Онлайн чтение книги Горный путь Горний путь
АНГЕЛЫ

О лучезарных запою,

лазурь на звуки разбивая…

Блистает лестница в раю,

потоком с облака спадая.

О, дуновенье вечных сил!

На бесконечные ступени

текут волнующихся крыл

цветные, выпуклые тени.

Проходят ангелы в лучах.

Сияют радостные лики,

сияют ноги, и в очах

Бог отражается великий.

Струится солнце им вослед;

и ослепителен и сладок

над ступенями свежий свет

пересекающихся радуг…

Из пламени Господь их сотворил, и встали

они вокруг Него, запели, заблистали

и, ослепленные сияньем Божества,

расправили крыла и заслонились ими,

и очи вспыхнули слезами огневыми.

“Бог — лучезарная, безмерная Любовь!” —

шестикрылатые запели Серафимы;

метнулись, трепеща, приблизились и вновь

откликнулись, огнем божественным палимы,

и слезы райские из ангельских очей

свободно полились, блеснув еще светлей…

Одни на небесах остались, и звездами

их люди назвали. Они горят над нами,

как знаки Вечности… Другие — с высоты

упали в этот мир, и на земле их много:

живые отблески небесной красоты,

хвала, предчувствие сияющего Бога,

и пламенной любви блаженная тревога,

и вдохновенья жар, и юности мечты.

Они над твердью голубой,

покрыв простертыми крылами

Зерцало Тайн, перед собой

глядят недвижными очами

и созерцают без конца

глубокую премудрость Бога;

и, содрогаясь вкруг Творца

и нагибаясь, шепчут строго

друг другу тихое: “Молчи!”,

и в сумрак вечности вникают,

где жизней тонкие лучи

из мира в мир перелетают,

где загораются они

под трепетными небесами,

как в ночь пасхальную огни

свеч, наклонившихся во храме.

И бытие, и небосвод,

и мысль над мыслями людскими,

и смерти сумрачный приход —

все им понятно. Перед ними,

как вереницы облаков,

плывут над безднами творенья,

плывут расчисленных миров

запечатленные виденья.

Стоял он на скале высокой, заостренной…

     В широкой утопала мгле

земля далекая. Стоял он на скале,

     весь солнцем озаренный.

От золотых вершин равнину заслонив,

     клубились тучи грозовые,

и только вдалеке сквозь волны их седые

     чуть вспыхивал залив.

И на горе он пел, задумчиво-прекрасный,

     и видел под собой грозу,

извивы молнии, сверкнувшие внизу,

     и слышал гром неясный.

За тучей туча вдаль торжественно текла.

     Из трещин вылетели с шумом

и пронеслись дугой над сумраком угрюмым

     два царственных орла.

Густая пелена внезапно встрепенулась,

     и в ней блеснул просвет косой.

Прорвал он облака. Волшебно пред горой

     равнина развернулась.

И рощи темные, и светлые поля,

     и рек изгибы и слиянья,

и радуги садов, и тени, и сиянья —

     вся Божия земля!

И ясно вдалеке виднелась ширь морская,

     простор зеркально-голубой.

И звучно ангел пел, из мира в край иной

     неспешно улетая.

И песнь растаяла в блуждающих лучах,

     наполнила все мирозданье.

Величие Творца и красоту созданья

     он славил в небесах…

Заботлива Божественная мощь.

Ей радостный дивится небожитель.

Оберегает мудро Промыслитель

волну морей и каждый листик рощ.

Земных существ невидимый Хранитель,

послушных бурь величественный Вождь,

от молнии спасает Он обитель

и на поля ниспосылает дождь.

И ангелы глядят, как зреет нива,

как луг цветет. Когда ж нетерпеливо

мы предаемся гибельным страстям

и поздняя объемлет нас тревога,

слетает в мир посланник чуткий Бога

и небеса указывает нам.

Поведал ангел мне: порочная жена

для ветреных утех покинула супруга,

и вскоре умер он, жестокого недуга

недолгий, кроткий раб… Из-за морей она,

вину свою познав, тревожно возвратилась,

прощенья жаждала и только прах нашла…

Ночь беспросветная, печали ночь сошла.

Вдова бессонная рыдала и молилась,

томима памятью блистательных грехов,

и медленно брела по дому. Звон шагов,

скрип половиц гнилых в покоях одиноких,

все было как упрек, и слезы без конца

лились и сердце жгли. Исчез с ее лица

румянец радостный. В ее мольбах глубоких,

в дрожанье сжатых рук смерть ранняя была.

Тускнели впалые, заплаканные очи,

но скорбная душа ответа все ждала.

Воистину она раскаялась в те ночи!

И это видел Бог, и Он меня призвал

и чудо совершить позволил: я из рая

спустился в некий сад, могилу отыскал,

как вихорь, пролетел над гробовым крестом,

и сила дивная, мне данная Творцом,

вдохнула снова жизнь в безобразное тело…

Земля растрескалась. Могила опустела.

Передо мной стоял недавний труп, теперь —

широкоплечий муж; и я, взмахнув крылами,

“Иди!” сказал ему, и твердыми шагами

он к дому подошел, раскрыл бесшумно дверь,

вошел, как некогда, высокий, тихий, стройный,

благословил ее, в чело поцеловал

и вновь ушел во мрак с улыбкою спокойной.

Чу! Крыльев шум… и слуги сатаны

рассеялись пред ангелами Власти.

И в нас самих, как бурей, сметены

виденья зла, виденья темной страсти.

Шум крыльев, клик… Летят они, трубя,

могучие, багряно-огневые.

Стремясь, гремят их песни грозовые.

Летят они, все грешное губя.

Спускаются, неправых строго судят,

и перед ними падаем мы ниц.

Они блестят, как множество зарниц,

они трубят и души сонных будят.

Открыло им закон свой Божество,

Царь над царями грозно-величавый,

и в отблеске Его безмерной славы,

шумя, кружатся ангелы Его.

На чьем плече, как голубь, спит луна

и чья ладонь под облаком румяным?

Кем ставится стеклянная стена

перед волной, на берегу песчаном?

Гул наших струн, и жизни каждый вздох,

и бред земли — кто, кроме смертных, слышит?

Вот — ночь, вот — день; скажи, кто там колышет

кадило зорь? — Я вижу четырех:

на четырех цветных вершинах горных

они стоят, и ты не знаешь, чей

прекрасней лик, и тысяча очей

горят у них на крыльях нежно-черных.

Один — всю твердь, как чашу, поднимает,

отхлынуть тот велит волнам морским,

один — земле взывающей внимает,

тот — властвует над пламенем благим.

Поставь на правый путь! Сомнения развей…

Ночь давит над землей, и ночь — в душе моей.

     Поставь на правый путь.

И страшно мне уснуть, и бодрствовать невмочь.

Небытия намек я чую в эту ночь.

     И страшно мне уснуть.

Я верю, ты придешь, наставник неземной,

на миг, на краткий миг восстанешь предо мной.

     Я верю, ты придешь!

Ты знаешь мира ложь, бессилье, сумрак наш,

невидимого мне попутчика ты дашь.

     Ты знаешь мира ложь.

И вот подходишь ты. Немею и дрожу,

движенье верное руки твоей слежу.

     И вот отходишь ты.

Средь чуждой темноты я вижу путь прямой.

О, дух пророческий, ты говоришь, он — мой?

     Средь чуждой темноты…

Но я боюсь идти: могу свернуть, упасть.

И льстива, и страшна ночного беса власть.

     О, я боюсь идти…

“Не бойся: по пути ты не один пойдешь.

Не будешь ты один и если соскользнешь

     с высокого пути…” 

В часы полуночи унылой

отчетливее сердца стук,

и ближе спутник яснокрылый,

мой огорченный, кроткий друг.

Он приближается, но вскоре

я забываюсь, и во сне

я вижу бурю, вижу море

и дев, смеющихся на дне.

Земного, темного неверья

он знает бездны и грустит,

и светлые роняет перья,

и робко в душу мне глядит.

И веет, крылья опуская,

очарованьем тишины,

и тихо дышит, разгоняя

мои кощунственные сны…

И я, проснувшись, ненавижу

губительную жизнь мою,

тень отлетающую вижу

и вижу за окном зарю.

И падают лучи дневные…

От них вся комната светла:

они ведь — перья золотые

с его незримого крыла.