Онлайн чтение книги Женщина в "Восточном экспрессе" The Woman on the Orient Express
Глава 3

Лозанна – Милан

На следующее утро Агата проснулась в восторге: за окном высились Альпы. Лучи восходящего солнца отражались на снежных вершинах причудливыми розоватыми пятнами на фоне безупречного неба.

Она поспешно оделась: жакет от Сони Делоне в ярких полосах осенних цветов, шелковая блузка и шерстяная юбка в тон. Подойдя к маленькому зеркалу над раковиной, Агата поразилась собственному отражению: на солнце рыжина в волосах выглядела кричаще яркой. Парикмахер предупреждал о подобном эффекте: «Вы – натуральная блондинка, так что цвет может проявиться совершенно иначе».

Она улыбнулась непривычной для себя улыбкой и надела очки, чтобы довершить образ. Ярлычки, выглядывающие с багажной сетки над головой, подтверждали ее новую личину: миссис М. Миллер, Грейстон-хаус, Дрюстентон, Эксетер.

Агата открыла дверь купе и замерла в нерешительности, напуганная предстоящим походом в вагон-ресторан. Там будет столько народа! А вдруг ее узнают?

Но тут на помощь пришел желудок: где-то открылась дверь, и в коридоре повеяло запахом горячих тостов с беконом и кофе. Отец всегда говорил: для успокоения нервов нет ничего лучше хорошего завтрака. Живот заурчал в радостном предвкушении, и Агата последовала за ароматом.

Официант усадил ее спиной к паровозу и осведомился, какой чай предпочитает леди: индийский или китайский? Она вдумчиво изучала меню. Что выбрать: яйца «Бенедикт»[2]Бутерброд с яйцом, сваренным без скорлупы., кеджери[3]Рис с кусочками вареной или копченой рыбы. или блинчики с кленовым сиропом? Восхитительные колебания… Официант вернулся с чайником «Дарджилинга».

Рядом с серебряными приборами, поблескивающими на солнце, лежала тщательно отутюженная газета[4]В то время было принято проглаживать свежие газеты утюгом, чтобы типографская краска не приставала к пальцам.. Агата развернула ее и потянулась за чаем. Подняв фарфоровую чашку с монограммой к губам, она заметила девушку, сидящую за столиком напротив.

Пожалуй, не больше двадцати пяти. Темные вьющиеся волосы, нежные черты, непритязательный костюм хорошего покроя, капелька макияжа. У Агаты возникло странное чувство дежавю: где-то она ее уже видела, никак не вспомнить… К счастью, девушка не поднимала головы, и можно было спокойно ее разглядывать, прикрывшись газетой.

Что-то упало на кусочек тоста…

Девушка плакала.

Мало-помалу слезы полились ручьем. Незнакомка не издавала звуков, даже не делала попытки вытереть лицо – она застыла, словно парализованная горем. Агата подняла чашку и вновь опустила, нервно поглаживая ручку. Сделать вид, что не заметила? Нет, надо подойти.

И в этот момент девушка подняла голову. Глядя куда-то в дальний конец вагона-ресторана, она еле заметно шевельнула рукой – вроде бы хотела кому-то помахать, но боялась, что увидят.

Разумеется, Агата не стала поворачиваться и разглядывать, кому она там машет – это было бы невежливо. Однако тайну раскрыл неожиданный оптический эффект: луч света бросил на стекло отражение лица в дверном проеме.

Его лица.

Так, значит, это не призрак, ей не приснилось! Он здесь, в поезде.

Задрожала рука, звякнула чашка о блюдце. К счастью, звук заглушился внезапным скрежетом тормозов – поезд замедлял ход. Мимо проносились деревянные домики с заиндевелыми окнами, телеги, люди в меховых шапках, бледные узкие лица.

Поезд дернулся и остановился. Дверь в дальнем конце вагона распахнулась, мелькнул удаляющийся затылок.

Это и вправду был он?..

Агата украдкой покосилась на девушку. Та уткнулась в тарелку, волосы упали вперед, закрывая лицо.

Если это он, то кто же тогда она?..

Вагон вздрогнул, поезд тронулся, набирая скорость. Агата попыталась разглядеть название станции, но табличка пронеслась мимо слишком быстро. Наверное, они сейчас в Швейцарии или в Италии. Зачем бы Арчи сходить с поезда в этих местах?

Агата снова обернулась к девушке, но тут официант принес завтрак, заслонив обзор. Пока он раскладывал салфетку, подавал тарелку, интересовался, не нужно ли ей еще что-нибудь, девушка поднялась и вышла.

Любовница Арчи?..

Агату вдруг поразило, как мало она знает о женщине, укравшей сердце мужа.

Имя – да, известно. Она даже видела ее однажды: Арчи пригласил домой партнеров по гольфу. Как назло, она тогда свалилась с гриппом, не в силах встать и поздороваться – нерадивая хозяйка!

Возможно, в тот момент ничего и не было, иначе муж не посмел бы ее пригласить. Субботним утром, проходя по коридору в ванную, Агата мельком увидела в холле двух мужчин и женщину. Те ее не заметили. Женщина сразу привлекла внимание: стройная, с темными вьющимися волосами. Когда гости уехали, она спросила Арчи, кто это был. «А, это Нэнси! Неплохой гандикап для женщины».

Больше Агата ее не видела, даже не думала о ней – до лета 1926 года, накануне дня рождения Розалинды. Именно в этот вечер муж решил признаться: есть другая женщина, значившая для него больше, чем жена и дочь.

Так вот она какая… Жаль, что не удается толком вспомнить ту женщину в Саннингдейле.

Агата взяла приборы и постаралась отдать должное яйцам «Бенедикт», однако внутренности скрутило в тугой узел.

На выходе из ресторана она помедлила возле соседнего столика, сканируя его взглядом в поисках зацепок. Платок с инициалами? Нет, лишь смятая салфетка и крошки тоста.

У тебя просто разыгралось воображение .

На этот раз голос матери.

Агата помедлила в коридоре, прижавшись лицом к прохладному стеклу. От дыхания расплылся пейзаж за окном: луга, присыпанные снегом.

Все не так! Она отправилась в путешествие, чтобы исцелиться…

От вереницы сосен, проносящихся мимо, закружилась голова. Нахлынуло ужасное ощущение одиночества – как тогда в гостиничном номере в Харрогейте, в ожидании Арчи, который приедет и заберет ее домой…

Почти два года назад Агата села в поезд, не сказав никому, куда едет: серым декабрьским утром, четыре месяца спустя после разорвавшейся «бомбы». Она умоляла дать ей немного времени, попытаться все наладить. В субботу они собирались отправиться на выходные в Йоркшир, в отель в Харрогейте, однако в пятницу вечером Арчи не вернулся домой. Она ждала всю ночь, и под конец в ней что-то сломалось.

Снова убегаем…

Где-то хлопнула дверь, и Агата поспешно отвернулась от окна из страха, как бы чего не подумали. Тут поезд заложил крутой вираж, и ей пришлось ухватиться за поручень. Все еще в тумане собственных мыслей, она по ошибке открыла дверь чужого купе – на полке лежала какая-то женщина.

– Прошу прощения! – попятилась Агата.

– Миссис Миллер?

Женщина выглядела так, словно сошла со страниц «Вога». Высокая – ей приходилось пригибаться под багажной полкой; пижама из белого шелка, расшитая по краю черными египетскими иероглифами. От ее одежды исходил крепкий запах духов с ноткой ванили и еще чего-то вроде жасмина или нарцисса.

Незнакомка протянула руку и ослепительно улыбнулась, обнажая ряд ровных зубов. Безупречная кожа, никакого макияжа, кроме помады. Густые, блестящие волосы – скандинавский пепельный блонд, темно-синие, почти фиалковые глаза. Агате вспомнились колокольчики, растущие в полях возле дома ее матери в Торки.

– Кэтрин Килинг. – Ее рукопожатие было твердым, как у мужчины. – Простите, что напугала. Пришлось переселяться – клопы, представляете!

Она подняла брови и слегка передернула плечами, так, что округлая грудь шевельнулась под шелковой пижамой.

– Кто бы мог подумать, а? В «Восточном экспрессе»! Говорят, из-за обилия дерева в интерьере… Ну теперь расскажите о себе!

Агата заметила, что купе совершенно преобразилось: исчезли ее вещи. Со стола убрали расческу и несессер, ночная сорочка больше не свисала с крючка на двери, а шляпную коробку перевернули набок и запихнули в угол багажной полки. Она выбрала купе второго класса потому, что здесь было куда больше места, чем в одиночном купе первого, однако теперь ее охватили сомнения в правильности выбора.

– Какой дивный жакет! – Кэтрин провела изящным длинным пальцем по ткани. – Соня Делоне?[5]Французское имя – Сара Элиевна Штерн (1885–1979) – знаменитой художницы-авангардистки, работавшей также как модельер.

– Да.

– Так и думала. Мне довелось с ней сотрудни-чать.

– Правда?

– Я – художник-дизайнер, – кивнула Кэтрин. – Работала в модных домах Лондона и Парижа.

– Вы, наверное, очень талантливы, – вежливо заметила Агата. – По работе едете или так, для удовольствия?

Кэтрин расхохоталась, закинув голову.

– А разве это взаимоисключающие вещи? Я обожаю свою работу. – Она взяла со столика серебряную папиросницу. – Не желаете?

– Спасибо, не курю.

– Надеюсь, вы не против?

Кэтрин достала из кармана пижамы мундштук – черный с серебряным наконечником.

Агата совсем пала духом: придется делить купе с курильщицей! За годы брака с Арчи она смирилась с запахом сигарет, однако после развода успела привыкнуть к роскоши свежего воздуха в спальне.

– Турецкие, – пояснила Кэтрин. – Довольно неплохие. Коллега привез из Багдада. Надо будет раздобыть еще.

– Вы едете в Багдад? – поинтересовалась Агата. Странный выбор для человека из мира высокой моды; она-то думала, ее спутница сойдет в Милане.

Кэтрин выдохнула облачко дыма.

– В Ур – я там работаю на раскопках, рисую находки. Уже четвертый сезон пошел.

– Вы работаете с Леонардом Вулли? – с придыханием уточнила Агата.

– Да.

При упоминании этого имени Кэтрин отчего-то поморщилась и закатила глаза. Может, с ним сложно общаться или у него имеется какая-нибудь отвратительная привычка? Агате хотелось расспросить подробнее, но это было бы невежливо. Взамен она призналась, как с интересом читала о раскопках в газете, как это повлияло на ее выбор – ехать на восток вместо запада. Затем она спросила, какое из найденных сокровищ понравилось больше всего.

Кэтрин задумчиво стряхнула пепел.

– Пожалуй, головной убор царицы Пуаби[6]Богатая и влиятельная женщина («царица» – условный термин), жившая в одном из древнейших городов шумерской цивилизации, Уре, прибл. в 2600-е гг. до н. э.. Два месяца потратила на восстановление – просто кошмар, куча мелких бусинок! – но оно того стоило.

Оказывается, в прошлом сезоне их группа нашла древнее захоронение, затерянное в пустыне на три тысячи лет. Среди замечательных находок им попался головной убор шумерской царицы. Кэтрин так увлекательно описывала процесс складывания фрагментов золота, лазурита и сердолика, что Агата мысленно перенеслась в другой мир и даже не заметила, как горные ландшафты за окном уступили равнинам Ломбардии – перед внутренним взором представали заманчивые картины сокровищ, найденных в Уре…

В дверь неожиданно постучали. Агата вздрогнула и вернулась с небес на землю. Вошел проводник с утренним кофе и спросил Кэтрин, не нужно ли перенести остаток вещей из прежнего купе. Обращение «миссис Килинг» порядком удивило Агату, поскольку обручального кольца у соседки не было.

Когда он вышел, Кэтрин воскликнула:

– Ах, миссис Миллер, как нехорошо с вашей стороны! Я все болтаю и болтаю о работе, а вы позволяете! Ну же, расскажите что-нибудь о себе!

Она размешала сахар и подняла чашку к губам – на краю остался четкий коралловый полумесяц.

– Багдад – довольно необычная цель для женщины, путешествующей в одиночку…

Кэтрин сделала многозначительную паузу: ей явно хотелось узнать, куда и почему ее спутница едет без мужа.

Агата вздохнула. Она предвидела досужее любопытство и заготовила ответ заранее, но ей хотелось придать голосу убедительности. Сперва она рассказала Кэтрин, что дочь уехала учиться в пансионат – это было правдой, – поэтому она ужасно скучает, и ей необходимо отвлечься. Затем последовала собственно ложь:

– Мой муж… погиб на войне.

Она долго практиковалась перед зеркалом; говорила себе, что лучше притвориться вдовой, чем принять позорный статус разведенной женщины. И все-таки вслух это прозвучало чудовищно, словно она и вправду желала ему смерти. Да еще лицо, отразившееся в оконном стекле… Неужели это кара? Новая жестокая выходка подсознания – видеть то, чего нет?

Кэтрин наклонилась и похлопала ее по руке.

– Я тоже потеряла мужа…

Кровь бросилась в лицо. Теперь Агате стало стыдно вдвойне.

Какая ты испорченная!

Кэтрин отвернулась к окну.

– Мы познакомились, когда я работала медсестрой во Франции.

– Во Франции? – эхом откликнулась Агата. Трудно представить столь экзотическое сознание в грязи и крови полевого госпиталя. В Торки порой приходилось тяжко – страшно подумать, чего навидалась Кэтрин.

– Мы были женаты всего шесть месяцев. – Кэтрин потянулась за новой сигаретой.

– Война так жестока…

Банальность, однако опыт подсказывал, что лучше не копать глубоко.

– Когда все закончилось, я снова пошла в медсестры, – пояснила Кэтрин. – Сперва в Египте, потом отправилась в Багдад – так и попала на раскопки.

Собеседница ждала продолжения, но Кэтрин прикурила сигарету и умолкла. В воздухе повисла пауза, словно попутчица, обрисовав обстоятельства своего брака, ждала в ответ того же самого.

Агата решила сменить тему и упомянула, что тоже бывала в Египте. Поговорили об интересных местах, увиденных в разное время. Затем Агата пустилась в описание рабочих будней в госпитале, больше акцентируя комические моменты: как они с подругой Эйлин учились химии в перерывах между сменами, как случайно взорвали кофейный аппарат, когда делали тест Марша на мышьяк. Она умолчала о том, что вышла за Арчи в следующие выходные после взрыва, что больные дразнили ее по поводу нового статуса, а один солдатик из Глазго заявил на всю палату, что «сестра Кристи» звучит лучше, чем «сестра Миллер», ведь это шотландская фамилия.

Было так странно возвращаться к работе уже замужней женщиной после единственной брачной ночи с Арчи, не зная, когда они увидятся в следующий раз – и увидятся ли вообще?.. Он сделал ей предложение через несколько дней после знакомства, на рождественском балу. Высокий, стройный, с вьющимися золотистыми волосами, Арчи обладал беззаботной уверенностью в себе, которая покорила ее с первого взгляда. К тому же он оказался превосходным танцором. Он пригласил ее на вальс, потом на фокстрот, но бальная карточка уже была заполнена. Арчи небрежно махнул рукой и велел ей не церемониться с остальными.

То же самое вышло и с предложением: она призналась, что уже помолвлена с Реджи Люси, артиллеристом. Какое это имеет значение? Арчи отмел жениха, словно соринку с пиджака сдул. «Если бы я был помолвлен, то сию минуту разорвал бы помолвку!»

Агата написала Реджи – доброму, нежному, терпеливому Реджи, который настоял на том, чтобы подождать по меньшей мере пару лет, прежде чем идти к алтарю, – и сообщила, что выходит за другого. С Реджи было так спокойно, так надежно «на берегу»: хороший товарищ без пылкой страсти. Однако теперь она пустилась в бурное море – влюбилась в незнакомца, в полную противоположность себе: практичного при ее романтичности, рационального там, где ее уносило воображение, жесткого при ее сентиментальности. Ей ужасно хотелось выйти за него, однако мать заявила, что надо подождать, пока он не начнет зарабатывать на ее содержание…

– Знаете, вам в Багдаде не понравится, – вдруг заявила Кэтрин.

Агата удивленно обернулась к ней.

– Почему вы так думаете?

– Там полно мемсаиб[7]Госпожа – почтительное обращение к европейской женщине в колониальной Индии. – все равно что не выезжать из Суррея: сплошные приглашения на чай и теннисные клубы. Если хотите увидеть настоящую Месопотамию, лучше избегайте их общества.

– А… Я… э-э… забронировала номер в отеле «Тигрис палас» на пять дней, особых планов у меня нет.

Агата хотела было добавить, что надеялась посетить раскопки в Уре, но вовремя остановила себя – некрасиво напрашиваться к незнакомым людям.

Кэтрин нарушила неловкое молчание.

– Ну так приезжайте к нам.

Интересно, кто это – «мы»?

– У дома есть пристройка для гостей, – продолжала Кэтрин. – Хотя Леонард не очень любит туристов, против вас не станет возражать.

Леонард? Весьма фамильярно… Некий налет пренебрежения к всемирно известной личности. Может быть, в жизни на раскопках есть свои особенности, царят совсем другие принципы?

– Я не хочу вам мешать, спасибо. В агентстве Кука мне сказали, что можно нанять местного гида.

– Глупости! – фыркнула Кэтрин. – Я, конечно, люблю арабов, но с ними очень тяжело, если не знаешь все входы и выходы. Право, я настаиваю: вы должны поехать к нам! Я буду очень рада. Пять месяцев в году я окружена сплошь мужчинами – иногда, знаете ли, не хватает женского общества.

Ее тон был уверенным, однако в то же время проскальзывала едва уловимая нотка ранимости, чуть ли не страха перед будущим. Казалось бы, четвертый сезон…

У Агаты сложилось ощущение, что у Кэтрин в этой поездке совсем иной настрой, чем у нее: при всех разговорах о любви к работе в пустыне ее ждала какая-то невысказанная угроза.