Онлайн чтение книги
Летние травы. Японские трехстишья
БАСЁ
Отцу, потерявшему сына
Поник головой до земли,
Словно весь мир опрокинут вверх дном,
Придавленный снегом бамбук.
Покидая родину
Облачная гряда
Легла меж друзьями… Простились
Перелетные гуси навек.
* * *
Роща на склоне горы.
Как будто гора перехвачена
Поясом для меча.
* * *
Майских дождей пора.
Словно море светится огоньками
Фонари ночных сторожей.
* * *
Иней его укрыл,
Стелет постель ему ветер.
Брошенное дитя.
* * *
Сегодня «травой забвенья»
Хочу я приправить мой рис,
Старый год провожая.
* * *
В небе такая луна,
Словно дерево спилено под корень:
Белеется свежий срез.
* * *
Желтый лист плывет.
У какого берега, цикада,
Вдруг проснешься ты?
* * *
Все выбелил утренний снег.
Одна примета для взора
Стрелки лука в саду.
* * *
Как разлилась река!
Цапля бредет на коротких ножках
По колено в воде.
* * *
Тихая лунная ночь…
Слышно, как в глубине каштана
Ядрышко гложет червяк.
* * *
На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер.
* * *
Во тьме безлунной ночи
Лисица стелется по земле,
Крадется к спелой дыне.
* * *
Кишат в морской траве
Прозрачные мальки… Поймаешь
Растают без следа. [6]Прозрачные мальки… Поймаешь — растают без следа — Мальки так прозрачны, что кажутся поэту льдинками: вот-вот растают…
Весной собирают чайный лист
Все листья сорвали сборщицы…
Откуда им знать, что для чайных кустов
Они — словно ветер осени!
В хижине, крытой тростником
Как стонет от ветра банан,
Как падают капли в кадку,
Я слышу всю ночь напролет.
В день высокого прилива [7]День высокого прилива приходится на третий день третьего месяца по лунному календарю. Картинка сельского быта на морском побережье: в то время как рыбачки собирают морских моллюсков на берегу, крестьяне ищут съедобных улиток на заливных рисовых полях.
Рукава землею запачканы.
«Ловцы улиток» весь день по полям
Бродят, бродят без роздыха.
Ответ ученику [8]Ответ ученику. — Это стихотворение — своего рода отповедь поэту Кикаку. Намекая на известную пословицу «У каждого свой вкус, иной червяк и полынь ест», Кикаку утверждал за поэтом право на исключительность.
А я — человек простой!
Только вьюнок расцветает,
Ем свой утренний рис.
* * *
Ива склонилась и спит.
И кажется мне, соловей на ветке
Это ее душа.
* * *
Топ-топ — лошадка моя.
Вижу себя на картине
В просторе летних лугов.
* * *
Далекий зов кукушки
Напрасно прозвучал. Ведь в наши дни
Перевелись поэты.
Стихи в память поэта Сэмпу
К тебе на могилу принес
Не лотоса гордые листья
Пучок полевой травы.
Грущу, одинокий, в хижине, похоронив своего друга — монаха Доккая
Некого больше манить!
Как будто навеки замер,
Не шелохнется ковыль. [9]Не шелохнется ковыль. — Имеется в виду несколько похожий на него мискант (miscanthus sinesis) — длинный стебель с метелкой.
В доме Кавано Сёха стояли в надтреснутой вазе стебли цветущей дыни, рядом лежала цитра без струн, капли воды сочились и, падая на цитру, заставляли ее звучать [10]В доме Кавано Сёха… — Басё, следуя старинному обычаю, нередко предпосылал стихам небольшие вступления, написанные лирической прозой. Здесь приводятся лишь немногие, наиболее интересные из них. Отдельные краткие вступления пояснительного характера принадлежат переводчику. Кавано Сёха был мастером чайной церемонии. Эстетика чайных церемоний была направлена на то, чтобы заставить забыть о «суетном мире».
Стебли цветущей дыни.
Падают, падают капли со звоном…
Или это — «цветы забвенья»?
* * *
В тесной хибарке моей
Озарила все четыре угла
Луна, заглянув в окно.
Недолгий отдых в гостеприимном доме
Здесь я в море брошу наконец
Бурями истрепанную шляпу,
Рваные сандалии мои.
* * *
Послышится вдруг «шорх-шорх».
В душе тоска шевельнется…
Бамбук в морозную ночь.
На чужбине
Тоненький язычок огня,
Застыло масло в светильнике.
Проснешься… Какая грусть!
* * *
Ворон-скиталец, взгляни!
Где гнездо твое старое?
Всюду сливы в цвету.
* * *
Встречный житель гор
Рта не разомкнул. До подбородка
Достает ему трава.
* * *
На луну загляделись.
Наконец-то мы можем вздохнуть!
Мимолетная тучка.
* * *
Как свищет ветер осенний!
Тогда лишь поймете мои стихи,
Когда заночуете в поле.
* * *
И осенью хочется жить
Этой бабочке: пьет торопливо
С хризантемы росу.
* * *
Цветы увяли.
Сыплются, падают семена,
Как будто слезы…
* * *
Порывистый листобой
Спрятался в рощу бамбука
И понемногу утих.
На Новый год
Сколько снегов уже видели,
Но сердцем не изменились они
Ветки сосен зеленые!
* * *
Внимательно вглядись!
Цветы «пастушьей сумки»
Увидишь под плетнем.
Смотрю в окно после болезни
Храма Каннон там, вдалеке,
Черепичная кровля алеет
В облаках вишневых цветов.
* * *
О, проснись, проснись!
Стань товарищем моим.
Спящий мотылек!
Памяти друга
На землю летят,
Возвращаются к старым корням…
Разлука цветов!
* * *
Старый пруд.
Прыгнула в воду лягушка.
Всплеск в тишине.
Другу, уехавшему в западные провинции
Запад, Восток
Всюду одна и та же беда,
Ветер равно холодит.
Хожу кругом пруда
Праздник осенней луны.
Кругом пруда, и опять кругом,
Ночь напролет кругом!
Кувшин для хранения зерна
Вот все, чем богат я!
Легкая, словно жизнь моя,
Тыква-горлянка.
* * *
Этой поросшей травою
Хижине верен остался лишь ты,
Разносчик зимней сурепки.
* * *
Первый снег под утро.
Он едва-едва пригнул
Листики нарцисса.
* * *
Вода так холодна!
Уснуть не может чайка,
Качаясь на волне.
* * *
С треском лопнул кувшин:
Ночью вода в нем замерзла.
Я пробудился вдруг.
* * *
Базар новогодний в городе.
И мне бы его посетить хоть раз!
Купить курительных палочек.
* * *
Луна или утренний снег…
Любуясь прекрасным, я жил, как хотел.
Вот так и кончаю год.
Уезжающему другу
Друг, не забудь
Скрытый незримо в чаще
Сливовый цвет!
* * *
Эй, мальчики-пастухи!
Оставьте же сливе немного веток,
Срезая хлысты.
* * *
Морская капуста легче…
А носит торговец-старик на плече
Корзины тяжелых устриц.
* * *
Облака вишневых цветов!
Звон колокольный доплыл… Из Уэно
Или Асакуса? [11]Звон колокольный доплыл… Из Уэно или Асакуса? — Уэно, Асакуса — разные районы города Эдо (Токио). Цветут вишни, в воздухе стоит дымка, даже звон колокола кажется смутным, приглушенным. Не поймешь, где он прозвучал.
* * *
В чашечке цветка
Дремлет шмель. Не тронь его,
Воробей-дружок!
* * *
Аиста гнездо на ветру.
А под ним — за пределами бури
Вишен спокойный цвет.
* * *
Долгий день напролет
Поет — и не напоется
Жаворонок весной.
Другу, который отправляется в путь
Гнездо, покинутое птицей…
Как грустно будет мне глядеть
На опустелый дом соседа.
* * *
Над простором полей
Ничем к земле не привязан
Жаворонок звенит.
* * *
Майские льют дожди. [12]Майские льют дожди. — Пятый месяц по лунному календарю (май июнь) в Японии — время сезонных дождей (самидарэ).
Где-то лопнул на бочке обод?
Звук неясный ночной…
Овдовевшему другу
Даже белый цветок на плетне
Возле дома, где не стало хозяйки,
Холодом обдал меня.
* * *
Пойдем, друзья, поглядим
На плавучие гнезда уток
В разливе майских дождей!
* * *
Звонко долбит
Столб одинокой хижины
Дятел лесной.
* * *
Нынче выпад ясный день.
Но откуда брызжут капли?
В небе облака клочок.
* * *
Ветку, что ли, обломил
Ветер, пробегая в соснах?
Как прохладен плеск воды!
* * *
Чистый родник!
Вверх побежал по моей ноге
Маленький краб.
* * *
Рядом с цветущим вьюнком
Отдыхает в жару молотильщик.
Как он печален, наш мир!
В опустевшем саду друга
Он дыни здесь растил.
А ныне старый сад заглох…
Вечерний холодок.
* * *
Вот здесь в опьяненье
Уснуть бы на этих речных камнях,
Поросших гвоздикой…
В похвалу поэту Рика
Будто в руки взял
Молнию, когда во мраке
Ты зажег свечу.
* * *
Как быстро летит луна!
На неподвижных ветках
Повисли капли дождя.
* * *
На ночь, хоть на ночь одну,
О кусты цветущие хаги,
Приютите бродячего пса!
* * *
Важно ступает
Цапля по свежему жниву.
Осень в деревне.
* * *
Бросил на миг
Обмолачивать рис крестьянин,
Глядит на луну.
* * *
Вялые листья батата
На высохшем поле. Восхода луны
Ждут не дождутся крестьяне.
* * *
Снова встают с земли,
Тускнея во мгле, хризантемы,
Прибитые сильным дождем.
* * *
Совсем легла на землю,
Но неизбежно зацветет
Больная хризантема.
* * *
Тучи набухли дождем
Только над гребнем предгорья.
Фудзи — белеет в снегу.
На морском побережье
Весь в песке, весь в снегу!
С коня мой спутник свалился,
Захмелев от вина.
* * *
Мыс Иракодзаки. [13]Мыс Иракодзаки — южная оконечность полуострова Ацуми в нынешней префектуре Айти.
Голос коршуна… Что в целом мире
На тебя похоже?
* * *
Ростки озимых взошли.
Славный приют для отшельника
Деревня среди полей.
* * *
Молись о счастливых днях!
На зимнее дерево сливы
Будь сердцем своим похож.
Дорожный ночлег
Сосновую хвою жгу.
Сушу на огне полотенце…
Зимняя стужа в пути.
На родине
Хлюпают носами…
Милый сердцу деревенский звук!
Зацветают сливы.
* * *
В чарку с вином,
Ласточки, не уроните
Глины комок.
* * *
Под сенью вишневых цветов
Я, словно старинной драмы герой,
Ночью прилег уснуть.
* * *
Вишни в полном цвету!
А рассвет такой, как всегда,
Там, над дальней горой…
* * *
В мареве майских дождей
Только один не тонет
Мост над рекой Сэта. [14]Мост над рекой Сэта, длиной около 175 метров, был переброшен через реку в месте ее истока из озера Бива.
Ловля светлячков над рекой Сэта [15]Ловля светлячков над рекой Сэта. — Ловля светлячков над рекой — одно из любимых летних увеселений в Японии. Поэт только что любовался вишнями, но еще словно видит их перед собою, и светлячки чертят огнем вдоль этой воображаемой картины.
Еще мелькают в глазах
Горные вишни… И чертят огнем
Вдоль них светлячки над рекой.
* * *
Здесь когда-то замок стоял…
Пусть мне первый расскажет о нем
Бьющий в старом колодце родник.
Осенним вечером
Кажется, что сейчас
Колокол тоже в ответ загудит.
Так цикады звенят.
* * *
Как летом густеет трава!
И только у однолиста
Один-единственный лист.
* * *
Словно хрупкий юноша,
О цветы, забытые в полях,
Вы напрасно вянете.
Смотрю ночью, как проплывают мимо рыбачьи лодки с корморанами [16]Смотрю ночью, как проплывают мимо рыбачьи лодки с корморанами. — Ловля рыб с помощью прирученных корморанов происходит ночью при свете факелов. Кормораны (обычно в лодке их двенадцать) ныряют в воду и достают рыбу своему хозяину, который удерживает их при помощи длинных поводков. Чтобы помешать ловчим птицам заглотать рыбу, на шею им надевается кольцо. По окончании охоты кольцо снимается, и кормораны получают свою долю добычи.
Было весело мне, но потом
Стало что-то грустно… Плывут
На рыбачьих лодках огни.
В похвалу новому дому
Дом на славу удался!
На задворках воробьи
Просо радостно клюют.
* * *
Все вьюнки на одно лицо.
А тыквы-горлянки осенью?
Двух одинаковых нет!
* * *
Осень уже недалеко.
Поле в колосьях и море
Одного, зеленого цвета.
* * *
О нет, готовых
Я для тебя сравнений не найду,
Трехдневный месяц!
* * *
Неподвижно висит
Темная туча в полнеба…
Видно, молнию ждет.
* * *
О, сколько их на полях!
Но каждый цветет по-своему,
В этом высший подвиг цветка!
* * *
Жизнь свою обвил
Вкруг висячего моста
Этот дикий плющ.
На горе «Покинутой старухи» [17]На горе «Покинутой старухи». — С этой горы (Обасутэ) в ночь полнолуния открывается красиво освещенный ландшафт. Название ее связано с легендой. В древности один человек, поверив лживым наговорам жены, отнес свою старую тетку, заменившую ему родную мать, на пустынную гору и покинул ее там. Но, увидев, как взошел над горою чистый лик луны, раскаялся в содеянном и поспешил принести старуху обратно домой.
Мне приснилась давняя быль:
Плачет брошенная в горах старуха,
И только месяц ей друг.
* * *
То другим говорил «прощай!»,
То прощались со мной… А в конце пути
Осень в горах Кисо. [18]Горы Кисо находятся в нынешней префектуре Нагано. В старину там проходила одна из важнейших дорог Японии, связывавшая центр страны с северными ее областями.
* * *
С ветки скатился каштан.
Тому, кто в дальних горах не бывал,
В подарок его отвезу.
* * *
Только одни стихи!
Вот все, что в «Приют банановый»
Поэту весна принесла.
Другу
Посети меня
В одиночестве моем!
Первый лист упал…
* * *
Кончился в доме рис…
Поставлю в тыкву из-под зерна
«Женской красы» цветок.
* * *
Еще стоят там и тут
Островками колосья несжатые…
Тревожно кричит бекас.
Поэт Рика скорбит о своей жене
Одеяло для одного.
И ледяная, черная
Зимняя ночь… О, печаль!
В день очищения от грехов
Дунул свежий ветерок,
С плеском выскочила рыба…
Омовение в реке. [19]Омовение в реке. — Древний обряд очищения от скверны путем омовения совершался в шестом месяце по лунному календарю, то есть в разгар лета.
* * *
Зимние дни в одиночестве.
Снова спиной прислонюсь
К столбу посредине хижины.
Отец тоскует о своем ребенке
Все падают и шипят.
Вот-вот огонь в глубине золы
Погаснет от этих слез.
Письмо на север
Помнишь, как вместе с тобой
Мы на снег глядели?.. И в этом году
Он, должно быть, выпал опять.
* * *
Срезан для крыши камыш.
На позабытые стебли
Сыплется мелкий снежок.
Ранней весною
Вдруг вижу, — от самых плеч
Моего бумажного платья
Паутинки, зыблясь, растут.
Уступаю на лето свой дом
И ты постояльцев
Нашла весной, моя хижина:
Станешь домиком кукол.
* * *
Весна уходит.
Плачут птицы. Глаза у рыб
Полны слезами.
* * *
Солнце заходит.
И паутинки тоже
В сумраке тают…
* * *
Звон вечернего колокола
И то здесь, в глуши, не услышишь.
Весенние сумерки.
На горе «Солнечного света» [20]Гора «Солнечного света» (Никко), высотой почти в 2500 метров, находится в нынешней префектуре Татиги, возле города Никко. На склонах ее расположены храмы.
О, священный восторг!
На зеленую, на молодую листву
Льется солнечный свет.
* * *
Вот он — мой знак путеводный!
Посреди высоких трав дуговых
Человек с охапкою сена.
* * *
Сад и гора вдали
Дрогнули, движутся, входят
В летний раскрытый дом.
Крестьянская страда
Полоть… Жать…
Только и радости летом
Кукушки крик.
* * *
Погонщик! Веди коня
Вон туда, через поле!
Там кукушка поет.
Возле «Камня смерти»
Ядом дышит скала. [21]Ядом дышит скала. — В префектуре Татиги есть скала, возле которой из земли выходит ядовитый газ, убивая птиц и насекомых. Согласно легенде, в эту скалу обратилась убитая лисица. Поблизости поставлен камень с высеченным па нем стихотворением; традиция приписывает его Басё: «Облака одни // Могут пролететь в небесной вышине // Над тобой, скала».
Кругом трава покраснела.
Даже роса в огне.
Ветер на старой заставе Сиракава [22]Застава Сиракава в столице, сооруженная еще в начале V века, служила как бы воротами на север. Порт Ноин (988-1050) посвятил ей знаменитое стихотворение: «Когда покидал я столицу, // Дорожным товарищем моим // Была весенняя дымка. // Но ветер осени свищет теперь // Над заставою Сиракава».
Западный ветер? Восточный?
Нет, раньше послушаю, как шумит
Ветер над рисовым полем.
По пути на север слушаю песни крестьян
Вот исток, вот начало
Всего поэтического искусства!
Песня посадки риса.
* * *
Майские дожди
Водопад похоронили
Залили водой.
* * *
Островки… Островки…
И на сотни осколков дробится
Море летнего дня.
На старом поле битвы
Летние травы
Там, где исчезли герои,
Как сновиденье.
* * *
Какое блаженство!
Прохладное поле зеленого риса…
Воды журчанье…
* * *
Тишина кругом.
Проникает в сердце скал
Легкий звон цикад.
* * *
Какая быстрина!
Река Могами [23]Могами — судоходная река с очень быстрым течением, впадает в Японское море возле гавани Саката. собрала
Все майские дожди.
* * *
Трехдневный месяц
Над вершиной «Черное крыло»
Прохладой веет.
* * *
Жар солнечного дня
Река Могами унесла
В морскую глубину.
* * *
«Ворота прилива».
Омывает цаплю по самую грудь
Прохладное море.
* * *
Первая дыня, друзья!
Разделим ее на четыре части?
Разрежем ее на кружки?
* * *
Сушатся мелкие окуньки
На ветках ивы… Какая прохлада!
Рыбачьи хижины на берегу.
* * *
Пестик из дерева.
Был ли он сливой когда-то?
Был ли камелией?
Накануне «Праздника Танабата» [24]Праздник встречи двух звезд (по-японски «Танабата»). — В ночь на седьмое число седьмого месяца по лунному календарю, согласно древней легенде, сороки строят мост через Небесную реку (Млечный Путь), чтобы дать возможность встретиться двум влюбленным звездам — Волопасу и Ткачихе (Вега и Алтаир).
Праздник встречи двух звезд.
Даже ночь накануне так непохожа
На обычную ночь.
* * *
Бушует морской простор!
Далеко, до острова Садо, [25]…до острова Садо, стелется Млечный Путь. — Остров Садо находится в Японском море. Поэту кажется, что Млечный Путь протянулся к острову, словно мост.
Стелется Млечный Путь.
В гостинице
Со мной под одною кровлей
Две девушки… Ветки хаги в цвету
И одинокий месяц.
* * *
Как пахнет зреющий рис!
Я шел через поле, и вдруг
Направо залив Арисо. [26]Арисо — старинное название залива в провинции Кага, ныне залив Тояма в одноименной префектуре. Название Арисо встречается в древней японской поэзии и потому богато поэтическими ассоциациями.
Перед могильным холмом рано умершего поэта Иссё
Содрогнись, о холм!
Осенний ветер в поле
Мой одинокий стон.
* * *
Красное-красное солнце
В пустынной дали… Но леденит
Безжалостный ветер осенний.
Местность под названием «Сосенки»
«Сосенки»… Милое имя!
Клонятся к сосенкам на ветру
Кусты и осенние травы.
* * *
Сыплются ягоды с веток…
Шумно вспорхнула стая скворцов.
Утренний ветер.
* * *
Равнина Мусаси [27]Равнина Мусаси сравнительно велика для гористой Японии. На ней расположен город Эдо. вокруг.
Ни одно не коснется облако
Дорожной шляпы твоей.
В осенних полях
Намокший, идет под дождем,
Но песни достоин и этот путник,
Не только хаги в цвету.
Шлем Санэмори [28]Шлем Санэмори. — Сайто Санэмори — знаменитый воин XII века. В легенде о нем рассказывается, что, будучи уже семидесятилетним старцем, он выкрасил свои волосы в черный цвет, перед тем как идти на битву. В храме Тода города Комацу провинции Кага хранился как реликвия шлем Санэмори, который он надел перед своим последним сражением.
О, беспощадный рок!
Под этим славным шлемом
Теперь сверчок звенит.
* * *
Белее белых скал [29]Белее белых скал… — Старая поэтическая традиция в Японии связывает с осенним ветром представление о белом, мертвенном цвете.
На склонах Каменной горы
Осенний этот вихрь!
Расставаясь с другом
Прощальные стихи
На веере хотел я написать,
В руке сломался он.
В бухте Цуруга, где некогда затонул колокол
Где ты, луна, теперь?
Как затонувший колокол,
Скрылась на дне морском.
* * *
Волна на миг отбежала.
Среди маленьких раковин розовеют
Лепестки опавшие хаги.
* * *
Бабочкой никогда
Он уж не станет… Напрасно дрожит
Червяк на осеннем ветру.
Я открыл дверь и увидел на западе гору Ибуки. Ей не надо ни вишневых цветов, ни снега, она хороша, и сама по себе
Такая, как есть!
Не надо ей лунного света…
Ибуки-гора.
На берегу залива Футами, где жил поэт Сайгё
Может, некогда служил
Тушечницей этот камень?
Ямка в нем полна росы.
* * *
Я осенью в доме один.
Что ж, буду ягоды собирать,
Плоды собирать с ветвей.
* * *
Холодный дождь без конца.
Так смотрит продрогшая обезьянка,
Будто просит соломенный плащ.
* * *
До чего же долго
Льется дождь! На голом поле
Жниво почернело.
* * *
Зимняя ночь в саду.
Ниткой тонкой — и месяц в небе,
И цикады чуть слышный звон.
В горной деревне
Монахини рассказ
О прежней службе при дворе…
Кругом глубокий снег.
Играю с детьми в горах
Дети, кто скорей?
Мы догоним шарики
Ледяной крупы.
* * *
Снежный заяц — как живой!
Но одно осталось, дети:
Смастерим ему усы.
* * *
Скажи мне, для чего,
О ворон, в шумный город
Отсюда ты летишь?
* * *
Проталина в снегу,
А в ней — светло-лиловый
Спаржи стебелек.
* * *
Весенние льют дожди.
Как тянется вверх чернобыльник
На этой заглохшей тропе!
* * *
Воробышки над окном
Пищат, а им отзываются
Мыши на чердаке.
* * *
Продавец бонитов идет.
Какому они богачу сегодня
Помогут упиться вином?
* * *
Как нежны молодые листья
Даже здесь, на сорной траве,
У позабытого дома.
* * *
Камелии лепестки…
Может быть, соловей уронил
Шапочку из цветов?
* * *
Дождик весенний…
Уж выпустили по два листка
Семена баклажанов.
* * *
Над старой рекой
Молодыми почками налились
Ивы на берегу.
* * *
Листья плюща…
Отчего-то их дымный пурпур
О былом говорит.
На картину, изображающую человека с чаркой вина в руке
Ни луны, ни цветов.
А он и не ждет их, он пьет,
Одинокий, вино.
Встречаю Новый год в столице
Праздник весны…
Но кто он, прикрытый рогожей
Нищий в толпе? [30]Нищий в толпе. — Поэт хочет сказать, что под лохмотьями нищего может скрываться человек необыкновенный.
* * *
Замшелый могильный камень.
Под ним — наяву это или во сне?
Голос шепчет молитвы.
* * *
Все кружится стрекоза…
Никак зацепиться не может
За стебли гибкой травы.
* * *
Ты не думай с презреньем:
«Какие мелкие семена!»
Это ведь красный перец.
* * *
На высокой насыпи — сосны,
А меж ними вишни видны и дворец
В глубине цветущих деревьев…
* * *
Сначала покинул траву…
Потом деревья покинул…
Жаворонка полет.
* * *
Колокол смолк вдалеке,
Но ароматом вечерних цветов
Отзвук его плывет.
* * *
Чуть дрожат паутинки.
Тонкие нити травы сайко
В полумраке трепещут.
* * *
С четырех сторон
Вишен лепестки летят
В озеро Нио. [31]Озеро Нио (Бива) — самое большое озеро Японии, известное своей красотой.
* * *
Минула весенняя ночь.
Белый рассвет обернулся
Морем вишен в цвету.
* * *
Жаворонок поет.
Звонким ударом в чаще
Вторит ему фазан.
* * *
Роняя лепестки,
Вдруг пролил горсточку воды
Камелии цветок.
* * *
Ручеек чуть заметный.
Проплывают сквозь чащу бамбука
Лепестки камелий.
* * *
Весенний ветер.
Отозвалась на чьи-то голоса
Гора Микаса. [32]Гора Микаса находится у города Нара; отражая звуки, она будто бы откликается на голоса прохожих.
* * *
Вот причуда знатока!
На цветок без аромата
Опустился мотылек.
* * *
Майский дождь бесконечный.
Мальвы куда-то тянутся,
Ищут дорогу солнца.
* * *
Холодный горный источник.
Горсть воды не успел зачерпнуть,
Как зубы уже заломило.
* * *
Падает с листком…
Нет, смотри! На полдороге
Светлячок вспорхнул.
Ночью на реке Сэта
Любуемся светлячками.
Но лодочник ненадежен: он пьян
И лодку уносят волны…
* * *
Как ярко горят светлячки,
Отдыхая на ветках деревьев!
Дорожный ночлег цветов!
* * *
И кто бы мог сказать,
Что жить им так недолго?
Немолчный звон цикад.
* * *
В старом моем домишке
Москиты почти не кусаются.
Вот все угощенье для друга!
* * *
Утренний час
Или вечерний, — вам все равно,
Дыни цветы!
* * *
И цветы и плоды!
Всем сразу богата дыня
В лучшую пору свою.
* * *
Хижина рыбака.
Замешался в груду креветок [33]Замешался в груду креветок одинокий сверчок. — Рисунок на спине сверчка напоминает узор на панцире креветки, поэтому отличить сверчка среди креветок нелегко.
Одинокий сверчок.
Один мудрый монах сказал: [34]Один мудрый монах сказал… — Стихотворение направлено против «мыслителей», часто и не к месту повторяющих давно уже не новые слова о быстротечности человеческой жизни. Басё, вероятно, хочет сказать, что «наносит душам увечья» наигранный пессимизм. «Учение секты Дзэн, неверно понятое, наносит душам большие увечья». Я согласился с ним
Стократ благородней тот,
Кто не скажет при блеске молнии:
«Вот она — наша жизнь!»
* * *
Белый волос упал.
Под моим изголовьем
Не смолкает сверчок.
* * *
Больной опустился гусь
На поле холодной ночью.
Сон одинокий в пути.
* * *
Прозрачна осенняя ночь.
Далеко, до Семизвездия,
Разносится стук вальков.
* * *
«Сперва обезьяны халат!»
Просит прачек выбить вальком
Продрогнувший поводырь.
* * *
Пугают их, гонят с полей!
Вспорхнут воробьи и спрячутся
Под защитой чайных кустов.
* * *
Даже дикого кабана
Закружит, унесет с собою
Этот зимний вихрь полевой!
* * *
Уж осени конец,
Но верит в будущие дни
Зеленый мандарин.
К портрету друга
Повернись ко мне!
Я тоскую тоже
Осенью глухой.
* * *
Ем похлебку свою один.
Словно кто-то играет на цитре
Град по застрехе стучит.
В дорожной гостинице
Переносный очаг.
Так, сердце странствий, и для тебя
Нет покоя нигде.
* * *
Холод пробрал в пути.
У птичьего пугала, что ли,
В долг попросить рукава?
* * *
Сушеная эта макрель
И нищий монах, изможденный,
На холоде в зимний день.
* * *
Всю долгую ночь,
Казалось мне, стынет бамбук…
Утро встало в снегу.
* * *
Стебли морской капусты.
Песок заскрипел на зубах… [35]Песок заскрипел на зубах… — Это неприятное чувство вызывает у порта еще более неприятные ассоциации.
И вспомнил я, что старею.
* * *
Поздно пришел мандзай [36]Мандзай — странствующий певец, исполнявший новогодние песни и пляски.
В горную деревушку.
Сливы уже зацвели.
* * *
Откуда кукушки крик?
Сквозь чащу густого бамбука
Сочится лунная ночь.
В деревне
Вконец отощавший кот
Одну ячменную кашу ест…
А еще и любовь!
* * *
Ночь. Бездонная тьма.
Верно, гнездо свое потерял
Стонет где-то кулик.
* * *
Откуда вдруг такая лень?
Едва меня сегодня добудились…
Шумит весенний дождь.
* * *
Печального, меня
Сильнее грустью напои,
Кукушки дальний зов!
* * *
В ладоши звонко хлопнул я.
А там, где эхо прозвучало,
Бледнеет летняя луна.
Нахожу свой детский рисунок
Детством пахнуло…
Старый рисунок я отыскал,
Ростки бамбука.
* * *
Майский докучный дождь.
Обрывки цветной бумаги
На обветшалой стене.
* * *
Что ни день, что ни день
Все желтее колосья.
Жаворонки поют.
* * *
Уединенный дом
В сельской тиши… Даже дятел
В эту дверь не стучит!
* * *
Без конца моросит.
Лишь мальвы сияют, как будто
Над ними безоблачный день.
В ночь полнолуния
Друг мне в подарок прислал
Рису, а я его пригласил
В гости к самой луне.
* * *
Легкий речной ветерок.
Чай хорош! И вино хорошо!
И лунная ночь хороша!
* * *
Глубокою стариной Повеяло…
Сад возле храма
Засыпан палым листом.
Луна шестнадцатой ночи
Так легко-легко
Выплыла — и в облаке
Задумалась луна.
* * *
Отоприте дверь!
Лунный свет впустите
В храм Укимидо! [37]Храм Укимидо (Плавучий храм) — выстроен на берегу озера Бива таким образом, что кажется, будто он плывет по воде.
* * *
Стропила моста поросли
«Печаль-травою» [38]Стропила моста поросли «печаль-травою»… — Имеется в виду знаменитый мост над рекой Сэта. «Печаль-трава» — род папоротника (davallia bullata).… Сегодня она
Прощается с полной луной.
* * *
Кричат перепела.
Должно быть, вечереет.
Глаз ястреба померк.
* * *
Вместе с хозяином дома
Слушаю молча вечерний звон.
Падают листья ивы.
* * *
Белый грибок в лесу.
Какой-то лист незнакомый
К шляпке его прилип.
* * *
Какая грусть!
В маленькой клетке подвешен
Пленный сверчок. [39]В маленькой клетке подвешен пленный сверчок. — В Японии и Китае стрекочущих насекомых (сверчков, цикад) держат в доме в маленьких клетках, как певчих птиц.
* * *
Варят на ужин лапшу.
Как пылает под котелком огонь
В эту холодную ночь!
* * *
Ночная тишина.
Лишь за картиной на стене
Звенит-звенит сверчок.
* * *
Блестят росинки.
Но есть у них привкус печали,
Не позабудьте!
* * *
Верно, эта цикада
Пеньем вся изошла?
Одна скорлупка осталась.
* * *
Опала листва.
Весь мир одноцветен.
Лишь ветер гудит.
* * *
Посадили деревья в саду.
Тихо, тихо, чтоб их ободрить,
Шепчет осенний дождь.
* * *
Чтоб холодный вихрь
Ароматом напоить, опять раскрылись
Поздней осенью цветы.
Хозяин и гость
Друг на друга нарцисс
И белая ширма бросают
Отблески белизны.
Собрались ночью, чтоб любоваться снегом
Скоро ли свежий снег?
У всех ожиданье на лицах…
Вдруг зимней молнии блеск!
* * *
Скалы среди криптомерий!
Как заострил их зубцы
Зимний холодный ветер!
* * *
Сокол рванулся ввысь.
Но крепко охотник держит его
Сечет ледяная крупа.
* * *
Вновь зеленеют ростки
В осенних полях. Под утро
Иней точно цветы.
* * *
Все засыпал снег.
Одинокая старуха
В хижине лесной.
Вернувшись в Эдо после долгого отсутствия
…Но, на худой конец, хоть вы
Еще под снегом уцелели,
Сухие стебли камыша.
* * *
Соленые морские окуни
Висят, ощеривая зубы.
Как в этой рыбной лавке холодно!
* * *
«Нет покоя от детей!»
Для таких людей, наверно,
И вишневый цвет не мил.
* * *
Есть особая прелесть
В этих, бурей измятых,
Сломанных хризантемах.
Прохожу осенним вечером через старые ворота Расёмон [40]Расёмон — название южных городских ворот в городе Киото. Эти ворота, воздвигнутые в начале IX века, были по тому времени значительным архитектурным сооружением, но стояли они в пустынном месте, скоро обветшали, и про них в народе было сложено много страшных легенд. Ворота Расёмон считались прибежищем демонов и разбойников. в Киото
Ветка хаги задела меня…
Или демон схватил меня за голову
В тени ворот Расёмон?
Монах Сэнка скорбит о своем отце
Темно-мышиный цвет
Рукавов его рясы
Еще холодней от слез.
* * *
Уродливый ворон
И он прекрасен на первом снегу
В зимнее утро!
Зимняя буря в пути
Словно копоть сметает,
Криптомерий вершины треплет
Налетевшая буря.
Под Новый год
Рыбам и птицам
Не завидую больше… Забуду
Все горести года.
* * *
Влюбленные коты
Умолкли. Смотрит в спальню
Туманная луна.
* * *
Незримая весна!
На обороте зеркала
Узор цветущих слив.
* * *
Всюду поют соловьи.
Там — за бамбуковой рощей,
Тут — перед ивой речной.
В горах Кисо
Покорна зову сердца
Земля Кисо. Пронзили старый снег
Весенние побеги.
* * *
С ветки на ветку
Тихо сбегают капли.
Дождик весенний.
* * *
Через изгородь
Сколько раз перепорхнули
Крылья бабочки!
Посадка риса
Не успела отнять руки,
Как уже ветерок весенний
Поселился в зеленом ростке.
* * *
Все волнения, всю печаль
Твоего смятенного сердца
Гибкой иве отдай.
* * *
Только дохнет ветерок
С ветки на ветку ивы
Бабочка перепорхнет.
* * *
Как завидна их судьба!
К северу от суетного мира [41]К северу от суетного мира… — Отшельники в Японии обычно селились в северных горах.
Вишни зацвели в горах.
* * *
Разве вы тоже из тех,
Кто не спит, опьянен цветами,
О мыши на чердаке?
* * *
Дождь в тутовой роще шумит…
На земле едва шевелится
Больной шелковичный червь.
* * *
Еще на острие конька
Над кровлей солнце догорает.
Вечерний веет холодок.
* * *
Плотно закрыла рот
Раковина морская.
Невыносимый зной!
* * *
Хризантемы в полях
Уже говорят: забудьте
Жаркие дни гвоздик!
Переезжаю в новую хижину
Листья бананов
Луна развесила на столбах
В хижине новой.
* * *
При свете новой луны
Земля в полумраке тонет.
Белой гречихи поля.
* * *
В лунном сиянье
Движется к самым воротам
Гребень прилива.
* * *
Слово скажу
Леденеют губы.
Осенний вихрь!
* * *
Ты, как прежде, зеленым
Мог бы остаться… Но нет! Пришла
Пора твоя, алый перец.
* * *
Ладят зимний очаг.
Как постарел знакомый печник!
Побелели пряди волос.
Ученику
Сегодня можешь и ты
Понять, что значит быть стариком!
Осенняя морось, туман…
Зимний день [42]Зимний день. — В средневековой Японии бродячие монахи просили подаяния, вызывая хозяев из дома ударами в маленький гонг.
Крошат на ужин бобы.
Вдруг удары в медную чашку…
Нищий монах, подожди!..
* * *
Пеплом угли подернулись.
На стене колышется тень
Моего собеседника.
* * *
Год за годом все то же:
Обезьяна толпу потешает [43]Обезьяна толпу потешает… — В Японии существовал обычай во время новогоднего праздника водить по городу обезьяну. Для потехи на нее надевали обезьянью маску. Люди смеялись, не замечая, что и они, нарядившись к празднику, тоже, в сущности, ничуть не изменились.
В маске обезьяны.
Памяти друга, умершего на чужбине
Ты говорил, что «вернись-трава»
Звучит так печально… Еще печальней
Фиалки на могильном холме.
Провожаю в путь монаха Сэнгина
Журавль улетел.
Исчезло черное платье из перьев [44]Исчезло черное платье из перьев… — Согласно древней китайской легенде, отшельники-чародеи могли летать на журавлях.
В дымке цветов.
* * *
Дождь набегает за дождем,
И сердце больше не тревожат
Ростки на рисовых полях.
* * *
Кукушка вдаль летит,
А голос долго стелется
За нею по воде.
* * *
Изумятся птицы,
Если эта лютня зазвучит.
Лепестки запляшут…
* * *
Эй, послушайте, дети!
Дневные вьюнки уже расцвели.
Ну-ка, очистим дыню!
Скорблю о том, что в праздник «Встречи двух звезд» льет дождь
И на небе мост унесло!
Две звезды, рекою разлучены,
Одиноко на скалах спят.
Оплакиваю кончину поэта Мацукура Ранрана
Где ты, опора моя?
Мой посох из крепкого тута
Осенний ветер сломал.
Посещаю могилу Ранрана в третий день девятого месяца
Ты тоже видел его,
Этот узкий серп… А теперь он блестит
Над твоим могильным холмом.
Памяти поэта Тодзюна [45]Тодзюн (умер в 1693 г.) — отец Кикаку, талантливого поэта школы Басё.
Погостила и ушла
Светлая луна… Остался
Стол о четырех углах.
* * *
Утренний вьюнок.
Запер я с утра ворота,
Мой последний друг!
* * *
Белых капель росы
Не проливая, колышется
Хаги осенний куст.
* * *
Первый грибок!
Еще, осенние росы,
Он вас не считал.
* * *
Как хризантемы расцвели
У каменщика на дворе
Среди разбросанных камней!
* * *
Петушьи гребешки.
Они еще краснее
С прилетом журавлей.
* * *
А вам и печали нет,
«Птицы сорокалетья» [46]«Птицы сорокалетья». — Сорокалетие считается в Японии «первой старостью». — сороки,
Что старость напомнили мне!
* * *
Убитую утку несет,
Выкрикивая свой товар, продавец…
Праздник Эбисуко. [47]Праздник Эбисуко справлялся двенадцатого числа девятого месяца по лунному календарю в честь Эбису, бога-покровителя торговли. Вид убитой утки печально контрастирует с веселым оживлением на торговых улицах города.
Похвала угощенью
Как сельдерей хорош
С далеких полей у предгорья,
Подернутых первым ледком!
* * *
Ни одной росинки
Им не уронить…
Лед на хризантемах.
* * *
Рисовой шелухою
Все осыпано: ступки края,
Белые хризантемы…
* * *
Примостился мальчик
На седле, а лошадь ждет.
Собирают редьку.
В старом господском доме
Давно обветшала сосна [48]Давно обветшала сосна — то есть стерся рисунок на ширме в обедневшем доме.
На золоченых ширмах.
Зима в четырех стенах.
* * *
Утка прижалась к земле.
Платьем из перьев прикрыла
Голые ноги свои…
Новый мост
Все бегут посмотреть…
Как стучат деревянные подошвы
По морозным доскам моста!
* * *
Едкая редька…
И суровый, мужской
Разговор с самураем.
Перед Новым годом
Обметают копоть.
Для себя на этот раз
Плотник полку ладит.
Увидев выставленную на продажу картину работы Кана Мотонобу [49]Кана Мотонобу (1476–1559) — знаменитый художник, сочетавший в своей живописи традиции японского искусства с китайским классическим стилем Сунской эпохи. Так как в Японии было принято расплачиваться с долгами к Новому году, то появление в лавке картины кисти Кано Мотонобу могло говорить только о разорении какого-то богатого дома.
…Кисти самого Мотонобу!
Как печальна судьба хозяев твоих!
Близятся сумерки года.
* * *
О, весенний дождь!
С кровли ручейки бегут
Вдоль осиных гнезд.
* * *
Под раскрытым зонтом
Пробираюсь сквозь ветви.
Ивы в первом пуху.
* * *
С неба своих вершин
Одни лишь речные ивы
Еще проливают дождь.
* * *
Зеленая ива роняет
В мутную тину концы ветвей.
Час вечерний отлива.
* * *
Хотел бы создать я стихи,
С лицом моим старым несхожие,
О, первая вишня в цвету!
* * *
Я к цветущим вишням плыву.
Но застыло весло в руках:
Ивы на берегу!
Поэту, построившему себе новый дом. Надпись на картине моей собственной работы
Не страшны ей росы:
Глубоко пчела укрылась
В лепестках пиона.
* * *
Пригорок у самой дороги.
На смену погасшей радуге
Азалии в свете заката.
* * *
Молния в тьме ночной.
Озера гладь водяная
Искрами вспыхнула вдруг.
* * *
По озеру волны бегут.
Одни о жаре сожалеют
Закатные облака.
* * *
Голос пролетной кукушки,
Отдыхая в тени листвы,
Слушают сборщицы чая.
Прощаясь с друзьями
Уходит земля из-под ног.
За легкий колос хватаюсь.
Разлуки миг наступил.
* * *
Голос летнего соловья!..
В роще молодого бамбука
Он о старости плачет своей.
* * *
На пути в Суруга [50]На пути в Суруга… — Суруга — па-звание старой провинции в центре Японии (ныне префектура Сидзуока), славившейся производством чая. Басё сложил это стихотворение во время своего последнего путешествия в 1694 году.
Аромат цветущих померанцев,
Запах листьев чая…
* * *
С темного неба гони,
О река могучая Ои, [51]Oи — река длиной в 120 километров, впадает в залив Суруга. В средневековой Японии запрещалось переправляться через нее на лодке или переходить ее по мосту. Можно было только переходить вброд или пользоваться услугами носильщиков. Это создавало большие трудности для путников, особенно во время дождей.
Майские облака!
* * *
Весь мой век в пути!
Словно вскапывая маленькое поле,
Взад-вперед брожу.
На сельской дороге
Ношу хвороста отвезла
Лошадка в город… Трусит домой,
Бочонок вина на спине.
Ученикам
Не слишком мне подражайте!
Взгляните, что толку в сходстве таком?
Две половинки дыни.
* * *
Какою свежестью веет
От этой дыни в каплях росы,
С налипшей влажной землею!
* * *
Жаркого лета разгар!
Как облака клубятся
На Грозовой горе!
* * *
Образ самой прохлады
Кистью рисует бамбук
В рощах селенья Сага. [52]Сага — пригород Киото, известный своими бамбуковыми рощами.
* * *
«Прозрачный водопад»…
Упала в светлую волну
Сосновая игла.
Актер танцует в саду [53]Актер танцует в саду. — Актеры в старинном японском театре «Но» надевали маски.
Сквозь прорези в маске
Глаза актера смотрят туда,
Где лотос благоухает.
На сборище поэтов
Осень уже на пороге.
Сердце тянется к сердцу
В хижине тесной.
* * *
Что за славный холодок!
Пятками уперся в стену
И дремлю в разгаре дня.
Глядя, как пляшет актер, вспоминаю картину, на которой нарисован танцующий скелет
Молнии блеск!
Как будто вдруг на его лице
Колыхнулся ковыль.
Посещают семейные могилы
Вся семья побрела на кладбище.
Идут, сединами убеленные,
Опираясь на посохи.
Услышав о кончине монахини Дзютэй [54]Услышав о кончине монахини Дзютэй. — Во время своего последнего путешествия Басё получил грустную весть о смерти монахини Дзютэй (ее прежнее имя неизвестно), которая была подругой его молодости. Она скончалась в шестом месяце 1694 года. В свое время Басё дал приют ей и ее троим детям в своей «Банановой хижине» и заботился о них до самой своей смерти.
О, не думай, что ты из тех,
Кто цены не имеет в мире!
Поминовения день…
Снова в родном селенье
Как изменились лица!
Я прочел на них старость свою.
Все — словно зимние дыни.
* * *
Старая деревушка.
Ветки усеяны красной хурмой
Возле каждого дома.
* * *
Лунным светом обманут,
Я подумал: вишневый цвет!
Нет, хлопчатника поле.
* * *
Луна над горой.
Туман у подножья.
Дымятся поля.
* * *
Повисло на солнце
Облако… Вкось по нему
Перелетные птицы.
* * *
Не поспела гречиха,
Но потчуют полем в цветах
Гостя в горной деревне.
* * *
Чем же там люди кормятся?
Домик прижался к земле
Под осенними ивами.
* * *
Конец осенним дням.
Уже разводит руки
Каштана скорлупа.
* * *
Только стали сушить
Солому нового сбора… Как рано
В этом году дожди!
* * *
Аромат хризантем…
В капищах древней Нары [55]В капищах древней Нары… — Город Нара, бывший в VIII веке столицей Японии, славится своими древними храмами.
Темные статуи будд.
* * *
Осеннюю мглу
Разбила и гонит прочь
Беседа друзей.
* * *
О, этот долгий путь!
Сгущается сумрак осенний,
И — ни души кругом.
* * *
Отчего я так сильно
Этой осенью старость почуял?
Облака и птицы.
В доме поэтессы Сономэ [56]Сономэ (1664–1726) — талантливая поэтесса, жена врача в городе Осака, принимала поэта у себя в доме незадолго до его смерти.
Нет! Не увидишь здесь
Ни единой пылинки
На белизне хризантем.
* * *
Осени поздней пора.
Я в одиночестве думаю:
«А как живет мой сосед?»
На одре болезни
В пути я занемог.
И все бежит, кружит мой сон
По выжженным полям.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления