Онлайн чтение книги Имею скафандр, готов путешествовать Have Spacesuit - Will Travel
Глава 6

Мне бы млеть от причудливой романтики, но я был занят, как Элиза, переходящая замерзшую реку,^{24} а то, что хватало за пятки, было хуже гончих псов. Хотелось оглянуться, но нужно было удерживаться на ногах. Я не видел, куда ступаю; приходилось смотреть вперед и соизмерять каждый шаг, и я был внимателен, как дровосек на лесосплаве. Идти было не скользко, грунт шершавый — пыль и тонкий песок, а под ними голая скала. Пятидесяти фунтов веса оказалось достаточно для надежного сцепления подошв с почвой. Однако оставались триста фунтов массы; инерция надругивалась над приобретенными за жизнь рефлексами. Приходилось крениться перед малейшим поворотом, откидываться назад, зарываться ногами в песок, тормозя, и наклоняться вперед, набирая ход.

Я мог бы нарисовать диаграмму приложенных усилий, но что толку? Сколько времени младенец учится ходить? А новорожденный обитатель Луны учился ходить во время марш-броска, полуслепой, выкладываясь на максимально возможной скорости.

Так что у меня не было времени размышлять о невероятности происходящего.

Чибис перешла на рысь и все нажимала. Веревка то и дело натягивалась, я отчаянно старался идти быстрее и не падать при этом.

Мамми пропела в спину: «Все в порядке, Кип? Кажется, ты нервничаешь».

— Я… в порядке! Как… вы?

«Мне очень удобно. Не надорвись, дорогой».

— Ладно.

Оскар работал. Я потел от натуги и от солнца, но не нажимал рычажок, пока не заметил на индикаторе цвета крови, что начинается гипоксия. Система работала безупречно, при давлении в четыре фунта сочленения не досаждали; сказывались долгие часы тренировок на выгоне. Так что единственной моей заботой оставалось следить за скалами и искать колею вездехода.

Мы добрались до холмов примерно за двадцать минут. Первый же поворот, который Чибис сделала на этих кочках, застал меня врасплох, и я чуть не упал. Она притормозила и вошла в расселину. Остановилась; когда я подошел, мы соприкоснулись шлемами.

— Как ты?

— Нормально.

— Мамми, ты меня слышишь?

«Да, дорогая».

— Тебе удобно? Хорошо дышится?

«Совершенно. Наш Кип очень ко мне внимателен».

— Вот и отлично. Веди себя хорошо, Мамми. Слышишь меня?

«Конечно, дорогая», — каким-то образом в свою птичью трель она вложила снисходительный смешок.

— Кстати, о дыхании, — сказал я Чибис. — Давай-ка проверим твой баллон.

Я попытался заглянуть в ее шлем.

Она отвернулась, потом придвинулась опять.

— У меня все в порядке!

— Это ты так думаешь.

Я взялся за ее шлем обеими руками, но так и не смог увидеть приборную панель — на слепящем солнце заглядывать внутрь все равно, что пялиться в колодец.

— Что на приборах? — и не вздумай соврать!

— Не суй свой нос куда не надо.

Я развернул ее и глянул на манометры баллонов. Один был пуст, другой почти полон.

Я прижался к ее шлему.

— Чибис, — медленно сказал я, — сколько миль мы уже прошли?

— Около трех, я думаю. А что?

— Значит, нам идти еще миль тридцать?

— Если не тридцать пять. Кип, не психуй. Что один баллон пуст, я знаю; я переключилась на полный перед тем, как мы остановились.

— На одном баллоне ты не пройдешь 35 миль.

— Пройду… потому что я должна пройти.

— Послушай, у нас воздуха — полно. Я придумаю, как его тебе перекачать.

Я полностью погрузился в эту проблему, соображал, какие инструменты на поясе, что еще можно использовать.

— Кип, ты же знаешь, что невозможно подключить эти запасные баллоны к моему скафандру — так что заткнись!

«В чем дело, милые мои? Почему вы ссоритесь?»

— Мы не ссоримся, Мамми. Просто Кип нудит.

«Ну, ребята…»

Я сказал:

— Чибис, я согласен, что не смогу подключить баллоны к твоему скафандру… но я придумаю, как перезарядить твой баллон.

— Но… как, Кип?

— Оставь это мне. Я потренируюсь на пустом баллоне; если не получится, мы ничего не потеряем; если сработает, выигрываем.

— Сколько времени это займет?

— Десять минут, если повезет. Если нет — полчаса.

— Отпадает, — решила она.

— Ну, Чибис, не делай глупое…

— Я не делаю глупостей! Пока мы не дошли до гор, мы в опасности. До гор я дотяну. Вот когда мы не будем маячить, как жук на блюдечке, отдохнем и перезарядим мой пустой баллон.

Резонно.

— Вот и хорошо.

— Ты быстрее идти можешь? Если мы дойдем до гор, пока они нас не засекли, они нас никогда не найдут. Если нет…

— Быстрее — могу. Вот только эти чертовы баллоны…

— А-а, — она нерешительно остановилась. — Может, один скинешь?

— Что? Ну нет! Просто из-за них я теряю равновесие. Я раз десять чуть не кувыркнулся. Чибис, можешь связать их, чтобы они не болтались?

— Ой, конечно.

Уходя, я перекинул баллоны через шею, и они свешивались на грудь — не очень элегантно, но я торопился. Теперь Чибис прочно связала их с моими собственными баллонами. Мамми сидела у меня за спиной — наверняка ей было тесно, как на ярмарке. Чибис пропустила шнур под моим поясом и обвязала вокруг плеч. Она сказала, прикоснувшись шлемом:

— Надеюсь, теперь все нормально.

— А ты завязала плоский узел?

Она глянула и снова прижалась шлемом:

— Нет, женский, — виновато призналась она, — но теперь сделала плоский.

— Хорошо. Подоткни концы под пояс, чтобы я за них не зацепился, а то вспашем носом землю. Ты как?

— Угу, — сказала она медленно. — Только жалко тот кусочек жвачки, хоть он и был уже совсем старый. Все горло пересохло.

— Хлебни воды. Только немного.

— Кип! Не смешно.

Я уставился на нее.

— Чибис… в твоем скафандре нет воды?

— Ты что, чокнутый?

У меня челюсть отвисла.

— Но, детка, — беспомощно сказал я. — Что ж ты не набрала воды перед выходом?

— Ты о чем? В твоем скафандре что, есть емкость для воды?

Я потерял дар речи. Ее скафандр оказался прогулочным — для этих «живописных экскурсий среди несравненного величия древнего лика Луны», обещанных рекламой. Точно рассчитанные прогулки, не дольше получаса, разумеется, с гидом… Так зачем устанавливать в скафандры емкости для воды: не дай бог, какой-нибудь турист поперхнется, а кто-то, глядишь, откусит наконечник и утонет в собственном шлеме. Или еще что в том же духе. Да оно и дешевле.

Я задумался: чем еще чревата эта дешевая экипировка, — ведь от нее зависела жизнь Чибис.

— Извини, — виновато сказал я. — Послушай, я придумаю, как переправить тебе воды.

— Вряд ли что получится. Я не умру от жажды, пока мы не доберемся до места, так что перестань волноваться. Со мной все нормально. Просто жалко, что нет жвачки. Готов?

Ну… готов.

Холмы были всего лишь гигантскими наплывами лавы; их мы прошли быстро, хотя на неровностях пришлось осторожничать. Поверхность за холмами казалась ровнее, чем запад Канзаса. Равнина тянулась до близкого горизонта, за которым торчали блестящие на солнце горы. Они выделялись на черном небе, словно картонные. Я попытался вычислить расстояние до горизонта, зная, что радиус Луны тысяча миль, а глаз находится на высоте шести футов, но не смог сделать это в уме и пожалел, что при мне нет логарифмической линейки.^{25} Казалось, до горизонта не больше мили.

Чибис дождалась меня, прикоснулась шлемом.

— Все в порядке, Кип? Как ты, Мамми?

— Вполне.

«Все хорошо, дорогая».

— Кип, когда они меня тащили, от прохода в горах курс был на восемь градусов к северо-востоку. Я слышала, как они спорили, и подглядела в карту. Так что сейчас нам надо назад на запад, восемью градусами южнее… и если не учитывать нашу пробежку до холмов, выйдем примерно к проходу. Согласен?

— Звучит шикарно, — меня действительно впечатлило. — Чибис, ты, наверное, в прошлой жизни была индейцем-разведчиком! А может, самим Дэви Крокетом.^{26}

— Ф-фу! Уж в карте-то любой разберется, — сказала она польщенно. — Сверим компасы. У тебя какая поправка на Землю?

«Оскар, — мысленно сказал я, — ты меня подводишь. Только что я ей пенял, что в ее скафандре нет воды — а у тебя нет компаса».

Оскар запротестовал: «Обижаешь, начальник! Зачем мне компас на Второй космической? А насчет Луны вообще не было базара».

Вслух я произнес:

— Чибис, этот скафандр предназначен для работы на космических станциях. Какой толк от компаса в открытом космосе? Мне никто не обещал, что я попаду на Луну.

— Но… ладно, проехали, не реветь же по этому поводу. Ты можешь ориентироваться по Земле.

— А почему я не могу ориентироваться по твоему компасу?

— Не говори глупостей; он встроен в шлем. Так, минуточку…

Она повернулась к Земле, повертела шлемом в разные стороны. Потом снова прижалась шлемом.

— Земля точно на северо-западе… значит, наш курс — пятьдесят три градуса влево. Попробуй определиться. Угловой размер Земли два градуса, как тебе известно.

— Это мне еще до твоего рождения было известно.

— Не сомневаюсь. Некоторые без форы не могут.

— Тоже мне, академик нашелся…

— Ты первый начал грубить!

— Ладно… Оставим споры на потом. У тебя два шара форы.

— Очень надо! Ты еще не знаешь, как я могу…

— Уже составил представление.

«Ребята! Ребята!»

— Извини, Чибис.

— Тоже извини. Я слишком легко раздражаюсь. Скорее бы туда.

— Это точно. Я сориентируюсь.

Я посчитал градусы, ориентируясь на Землю. Зрительно сделал отметку, потом проверил еще раз, прикинув отношение пятидесяти трех градусов к девяноста. Результаты не совпали, и я попробовал найти какие-нибудь звезды, чтобы сориентироваться по ним. Говорят, что с Луны видны звезды даже днем. Видны, но с трудом. Солнце было у меня за спиной, но я стоял лицом к Земле, видимой в три четверти, и еще мешало ослепительное сверкание лунной поверхности. Поляризатор убирал часть блеска, но вместе с ним и свет звезд. Поэтому я взял среднее от моих результатов и отметил эту точку.

— Чибис? Видишь вон тот скуластый пик? Думаю, это довольно точный ориентир.

— Дай проверить, — она сверилась с компасом. — Верно, Кип. Наш курс правее всего на три градуса.

Я был польщен.

— Вперед?

— Да. За перевалом, точно на западе, будет станция Томбо.

До гор было около десяти миль; мы их быстро протопали. На Луне все получается быстро — если поверхность ровная и если держишь равновесие. Чибис все ускоряла шаг, пока мы не начали почти лететь, прыгая длинно и низко, по-страусиному — а вы сами знаете, что быстро бежать легче, чем медленно. После того как приспособишься, самым страшным казалось опрокинуться, налетев на скалу или угодив в яму. Серьезная опасность — на такой скорости легко оступиться. Я не боялся упасть; я был уверен, что Оскар выдержит. Но, упав на спину, я могу раздавить Мамми.

И я волновался за Чибис. Эти идиотские прогулочные скафандры не такие крепкие, как Оскар. Мне случалось читать о взрывной декомпрессии — вот уж чего не приведи увидеть. Особенно если это случится с маленькой девочкой. Но предупредить ее по радио я не осмеливался, хотя мы, наверное, уже вошли в радиотень, а если дернуть за бечевку, она может упасть.

Равнина начала повышаться, и мы пошли медленнее. Сначала мы еще шли, потом стали карабкаться вверх по склону, покрытому щебнем. Я споткнулся, но приземлился на ноги и легко поднялся — одна шестая гравитации имеет и преимущества, не только недостатки. Мы добрались до вершины, и Чибис завела нас в небольшую трещину. Она остановилась и прикоснулась шлемом:

— Эй, есть кто-нибудь? Вы как?

«Я в порядке, дитя мое».

— Разумеется, — согласился я, — правда, немножко вымотались. — Это было мягко сказано, но если уж Чибис выдерживала такой переход, то я просто обязан был сохранять форму.

— Можно отдохнуть, — ответила она, — и расслабиться. Я хотела побыстрее уйти с открытого пространства. А здесь нас никогда не найдут.

Я решил, что она права. Летящий мимо корабль сколопендеров может, конечно, нас засечь, если нижний обзор у них такой же хороший, как верхний, ведь возможно, что это переключается одной кнопкой.

И все же наши шансы возросли.

— Пора перезарядить твой баллон.

— Хорошо.

Нельзя было терять времени — полный баллон опустел более чем на треть, почти на половину. На нем до станции Томбо она не дотянет — простая арифметика. Так что я перекрестился и взялся за дело.

— Чибис, сможешь распутать эту колыбель для кошки?

Пока Чибис возилась с узлами, я собрался попить, но устыдился. Чибис, должно быть, уже язык жует, чтобы собственной слюной утолить жажду, — а я никак не мог сообразить, как переправить ей воду. Резервуар находился внутри моего шлема, и добраться до него было невозможно — от этого мы с Мамми погибли бы.

Если я выживу и стану инженером, я это исправлю!

Но потом я решил, что глупо не пить самому, если Чибис не имеет такой возможности — от меня зависят наши жизни. Так что я попил, съел три таблетки сублимированного молока, таблетку соли, потом еще попил. Мне сразу полегчало, но все же я надеялся, что Чибис ничего не заметила. Впрочем, она была занята шнуром, да и сквозь линзу шлема плохо видно.

Я снял пустой баллон со спины Чибис, тщательно проверил, убедился, что внешний клапан закрыт. Предполагается, что в месте соединения воздуховода со шлемом клапан односторонний, но я больше не доверял ее скафандру; возможно, там были еще какие-нибудь недоделки ради экономии. Я положил пустой баллон на землю рядом с полным, осмотрел их и выпрямился к Чибис.

— Отсоедини баллон слева у меня на спине.

— Зачем, Кип?

— Не твое дело, — я мог бы объяснить, но не хотел ввязываться в спор. В этом баллоне был чистый кислород; в других — кислородно-гелиевая смесь. Он был полнехонек, разве что чуть-чуть было потрачено прошлой ночью в Кентервиле. И уж если невозможно было заправить ее баллон полностью, лучше наполовину заправить его чистым кислородом.

Она умолкла и сняла баллон.

Я стал соображать, как уравнять давление в баллонах с несовпадающей резьбой. Почти без инструментов, в четверти миллиона миль от Земли сделать это как следует было невозможно, — и даже от того, что станция Томбо рядом, не делалось легче.

Но у меня был моток лейкопластыря.

В инструкции к Оскару говорилось о двух наборах первой помощи. Не знаю уж, что в них должно было быть; в инструкции значились только артикулы. Я так и не додумался, что могло быть полезным в наборе, носимом вне скафандра — возможно, шприц для подкожных инъекций, достаточно острый, чтобы проткнуть оболочку и вколоть человеку морфин, если припрет. Но раз я не знал, чем оснастить аптечку, я набил и внешнюю и внутреннюю всякими бинтами и катушками пластыря.

На него-то я и надеялся.

Я свел концы воздуховодов, оторвал кусок бинта и обмотал место соединения — липкое вещество могло потом помешать присоединить воздуховод к скафандру. Затем я замотал стык пластырем, наматывая очень плотно и тщательно, с запасом в три дюйма с каждой стороны. Если даже лента какое-то время устоит, выдержит ли она постоянный разрывающий напор? Я извел всю катушку, чтобы эта сила не разорвала стык в первую же секунду.

Я поманил Чибис, и мы сдвинули шлемы.

— Я сейчас открою клапан на полном баллоне. На пустом клапан уже открыт. Когда увидишь, что я начинаю закрывать клапан полного баллона, тут же закрывай клапан пустого. Поняла?

— Закрывать клапан вместе с тобой. Вас понял.

— Приготовься. Положи руку на клапан.

Я зажал перебинтованные воздуховоды в кулаке, стиснул как можно сильнее, положил другую руку на клапан. Если соединение порвется, мне снесет руку. Если фокус не выйдет, маленькой Чибис долго не прожить. Поэтому я вцепился изо всех сил.

Следя за обоими приборами, я чуть сдвинул клапан. Шланг воздуховода изогнулся; стрелка прибора на отметке «пусто» задергалась. Я открыл клапан полностью.

Одна стрелка скакнула влево, другая вправо. Обе быстро приближались к середине. «Давай!» — бессмысленно завопил я и начал закрывать клапан.

И почувствовал, что стык начал расходиться.

Шланги выскочили у меня из руки, но газа улетучилось немного. До меня дошло, что я завинчиваю уже плотно закрытый клапан. Свой клапан Чибис уже задраила. Обе шкалы показывали чуть меньше половины — теперь у Чибис был воздух.

Я вздохнул и понял, что все это время не дышал.

Чибис прижалась ко мне шлемом и сказала очень спокойно:

— Спасибо, Кип.

— Магазин Чартона к вашим услугам, мадам. Ваша сдача, мадам. Чаевых не нужно, мадам. Сейчас я тут приберусь, привяжешь меня, и пойдем.

— Теперь тебе придется нести только один лишний баллон.

— Ошибаешься, Чибис. Мы сможем проделать этот трюк пять или шесть раз, пока там еще шипит. — «Или пока держит пластырь», — добавил я про себя. Первое, что я сделал — это смотал ленту обратно на катушку. Если вы думаете, что это легко, попробуйте сами, когда вы в перчатках, а липкий слой стремительно засыхает.

Несмотря на бинт, липучка в стык проникла. Но сразу засохла, и легко отшелушилась. Мы взгромоздили на Чибис ее перезаряженный баллон, и я предупредил ее, что там чистый кислород.

— Уменьши давление и пользуйся обоими баллонами. Что там у тебя с цветом крови?

— Я нарочно поддерживаю режим дефицита кислорода.

— Дура! Сдохнуть решила? Жми рычажок! Доводи до нормального уровня!

Один из украденных мной баллонов мы взвалили мне на спину, два других (второй баллон и баллон с кислородом) привязали спереди и двинулись.

Земные горы не таят особых неожиданностей; о лунных горах этого не скажешь, ведь они образовывались без участия воды. Мы уперлись в расщелину, по отвесным стенкам которой невозможно было спуститься без веревки, а подняться вряд ли и с веревкой. С крючьями, карабинами, без скафандров, в Скалистых горах это бы оказалось нетрудно. Но в нашем положении… Чибис неохотно повела нас обратно. Вниз по щебню двигаться было куда сложнее — я съезжал на руках и коленях, а Чибис страховала меня веревкой. Я хотел было изобразить героя и подстраховать ее — и мы опять поругались.

— Перестань строить из себя галантного дурака, Кип! Ты прешь на себе четыре баллона и Мамми, а я козой прыгаю…

Я умолк.

Спустившись, она прикоснулась к моему шлему.

— Кип, — сказала она с беспокойством. — Я не знаю, что делать.

— В смысле?

— Я держалась немного к югу от следа вездехода. Я не хотела идти прямо по его колее. Но теперь мне кажется, что другого пути нет.

— Надо было раньше мне сказать.

— Но я хотела, чтобы они нас не нашли. Они в первую очередь будут искать нас по колее.

— М-м… да, — я глянул на гряду, которая нас остановила. На фотографиях лунные горы выглядят высокими, острыми и неровными; сквозь гермошлем они предстают невозможными.

Я снова прикоснулся к ее шлему.

— Мы могли бы поискать другой путь, — будь у нас время, воздух и ресурсы крупной экспедиции. Но нам придется идти прежним маршрутом. Куда?

— Чуть севернее… кажется.

Мы попытались пройти севернее вдоль подножий холмов, но путь оказался трудным и долгим. В конце концов мы вернулись на край равнины. Пришлось попрыгать, но мы не могли рисковать. Мы шли проворно, но не бежали, боялись пропустить следы вездехода. Я считал шаги и, когда дошел до тысячи, потянул за веревку. Когда Чибис остановилась, я сказал ей через шлем:

— Мы прошли уже полмили. Сколько еще осталось, как ты думаешь? Мы не могли пропустить колею?

Чибис посмотрела на горы.

— Не знаю, — призналась она. — Все другое.

— Заблудились?

— Ох… колея должна быть где-то впереди. Но мы уже далеко зашли. Хочешь повернуть?

— Чибис, я даже не знаю, где здесь почта.

— Что же нам делать?

— Думаю, надо идти вперед, пока ты не уверишься, что уткнулась в тупик. Высматривай проход, а я буду искать колею. Когда ты скажешь, что мы точно зашли слишком далеко, повернем назад. Мы не можем позволить себе метаться, как собака за кроликом.

— Ладно.

Я насчитал еще две тысячи шагов, то есть еще одну милю, когда Чибис остановилась.

— Кип? Дальше колеи быть не может. Горы здесь более высокие и ровные.

— Уверена? Подумай хорошенько. Лучше пройти лишние пять миль, чем чуть-чуть не дойти.

Она колебалась. Лицо ее было прижато к гермошлему, и я видел, что она хмурится. Наконец она сказала:

— Колеи впереди нет, Кип.

— Это решает дело. Назад, шагом марш! «Макдуф, начнем, кто первым крикнет: „Стой!“ — тот проклят будет!»^{27}

— «Король Лир».

— «Макбет». Что, спорим?

Колея была позади всего в полумиле — в первый раз я пропустил ее. Солнце светило мне в спину, и следы гусениц на голой скале с тончайшим слоем пыли были почти не видны — я и во второй раз чуть не прошел мимо.

Они повели нас прочь с равнины прямо в горы.

Без этих следов мы ни за что бы не перешли горы; Чибис была оптимистична, как ребенок. Дороги там не было; только гусеничный вездеход мог бы пройти. В некоторых местах путь был бы непосилен даже вездеходу, если бы кто-то еще раньше не взорвал куски скалы, перегораживавшие проход. Сомневаюсь, что Жирный и Тощий пробивали эту козью тропу; они, кажется, не любители тяжелой работы. Возможно, это была одна из исследовательских партий. Если бы мы с Чибис попытались пробить другую дорогу, мы бы там так и остались, как реликвии для будущих поколений туристов.

Однако где пройдет гусеничный транспорт, там и человек проползет. Это не прогулка, конечно; это тяжелый путь, все вверх, вверх и вверх — высматривай неустойчивые камни и следи, куда ставишь ногу. Иногда приходилось страховаться веревкой. Нудное и скучное занятие.

Когда Чибис израсходовала свой кислород, мы остановились, и я снова выровнял давление в баллонах, отдав на этот раз только четверть заправки — точно как Ахиллес и черепаха.^{28} Мы могли бы до бесконечности так делиться половинками, лишь бы пластырь выдержал. Он уже чуть держался, но давление было теперь вдвое меньше и мне удалось сдержать шланги, пока мы закрывали клапаны.

Должен сказать, что я переносил переход довольно легко. У меня была вода, пища, таблетки, декседрин. Последний очень помогал; как только я выдыхался, спасала живительная таблетка. У бедняжки Чибис не было ничего, кроме воздуха и отваги.

У нее не было даже системы охлаждения, как у меня. Поскольку она пользовалась дыхательной смесью с большим содержанием кислорода, вентиляция была меньшей, и ее не хватало для охлаждения тела; я напомнил Чибис, что надо беречь воздух для дыхания.

— Я знаю, Кип, — отозвалась она с обидой. — Стрелка как раз на красной отметке. Ты меня за дурочку держишь?

— О твоей жизни забочусь.

— Только не надо обращаться со мной как с ребенком. Ты, главное, ноги переставляй. Об остальном я сама позабочусь.

— Не сомневаюсь.

Мамми тоже все время уверяла, что все в порядке. Воздух у нее был тот же, что и у меня, но я не знал, что для нее представляло трудность. Подвесь человека за ноги — и он умрет через сутки, но для летучей мыши это приятный отдых; а ведь мы с летучими мышами двоюродные братья.

Пока мы карабкались, я все разговаривал с ней. Неважно, о чем; ее щебет действовал на меня как подбадривающие крики болельщиков. У бедной Чибис даже этого преимущества не было, только когда мы останавливались и разговаривали через шлемы — мы все еще не пользовались радио; даже в горах мы боялись привлечь внимание.

Мы снова остановились, и я отдал Чибис одну восьмую заправки. Липкая лента совсем испортилась; я сомневался, послужит ли она еще раз. Я сказал:

— Чибис, может быть, ты используешь свою кислородно-гелиевую смесь до конца, а я пока понесу этот баллон? Сбережешь силы.

— Я не устала.

— И воздуха будешь тратить меньше, если несешь меньше груза.

— У тебя руки должны быть свободными. Вдруг поскользнешься?

— Чибис, да я не в руках его понесу. Правый баллон у меня пустой; я его выброшу. Просто поменяемся баллонами, и у меня их будет по-прежнему четыре, да еще лучше уравновешенные.

— Хорошо. Только я понесу два баллона. Честно, Кип, вес ничего не значит. А если я истрачу всю кислородно-гелиевую смесь, чем буду дышать, пока мы заправляем баллон?

Я промолчал, что не был уверен, сумеем ли мы заправить то мизерное количество, что еще оставалось.

— Ну ладно, Чибис.

Мы поменяли баллоны, выкинули пустой в глубокую черную яму и продолжили путь. Не знаю, как далеко мы залезли, и сколько это продолжалось. Казалось, мы ползем несколько дней — хотя этого не могло быть с нашим запасом. Миля за милей, следуя вдоль колеи, мы вскарабкались по меньшей мере на 8 тысяч футов. За точность не ручаюсь, но я видел горы, высота которых мне известна. Можете сами посмотреть в справочнике — первая гряда к востоку от станции Томбо.

Карабкаться порядочно, даже при одной шестой g.

Путь казался бесконечным, потому что я не представлял ни пройденного расстояния, ни потраченного времени. Часы были у нас под скафандрами. В шлемах часов не было. Можно было определить время по Гринвичу, посмотрев на Землю. Но этого я не умел, к тому же большую часть времени Земли из-за гор не было видно. К тому же мы не знали, когда покинули корабль.

Чего еще не хватаю в скафандрах, так это зеркала заднего обзора. Конечно, не помешало бы еще окошко у подбородка, чтобы видеть, куда ставишь ногу. Но если выбирать, я бы предпочел зеркало заднего обзора. Обернуться невозможно; приходится поворачиваться всем телом. Каждые несколько секунд мне хотелось посмотреть, нет ли погони, — но я не мог позволить себе тратить на это силы. Всю эту кошмарную гонку мне казалось, что они наступают нам на пятки, чудилась рука сколопендера на плече. Я все прислушивался к звуку шагов, хотя в вакууме их все равно не услышишь.

Будете покупать скафандр, потребуйте, чтобы его оснастили зеркалом заднего обзора. Пусть вам не потребуется убегать от сколопендеров, но даже лучший друг, наступающий вам на пятки, действует на нервы. Да, захватите зонтик от солнца. Оскар старался изо всех сил, да и в Йорке делают кондиционеры на совесть, — но Солнце, не смягченное атмосферой, палит нещадно, а я не смел тратить воздух просто для охлаждения, во всяком случае, не больше, чем Чибис.

Становилось все жарче, с меня тек пот, все тело зудело, но почесаться было невозможно. Пот затекал в глаза, и их жгло. Чибис, должно быть, уже сварилась. Даже когда колея проходила по глубоким расщелинам, освещенным только отраженным светом, расщелинам настолько темным, что приходилось включать прожекторы на шлемах, — все равно было жарко. Когда же мы снова выбирались на солнце, жара становилась почти невыносимой. Искушение нажать подбородком на клавишу, впустить воздух и дать ему охладить тело, было слишком велико. Желание охладиться становилось важнее необходимости дышать.

Если бы я был один, я бы, наверное, так и сделал — и умер. Но Чибис приходилось хуже, чем мне. И раз она до сих пор выдержала, я обязан был тоже выдержать.

Раньше я удивлялся, как мы могли заблудиться так близко от места обитания человека — и как хитроумно чудовища спрятали свою базу всего в 40 милях от станции Томбо. Что ж, теперь у меня было время поразмыслить. Оглядывая лунную поверхность, я понял причину.

В сравнении с Луной Арктика просто кишит людьми. Площадь Луны примерно с Азию — а людей там меньше чем в Кентервиле. Могло пройти столетие, пока исследовали бы равнину, где обосновались сколопендеры.

С пролетающей ракеты ничего нельзя заметить, даже если бы база не была замаскирована. Пешком человек в скафандре туда не сунется. Человек в вездеходе наткнулся бы на эту базу только случайно, даже если бы пробрался нашим путем и исколесил бы всю равнину.

Существовали еще фотографии, которые делал лунный картографический спутник, но слишком мала вероятность, что служащий в Лондоне отметил бы крошечную разницу между двумя кадрами. Возможно, отметил бы. Еще через несколько лет кто-нибудь, возможно, попытался бы разобраться — если не помешает что-то более срочное в этом деле первопроходцев, где необыкновенно и срочно — все.

Что же до радарных наблюдений — так необъясненных радарных наблюдений хватало еще до моего рождения.

Сколопендер мог здесь сидеть — ближе к станции Томбо, чем Даллас к Форт Ворс — тихо как мышь, и ни о чем не беспокоиться. Слишком много квадратных миль, слишком мало людей.

Невероятно много квадратных миль… нашим миром стали острые сверкающие скалы и темные тени, и черное небо, и бесконечное переступание ногами.

И все же теперь мы скорее спускались, чем поднимались, и в конце концов за поворотом открылась раскаленная блестящая равнина. Непостижимо далеко впереди были горы; даже с высоты тысячи футов казалось, что они лежат за линией горизонта. Я смотрел на эту равнину, слишком вымотанный, чтобы радоваться, потом взглянул на Землю и попытался найти запад.

Чибис прикоснулась шлемом:

— Вон там, Кип.

— Где? — она указала, и я уловил отблеск серебристого купола.

Мамми издала трель у меня за спиной:

«Что там, ребята?»

— Станция Томбо, Мамми.

Ответом было ободряющее щебетание — мы хорошие ребята, и она знала, что мы справимся.

До станции было, наверное, миль десять. Расстояния там трудно оценить — этот странный горизонт, нет ориентиров, — я даже не понял, какого размера купол.

— Чибис, попробуем связаться по радио?

Она повернулась и посмотрела назад. Я тоже вгляделся; мы были совершенно одни.

— Давай рискнем.

— На какой частоте?

— На той же. Космические частоты. Наверное.

Я попробовал.

— Станция Томбо. Станция Томбо, прием. Вы меня слышите?

Потом попыталась Чибис. Я перебрал все частоты рации. Безуспешно.

Я переключился на направленную антенну, ориентируясь на отблеск купола. Никакого ответа.

— Мы зря теряем время, Чибис. Вперед.

Она медленно повернулась. Я чувствовал ее разочарование — сам дрожал от возбуждения. Я догнал ее и прикоснулся к шлему.

— Не расстраивайся, Чибис. Не могут же они сидеть на приеме весь день напролет. Станцию мы видим, теперь дойдем.

— Я знаю, — скучно сказала она.

Тронувшись с места, мы сразу потеряли из виду станцию Томбо, не только из-за поворотов, но и потому, что она скрылась за горизонтом. Я вызывал их, пока еще оставалась какая-то надежда, потом отключился, экономя дыхание и батареи.

Мы прошли почти половину спуска, когда Чибис замедлила шаг, остановилась, осела на землю и замерла.

Я заспешил к ней:

— Чибис!

— Кип, — вяло сказала она. — Можешь привести кого-нибудь? Пожалуйста? Ты знаешь дорогу. Я подожду здесь. Пожалуйста, Кип?

— Чибис! — рявкнул я. — Вставай! Ты должна идти.

— Н-н-н…не могу, — она заплакала. — Я так хочу пить… и ноги… — она потеряла сознание.

— Чибис! — я потряс ее за плечо. — Нельзя так! Мамми! Скажи ей!

Веки Чибис дрогнули.

— Еще, Мамми! — я отпустил Чибис и взялся за дело. Гипоксия сшибает человека мгновенно, как удар в подбородок. Мне не нужно было смотреть на ее указатель цвета крови, чтобы определить, что он показывает «опасность»; это было видно по манометрам. Кислородный баллон был пуст, второй баллон почти пуст. Я закрыл выпускные клапаны, переключил клавишу под подбородком Чибис на внешнее управление и выпустил в ее шлем остатки кислородно-гелиевой смеси. Когда ее скафандр начал раздуваться, я перекрыл поток воздуха и чуть-чуть приоткрыл один из выпускных клапанов. И только после этого я закрыл блокирующие клапаны и снял опустевший баллон.

И уперся в дурацкую проблему.

Чибис слишком хорошо приторочила баллоны; я не мог дотянуться до узла! Левой рукой я его нащупывал, но правой не дотягивался. Мне мешал висящий спереди баллон — а одной рукой узел не развяжешь.

Я заставил себя не паниковать. Нож — ну конечно! — у меня есть нож. Старый скаутский нож с поясной петлей, на ней он сейчас и висел. Только крепления на поясе Оскара были такие широкие, что мне пришлось натягивать петлю с усилием, и теперь она не снималась. Я вертел нож до тех пор, пока петля не лопнула.

Я никак не мог открыть маленькое лезвие. У перчаток скафандра нет ногтей.

Я сказал себе: Кип, хватит бегать по кругу. Это просто. Все, что тебе нужно сделать — это открыть нож. И ты обязан это сделать — потому что Чибис задыхается. Я оглянулся вокруг в поисках обломка камня… чего угодно, чем можно подцепить, как ногтем. Потом проверил инструменты на поясе.

Пригодился геологический молоток, его узкой кромкой можно было подцепить лезвие. Я отрезал веревку.

Но этого было мало. Мне необходимо было добраться до баллона на спине. Когда я выкинул пустой баллон и поставил себе последний полный, то сразу подключил его и сэкономил почти половину другого баллона. Я рассчитывал сберечь его на крайний случай и поделить с Чибис. И вот этот случай пришел — у нее кончился воздух. У меня в одном баллоне воздуха тоже почти не было, зато в этом было ползаправки — плюс одна восьмая или чуть меньше в баллоне с чистым кислородом (максимум, на что можно было надеяться после моих перекачек). Я хотел поднять Чибис на ноги, отдав ей сразу четверть заправки кислородно-гелиевой смеси — ее и хватит дольше, и охлаждает она лучше.

Настоящее донкихотство, подумал я. И двух секунд не понадобилось, чтобы понять, что ничего не получится.

Я не мог снять этот баллон со спины!

Возможно, если бы я не переделывал крепления под нерегулируемые баллоны, я бы справился. В инструкции говорилось: «Закиньте руку за противоположное плечо, закройте блокирующие клапаны баллона и шлема, отсоедините хомут…» У меня не было никакого хомута; вместо него были стропы. Но в любом случае не думаю, что можно закинуть руку за плечо в скафандре под давлением и при этом еще что-то делать. Наверное, это писано какой-нибудь канцелярской крысой. Может, даже наблюдавшей, как кто-то проделывает этот трюк, например, один из тех фокусников, которые могут выворачивать свои плечи из суставов. Но спорю на полную заправку кислорода, что монтажники на Второй космической станции делали это, как мы с Чибис, помогая друг другу, — либо заходили в помещение и шлюзовались.

Если доведется, я это изменю. Ко всем принадлежностям в скафандре должен быть доступ спереди — там должны находиться все клапаны, хомуты, все остальное, даже если нужно поменять что-то сзади. Мы ведь не похожи на сколопендеров, у которых глаза повсюду, а руки сгибаются в десяти местах; мы можем делать что-то, лишь глядя вперед — тем более в скафандре.

А еще под подбородком должно быть окошко, чтобы видеть, что делаешь! На бумаге-то все может выглядеть гладко, а на деле начинаются сложности.

Однако я не тратил времени на сетования; в пределах досягаемости у меня была одна восьмая часть заправки. За нее-то я и ухватился.

Моя жалкая, хорошо послужившая липкая лента превратилась уже в мусор. С бинтом я не стал возиться. Если лента вообще прилипнет, я уже буду счастлив. Я держал ее осторожно, как сусальное золото, стараясь намотать ее поплотнее, и остановился, только чтобы полностью закрыть выпускной клапан Чибис, когда мне показалось, что ее скафандр съеживается. Когда я закончил, пальцы у меня дрожали.

Без Чибис я не мог закрыть клапан. Пришлось одной рукой зажать разваливающийся стык, другой — открыть пустой баллон Чибис. Потом я быстро наклонился, открыл баллон с кислородом, схватил клапан баллона Чибис и взглянул на приборы.

Две стрелки качнулись друг к другу. Когда их движение замедлилось, я начал закрывать ее баллон — и тут лента отлетела.

Я успел закрыл клапан; из баллона Чибис пропало совсем немного газа. Содержимое другого быстро улетучивалось. Я, не теряя времени, отодрал обрывки ленты, убедился, что соединение чистое, приладил этот чуть заполненный баллон обратно к скафандру Чибис, открыл блокирующие клапаны.

Ее скафандр начал наполняться. Я чуть приоткрыл один из выпускающих клапанов и прижался к ней шлемом.

— Чибис! Чибис! Слышишь меня? Проснись, детка! Мамми! Разбуди ее!

— Чибис!

— Да, Кип?

— Проснись! Подъем, чемпион! Вставай! Солнышко, пожалуйста , проснись.

— А? Помоги мне снять шлем… я не могу дышать.

— Можешь. Надави на рычажок подбородком — почувствуй воздух, попробуй воздух. Свежий воздух!

Она обессиленно попыталась; я подтолкнул ее, помогая снаружи.

— Ой!

— Вот видишь? У тебя есть воздух. Полно воздуха. Теперь вставай.

— Давай я здесь полежу. Ну пожалуйста.

— Нет! Ты капризная, противная, испорченная девчонка — если ты не встанешь, никто не будет любить тебя. Мамми не будет любить тебя. Мамми! Скажи ей!

«Вставай, доченька».

Чибис попробовала. Я помогал ей, пока она пытатась встать. Она дрожала и цеплялась за меня, а я держал ее, чтобы она не упала.

— Мамми? — слабым голосом проговорила она. — Я смогла встать. Ты… все еще меня любишь?

«Да, дорогая!»

— У меня голова кружится… кажется, я… не смогу идти.

— И не надо, солнышко, — ласково сказал я и поднял ее на руки. — Больше идти не надо.

Она почти ничего не весила.

Мы спустились с холмов. Отчетливая в пыли колея вездехода вела точно на запад. Я убавлял подачу воздуха, пока стрелка индикатора цвета крови не зависла рядом с отметкой «опасность». Я удерживал ее там, двигая подбородком, только когда стрелка переползала эту отметку. Похоже, разработчик оставил какой-то запас, как в индикаторах уровня топлива. Я велел Чибис не спускать глаз с этого прибора и удерживать стрелку на краю опасной зоны. Она обещала, а я ей то и дело напоминал. Ее шлем был прижат к моему наплечнику, так что мы могли говорить.

Я считал шаги и через каждые полмили просил Чибис вызывать станцию Томбо. Станция была за горизонтом, но у них могла быть высокая антенна.

Мамми тоже разговаривала с Чибис — обо всем, лишь бы она опять не потеряла сознание. Это экономило мне силы и поднимало всем настроение.

Через некоторое время я заметил, что моя стрелка снова сместилась в красную область. Я шлепнул по рычажку и подождал. Ничего не произошло. Я снова надавил, стрелка медленно перешла на белое поле.

— Как у тебя с воздухом, Чибис?

— Нормально, Кип, нормально.

Оскар взывал ко мне. Я моргнул и заметил, что моя тень исчезла. Раньше она ложилась передо мной под углом к колее. Колея была на месте, а тени не было. Это меня огорчило, и я оглянулся посмотреть, куда же она подевалась. Она была позади. Проклятая тварь пряталась от меня. В игрушки вздумала играть!

«Так-то лучше!» — сказал Оскар.

— Здесь внутри жарковато, Оскар.

«Думаешь, снаружи прохладнее? Следи, парень, за тенью — и за колеей».

— Ладно, ладно! Не учи. — Я решил, что не позволю этой тени снова исчезнуть. От меня — прятаться? Ха! — Здесь внутри чертовски мало воздуха, Оскар.

«А ты дыши не так глубоко, старик. Мы справимся».

— Сейчас я дышу где-то на уровне носков.

«Так дыши на уровне рубашки».

— Вроде бы там корабль пролетел?

«Откуда мне знать? Глаза-то у тебя».

— Не умничай. Мне не до шуток.

Я сидел, держа Чибис на коленях, а Оскар действительно вопил — и Мамми тоже.

«Вставай, толстая обезьяна! Вставай и пытайся ».

«Вставай, Кип, милый! Осталось всего чуть-чуть».

— Просто хочу отдышаться.

«Хорошо, а теперь вызывай станцию Томбо».

Я сказал:

— Чибис, вызывай Томбо.

Она молчала. От испуга я очухался.

«Станция Томбо, прием! Прием! — я поднялся на колени, встал на ноги. — Станция Томбо, слышите меня? Помогите! Помогите!»

Мне ответили: «Вас слышу!»

«Помогите! May-day!^{29} Умирает девочка! Помогите!»

Вдруг у меня прямо перед глазами очутились огромные блестящие купола, высокие башни, радиотелескопы, гигантская камера Шмидта. Я запинаясь, шагнул вперед.

May-day!

Открылся огромный люк, из него выбрался вездеход. Голос в наушниках сказал: «Мы идем. Оставайтесь на месте. Конец связи».

Вездеход остановился около меня. Из него выбрался человек, подошел и прижался шлемом. Я выдохнул:

— Помогите мне втащить ее внутрь!

В ответ я услышал:

— Ты причинил мне неудобства, браток. Не люблю тех, кто причиняет мне неудобства.

Вслед за ним из вездехода выбрался другой, побольше и потолще. Тот, что был поменьше, поднял какую-то штуку, похожую на фотоаппарат, и направил ее на меня. Это последнее, что я помню.