Онлайн чтение книги Кловис Дардантор
ГЛАВА XII, в которой караван покидает Сайду и прибывает в Дайю

На следующий день за час до отправления каравана его вспомогательный персонал, повозки и животные ожидали на вокзале туристов. Агент компании Деривас отдавал последние распоряжения, в то время как араб Моктани заканчивал седлать для него коня. Три шарабана и тележка стояли в глубине двора, возницы уже сидели на козлах, готовые тронуться в путь. Дюжина лошадей и мулов фыркали и перебирали ногами, а два мирных верблюда в богатой сбруе лежали на земле. Пятеро нанятых на время экскурсии туземцев в белых бурнусах неподвижно сидели на корточках в углу двора в ожидании сигнала к отправлению.

Вместе с группой Дардантора караван насчитывал пятнадцать туристов: семь путешественников, включая месье Орьянталя, которые появились в Сайде два дня тому назад, тоже выразили желание принять участие в столь удачно организованной экскурсии. Поскольку среди вновь прибывших женщин не было, то прекрасную половину человеческого рода по-прежнему представляли только мадам Элиссан с дочерью и мадам Дезирандель.

Кловис Дардантор и его спутники первыми пришли на вокзал, затем подошли и другие, в основном жители Орана, среди которых оказалось несколько знакомых мадам Элиссан.

Месье Эсташ Орьянталь, с подзорной трубой за спиной и с дорожным мешком в руке, поздоровался с экс-пассажирами «Аржелеса».

— Вы с нами? — улыбаясь, спросил месье Дардантор.

— Да, — ответил президент Астрономического общества Монтелимара.

— Вижу, вы не забыли свой оптический прибор. Это более чем кстати, поскольку нам еще понадобится глядеть в оба… если вдруг нашим проводникам вздумается наплевать на нашу участь.

Возмущенный вульгаризмом, суровый Патрик отвернулся, а перпиньянец и монтелимарец крепко пожали друг другу руки.

Марсель крутился у семьи Элиссан, матери и дочери, пытаясь забрать у женщин ручную кладь. Месье Дезирандель следил, чтобы грузы были уложены в повозку как надо. Агафокл от нечего делать дразнил своего мула, яростно шевелившего ушами. Жан гадал, что будет через полмесяца, когда закончится странствие по южнооранским землям.

Первый крытый шарабан с мягкими сиденьями заняли мадам Элиссан с дочерью и супруги Дезирандель. Во втором и третьем устроились пятеро туристов, предпочитавших удобства и покой острым ощущениям верховой езды.

Парижане мигом оказались в седлах, как настоящие кавалеристы, знающие толк в скачках. Агафокл неловко взобрался на мула.

— Сел бы ты в наш шарабан, отец может уступить тебе место! — крикнула сыну мадам Дезирандель.

Месье Дезирандель действительно готов был это сделать, чтобы дать Агафоклу возможность оказаться рядом с Луизой. Но сын, естественно, ничего и слышать не желал, поскольку твердо вознамерился гарцевать на муле, не менее упрямом, чем он, и явно задумавшем сыграть со своим седоком злую шутку.

Агент Деривас сидел верхом на коне и уж было собрался подать команду, как внезапно взгляды всех присутствовавших устремились на Кловиса Дардантора. Этот удивительный человек только что при помощи слуги набросил на плечи экзотический бурнус. Правда, вместо фески или тюрбана голову его украшала белая туристская каска, зато обувь напоминала арабские сапоги. В общем, выглядел он весьма красочно в таком наряде, заслужившем, кстати, даже одобрение Патрика. Быть может, слуга надеялся, что подобная одежда обяжет его хозяина к изысканным выражениям, свойственным Востоку.

Перпиньянец уселся на спину одного из двух лежавших верблюдов, проводник Моктани — на спину другого. Животные величественно поднялись, и месье Дардантор красивым жестом приветствовал спутников.

— Иным он и быть не может! — заявила мадам Дезирандель.

— Лишь бы с ним ничего не случилось! — прошептала девушка.

— Какой человек! Какой человек! — повторял Жан, обращаясь к кузену. — Кто не посчитал бы за честь быть его сыном!..

— А также иметь его в качестве отца! — откликнулся Марсель, и кузен встретил этот плеоназм[105]Плеоназм — вкрапление в речь слов, ненужных с чисто смысловой точки зрения. взрывом хохота.

Патрик, не теряя достоинства, сел на мула, и агент Деривас дал сигнал к отъезду.

Караван двигался в следующем порядке: во главе верхом на коне — агент Деривас, затем проводник Моктани и месье Дардантор — оба на верблюдах, за ними парижане и еще два туриста — на лошадях, потом Агафокл, не очень уверенно сидевший на муле, далее — тянувшиеся вереницей три шарабана, в одном из которых устроился месье Эсташ Орьянталь, и, наконец, повозка с туземцами, багажом, провизией и оружием, а в арьергарде — еще два туземца и Патрик.

Путь от Сайды до Дайи не превышает сотни километров. Тщательно изученный маршрут обещал на полдороге деревеньку, куда предстояло добраться к восьми вечера, чтобы провести там ночь, а на следующий день отправиться дальше и к вечеру приехать в Дайю. Средняя скорость в четыре с половиной километра в час делала путешествие неспешной прогулкой.

Покинув Сайду, караван вскоре оставил позади сравнительно плотно населенную местность и вступил на территорию Бени-Мениарен. Перед туристами стелился ковровой дорожкой уходивший далеко на запад широкий торговый путь. По нему-то и предстояло двигаться вплоть до Дайи.

Небо было застлано пушистыми облаками, гонимыми северо-восточным ветром, несшим свежесть и прохладу. Солнечные лучи не жгли и, бросая светотени, лишь оживляли пейзаж. Караван шел медленно, поскольку дорога с высоты в девятьсот метров над уровнем моря устремилась вверх до отметки в тысячу четыреста.

Через несколько километров туристы увидели древние развалины у рощи Дуи-Табет, затем миновали реку Узд-Хуне и обошли стороной лесной массив Джефра-Шерага площадью не менее двадцати одной тысячи гектаров.

На севере простерлись обширнейшие посадки альфы. Этот злак служит кормом лошадям и другим домашним животным. Кроме того, его круглые листья используются для плетения веревок, циновок, ковров и обуви, а также для производства прочной бумаги. Там, где возделывают эту культуру, сооружаются цеха с гидравлическими прессами, обрабатывающие нежные растения сразу же после сбора, пока они еще не успели пересохнуть от жары.

— Вдоль нашей дороги, — заметил агент Деривас, — мы встретим еще немало плантаций альфы, или алжирского ковыля, бескрайние леса, горы, дающие железную руду, и карьеры, где добываются строительный камень и мрамор.

— Да, нам не придется жаловаться на скудость впечатлений! — заметил перпиньянец.

— Особенно если попадутся живописные пейзажи, — добавил Марсель, думая совсем о другом.

— А много ли рек в этой части провинции? — поинтересовался Жан.

— Больше, чем вен у человека, — заверил Моктани.

Местность, по которой пролегал маршрут, входила в состав территории, известной под названием Телль и шедшей под уклон к Средиземному морю. Здесь самые плодородные в провинции Оран почвы, и единственное, что портит сей край, — это непомерная жара, какой не знает даже бывшая Берберия.

И все же стоящую в данном районе высокую температуру можно вынести, тогда как на Великом Плато и далее в Сахаре, где в воздухе непроницаемая пыль, африканское солнце убивает все живое — и флору, и фауну.

Климат провинции Оран самый жаркий в Алжире, но вместе с тем и самый здоровый. Его целебные свойства обусловлены частыми северо-западными ветрами. Возможно, что лежавший на территории провинции Оран участок Телля, который предстояло пересечь каравану, не столь горист, как другие его участки — в провинциях Алжир и Константика, зато лучше орошаемые равнины оранского Телля более благоприятны для земледелия и пригодны для возделывания практически всех культур и в особенности хлопчатника, под которым занято триста тысяч гектаров засоленных земель.

Продвигаясь вперед под сенью величественных лесов, путешественники могли не опасаться летнего зноя, становящегося нестерпимым уже в мае. Окружавшая путников буйная растительность была чарующе прекрасной. А что за чудный воздух, благоухавший ароматом самых различных цветов, вдыхали они! Чего только не встречали экскурсанты на своем пути: и рожковые и мастиковые деревья, и карликовые пальмы, и купы тимьяна, мирта, лаванды, и рощи могучих дубов разнообразнейших видов — пробковых, зеленых, с мягкими желудями и других, а также туи, кедры, вязы, ясени, дикие оливы, фисташковые и лимонные деревья, можжевельник, столь благоденствующие в Алжире эвкалипты, тысячи алеппских сосен, не говоря уже о множестве других хвойных!

Восхищаясь увиденным, находясь в том приподнятом состоянии духа, какое обычно бывает в начале путешествия, туристы преодолевали километры весело. В пути их слух услаждали своим пением птицы, и месье Дардантор утверждал, что это любезная Компания алжирских железных дорог специально для экскурсантов устроила такой концерт. Верблюд нес на себе перпиньянца весьма осторожно, как того и заслуживала столь достойная особа, и хотя при более быстром движении сей наездник толкался о верблюжий горб, он все же утверждал, что еще не видывал столь ласкового и уравновешенного верхового животного.

— От него куда больше проку, чем от какой-нибудь клячи! — утверждал он.

«Лошади, а не клячи!» — так бы сказал Патрик, находись он рядом с хозяином.

— Неужели, месье Дардантор, — спросила Луиза, — вам не жестко сидеть на этом верблюде?

— Нет, моя дорогая… Скорее, это ему тяжело нести… такую глыбу пиренейского мрамора!

К шарабану приблизились всадники — Марсель и Жан — и поприветствовали мадам Элиссан и ее дочь, к вящему неудовольствию Дезиранделей, которые беспрестанно наблюдали за Агафоклом, порой пререкавшимся со своим мулом.

— Осторожней, не упади! — говорила ему мать, когда животное делало неожиданный рывок в сторону.

— Упадет — не поднимется! — философически заметил месье Дардантор. — Вперед, Агафокл! Постарайся удержаться в седле!

— Мне хотелось бы, чтобы он сидел в шарабане, — повторял месье Дезирандель.

— Ну ладно… А куда это он направился? — воскликнул вдруг наш перпиньянец. — Он что, поворачивает на Сайду? Эй, Агафокл, ты едешь не туда, мой мальчик!

И правда, несмотря на все усилия Дезиранделя-младшего, мул, ускорив шаг и взбрыкивая, ничего не слыша, повернул обратно.

Пришлось на несколько минут остановиться, и Патрик получил хозяйское распоряжение вернуть скотину в общий строй каравана.

— К кому относится это определение — к всаднику или мулу? — вполголоса спросил Жан.

— К обоим, — прошептал Марсель.

— Господа, господа, будьте снисходительней! — увещевал их Кловис Дардантор, с трудом подавляя желание расхохотаться.

Но Луиза наверняка слышала эту реплику, и легкая улыбка тронула ее губы.

Наконец мадам Дезирандель успокоилась: Патрик быстро догнал Агафокла и привел упрямое животное.

— Я тут ни при чем, — оправдывался простак, — я напрасно натягивал удила…

— Ты бы сам не выпутался из этой истории! — заметил месье Дардантор, и от громовых раскатов его голоса крылатые гости мастиковых деревьев мигом упорхнули.

К половине одиннадцатого караван пересек границу между округами Бени-Мениарен и Джафра-бен-Джафур и без особых трудностей перешел вброд ручей — приток Хунета, питающего водой земли северного региона. Через несколько километров путешественники точно так же переправились через Фенуан, берущий начало в непролазных чащобах Шерага, причем лошади и мулы замочили ноги только по бабки.

За двадцать минут до полудня проводник Моктани дал сигнал остановиться. Для привала было выбрано очаровательное место на опушке леса, под сенью зеленых, густолиственных дубов, надежно защищавших туристов от знойных лучей, у речушки с изумительно свежей и прозрачной водой.

Всадники соскочили с лошадей и мулов, поскольку эти животные не имеют обыкновения ложиться на живот. Верблюды же, согнув колени, улеглись на землю и потянулись губами к придорожной траве. Месье Дардантор и проводник, можно сказать, сошли на «берег» — недаром ведь арабы называют верблюдов «кораблями пустыни».

Лошади, мулы и верблюды стали пастись под присмотром туземцев немного поодаль от бивуака. Им было что пощипать: алжирский ковыль и множество других местных трав в изобилии произрастали вблизи фисташковых деревьев и величественных представителей хвойных, типичных для Телля.

Из фургона извлекли съестные припасы: всевозможные консервы, холодное мясо, свежий хлеб и соблазнявшие своим видом фрукты в плетеных корзинах — бананы, гуаявы,[106]Гуаява — тропическое растение из семейства миртовых и его плод. фиги, японский кизил, груши, финики. И нетрудно представить, какой разыгрался у всех аппетит на свежем воздухе!

— На этот раз, — заметил Жан, — не будет Бюгараша, чтобы поставить судно носом к волне во время завтрака!

— Как, неужели капитан «Аржелеса» осмелился бы?.. — изумился месье Дезирандель.

— Да, добрая вы душа, осмелился бы! — вскричал месье Дардантор. — В интересах акционеров компании! Дивиденды прежде всего, не правда ли? А пассажиры перебьются!.. Тем лучше для тех, кто не хуже всякого дельфина плевать хотел на морскую качку!

Нос Патрика трижды неодобрительно поморщился.

— Но здесь, — продолжал месье Дардантор, — хвала Небу, палуба не ходит ходуном под ногами!

Патрик немного успокоился.

На траве разостлали скатерть, разложили на ней все необходимые приборы — блюда, тарелки, стаканы, вилки, ложки, ножи, поражавшие своей сияющей чистотой.

Само собой разумеется, все туристы устроились вместе за импровизированным столом, что позволило им поближе познакомиться друг с другом. Каждый занял место там, где ему больше нравилось. Марсель из скромности сел не слишком близко и не слишком далеко от мадемуазель Луизы, но рядом со своим спасителем, обожавшим Марселя с тех пор, как вынес его «из вагона, объятого бушующим пламенем», — великолепное выражение, охотно и часто повторявшееся месье Дардантором и заслужившее всяческое одобрение Патрика.

На этот раз за полевым столом не было выгодного или невыгодного конца, блюда не пришлось разносить, и, следовательно, для месье Эсташа Орьянталя не имело никакого смысла искать местечко получше с той бесцеремонностью, какую он явил во всей красе на борту «Аржелеса». Но держался он все же несколько отчужденно и благодаря острому зрению не упустил хорошие куски и на этот раз. Правда, Жан с ловкостью фокусника «стянул» у него несколько лакомых кусочков, что вызвало у месье Орьянталя чувство глубокой досады, которого он и не пытался скрывать.

Первые трапезы на лоне природы были на редкость радостны. Особенно же заразительной веселостью отличались пиршества, проходившие под председательством нашего перпиньянца, энергия в коем буквально бурлила, словно горные потоки в его родных краях.

Так произошло и теперь. Беседа, едва начавшись, моментально увлекла всех. Говорили о путешествии, о неизбежных неожиданностях, о вполне возможных случайностях. В этой связи мадам Элиссан спросила, нападают ли здесь хищники на людей.

— Хищники? — удивился месье Дардантор. — Неужто нас мало?.. И разве не лежат в фургоне карабины, револьверы и вдоволь боевых патронов?.. А на что мои юные друзья Жан и Марсель, прошедшие военную выучку и знающие, как обращаться с огнестрельным оружием?.. Или, вы думаете, в нашей группе не найдется метких стрелков?.. Скажу не хвастаясь: я свободно попадаю с четырехсот метров в середину шляпы.

— Гм! — хмыкнул Патрик, которому совсем не понравился такой способ метить головной убор.

— Дорогие дамы, — вступил в разговор агент Деривас, — насчет хищников можете быть спокойны. Опасаться нападения не стоит, поскольку передвигаемся мы только днем. А львы, пантеры, гепарды, гиены выходят из своих логовищ лишь ночью, то есть после того, как с наступлением сумерек наш караван остановится лагерем в какой-нибудь европейской или арабской деревне.

— Баста! — заключил Кловис Дардантор. — Для меня пантера не страшнее дохлой кошки. А что касается львов, — добавил он, целясь вытянутой рукой в воображаемого зверя, — то — пиф-паф! — и пуля окажется в его черепной коробке!

Патрик немедленно направился к фургону — якобы за тарелкой, о которой никто его не просил.

Агент говорил правду: днем опасаться нападения хищников было мало оснований. Что касается других обитателей здешних лесов — шакалов, обезьян, муфлонов,[107]Муфлон — дикий баран. газелей, страусов и даже скорпионов и ядовитых змей, то не стоило принимать их во внимание.

Нужно ли упоминать, что трапеза была дополнена добрыми алжирскими винами, особенно белым из Маскары, не говоря уже о кофе и ликерах на десерт.

В половине второго караван в том же самом порядке двинулся дальше. Дорога углублялась в лес Тандфельд, и вскоре обширные плантации альфы исчезли из виду. Справа обрисовывались высоты — Железные горы. Там добывают превосходную руду. А неподалеку от этих мест сохранились древнеримские шахты, служившие для этой же цели.

Дорожками, пересекавшими лесную чащобу, пользовались туземцы, трудившиеся на рудниках или плантациях алжирского ковыля. Большинство из них представляли мавританский тип, в котором смешалась кровь древних ливийцев, берберов, арабов и турков, живших как на равнине, так и в горах, на Великом Плато, у границы с пустыней. Рабочие ходили группами, и с их стороны можно было не опасаться нападений, о которых так мечтал Жан.

К семи вечера туристы пересекли предназначавшуюся для перевозки рабочих узкоколейку, ответвлявшуюся от железнодорожной магистрали Сиди-бель-Аббес — Дайя и уходившую на юг до территории, подведомственной Франко-Алжирской компании, и оказались в небольшой деревеньке, где, согласно программе, каравану предстояло провести ночь. Три довольно опрятных домика с готовностью приняли постояльцев. После обеда каждый выбрал себе кровать, и первый этап протяженностью в пятьдесят километров завершился для утомленных путешественников десятью часами крепкого сна.

На следующее утро туристы вновь выступили в поход, намереваясь добраться за день до Дайи — конечного пункта второго этапа пути. Но перед началом перехода месье Дардантор, отведя в сторонку месье и мадам Дезирандель, завел с ними такой разговор:

— Вот что, дорогие мои друзья! Ваш сын… и мадемуазель Луиза?.. Кажется мне, что дело у них не клеится. Какого черта! Так же нельзя!

— Что вы хотите, Дардантор, — оправдывался месье Дезирандель, — это же такой скромный мальчик… У него в запасе…

— В запасе! — Перпиньянец чуть не подпрыгнул, услышав эти слова. — Какой там запас! Подумайте, разве не должен он, флегматик эдакий, быть всегда рядом с вашим шарабаном, а во время привалов заниматься своей невестой, любезничать с ней, говорить ей комплименты насчет ее доброго нрава и хорошенького личика… Наконец, просто болтать о всяких мелочах, приятных девушкам?! А он и рта не раскроет, этот чертов Агафокл!

— Месье Дардантор, — молвила мадам Дезирандель, — позволите ли сказать кое-что и мне?.. Все, что у меня на душе?..

— Разумеется, моя дорогая…

— Так вот, вы неправильно поступили, взяв с собой этих двух парижан!..

— Жана и Марселя? — уточнил перпиньянец. — Прежде всего, не я их привел, а они сами пришли! Никто не мог им помешать…

— Тем хуже! И мне очень жаль!

— Почему же?

— Потому что один из них уделяет Луизе уж слишком много внимания… И мадам Элиссан заметила это!..

— О ком из них идет речь?

— О господине Лориане… об этом фате, которого я терпеть не могу!

— И я тоже! — присовокупил месье Дезирандель.

— Как! — воскликнул Дардантор. — Мой друг Марсель!.. Тот, кого я вынес из бушующего пламени!.. — Фразу он не закончил. — Подумайте, друзья мои, — взволнованно продолжал он, — это же ни в какие ворота не лезет! Наша дорогая Луиза интересует Марселя не больше, чем букет фиалок — гиппопотама! Когда экскурсия закончится, он и Жан возвратятся в Оран, где поступят на службу в Седьмой полк!.. Вообразите-ка все это!.. И к тому же, если бы Марсель не появился, мне не представилась бы возможность… — И его фраза закончилась тремя словами: — Вагон, объятый пламенем!

Этот достойный человек был и вправду простодушен, и, однако, «если это не ладилось с Агафоклом», невозможно отрицать, что «это может наладиться с Марселем».

К девяти утра караван вошел в самый большой лес региона — Зегла, пересекаемый по диагонали широким трактом, спускающимся к Дайе. Площадь этого массива составляет не менее шестидесяти восьми тысяч гектаров.

В полдень так же, как накануне, туристы позавтракали в прохладной тени деревьев — на этот раз на берегу Уэд-Сефиума.

Месье Дардантор пребывал в столь радужном расположении духа, что ему не хотелось наблюдать, уделяет ли Марсель внимание мадемуазель Луизе или нет.

Во время завтрака Жан заметил, что месье Эсташ Орьянталь извлекал из своего мешка различные лакомства, но никого не угощал, а смаковал их сам, как истинный гурман. И, как всегда, успевал перехватывать лучшие кусочки со стола.

— Ему помогает их углядеть подзорная труба, — сказал юноша месье Дардантору.

К трем часам пополудни шарабаны, лошади, верблюды и мулы сделали остановку у берберских руин Таурира, заинтересовавших туристов, склонных к археологии.

Продолжая путь к юго-западу, караван ступил на территорию округа Джафра-Туама-и-Мехамид, орошаемого Уэд-Таулина. Чтобы перейти эту реку, не было даже необходимости выпрягать лошадей и мулов.

Проводник, кстати сказать, оказался очень неглупым. Он был достаточно умен, чтобы вести себя надлежащим образом, вознаграждаемым хорошими чаевыми в тот момент, когда путешествие завершается ко всеобщему удовлетворению.

К восьми вечера, уже в сумерках, показался городок Дайя, раскинувшийся у одноименной рощицы. Вполне приличный постоялый двор приютил всех слегка притомившихся путешественников.

Прежде чем уснуть, один из парижан спросил другого:

— Марсель, если на нас нападут хищники и нам выпадет удача спасти месье Дардантора от когтей льва или пантеры, это будет иметь значение?

— Да, — подтвердил тот, засыпая. — Однако предупреждаю тебя, в случае подобного нападения спасать я намерен не месье Дардантора…

— Черт возьми! — возмутился Жан и, вслушиваясь, лежа в кровати, в рев хищников вокруг городка, пробормотал: — Замолчите, глупые твари, продрыхшие целый день! — А потом добавил, уже закрывая глаза: — Да, не суждено мне стать сыном этого замечательного человека… или хотя бы его внуком!