать мое электричество, и двинулся, чтобы отключить его.

– Если увижу, что ты когда-нибудь тронешь этот чертов штепсель или этот выключатель, то ты мертв, твою мать, Джонни! – заорал он. – Это я тебе говорю, блядь! – Он говорил на полном серьезе и все такое.

Ларри затем начал втюхивать мне, что по-прежнему считает нас друзьями, несмотря ни на что. Сказал, что мы будем делить счета пополам. Впрочем, я уже тогда был уверен, что этого не произойдет. Я ответил, дескать, его счета будут больше, чем мои, потому что у меня ничего не осталось в доме, что требует электричества. Я думал о моем видаке и телевизоре, которые, как я был уверен, он забрал наверх.

– И что бы это означало, Джонни? – спросил он.

– Ничего, – просто ответил я.

– Вот лучше ничего и не говори, твою мать, – сказал он.

Я сказал «ничего», потому что Ларри сумасшедший; абсолютный психопат.

Затем его лицо изменилось и он, типа, расплылся в широкой улыбке. Он кивнул на потолок:

– А она не так уж плохо ебется, а, Джон? Извини, что вклинился между вами, приятель. Ну да бывает, дело житейское? – (Я кивнул.) – Делает клевый минет, – продолжил он.

Я чувствовал себя как говно. Мое электричество. Моя женщина.

– Когда-нибудь трахал ее в жопу? – спросил он.

Я пожал плечами. Он скрестил руки на груди.

– Я стал намекать ей, что так будет лучше, – сказал он, – просто потому, что не хочу, чтобы она забеременела. Ребенок там, лишний рот. А раз чувиха забеременела, она будет думать, что может запускать руку в твой карман всю оставшуюся жизнь. Твои башли уже не твои собственные. Это, блядь, меня совершенно не устраивает, должен сказать тебе. Я сохраню мои деньги. И скажу тебе еще одну вещь, – засмеялся он. – Я надеюсь, что у тебя нет СПИДа или чего-то такого, потому что, если есть, ты и меня теперь заразил. Я никогда не использую гондон, когда протягиваю ее там наверху. Никогда. Лучше стану чертовым дрочилой.

– Нет у меня никакого СПИДа, – сказал я, впервые в жизни об этом пожалев.

– Никогда бы не подумал, грязная ты скотинка! – засмеялся Ларри.

Затем он потянулся в детский манеж и погладил Шантель по голове. Я почувствовал резкую боль. Если он попытается коснуться этого ребенка снова – зарежу козла; и пофиг, кто он такой. Мне уже наплевать.

– Все в порядке, – заговорил он. – Я не собираюсь забирать твоего ребенка. Она хочет этого, врубись, и я считаю, что, вообще-то, ребенок должен оставаться со своей матерью. Дело в том, Джон, как я сказал, мне ребенок в доме не нужен. Так что ты должен благодарить меня за то, что он все еще остается у тебя, подумай об этом на досуге. – Он внезапно стал угрюмый и злой и предостерегающе ткнул в меня пальцем: – Подумай об этом, прежде чем начнешь обвинять других людей во всех смертных грехах. – И ту же снова заговорил радостно; эта скотина могла запросто менять голос как перчатки. – Видел этот расклад на четвертьфиналы? Кто победит в паре Сент-Джонстон – Килмарнок? На «Истер-роуд», типа, – улыбнулся он мне, затем окинул взглядом всю комнату. – Чертова дыра, – прошипел он и двинулся к выходу. На пороге Ларри остановился и повернулся ко мне. – Еще одна вещь, Джон, если ты захочешь снова вставить ей, – он указал на потолок, – то просто крикни. С тебя десятка, и полный вперед, типа.

Я не на шутку застремался и сразу же после этого отвез ребенка к моей маме. И вот как получилось: мама пошла в социальную службу и уладила там все дела с пособием на ребенка. Они пошли к ней качать права, и она дала им от ворот поворот. Меня за это избили, Алек и Мики Дойл. А потом Ларри и Мики Дойл измудохали меня еще раз, когда мне отключили электричество. Они схватили меня на лестнице – дернули сзади, опрокинули и начали избивать. Я боялся, что они найдут деньги, которые я выиграл на «бандите», – вдруг залезут ко мне в карманы и найдут. Пятнадцать фунтов. Но они меня просто пинали. Пинали, а она вопила:

– БЕЙТЕ ЭТОГО КОЗЛА! УБЕЙТЕ ЕГО! НАШЕ ДОЛБАНОЕ ЭЛЕКТРИЧЕСТВО! ЭТО БЫЛО НАШЕ ДОЛБАНОЕ ЭЛЕКТРИЧЕСТВО! ОН ЗАБРАЛ МОЕГО РЕБЕНКА, МАТЬ ЕГО! ЕГО СТАРАЯ ШЛЮХА-МАТЬ ЗАБРАЛА, БЛЯДЬ, МОЕГО РЕБЕНКА! ВОЗВРАЩАЙСЯ К СВОЕЙ ЧЕРТОВОЙ МАМОЧКЕ! ВЫЛИЖИ ЕЙ ВСЕ ПОД ЮБКОЙ, МУДАК!

Спасибо, что они бросили меня, так и не проверив карманов. Ладно, думаю, на этот раз им в любом случае ничего не достанется. Я доковылял до мамы, чтобы привести себя в порядок. У меня был сломан нос и треснуло два ребра. Пришлось идти в травму. Мама сказала, что не надо было связываться с Катрионой Дойл.

– Теперь об этом легко говорить, – сказал я ей. – Но посмотри, если бы я с ней не связался, скажем так, просто предположим, что не связался бы, тогда б у нас не было Шантель. Можно ведь и так посмотреть.

– Можно и так, – сказала мама. – Шантель – наша маленькая принцесса.

А потом какой-то идиот из нашего дома вызвал полицию. Я было подумал, что за травмы от разбойного нападения мне полагается компенсация, и выдал ложное описание двух чуваков, совсем не похожих на Ларри и Мики. Но затем в полиции заговорили так, словно они думали, что это я преступник и устроил эту разборку. Это я-то, с лицом, как гнилой фрукт, двумя треснутыми ребрами и сломанным носом.

Она и Ларри вскоре после этого съехали отсюда, и я подумал: отлично, катитесь колбаской. Думаю, муниципалитет выселил их за неуплату, переселил в другой район. Ребенку было лучше с моей мамой, и я получил работу, довольно пристойную, и не просто по какой-то учебной программе занятости. В супермаркете: складывать полки и проверять ассортимент товаров, такого рода дело. Неплохо устроился – куча сверхурочных. Денег, конечно, не фонтан, зато в паб ходил нечасто – пропадал на работе допоздна.

Дела обстояли хорошо. Вскоре я уже трахал несколько чикс. Одну девушку из супермаркета – она была замужем, но с чуваком уже не жила. Она в порядке, чистая чикса и все такое. Были еще мелкие поблядушки с района, некоторые только школу окончили. Парочка приходила в обеденное время, если я вкалывал на второй смене. Раз тебе довелось отыметь одну из них, то тебе уже дают все. Они все сюда приходят просто потрахаться, потому что, кроме этого, им нечем заняться. Можно было потискать их или получить минет. Как я сказал, одна или две, особенно та маленькая Венди, для них ебля – это игра. И ни в коем случае я не хотел никаких серьезных отношений, а так, слегка позабавиться.

Что до Катрионы, то, как уже говорил, я встретил ее впервые за долгое время.

– Как Ларри? – спросил я и наклонился, приглядываясь, как бы достать частично блокированный шар.

Один косоглазый чувак сказал, что прямой не идет. Парень из булочной Крофорда начал орать:

– Эй, ты! Адмирал Нельсон хренов! Пусть играет без подсказок! Никаких советов со стороны!

– Ах, он… – отозвалась она, когда я ударом сбоку выбил шар и рикошетом о борт закатил в лузу. – Он снова угодил за решетку. А я вернулась к моей маме.

Я просто взглянул на нее.

– Он обнаружил, что я беременна, и съебался, – продолжала она. – Зависал с какой-то ебаной шлюхой.

Да уж не сомневаюсь, хотел было я выкрикнуть ей прямо в лицо, но промолчал.

И тут ее голос кокетливо зазвучал на высоких тонах, как было всегда, когда она чего-то хочет.

– Почему бы нам не выпить сегодня вечером, Джонни? За все, что было, типа? Мы же были такой хорошей парой, Джонни, ты и я. Все так говорили, помнишь? А помнишь, Джонни, как мы раньше ходили в «Бык и куст» на Лотиан-роуд?

– Да, почему бы и нет, – сказал я.

Дело в том, что я, по-моему, все еще любил ее и, видать, никогда по-настоящему не переставал любить. Да и «Бык и куст» мне нравился. Мне всегда там немного везло с «бандитом». Может, «бандита» уже и нового поставили, но все-таки.