Онлайн чтение книги Жакерия
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Броун (стуча по столу) . Вина! Вина! Умирать нам от жажды, что ли? Я король стрелков и плачу за всех.

Гайон. Честное слово, господин стрелок, для англичанина вы славный малый.

Рено. Верно, и я прощаю ему то, что он взял приз.

Броун (показывая лук) . Вот это лук! Шесть футов тисового дерева без сучков, и прям, как копье, когда не натянут. Берись за тетиву правой рукой на уровне глаз, а левой сгибай самый лук, пока не останется всего три дюйма железного наконечника стрелы. И это будет такой выстрел, что о нем заговорят[28]Английские стрелки натягивали лук левой рукой, держа правую неподвижно. Французы крепко держали лук левой рукой и натягивали тетиву правой. Ловкость английских стрелков была, впрочем, всеми признана, и это давало им перевес над другими нациями. ( Прим. автора. ).

Моран. Да, мы видели, у вас верный глаз и твердая рука.

Броун. Еще бы, черт возьми! А вы знаете, что натянуть английский лук удается далеко не всякому, тогда как крепчайший из ваших луков сломится под английской стрелой?

Рено. Был тут прежде человек, от его лука у вас образовались бы мозоли.

Броун. Клянусь святым Георгием, мне бы очень хотелось поглядеть на такое диво!

Рено. Этого лука уже здесь нет. А если бы стрелок, которому под силу натянуть его, был тут, с нами, вам бы не выиграть так легко кубка и перевязи[29]Приз на стрельбе из лука. ( Прим. автора. ). За ваше здоровье, приятель!

Броун. А что сталось с этим стрелком? Я готов пройти пешком двенадцать миль, чтобы поглядеть на него.

Рено. Кто знает, может, он и не так далеко.

Моран (крестится) . Господь его ведает...

Броун. Где же он? Как с ним повидаться?

Рено. Повидаться? Не всякий, кто хочет, его видит.

Гайон. А бывает и так, что видит тот, кто не хочет. В этом-то и беда.

Моран. Слыхали вы про Оборотня?

Броун. Слыхал кое-что.

Моран. Ну так постарайтесь, чтоб он не повстречался с вами на дороге.

Броун. Как! Этот главарь воровской шайки так хорошо стреляет?

Гайон. Что он вор, это бы еще ничего, но говорят вам, он оборотень.

Броун. Я пошел бы взглянуть на самого дьявола, знай я только, что он стреляет лучше меня. А нет ли у него другого имени — у того, кого вы зовете Оборотнем?

Моран. Его звали Кретьеном Франком, когда он жил еще в этом мире.

Броун. Так, значит, он умер?

Моран (снова крестится) . Нет, но он стал волком-оборотнем.

Броун. Что вы меня дурачите? Говорите яснее. И отчего вы так перепугались? Что такое сделал этот человек и почему вы его прозвали Оборотнем?

Моран (тихо) . Постойте, пусть пройдет латник сеньора барона... Слушайте: в день святого Николая исполнится два года, как Франк — по ремеслу он был кузнецом — вернулся к себе после того, как дал лекарство лошади моего кума Анрио, и не застал дома жены. Сосед — всегда найдутся такие добрые души — сказал ему, что барон потребовал ее в замок, что она, мол, ему приглянулась; что она, жена Франка, не лучше других и ей-де лестно, что сеньор положил ее к себе в постель. Франк в ответ ни слова. Наконец возвращается она. Он стоял у горна. Видит, как она входит. «А, вот и ты!» — говорит он. «Да!» — говорит она. «Получай», — говорит он и одним ударом тяжелого молота вышибает ей мозги.

Броун. Что ж, молот — доброе оружие... Конечно, после лука.

Моран. Он разбил ей голову, как я разбил бы яйцо. Барон посадил его под замок; он хотел его повесить, но не знаю, уж то ли Франк продался черту, и тот освободил его, то ли он знал слово против замка...

Рено. А я думаю, подмастерье подбросил ему через отдушину напильник и он перепилил решетку.

Моран. Как бы то ни было, но он убежал в лес. Там старый белый волк, которого никак не мог убить отец барона, — старый волк, которому... почитай что больше двухсот лет, его все знают... — словом, этот старый белый волк поглядел на Франка, прежде чем тот его заметил[30]Старинное поверье, еще сохранившееся в некоторых странах:

( Прим. автора. ) Lupi Moerim videre priores — Волки раньше увидели Мерия ( лат. ). — Согласно древнему римскому поверью, тот, кого волк при встрече увидит первым, становится немым., и Франк сейчас же обернулся волком. Он оброс шерстью и кусает всех, кто к нему подходит. А те, кто от этого не умирает, становятся, как он сам, оборотнями и нагоняют ужас на всю округу.

Гайон. Полгода назад его увидал Этьен Дюре и взбесился.

Рено. Я не думаю, чтобы он был настоящим оборотнем, но он так же опасен. Не больше двух недель назад мы нашли старого лесника Матьё, растерзанного этими дьяволами в клочья.

Моран. Днем у них еще образ человеческий, ночью же они совсем волки и ходят на четвереньках. Не дальше, как вчера, я слышал их вой.

Броун. И вы верите этим бабьим сказкам? Ваш Оборотень — просто храбрый малый, и он из мести пошел в разбойники. Лучше бы он поступил стрелком в какой-либо вольный отряд. Но для этого надо еще посмотреть, как он стреляет.

Моран. Будьте покойны, стреляет он так, что барон никогда не выедет на охоту без хорошей охраны да еще надевает кольчугу под бархатное платье.

Броун. Английская стрела не пробьет только миланскую кольчугу, надетую поверх плотного гамбизона[31]Очень узкое одеяние, обычно из буйволовой кожи или из холста, подбитого толстым слоем ваты; латники носили его под латами. Оно служило для того, чтобы железо не натирало кожу и чтобы ослаблять удары. ( Прим. автора. ). А ну-ка, выпьем!.. Не очень-то вы любите, как я погляжу, своего барона; везде одно и то же.

Рено. Да, везде. Вот в Жене есть...

Моран. Тсс! Тебя подслушивают.

Броун. С вами обращаются, как со скотом.

Гайон. Хуже! Лошадей они кормят на славу и лечат их.

Броун. Да, и, по правде говоря, вы послушнее, чем лошади.

Моран. Послушнее?

Броун. Да, вы послушнее, терпеливее, чем лошади: вас бьют, а вы не брыкаетесь. У меня на родине народ не такой смирный. Когда я кланяюсь сеньору, он снимает шапку передо мной. А вздумай первый лорд Англии поспать с моей женой, я заставлю его уплатить пени двести франков, и счастлив он будет, коль я не всажу в него стрелу.

Моран. Ну и ну! Значит, крестьяне у вас — господа, что ли?

Гайон. Кто ж у вас работает в поле?

Броун. Всяк работает на себя, паренек; всякому достается то, что он зарабатывает. Мы все, видишь ли, свободные люди. Выпьем же во славу старой Англии!

Гайон. Выпьем. Когда я с друзьями, меня всегда мучит жажда, а я давненько не пил вина! Мы голь; нам его купить не на что.

Рено. Не стану я пить за Англию. Память о битве при Пуатье камнем легла мне на сердце.

Моран. А я выпью за здоровье короля стрелков, потому что он славный товарищ. Надо выпить: ведь он платит за вино, а для нас не каждый день бывает такой праздник.

Броун. Хорошо сказано! Выпьем, почтеннейшие! Забудьте ваши печали! Мы, англичане и французы, теперь на полгода друзья[32]Срок перемирия. ( Прим. автора. ). А вы, там, тоже наполняйте стаканы, полно вам думать о Пуатье.

Рено (Броуну) . А ведь король-то попал в плен по вине господ.

Броун. Ах, если бы вы видели, как эти господа, закованные в железо, валились под нашими стрелами, — можно было лопнуть со смеху!

Гайон (Броуну) . Что вам стоило приберечь одну для сеньора д'Апремона?

Моран. Берегись, Гайон! Ты, как выпьешь, становишься чересчур болтлив.

Гайон. Наплевать! Что мне от этого сделается? Буду говорить! Хочу ехать в Англию и хочу, чтобы Жильбер д'Апремон ломал шапку передо мной.

Моран. Он пьян!

Рено (Броуну) . Мне говорили, что наши стрелки славно дрались при Пуатье, но сеньоры погубили дело.

Броун. Это правда.

Гайон. Да, это правда. Они все губят. Кто посмеет сказать, что это не так?

Моран. Да замолчи же!

Броун. Вашим стрелкам хотелось драться как следует. Но с такими луками, как у них, только по воробьям стрелять.

Гайон. Господин стрелок! Возьмите меня в Англию, я хочу стать наконец барином.

Броун. Хочешь, молодчик? Тогда возьми лук, пойди разыщи военачальника, которого я тебе назову, и ты станешь вольнее и счастливее любого короля.

Гайон. Да, да! Я хочу стать королем, клянусь чревом святого Ферреоля.

Броун. А вам, друзья, вот что надобно сделать. С такими руками и плечами, как ваши, не стыдно ли вам ковырять землю? Шпага сбоку, щит на спину — и весь свет будет ваш.

Рено. Я люблю родину, как ни тяжело мне здесь жить.

Моран. Разве нам можно уйти с земли барона? Он нас живо заставит снова взяться за плуг. И у меня спину ломит, лишь подумаю, как он наказал бы нас за такую затею.

Броун. Даже король не в силах вернуть тебя из вольного отряда. Мы повинуемся только начальнику, которого сами же избираем.

Рено. Будь мы даже свободны, мы не стали бы шататься по свету. Мы любим кров, под которым родились.

Броун. Все вы, французы, одинаковы. Вечно жалуетесь, а все не можете набраться смелости, чтобы стать свободными.

Моран. Вам легко говорить, приятель.

Рено. Что такое с Симоном? Эй, Симон! Что с тобой? Ты нездоров?

Симон. Немудрено заболеть от того, что я сейчас видел. Там, подле дерева, валяется тело Жирара; оно разрублено на куски, и барские псы пожирают его.

Все (кроме уснувшего Гайона) . Какой ужас!

Броун. Как! Святой Георгий! Он кормит собак человеческим мясом?

Симон. Я стал швырять камнями в собак и хотел закопать тело, да мимо шел сенешаль; он грозился меня повесить за то, что я бью барских собак и нарушаю правосудие барона.

Броун. Ну, пусть он только попадется мне на полет стрелы!..

Моран. Видано ли такое беззаконие? Вот отчего на раке святого угодника Лёфруа не проступили сегодня капли пота. Он разгневан.

Гайон (просыпаясь) . Что вы там говорите? Почему перестали пить?

Броун. Кормить собак человеческим мясом!

Гайон. Кто говорит о еде? Я готов хоть сейчас. При еде надо пить, не то подавишься.

Рено. Знаете, друзья, что мы сделаем?

Симон. Что?

Рено. Пойдем все вместе и похороним тело.

Моран. Ну, нет, я не пойду! Вон идет сенешаль с десятком латников.

Симон. Меня однажды избили палками за такую попытку.

Рено. Трусы! Когда-нибудь и с вами может случиться то же.

Броун (к Рено) . Послушай, паренек, пойдем вместе — я возьму с собой лук.

Моран. Дай бог, чтобы им никто не помешал.

Симон. Вон с той стороны подходит сенешаль, уберемся подобру-поздорову.

Гайон. Ну вот! Все расходятся, никто не хочет выпить со мной за компанию. Придется, видно, осушить все эти бутылки мне одному.

Эй, господин сенешаль! Снимайте шапку при встрече с приличными людьми.

Сенешаль. Что говорит этот бездельник?

Латник. Сними шапку, дурак! Не видишь разве, что перед тобой господин сенешаль?

Гайон. Сенешаль или барон, а подавай мне двести франков пени, не то я всажу в тебя стрелу.

Сенешаль. Ах ты, мерзавец! Так-то ты смеешь со мной разговаривать? Ты у меня живо заговоришь по-другому!.. Взять этого болвана и отхлестать кожаными поясами, да тем концом, где пряжка.

Пьер. Господин сенешаль! Этот мальчишка хлебнул лишнего и захмелел. Велите ему идти домой. Он образумится, когда проспится.

Сенешаль. Пьян он или нет, пусть его отстегают. Вся эта сволочь обнаглела, ей нужен урок.

Пьер. Найдутся другие, виновнее этого.

Сенешаль. Тем всыплют вдвое. (Латникам, которые бьют Гайона) . Ну, молодцы, бейте во всю мочь! У Жака-Простака толстая шкура.

Гайон. Помогите! На помощь! Убили! Убивают!

Сенешаль. Поддайте жару! Вы только пыль из платья выколачиваете.

Симон. Что это? Что тут такое?

Гайон. На помощь, Симон, дружище! Они убьют меня.

Моран. Как! Истязать беднягу Гайона? Что же худого он сделал?

Гайон. Я ничего не сделал! Я ничего не сделал! На помощь! Убивают.

Бартельми. Как! Бить человека в праздник святого Лёфруа?

Другой крестьянин. Нынче день свободы. Этого так оставить нельзя.

Третий крестьянин. Неужто мы позволим убивать его на наших глазах?

Сенешаль. Прочь отсюда, бездельники, не то я велю вам отрезать уши!

Гайон. Выручите меня, друзья! Я не виноват!

Толпа крестьян. Отпустите его! Давайте его освободим!

Бартельми. Берись за дубины! Ну же, хватай дубины! Лёфруа!

Крестьяне. Бери дубины! Эй, за дубины!

Сенешаль (латникам) . Ребята! Мечи наголо! Атакуйте этих пьянчуг!

Крестьяне. Перебьем их камнями! — Их всего десяток! — Мы их прикончим! — Возьмем из кабака наши луки! — Сюда, апремонские стрелки!

Брат Жан (в сторону) . Что я вижу! Они нападают на сенешаля! Вино, значит, подняло в них дух. Пусть бы они побили камнями монахов! (Громко.) Дети мои! Какой позор! В день святого Лёфруа! Перестаньте, или я отлучу вас от церкви!

Крестьяне. Постойте, постойте! Это отец Жан; он лечит нас, когда мы больны. — Перестаньте бросать камни.

Сенешаль. Черт побери, отче, не суйтесь не в свое дело! Вы здесь не на земле аббатства, а если бы и так, то вы ведь не аббат. Знайте свой требник и уходите отсюда.

Брат Жан. Сенешаль! Вы забываете, что говорите со служителем бога.

Крестьяне. Вперед! Брат Жан за нас!

Брат Жан. Прежде в день святого Лёфруа запрещалось наказывать преступника. А вы так жестоко мучаете ни в чем не повинного мальчика.

Сенешаль. Ко мне, сир шевалье! Помогите нам наказать этих наглецов! Смелей! Они от нас не уйдут!

Изабелла. Боже мой. Из-за чего такая сумятица? Ради бога, остановитесь! Сенешаль! Не преследуйте этих бедняг...

Де Монтрёйль. Что тут произошло?

Сенешаль. Я велел проучить одного из этих мужиков, а товарищи хотели отбить его у нас. Они забросали меня камнями, и вот, посмотрите: две стрелы упали подле меня. Уж я дознаюсь, кто их пустил!

Изабелла (указывая на Гайона) . Бить этого бедного мальчика! У него такой кроткий вид. Господин сенешаль! Простите его, пожалуйста, сделайте это для меня.

Сенешаль. После этого с ними сладу не будет. (Гайону.) Удирай, бездельник! (Бьет его шпагой плашмя.)

Де Монтрёйль. Прелестная кузина! Вы слишком добры к своим крепостным. Это собаки, готовые разорвать вас, выпусти вы только хлыст из рук.

Изабелла. Ну как вы можете называть христиан собаками?

Пьер (вполголоса) . Да здравствует наша добрая госпожа!

Изабелла (де Монтрёйлю) . Видите, отец Жан поговорил с ними, и они молча расходятся. Они опять стали кротки, как агнцы.

Де Монтрёйль. Плохо вы знаете это отродье! Они, подлецы, побежали, увидев, что я подхожу с моими латниками.

Сенешаль. Мы поощряем их нашей снисходительностью.

Женщина. Добрая госпожа! Сжальтесь над несчастной вдовой, которой нечем кормить четверых детей!

Сенешаль. Прочь отсюда! Пошла вон, старуха!

Изабелла. Сенешаль! Не гоните бедняжку! Она обращается ко мне. Что тебе, матушка?

Женщина. Я вдова Жирара. Его повесили вчера по приказу барона. Он добывал детям хлеб; как я одна прокормлю их?

Сенешаль. Пряди коноплю, теперь самая пора.

Изабелла. Бедная женщина!

Женщина (сенешалю) . Мне не на что купить конопли.

Изабелла. Вот вам, милая, четыре флорина. Жаль, что у меня нет больше с собой.

Женщина. Бог вам воздаст, моя добрая госпожа, благослови вас господь! (В сторону.) Да простит он ее отцу ради нее! (Громко) . Окажите мне еще одну милость, добрая госпожа.

Изабелла. Говорите.

Женщина. Позвольте унести тело моего бедного мужа: оно брошено на землю, и господин сенешаль запретил хоронить его.

Изабелла. Неужели это правда?

Сенешаль. Таков приказ барона.

Изабелла. Отец не мог отдать подобного приказания. (Своей свите.) Ступайте, заройте труп.

Пьер. Бегу.

Броун. Все уже сделано.

Сенешаль. Кто посмел?

Броун. Я. Мне, видите ли, не по нутру смотреть, как собаки пожирают человеческое мясо.

Сенешаль. Зачем ты суешься куда не следует? Что ты тут делаешь?

Броун. Стреляю из лука... Разве вам не известно, что я знаю в этом толк?

Изабелла (Броуну) . Король стрелков! Вы храбрый малый и хороший христианин. Бог наградит вас за это.

Женщина (Броуну) . О господин стрелок! Как я вам благодарна! Вы похоронили моего мужа.

Броун. Не стоит благодарности, матушка. Такие услуги люди обязаны оказывать друг другу. Вот вам флорин, выпейте за мое здоровье.

Англичанин (Броуну, тихо) . Ну?

Броун (тихо) . Я видел, как Жильбер выехал из замка. На нем только легкая кольчуга, и с ним всего пять человек. Вот его дочь. Беги к капитану Сиварду и скажи, что пора.

Сенешаль. По виду это настоящий разбойник.

Де Монтрёйль. Он назвался стрелком капитана Диллона.

Изабелла. Кто бы он ни был, он вел себя молодцом. Жаль, что у моего отца немного таких хороших слуг.

Де Монтрёйль. Скажите лучше, таких хороших стрелков.

Сенешаль. Он дал денег этой старой нищенке из чванства. Кто знает, не украл ли он вчера тот флорин, который подал сегодня?

Изабелла. Вы все видите в дурном свете.

Де Монтрёйль. Отойдем немного в сторону, мужики собираются играть в кинтану[33] Кинтана — старинная французская народная игра; участники ее наносят удары по чучелу, к руке которого прикреплена палка таким образом, что бьет по игроку в случае его неловкого удара.. По-моему, нет забавнее зрелища, чем когда иной пентюх хватится со всего маха оземь, получив добрый удар по плечам.

Сенешаль. Что там за топот? Какие-то всадники мчатся по большой аллее.

Изабелла. Это не отец; я его вижу — вон он.

Де Монтрёйль. Никак боевой клич?

Изабелла. Вы пугаете меня! Перестаньте, этим не шутят!

Крестьяне. Англичане! Англичане! Тревога!

Изабелла. Боже! Англичане! Куда бежать! Где отец?

Де Монтрёйль. Теперь все зависит от быстроты. Постараемся раньше них добежать до подъемного моста. Назад! Назад! Сир сенешаль! Подайте руку моей кузине, а я буду прикрывать отступление.

Моран (де Монтрёйлю) . Ах, ваша милость! Помогите, не то нам конец!

Сенешаль. А, теперь-то ты вспомнил о нас! Беги за топором, плут, и возвращайся помогать нам.

Пьер (де Монтрёйлю) . Ваша милость! Отступить к замку невозможно. Видите двадцать человек в зеленой одежде? Это их стрелки; они отрезали нам путь.

Сенешаль. Это верно, клянусь Бовезской божьей матерью! А вон впереди предатель, получивший приз.

Де Монтрёйль. Пресвятая дева! А на нас нет панцирей!

Изабелла. Пресвятая дева! Что с нами будет?

Пьер (Изабелле) . Войдите в хижину, сударыня. Вы будете там в безопасности, а тем временем подоспеет подмога. Я стану у дверей и, пока жив, никого не пущу.

Де Монтрёйль (Изабелле) . Да, да, постарайтесь где-нибудь укрыться. (Своим.) Крепко держитесь, друзья!

Изабелла. Я умираю. Не знаю, хватит ли у меня сил дойти.

Пьер. Не погнушайтесь тем, что я возьму вас на руки. (Одному из товарищей.) Жофруа! Держи перед ней стол, чтобы разбойники не ранили ее стрелой. (Уносит Изабеллу в дом.)

Англичане. Сивард, вперед! Наша взяла!

Де Монтрёйль. Держитесь, молодцы! Мужики, за оружие!

Брат Жан. Я ненавижу д'Апремона, но кровь во мне закипает при виде того, как англичане грабят французскую деревню. Так и разбирает охота снова взяться за прежнее ремесло. Вот и пика валяется соблазнительно! Ко мне, друзья! Святой Лёфруа да избавит нас от этих дурных христиан[34]Хотя англичане и были тогда католиками, но их считали не очень усердными богомольцами; история часто упрекает их в грабеже церквей, осквернении мощей и т. п. ( Прим. автора. )!

Разбойники (за сценой) . У-у-у! Оборотень!

Крестьяне. И Оборотень вдобавок, чтобы нас доконать! Пропали мы!

Оборотень. Они в наших руках! Бей всех, и англичан и французов! Зажигайте крыши! У-у-у! У-у-у! Волк-оборотень!

Д'Апремон. Ко мне, мои храбрые друзья! Вы сражаетесь за свои дома, за своего сеньора!

Сенешаль. Они рассеялись для грабежа! Будь мужики похрабрей, мы могли бы выпутаться из беды.

Брат Жан. Смелее, дети! Глядите, и волки напали на англичан.

Де Монтрёйль. Ах, если бы наши люди из замка поспешили на помощь!

Д'Апремон. Монтрёйль! Где моя дочь?

Де Монтрёйль. Полагаю, в безопасности. Клянусь святым Георгием, битва прежде всего! Подумаем, как защитить себя от их стрел.

Сивард (своим) . Деррик! Скажи, чтобы скот гнали на большую дорогу. Да чтобы пока не грабили. Жильбер, надо полагать, в этом небольшом отряде — я захвачу его. Славный будет выкуп.

Брат Жан (крестьянам) . Ставьте упором ваши пики в землю и направляйте их острием в ноздри лошадям.

Де Монтрёйль. Gloria tibi, Domine! [35]Слава тебе, господи! ( лат. ) Подъемный мост опускается, помощь идет.

Д'Апремон. Монжуа Сен-Дени! Апремонская богоматерь![36] «Монжуа Сен-Дени!» — тогдашний боевой клич французов; каждый сеньор добавлял к нему свой особый клич, который его вассалы повторяли во время сражения. ( Прим. автора. )

Сивард. Сивард, вперед!

Оборотень (разбойникам) . Вон какая свора спешит из замка! С нас довольно, деревня горит! Спасайте добычу! Отступайте в лес! Волки, за мной! (Уходит со своими.)

Броун (Сиварду) . Назад, капитан! Сюда скачет конница. Наши люди так увлечены грабежом, что не слушаются приказа.

Сивард. Сивард не так-то скоро отступает. Много ли их там, верховых?

Броун. Немало, и все закованы в железо: наши стрелы будут отскакивать от их лат, как от наковальни. Отступайте же, черт возьми!

Сивард. Собери стрелков, я ударю на них с моими людьми.

Броун. Ваши латники заняты грабежом. Отступайте, говорят вам!

Латники д'Апремона (за сценой ) . Сен-Дени! Апремонская богоматерь! На выручку, апремонцы!

Д'Апремон. Мы долго защищались, пора перейти к нападению! За мной, за вашим сеньором! За Жильбером д'Апремоном!

Сивард. Вот он, д'Апремон. Я давно ждал этой минуты! Ко мне, Жильбер! Сразимся на копьях в честь наших дам!

Пьер. Сдавайтесь, капитан, или я всажу в вас кинжал![37]«Кинжал милосердия». Лезвие у этого кинжала было чрезвычайно крепкое и острое. Даже сброшенного с коня рыцаря не так-то легко было ранить сквозь латы. Победитель старался приподнять одну из частей панциря и всадить туда острие своего кинжала, наподобие того, как вводят нож между двумя створками устриц. Фруасар называет эту операцию «сунуть кинжал в тело». В те времена было в обычае убивать всех, кто не мог заплатить выкупа или чья платежеспособность внушала сомнения. ( Прим. автора. )

Сивард. Не сдамся я мужику. Где твой господин?

Пьер. Ну, так умри! (Хочет заколоть его.)

Д'Апремон (вскочив на ноги) . Постой, Пьер! За него отсыплют золота. Сдавайтесь, капитан!

Сивард. Вот моя шпага!

Броун (в глубине сцены) . Покойной ночи, капитан! В другой раз будете мне верить. А это вот тому, кто взял вас в плен.

Пьер (поражен стрелой) . Господи Иисусе! Умираю! (Падает.)

Д'Апремон. Монтрёйль! Садись на моего коня, бери моих латников и скачи в погоню за грабителями. Вон они бегут в беспорядке... Где моя дочь? Сенешаль! Вы ее не видели?

Пьер. Она вон там, в хижине... Уведите ее оттуда... Пламя повернуло в ту сторону.

Д'Апремон (входит в хижину) Изабелла, дочь моя, где ты?

Брат Жан. Бегите тушить пожар, дети! Пусть латники преследуют англичан. Снесите этот дом, чтобы остановить огонь. Бейте в набат. (Натыкается на тело Пьера.) А, это ты, бедняга Пьер! В тебя попала стрела... Скажи: ты еще жив? Ты не узнаешь меня?

Пьер. Как, это вы, сударыня?.. Вы снисходите... Но... где я?

Брат Жан. Бедняга! Он в бреду... Успокойся, рана не смертельная. Половина железного наконечника торчит над раной; буйволова перевязь ослабила удар.

Д'Апремон (выходя из хижины) . Эй, Пьер!.. Помоги мне!.. Э, да он умер! Жаль! Жакоб, Менье! Устройте носилки из копий и плащей: моя дочь в обмороке, надо перенести ее в замок. Брат Жан! Идите скорее с нами. Дочь моя больна, мы нуждаемся в ваших познаниях[38]Большинство духовных лиц были сведущи в медицине. ( Прим. автора. ).

Брат Жан. Вот человек, которому они гораздо нужнее.

Д'Апремон. Черт побери! По-вашему, жизнь моей дочери можно приравнять к жизни крепостного? Идите, я вам хорошо заплачу. (Уходит.)

Брат Жан (одному из крестьян) . Принеси-ка воды. (Дает пить Пьеру.) Пей, пей, дружок. Как ты себя теперь чувствуешь?

Пьер. Немного лучше... А где англичане?

Брат Жан. Бежали.

Пьер (смотрит на хижину, где была Изабелла) . Дверь открыта... Где наша госпожа Изабелла?

Брат Жан. Отец отправил ее в замок. Она в обмороке, и он потребовал, чтобы я бросил тебя и занялся ею.

Пьер. Отец! Идите туда... Она, быть может, ранена!

Брат Жан. Нет, нет. Вся ее болезнь — один испуг. И твоя рана — пустяки, будь молодцом. (Делает Пьеру перевязку.)

Де Монтрёйль. Победа! Мы отбили у них добычу.

Симон. Вот они, мои бедные коровушки! Вас не съедят теперь англичане.

Моран (обращаясь к одному из своих быков) Вот и ты, Рыжик с черной полоской, голубчик ты мой! Натерпелся ж ты страху...

Сенешаль (Симону) . Симон! Ведь это были твои коровы?

Симон. Да, господин сенешаль, все шесть.

Сенешаль (латникам) . Одна, две, три; одна, две, три. Вот эти две теперь баронские; уведите их.

Симон. Как так? Что вы сказали?

Сенешаль. Да, они наши по праву, как вознаграждение за спасенное имущество[39]Это странное право соблюдается еще и сейчас в прибрежных местностях. ( Прим. автора. ). Не зря же мы трудились!

Симон. Но...

Сенешаль. Я тебе их дешево перепродам. Я знаю, у тебя водятся деньжонки.

Симон. Но, господин сенешаль...

Сенешаль. Без разговоров, дружище. Мы забираем треть скота. А завтра мы с вами договоримся, по какой цене вы можете его выкупить.

Крестьяне. Да это разбой! Мы сами их отбили.

Бартельми (убивая корову) . Ну, этой у меня не отымут.

Сенешаль. Ах, негодяи! Я вам покажу! Вы у меня узнаете, как я наказываю наглецов! Дорого вы поплатитесь за камни, которые вы швыряли в меня!.. Латники! Гоните эту строптивую сволочь!

Сивард. Смелее! Бей крепче! Меня разбирает смех при виде того, как дерутся между собой французы.

Де Монтрёйль. Прочь отсюда, мужичье! Или мы насадим вас на копья.

Сенешаль. Денек выдался жаркий — пятнадцать убитых. (Толкая труп ногой.) А вот один из тех злодеев, волков, как их зовут. Они как явились внезапно, так и скрылись.

Де Монтрёйль. Пожар потушен, пора возвращаться. Трубач! Труби отбой! (Сиварду.) Мессир рыцарь! Не угодно ли пожаловать с нами?

Брат Жан (держа лошадь под уздцы) . Вот лошадь без хозяина. Садись на нее, Пьер, если ты в силах.

Сивард (Монтрёйлю) . И вы допустите, чтобы я шел пешком, как слуга? Разве так обращаются с рыцарем?

Сенешаль. Пьер! Отдай свою лошадь дворянину.

Пьер. Но ведь я ранен.

Сенешаль. Без разговоров!.. Этот болван только оттого, что грамотен, корчит из себя важного барина, он смотрит на своих господ почти как на ровню.

Брат Жан. Но, господин сенешаль, он не сможет дойти до замка пешком.

Сенешаль. Пусть устраивается как знает. (Уходит.)

Брат Жан. Вот награда за службу господам! Спасай им жизнь, а они бросят тебя, как искалеченную лошадь.

Пьер. Я думаю, что доберусь до замка пешком.

Брат Жан. Нет, лучше поедем со мной в монастырь. Кто-нибудь уж даст нам осла. (Крестьянам, которые держатся в отдалении.) Эй, друзья мои, сюда!

Симон. Да тут один из этих псов-латников. Чтоб ему околеть!

Брат Жан. Это славный парень, от него вы ничего, кроме добра, не видали. Помогите мне перенести его в монастырь, я там перевяжу ему рану.

Моран. Э, да это Пьер Ламброн, сын моего кума Ламброна! Бедняга! Рана не опасна?

Брат Жан. Он спас дочь барона, а в награду мессир Жильбер оставил его тут истекать кровью да еще потребовал, чтоб и я его бросил.

Симон. Ах, добрый отец Жан! Вы наше провидение! Не будь вас, кто нас утешил бы? Круто нам приходится теперь от сеньоров.

Рено. Что ни день, то новое мученье!

Моран. Сегодня нас грабили и жгли англичане! А потом грабили и били наши же господа!

Брат Жан. Ваши жалобы справедливы. Но одних жалоб мало! Эх, если б со мной так обращались...

Симон. А что?

Брат Жан. Чем они лучше вас? По какому праву они вас мучают? Разве вы не такие же дети Адама, как они? Не такая ж у вас плоть, как и у этих надменных сеньоров? Отчего же вы отданы им на съедение, как овцы волкам?

Симон. Вы нам задаете вопросы, отец, точно мы в силах на них ответить. Мы простые деревенские люди, народ темный. Но коли так устроен свет, значит, почему-нибудь да надо, чтобы мы были несчастны.

Брат Жан. А я вам скажу, почему вы так несчастны. Вы несчастны потому, что вы трусы. Разве вы не так же ловки, не так же сильны, как ваши господа? Много ли между ними молодцов, которые смогут поднять такой тяжелый молот, как у тебя, Моран?

Моран. Да, это правда, молот у меня тяжелый.

Брат Жан. Отчего же ваши притеснители так зазнались? Оттого, повторяю, что вы трусы. На вашу трусость они и рассчитывают. Видали вы, чтобы одна собака напала на другую, когда та оскалит зубы? А вот в ту, что первая кинется бежать, в ту немедля вцепятся: ведь и трус набирается храбрости, видя, что враг удирает. Легко выказывать смелость с теми, у кого заячье сердце, кто дрожит при виде платья, расшитого гербами. Но я только теряю с вами время, а Пьеру нужна моя помощь. Кто даст мне осла, чтобы его перевезти? Оставил ли вам сенешаль хоть одного?

Симон. Люблю я отца Жана. Он говорит с нами так, точно мы сами беседуем друг с другом. Совсем не то, что покойный аббат Бонифаций, да пошлет господь мир его душе! Тот нам такие читал проповеди, что сам черт не разберет.

Рено. А видали вы, как он, даром что монах, взялся за пику и как он бился? Он так же храбр, как и учен.

Симон. Он нам сказал и повторил то, что английский стрелок говорил давеча утром.

Моран. Да, но этот стрелок оказался предателем, вы же видели.

Рено. Согласен, а все же и он мог сказать правду.

Симон. Конечно, и я начинаю сильно задумываться над этим.

Рено. А я уже давно об этом думаю.

Моран. Я хорошо знаю, о чем ты думаешь, и сам раздумываю не меньше твоего.

Симон. Воин и монах, не сговариваясь, сказали одно и то же.

Рено. Он говорил чистую правду. Да, мы трусы, если нас безнаказанно стригут люди, которые не сильнее нас.

Моран. Как это он сказал: собака не нападает на другую, когда та оскалит зубы?

Симон. Он еще говорил, что мы трусим перед платьем, расшитым гербами. Гм... Но ведь я, если захочу, одним махом надвое перерублю это дерево, а голову отрубить не труднее.

Моран. А мы-то, простофили, позволили увести столько наших коров!

Симон. А я — бедного моего бычка. Сожрут они его!

Рено. Эх, кабы все да одно думали!

Симон. Рено! Я, кажется, тебя понимаю. У меня лук недурен, не в обиду будь сказано англичанину. Если ты на что-нибудь решишься, я с моим луком стану рядом с тобой.

Моран. Верно. У нас только и осталось, что наши луки. Почти все остальное у нас забрали.