Онлайн чтение книги Запретные удовольствия Forbidden Colors
Глава 4. ЛЕСНОЙ ПОЖАР В ДАЛЕКИХ СУМЕРКАХ

Как-то вечером в начале октября Юити поужинал и отправился в свой кабинет. Образ его единственного обитателя присутствовал здесь целомудренно, словно невиданная скульптура. Это было единственное место в доме, еще не оскверненное женщиной. Только здесь мог несчастный юноша вздохнуть свободно.

Бутылка с чернилами, ножницы, ваза с карандашами, ножик, словарь. Юити нравилось смотреть на них, ярко поблескивающих в свете лампы. Вещи одиноки. Пребывая в их счастливом обществе, Юити смутно предполагал, что определенно это было тем, что общество подразумевает под понятием «иэ» – дом, семейный круг. Чистый, неслышный смех этого круга – единственный атрибут взаимной защищенности…

Когда слово «атрибут» пришло ему на ум, он почувствовал боль. Внешнее спокойствие хозяйства Минами было подобно обвинению, брошенному ему. Улыбающееся лицо его матери, которая, к счастью, не страдала от своей болезни почек и не находилась в больнице, туманная улыбка Ясуко, которая витала на её лице день и ночь, этот покой… Все погружено в сон. Юити был единственным, кто не спал. Он испытывал искушение разбудить их ото сна. Но если он сделает это… Несомненно, его мать, Ясуко, даже служанка Киё проснутся. И с этого мгновения они станут его ненавидеть. Это было чем-то вроде предательства того, кто бодрствует, пока остальные спят. Ночной страж, однако, охраняет с помощью предательства. Предавая сон, он защищает его. О, этот ночной страж, защищающий истину рядом со спящими! Юити чувствовал ненависть к ночному стражу. Он ненавидел свою человеческую роль.

Время экзаменов миновало. Юити оставалось только просмотреть свои конспекты. История экономики, финансы, статистика – все его тетради с конспектами аккуратно стояли, исписанные крошечными иероглифами. Его друзья удивлялись аккуратности его записей, хотя это была механическая точность. По утрам в залитой осенним солнцем аудитории, среди возбуждения сотен скрипящих перьев, перо Юити автоматически вырисовывало похожие на типографские иероглифы, что было особенно характерно для почерка Юити.

Сегодня Юити в первый раз после свадьбы пошел на занятия. Колледж был реальным островком безопасности. А когда он вернулся, позвонил Сунсукэ. Из трубки слышался сухой, ясный, высокий голос старика:

– Давно не виделись. Ты не заболел? Я не хотел тебя беспокоить. Ты можешь пообедать со мной завтра? Мне бы хотелось пригласить и твою жену, но я предпочел бы услышать, как идут дела, поэтому на этот раз приходи один. Лучше не говорить ей, что ты идешь сюда. Ясуко сказала, что вы придете навестить меня в воскресенье. Тебе лучше в тот день сделать вид, что это твой первый визит ко мне после медового месяца. Итак, приходи завтра. В какое время? Ну, часов в пять. Там будет некто еще, кто хочет с тобой встретиться.

Когда Юити думал об этом телефонном звонке, у него возникло ощущение, будто большая надоедливая ночная бабочка стала биться о страницу учебника, которую он читал. Он закрыл тетрадь с конспектами.

– Еще одна женщина, – тихо произнес он.

Одного этого было достаточно, чтобы он почувствовал усталость.

Юити боялся ночи, как ребенок. Сегодня была ночь, когда он мог, по крайней мере, ощущать себя свободным от чувства долга. Он с наслаждением разляжется в своей постели, получит долгожданную награду в виде отдыха за то, что предыдущей ночью неоднократно исполнял супружеские обязанности. Он проснется на чистых, несмятых простынях. Это была величайшая из всех наград. Однако по иронии судьбы этой ночью ему было отказано в отдыхе из-за того, что ему напомнило о себе желание. Желание накатывало и отступало в темных уголках его натуры. Словно вода, лижущая берег, оно отступало, а затем спокойно прокрадывалось назад.

Гротескные, бесстрастные неоднократные соития. Холодная как лед игра чувственности, повторяющаяся снова и снова. Первая брачная ночь Юити была образцом попытки симулировать желание, изобретательной актерской игрой, которая обманывала неопытного зрителя. Короче говоря, исполнение роли оказалось успешным.

Сунсукэ подробно проинструктировал Юити о способах контрацепции, но Юити опасался, что эти методы помешают тому образу, для создания которого ему пришлось хорошо потрудиться, и он отказался от них. Рассудок говорил ему, что следует избегать зачатия. Но Юити гораздо больше боялся конфуза, который ему предстоит пережить, если он потерпит неудачу в соитии. Следующей ночью тоже, из какого-то суеверия, он решил, что успеху первой ночи способствовало то, что он не пользовался контрацептивами, и, опасаясь, что они могут стать препятствиями у него на пути, он повторил слепые действия первой ночи. На вторую ночь удачное исполнение роли стало правдивым изображением перевоплощения!

Когда Юити думал об этих рискованных ночах – холодных от начала и до конца, – которые ему каким-то образом удалось пережить, его бросало в дрожь. В первую ночь таинства в том самом отеле в Атами молодожены испытывали одинаковый страх. Пока Ясуко принимала ванну, он вышел на балкон, далеко не спокойный. В ночи лаяла собака.

Внизу, под отелем, располагался танцзал, огни которого освещали окрестности вокзала. Юити ясно слышал оттуда музыку. Он посмотрел пристальнее и смог разглядеть за окнами двигающиеся человеческие тени, останавливающиеся, когда прекращалась музыка. Юити чувствовал, как учащается его пульс. Он повторял про себя слова Сунсукэ, словно произносил заклинание: «Просто представь, что она – вязанка хвороста, подушка, бок туши, свисающий с крюка в лавке мясника».

Юити сорвал с себя галстук и привязал его, словно хлыст, к железным поручням балкона. Ему нужно было действовать, воспользоваться своей властью.

Наконец, когда свет погас, ему пришлось снова прибегнуть к силе воображения. Перевоплощение есть величайший акт созидательности. Однако погруженный в перевоплощение Юити чувствовал, что другого выхода, как перевоплощаться, у него нет. Инстинкты опьяняют человека с обыкновенным естеством, но его противоестественное, мучительное естество не опьянялось ни в малейшей степени.

«Парни, которые делают это, никогда не бывают в одиночестве ни до, ни после. Я одинок. Мне приходится все продумывать, а потом уже действовать. Каждый момент ожидает, затаив дыхание, команды от моего воображения. В холодных декорациях еще одной победы моей силы воли над инстинктом взмывает вверх радость женщины, будто крошечный пыльный смерч посреди этого одинокого пейзажа!»

Несмотря на все это, было неправильно, что в постели Юити отсутствовал другой красивый мужчина. Зеркало между ним и женщиной было просто необходимо. Без его помощи успех был сомнительным. Юити закрыл глаза и обнял женщину. Делая это, он мысленно обнимал собственное тело.

В темной комнате вместо двоих стало четверо. Половой акт настоящего Юити с мальчиком, в которого он превратил Ясуко, и соитие импровизированного Юити, воображающего, что он может полюбить женщину, с настоящей Ясуко, должны происходить одновременно. Из этого двойного видения фонтанировало временами призрачное удовольствие. Тотчас же оно сменялось безграничной усталостью. Юити несколько раз видел образ пустого школьного атлетического поля после уроков, когда на нём не видно ни души. В экстазе он бросался на землю. Этим кратковременным самоубийством заканчивался половой акт. Начиная со следующего дня такое самоубийство вошло в привычку.

Непреодолимая усталость и тошнота сопровождала второй день их медового месяца. Они поднялись в верхнюю часть городка, нависавшего над морем под опасным углом. Юити показалось, будто он выставляет напоказ людям свою удачу.

Они отправились на причал и развлечения ради смотрели в телескоп «три минуты за пять иен». Море было ясным. С вершины мыса справа они могли хорошо видеть беседку в парке Нисикигаура, ярко освещенную утренним солнечным светом. Какая-то парочка прошла через беседку и растворилась в сиянии островка буйной травы. Другая пара вошла в беседку. Два силуэта слились в один. Повернув телескоп вправо, они увидели мощенную камнем дорогу, ведущую вверх, по которой в разных местах поднималось несколько групп людей. Силуэты каждой группы были резко очерчены на каменной мостовой. Юити с огромным облегчением увидел, что эти одинаковые силуэты идут по его стопам.

– Они совсем как мы, правда? – сказала Ясуко.

Отойдя от телескопа, она оперлась о парапет, подставив лоб морскому бризу. Однако теперь, завидуя уверенности своей жены, Юити промолчал.

Возвращаясь от своих безрадостных мыслей к настоящему, Юити выглянул из окна. Из высоких окон открывался вид на Токио по другую сторону трамвайных рельсов и районов лачуг, ощетинившихся заводскими трубами. В ясные дни город, казалось, приподнимается чуть выше благодаря смогу. По ночам то ли из-за ночных смен, то ли из-за отсвета неоновых огней край неба над городом время от времени слегка окрашивался в красный цвет.

Однако киноварь сегодняшней ночи казалась несколько иной. Горизонт был явственно пьян. Поскольку луна еще не взошла, это опьянение выделялось в свете бледных звезд. И не только. Слабая киноварь трепетала. Разрисованная полосами дымного абрикосового цвета, она походила на загадочный флаг, развевающийся на ветру.

Юити узнал во всем этом пожар.

В то же время вокруг пламени было скопление белого дыма.

Красивые глаза юноши были затуманены желанием. Его плоть томно пульсировала. Он не знал почему, но он больше не мог там оставаться. Юити поднялся со стула. Он должен выйти на волю, должен избавиться от этого чувства. Он вышел из парадной двери и завязал пояс своего легкого темно-синего плаща, который носил поверх студенческой формы. Юити сказал Ясуко, что ему нужен справочник и что он собирается его найти, если сможет.

Юити спустился с холма и направился к остановке трамвая. Он поедет в центр города без какой-то определенной цели. Вскоре из-за угла выехал, дребезжа, освещенный вагон. Сидячих мест не оказалось, около дюжины стоящих пассажиров распределились вдоль прохода, прислонясь к окнам или держась за кожаные петли.

Юити прислонился к окошку и подставил пылающее лицо ночному ветру. Далекий пожар отсюда был не виден. А действительно ли это пожар? Не было ли это заревом какой-то скверной, более разрушительной катастрофы?

На следующей остановке вошли двое мужчин и прошли мимо него. Они могли видеть только спину Юити. Без всякой на то причины Юити внимательно их оглядел.

Одному было около сорока, он напоминал торгового приказчика и носил серую куртку, перешитую из костюмного пиджака. За ухом у него виднелся небольшой шрам. Тщательно причесанные волосы были отвратительно набриолинены, отчего сильно блестели. Землистого цвета щёки длинного овального лица покрывали густые волосы, похожие на морские водоросли. Другой, одетый в коричневый костюм, походил на обычного офисного работника. Лицом он напоминал крысу, хотя был чрезвычайно, мертвенно бледен. Его очки в поддельной черепаховой оправе коричневого цвета еще больше подчеркивали бледность. Возраста его Юити определить не мог.

Двое разговаривали приглушенными голосами, которые жужжали с отвратительной липкой интимностью и секретностью. Их разговор назойливо лез в уши Юити.

– Куда ты сейчас направляешься? – спросил человек в коричневом костюме.

– В последнее время мужчины довольно редко встречаются, – ответил приказчик. – Мне необходим кто-то. Когда наступают такие времена, я просто брожу поблизости.

– Ты идешь сегодня в парк X.?

– У него плохая репутация. Называй его по-английски «Park».

– О, извини. Там попадаются милые мальчики?

– Изредка. Лучше всего идти прямо сейчас. Позднее там только иностранцы.

– Я там давно не был. Хотя сегодня не получится.

– На нас с тобой профессионалы не будут смотреть с подозрением. Они ревниво относятся к тем, кто помоложе и посмазливее нас, потому что такие мешают их бизнесу.

Скрип тормозов прервал их разговор. Грудь Юити вздымалась от любопытства. Уродство этих родственных ему душ, однако, ранило его чувство собственного достоинства. Их мерзость ударяла прямо в то место, где гноилась его давно взлелеянная мука от ощущения себя не таким, как все. «По сравнению с ними, – думал он, – лицо Хиноки – почтенное и, по крайней мере, его уродство вполне мужское».

Трамвай прибыл на пересадочный пункт идущего в центр транспорта. Мужчина в куртке распрощался со своим приятелем и встал у двери. Юити проследовал за ним и вышел. Им двигало скорее чувство долга по отношению к себе, чем любопытство.

Перекресток оказался на удивление оживленным. Юити подождал следующего трамвая, держась как можно дальше от мужчины в куртке. В овощном магазинчике прямо перед ним в изобилии горами были сложены осенние фрукты под слишком ярким освещением. Здесь был виноград, пурпурный под темноватым налетом, его солнечное осеннее великолепие смешивалось с золотистой хурмой. Груши тоже лежали вместе с ранними недоспевшими оранжевыми апельсинами. Там были и яблоки. Горы фруктов, однако, были холодны, как трупы.

Мужчина в куртке бросил взгляд в сторону Юити. Их глаза встретились. Юити равнодушно отвел взгляд. Взгляд мужчины, невыносимо настойчивый, не дрогнул. «Неужели мне уготовано судьбой спать с этим человеком? По-видимому, у меня нет выбора». При этой мысли Юити бросило в дрожь. К этой дрожи примешивался какой-то нечистый гнилостный сладковатый привкус.

Подошел трамвай, и Юити быстро вошел в него. Возможно, во время своего прежнего разговора они не видели его лица. Нельзя, чтобы они сочли его за себе подобного. В глазах мужчины в серой куртке, однако, горело желание. Приподнявшись на цыпочки, он внимательно вглядывался, пытаясь отыскать лицо Юити. Совершенное лицо, бесстрашное лицо молодого волка, идеальное лицо…

Однако Юити стоял к нему спиной, облаченной в темно-синий плащ, и смотрел на плакат, нарисованный осенними красками: «Приезжайте на горячие источники Н. осенью!» Все рекламные объявления были одинаковы. «Онсэн, хотэру [26] Хотэру – гостиница в европейском стиле., комнаты на день или на неделю, вы можете здесь отдохнуть, посетите наши романтические гостиницы, у нас самые лучшие условия, самые низкие цены…» На одном плакате был силуэт обнаженной женщины на стене и пепельница с дымящейся сигаретой. «Остановитесь в нашем отеле – и вы запомните эту осеннюю ночь на всю жизнь», – гласила надпись.

Эта реклама наполнила Юити болью. Он приходил к неизбежному заключению, что обществом правит гетеросексуальность – этот бесконечно утомительный принцип правила большинства. Трамвай вскоре подошел к центру города и покатил под светом из окон учреждений, уже закрытых или собиравшихся закрыться. Прохожих было мало, вдоль улицы темнели деревья. Вагой остановился у парка. Юити вышел первым. К счастью, вместе с ним выходили многие. Тот человек оказался позади всех. Юити перешел улицу с другими и вошел в маленький угловой магазинчик напротив парка. Взяв журнал, словно собирался читать его, он внимательно осмотрел парк. Обеспокоенный мужчина стоял перед бэндзё – общественной уборной сразу за тротуаром. Он явно искал Юити. Мужчина вошел в туалет. Юити вышел из магазина и, пробираясь через поток движущегося транспорта, быстро перешел улицу. Туалет темнел под деревьями. Однако там ощущался намек на толпу, тихо передвигающуюся, бесшумно спешащую. Так бывает, к примеру, на общедоступном банкете, когда все двери и окна плотно закрыты, а слабые звуки музыки, звон тарелок, хлопки открываемых пробок едва различимы. На самом деле это была общественная уборная – бэндзё, окруженная облаком зловония. Насколько Юити мог заметить, никого не было видно.

Юити вошел в мутный, липкий свет туалета и увидел «офис», называемый так в среде посвященных. (В Токио таких важных мест было несколько.) Происходящая здесь молчаливая официальная процедура основывалась на подмигиваниях вместо документов, едва уловимых жестах вместо печатей, зашифрованных сообщениях вместо телефонов. Однако он не увидел ничего определенного, кроме группы, по крайней мере, из десяти мужчин – много для этого часа, – обменивающихся многозначительными взглядами.

Они все сразу увидели лицо Юити. Многочисленные глаза заблестели, уставились на него с завистью. Красивый молодой человек чувствовал, что от страха едва не разрывается на части. В движениях мужчин просматривался некий порядок, будто их останавливала сдерживающая сила, так что темп всех их движений казался тщательно отрегулированным. Они двигались словно клубок морских водорослей, медленно распутывающийся в воде.

Юити сбежал от двери туалета в укрытие кустов камелий в парке. По пути он видел то там, то тут огоньки сигарет на тропинках впереди. Влюбленные, которые прогуливались рука об руку по узким дорожкам в дальней части парка при свете дня или перед заходом солнца, и представить себе не могли, что через несколько часов эти дорожки будут использоваться совершенно для других целей. Теперь обнаруживалась другая сторона лица парка, не та, которой он был обращен в дневное время.

Так же как полуночный банкет людей мог бы стать финальным актом шекспировской пьесы с пиром для привидений, скамейка, где влюбленные из офисов небрежно посиживали, болтали и наслаждались природой, становилась по ночам тем, что можно было назвать «первоклассной сценой». Лестница из темного камня, которую ученики начальной школы на прогулке находили слишком крутой и по которой нужно было взбегать, чтобы не отстать от других, сменила своё название на «взлетно-посадочную полосу для мужчин». Длинная дорожка в дальней части парка стала называться «дорогой любви с первого взгляда». Все это ночные названия.

Полиция прекрасно знала обо всем, так как это был участок подведомственной территории. Но не существовало законов, с помощью которых его можно было бы уничтожить. В Лондоне и Париже парки служат такой же цели из практической необходимости, но разве это не знак некой иронической благотворительности, что такое общественное место, символизирующее принцип правила большинства, должно приносить пользу небольшому числу людей? Парк X. использовался как место встреч для людей такого сорта со времен последнего императора, когда часть его территории была военным плацем.

Юити, не зная всего этого, стоял у обочины «дороги любви с первого взгляда». Мужчины располагались в тени деревьев или прогуливались по тротуарам. Эта компания – выбирающая, жаждущая, преследующая, радостно ищущая, вздыхающая, мечтающая, бездельничающая, чувства которой подхлестывались наркотиком привычки, желания которой изменились до чего-то уродливого от неизлечимой эстетической болезни, – обменивалась пристальными печальными взглядами, когда её представители бродили под тусклым светом фонарей. В ночи множество открытых, жадных взглядов встречались и тонули друг в друге. У поворота дороги мужчины, рука об руку, плечом к плечу, глядя поверх плеча, когда ночной бриз тихо шелестел ветками, то появляясь, то исчезая, резко бросая оценивающие взгляды, пересекались в одном месте… Звуки насекомых и огоньки сигарет, мерцающие в темноте, усиливали тишину, столь обремененную чувством. Временами фары автомобилей, мелькающие снаружи или внутри парка, заставляли тени деревьев вздрагивать и на мгновение высвечивали фигуры до сих пор невидимых мужчин, стоящих там.

«Они – все мои товарищи по несчастью, – шагая, думал Юити. – Независимо от положения, рода занятий, возраста, красоты, они – братство, сплоченное одной эмоцией, так сказать, движимые своими половыми органами. Что за связь! Этим мужчинам не приходится спать друг с другом. С того дня, когда мы родились, мы спали друг с другом. В ненависти, в ревности, в скорби они сходятся вместе на краткий миг любви, просто чтобы немного отогреться.

Что это с походкой мужчины вон там? Его тело – само жеманство, его плечи сузились, его широкие бедра покачиваются, его шея изогнута под каким-то неестественным углом. Его походка напоминает перистальтику скольжения змеи. Ближе, чем родители или ребенок, ближе, чем жена, брат или сестра, они мои товарищи по несчастью… безнадежность – это своего рода спокойствие».

Отчаяние Юити слегка уменьшилось. Частично потому, что даже в такой большой группе себе подобных ни один не обнаруживал красоту, которая превосходила бы его красоту. «Все-таки, – думал он, – интересно, что произойдет с этим типом в куртке. Интересно, он все еще в туалете? Я так перепугался, что удрал, не увидев его. Не он ли стоит за этим деревом?»

Суеверный страх вернулся. Неужели, встретившись с этим мужчиной, он должен, в конце концов, переспать с ним? Чтобы унять беспокойство, Юити прикурил сигарету. В этот момент кто-то приблизился к нему с незажженной, возможно намеренно, сигаретой, сказав:

– Извините. Не дадите прикурить?

На вид это был молодой человек в хорошо сшитом сером двубортном костюме, изящной фетровой шляпе, галстуке по последней моде… Юити молча протянул ему сигарету Незнакомец повернул овальное лицо. Юити бросило в дрожь. Вздувшиеся вены на руках, глубокие морщины в уголках глаз принадлежали мужчине далеко за сорок. Брови были тщательно подведены черным карандашом, стареющая кожа покрыта слоем театрального грима. Его неестественно длинные ресницы тоже не могли быть настоящими.

Он выпучил и без того круглые глаза, как будто хотел что-то сказать. Однако Юити повернулся к нему спиной и пошел прочь. Когда он уходил, медленно, чтобы не показать, что спасается бегством от человека, который вызывал у него жалость, он увидел другого мужчину, который, по-видимому, намеревался подойти к нему. Еще человек пять или больше, независимо друг от друга, каждый с небрежным видом, сменили направление. Юити ясно понял, что один из них – человек в пиджаке. Он невольно ускорил шаг. Эти молчаливые поклонники, однако, преследовали его, словно вознамерились полюбоваться на такое красивое лицо.

Подойдя к каменной лестнице, Юити прикинул на глаз расстояние и счел, что путь к спасению ведет наверх. Он не знал ночного названия лестницы. Лунный свет озарял верхнюю площадку. Поднимаясь, Юити заметил, что кто-то спускается по лестнице ему навстречу, беспечно насвистывая. Это был мальчик в облегающем белом свитере. Юити посмотрел ему в лицо. Оказалось, что это тот самый юноша, которого он видел в ресторане.

– Ой! Большой брат! – сказал мальчик, протягивая руку, импульсивно подавшись к Юити.

Из-за неровной поверхности камней он резко покачнулся. Юити обхватил его за тонкую крепкую талию. Этот физический контакт произвел на него странный эффект.

– Ты помнишь меня? – спросил мальчик.

– Да, я тебя помню, – ответил Юити.

Он скрыл воспоминания о боли, которая беспокоила его при виде этого мальчика в день свадьбы. Их руки все еще оставались сомкнуты в рукопожатии. Юити чувствовал выпуклый узор кольца на мизинце мальчика. Это напомнило ощущение от грубого махрового полотенца, наброшенного ему на плечи товарищем по средней школе.

Молодые люди поспешили выйти из парка. Грудь Юити вздымалась. Он тащил мальчика, которого почему-то взял под руку, за собой. Оказавшись на той самой ночной дороге, где часто прогуливались влюбленные, они побежали.

– Зачем ты так торопишься? – спросил мальчик, еле переводя дыхание.

Юити покраснел и резко остановился.

– Тут нечего бояться. Ты просто не привык к этому, большой брат, не так ли? – спросил мальчик.

Три часа, которые они провели в гостинице с сомнительной репутацией, были для Юити словно купанием в горячем водопаде. Он больше не стеснялся, его душа была раздета донага в эти три опьяняющих часа. Как восхитительно обнажить своё тело до наготы! В тот момент, когда его душа скидывала и отбрасывала свои покровы и оставалась обнаженной, экстаз Юити был вознесен неистовством на такую высоту, что, казалось, для тела совсем не осталось места.

Тем не менее, нужно сразу пояснить, что не Юити соблазнил мальчика, скорее это мальчик соблазнил Юити. Другими словами, умелый продавец купил неумелого покупателя. Искушенность мальчика заставляла Юити неистово трепетать от удовольствия. Отражение неоновых иероглифов на оконных занавесках было похоже на пожар. В этих отраженных языках пламени купался двойной щит – красивая мужественная грудь Юити. Ночью какой-то странный озноб поразил его чувствительное к аллергии тело, и в нескольких местах на его груди крапивница выступила красными волдырями. Вздохнув, мальчик перецеловал все красные пятна один за другим.

Сидя на краю постели и натягивая брюки, мальчик спросил:

– Когда я увижу тебя снова?

На следующий день Юити должен был встретиться с Сунсукэ.

– Давай послезавтра. Однако лучше не в парке.

– Ты прав. Нам не нужно этого делать. С младенческих лет я страстно мечтал о мужчине, которого встретил сегодня ночью. Я никогда не видел такого прекрасного мужчину, как ты, большой брат. Наверное, мне тебя послал Бог, верно? Пожалуйста, пусть я тебе никогда не надоем!

Мальчик потерся острым затылком о плечо Юити. Юити погладил его шею кончиками пальцев и закрыл глаза. В это время он получал удовольствие от сознания, что в один прекрасный день сможет бросить своего первого любовника.

– Послезавтра, как только закроется ресторан, я приду. Тут поблизости есть кофейня, куда приходят только посвященные. Хотя она похожа на клуб, некоторые постоянные клиенты, которые ничего об этом не знают, заходят туда выпить кофе. Поэтому не будет ничего предосудительного, если мы встретимся там. Я нарисую тебе схему… Думаю, ты сразу найдешь. О, можешь теперь называть меня Эй-тян. А как называть тебя?

– Ю-тян.

– Красивое имя.

Юити был слегка раздражен этим комплиментом. Его шокировало, что мальчик чувствовал себя более непринужденно, нежели он сам.

Они расстались на углу улицы. Юити успел на последний троллейбус и поехал домой. Ни мать, ни Ясуко не спросили, где он был. Засыпая подле Ясуко, Юити в первый раз смог расслабиться. Он уже одержал победу. Предавшись этим удивительным греховным удовольствиям, он сравнивал себя с дзёро – проституткой, у которой счастливый отпуск подошел к концу и она теперь возвращалась к своему каждодневному занятию.

Однако в аналогии, которую он полушутя провел, скрывался более глубокий смысл. Это было первым впечатлением от неожиданного влияния, которое скромная безвольная Ясуко когда-нибудь окажет на своего мужа. Фактически, она выражала предчувствие возможного превосходства.

«Когда я сравниваю своё тело, простертое рядом с этим мальчиком, – думал Юити, – с моим телом, лежащим сейчас рядом с Ясуко, я чувствую себя дешевкой. Это не Ясуко отдается мне, это я отдаю ей своё тело, и я делаю это бесплатно. Я – бесплатная проститутка».

Подобные мысли самобичевания не причиняли ему боли, как прежде. Юити чувствовал, что они почему-то доставляют ему удовольствие. Усталый, он медленно погрузился в дремоту, как ленивая дзёро.