Онлайн чтение книги Кровавый ветер
Третий убийца. Кэррол Джон Дэйли. переводчик Юрий Балаян

Глава 1

«Я убью тебя»

Мне его физиономия сразу не понравилась. К чему это скрывать? Я и не скрывал. Это лицо можно было бы назвать привлекательным, если б не застывшая на нем самодовольная, наглая гримаса. Изгиб губ естественный — но не в данный момент, когда верхняя губа дергается, как стрелка индикатора уровня, показывающая, сколько внутри горючего. И горючее это может выплеснуться через край. Лучше в этот момент находиться подальше, чтобы пиджак не забрызгало.

— Не нравится, значит, моя морда?

Бледно-голубые глаза сузились, лоб избороздили морщины, уходящие в шапку черных волос. Губы змеились усмешкой. Может быть, его угрожающую мину нельзя назвать естественным выражением лица, но и в дешевом притворстве этого типа не обвинишь. Полагаю, он начал лицедействовать так давно, что эта привычка стала основной чертой его характера. Что ж, практика — критерий истины.

Я перевел взгляд на часы над стойкой. Прошло уже почти полчаса, как я должен был встретиться с Рудольфом Майером, уголовным адвокатом и чемпионом краснобаев города Нью-Йорка. «Уголовный адвокат» — здесь можно, смело выделить «уголовный». Очень к нему подходит это определение. Он всегда на полквартала впереди прокуратуры, да и коллег своих обводит вокруг пальца, когда они пытаются притянуть его к ответу за нарушения профессиональной этики. За всякие там лжесвидетельства, давление на присяжных, вымогательство и иные мелочи, без которых никакой порядочный адвокат не обходится.

Мне Майер порой оказывался весьма кстати. Особенно после того, как иной лихой пистолейро воображал, что нажмет на спусковой крючок раньше меня. Впоследствии друзья и близкие фатально пострадавшего выясняли, что это не так, и Майер помогал мне преодолеть хляби и трясины Судебного Священного Писания. Но пока вместо уголовно-ханжеского лика чемпиона-трепача передо мной маячила физиономия победителя конкурса «Кто состроит самую похабную гримасу».

Итак, клуб-кабак «Золотая собака», разочарованная долгим отсутствием Майера моя персона и перед нею сопляк, который упустил шанс вырасти в полноценного рэкетира и теперь пробавлялся ролью шута горохового. Ретировавшись от надоедливого сопляка, я услышал за собой его шаги в направлении моей спины. Он тащился за мной, не обращая внимания на жестикуляцию бармена, предостерегающего юного наглеца от опрометчивых действий. Бармена я фиксировал краем глаза, отнюдь не возражая против того, что он таким образом вмешивается в мою личную жизнь.

— Кра-асавчик. Морда моя ему не нравится… На себя посмотри!.. Рэйс Вильямс, лихой детектив! Вшивая ищейка — вот ты кто… Много кому моя морда не по нутру. Много кто дрожит, о ней вспомнив. Обратись к лику горгоны и умри! — Сопляк покачнулся и облизал губы.

— Достаточно безобразная морда, — охотно подтвердил я. — Ты бы с этим ликом в управление полиции наведался, авось они все там окаменеют от ужаса.

— А? Ну… Ну ты… — Нет, он к шуткам не приучен. Очень серьезно себя воспринимает. — Был я в управлении, был, не раз… И ни одна полицейская морда меня пальцем не тронула… Мы, Горгоны…

— …воруем с молоком бидоны, — живо завершил я его горделивую фразу. — Молочишко из-под дверей таскаем, так?

Вытаскивая с задворков памяти эту информацию, почерпнутую из зарегистрированных краем уха сплетен, я позаботился, чтобы ее услышали и окружающие. А что я еще мог сделать? Уж очень он оказался прилипчивым, этот Эдди Горгон, неоднократно привлекавшийся по подозрению в убийстве, но всегда ускользавший из судейской мельницы неперемолотым.

— Молоч… — Он аж задохнулся, услышав раздавшийся вокруг смех. — Ах ты, с-сука блохастая, сутенер, поганая бабья содержанка…

Я прервал поток его красноречия, схватив за лацкан пиджака и чувствительно встряхнув.

— Если не желаешь заработать массаж физиономии, — поскольку окружающие все более внимательно присматривались к нашей парочке, я выдавил чарующую улыбку, — придержи язычок. Твои сведения из неверных источников. Или ты приписываешь мне факты своей биографии. Я никогда не жил за счет женщин.

Что ж, я дал ему шанс. Только он этим шансом пренебрег.

— Массаж! Он не жил!.. Х-ха! Конечно, не жил! Не жил с теми, у которых деньжатами не обзаведешься. Да вся авеню знает эту Фл… — Я едва заметно встряхнул его. — Убери свою грязную лапу! — Он вывернулся, как бы ненароком расстегнув пиджак и продемонстрировав висящую под мышкой кобуру. — Массаж Эдди Горгону! Брату Джо Горгона! Да ты кишки выблюешь, в штаны наложишь… Он не жил за счет мелкой сучки Флэйм, Флоренс Драммонд!

Тут я ему и врезал. Уж потерял я голову или нет… Конечно, полностью осмысленным это действие назвать нельзя. Ведь легко было бы спровоцировать его на угрозу оружием. Вытащил бы он пушку — и все в порядке, не придерешься. Но жизнь берет в зачет твои реальные поступки, а не то, как ты мог бы поступить. Что ж, мне просто не удалось справиться с желанием заткнуть его грязную лживую пасть. А если точнее — с желанием ему врезать.

Не знаю, вырубился ли он «раньше, чем коснулся пола», как пишут в дешевых романах, лучше б, конечно, сразу, как я ему влепил. Он не подох, конечно. Рухнул на пол, как груда кирпичей из тачки каменщика-подмастерья, вошел в пол своей чугунной башкой. В общем, вытянулся он спокойно на полу и отдыхал, слушал, что птички чирикают. Одна птичка ему точно чирикнула, когда он открыл свои пьяные глаза. Ваш покорный слуга, Рэйс Вильямс.

— Все в порядке, Эдди, — промурлыкал я ему в ухо, когда он очухался. — Ты в предпоследний раз в своей дурной жизни помянул имя Флэйм. Следующий раз будет последним.

— Я убью тебя… За это я убью тебя, — бормотал он, но за пушкой не полез.

Народ забеспокоился. К нам поспешил управляющий в сопровождении двух вышибал. Ничего опасного, но на всякий случай я отступил спиной к стене и встретил руководство заведения улыбкой.

Управляющий оценил лежащего. Ситуация для него, конечно, не из самых приятных. Эдди Горгон и сам птичка темная, а над ним ведь крылья его могучих братьев… Но, с другой стороны, я тоже не из домашних бройлеров, хоть и без всяких братьев.

Полагаю, управляющий склонился бы в мою пользу. Хотя бы потому, что я стою на ногах, от меня можно ожидать больше гадостей, нежели от валяющегося на полу Эдди Горгона. Но ему и не пришлось ломать голову. На сцене появилось новое действующее лицо. В дверном проеме возникла гигантская фигура человека, лицом схожего с Эдди Горгоном. Этот человек, однако, лучше контролировал свое лицо, чем Эдди. Да, я узнал в вошедшем Джо Горгона, Большого Джо, одного из криминальных боссов Нью-Йорка, главу гангстерской клики с разветвленными экономическими и политическими интересами, владеющего оружием лучше, чем ложкой и вилкой.

Для меня славные вехи биографии и боевая репутация Джо Горгона в тот момент не имели никакого значения. Я стоял спиной к стене. Если он быстрее меня, то как раз выдался случай это проверить. Ставка — жизнь, и я готов к игре. Я сложил руки на груди и внимательно следил за вошедшим.

Он, разумеется, меня заметил, но виду не подал. И прямо на меня не смотрел. Подошел к брату, опустился возле него на колени. Лицо жесткое, даже жестокое, без всякого выражения. Маленькие нервные глаза. О состоянии братца он мог особо не беспокоиться, тот уже уселся на полу и замер, встретившись глазами со старшим Горгоном.

Тут мое созерцательное настроение кто-то спугнул, опустив цепкие пальцы на мое предплечье.

— Идем, идем. Нечего тебе вмешиваться, это тебя не касается, — услышал я мягкий говорок. — Дешевые ковбойские забавы… Фу!

Я пожал плечами и последовал за Рудольфом Майером. Мы вышли в гардеробную, прошли через нее и попали в главный зал. Хорошо, что Майер не видел интермедии у стойки бара. И конечно же, я не стал его просвещать. Он страсть как не любил проявления эмоций, считая, что они сокращают жизнь и не способствуют гармонии духа.

Глава 2

В «Золотой собаке»

— Не могут они спокойно жить. — Майер ткнул большим пальцем за спину, в направлении бара. — Опять базар, причем с Джо Горгоном, Да черт с ним. У меня для тебя работа.

— Черт с ним, черт с ним, — поспешно поддакнул я, не желая привлекать его внимание к событиям в баре. До поры до времени, во всяком случае. — Что нового от Флэйм? Еще держится?

— Держится. Час назад держалась, по крайней мере. Но больше не воображает, что честность — лучшая политика. Дело не в деньгах, не в тяготах честного труда. Не в том даже, что копы не преминут накапать будущему боссу о ее рецидивистском прошлом. Ей не хватает чувства опасности, ответственности, контроля над людьми. Представь, что ее живой активный ум занят подсчетом рулонов ткани! Хотя… ее теперешняя квартирка после прежних покоев… Будь я на ее месте, меня бы это сшибло с ног. Вот я, например. Я не был бы таким честным, если бы… Не понимаю, Рэйс, что я сказал смешного?

Я ничего не сказал о «честности» Рудольфа Майера. Он — прожженный мошенник даже на фоне своей адвокатской братии. Но заявлять ему такое в глаза не следует. В конце концов, честный адвокат — бесполезный адвокат. Во всяком случае, для преступного мира. А Майера бесполезным не назовешь. Поэтому я вернулся к разговору о Флэйм.

— А как обстоит дело с ее имущественным положением? С материнской стороны, после смерти отчима, Лу Ропера…

Майер положил локти на стол и сложил ладони домиком:

— Слушай, Рэйс, мы ведь с тобой друзья, так? Я, конечно, проделал некоторую работу. Ты-то сам много ли знаешь о Флэйм? О Флоренс Драммонд? Видишь ли, я только выполнил твою просьбу, нашел ей работу и глубоко не рылся, но самое необходимое узнал. Попытался отколоть ей что-то от филадельфийских капиталов миссис Драммонд. Но миссис Драммонд ей не мать, Рэйс. Она удочерила Флэйм, взяла ее из приюта под Харрисбергом. В те времена условностями пренебрегали, документы толком не оформлены. Кроме того, Лу Ропер как опекун наложил лапу на все, до чего смог дотянуться. Профессия киллера нелегкая, Ропера ухлопали прежде, чем он успел добраться до электрического стула. Денег, короче, кот наплакал. О моем участии она знает только то, что я работал с ее наследством. Знала, во всяком случае.

Он поднял глаза к потолку.

— Что ж, Майер. — Я почесал подбородок и постарался изобразить безразличие в отношении Флэйм. — Она хорошая девочка и оказала мне крупную услугу. Добудь ей другую работу, доходную. Чтобы выглядело естественно. Счета мне выставишь.

— Эх, Рэйс, — он поежился, — плохо ты ее все-таки знаешь. Кажется, ты у нас единственный, кто имел с ней дело и считает ее безвольной тряпкой. Я тебя предупреждал.

— Что? Она знает, что я…

— Похоже… — Он пожал плечами. — На, прочитай.

Записка в незаклеенном конверте. На листке блокнотного формата.

«Я сейчас между девочкой и женщиной, которых ты знал».

Эта строчка мне сказала о многом. Вспомнилась первая встреча с Флоренс Драммонд. Тихая, задумчивая девочка, почти ребенок. Должно быть, только что из школы-интерната. И она же — жесткая, жестокая, настороженная, всегда начеку; лицо холодное, как будто высечено из камня. Один из локомотивов преступного мира. А смерть Лу Ропера на Пенсильвания-стэйшн в деле «Черных меток»! Недрогнувшей рукой она лишила жизни человека, чтобы спасти жизнь мне. А ее борьба против извращенного и изощренного Ангела Ада, пожелавшего загрести под себя как можно больше… И ночь, когда она уничтожила собрание улик, способное затопить улицы Нижнего города потоками крови… Ее исчезновение в сутолоке мегаполиса, ее борьба за право жить, не вступая в конфликт с законом и совестью…

Я смотрел на Майера и мучился над вопросом: что она чувствовала, когда выводила эти строки? Любила она меня или ненавидела? А я… Что ж, не зря ее звали Флэйм. Пламя. Мужчины летели к ней, как мотыльки на огонь. И так же погибали. Называйте это суеверием, ежели желаете. Также можно назвать суеверием убеждение, что, заглянув в ствол шестизарядника и нажав на спуск, вызовешь для себя самые ошеломляющие последствия.

— Ты, конечно, сунул нос в конверт? — спросил я внимательно следящего за мной Майера.

— Читал. Оно ж не запечатано. Доверие между адвокатом и клиентом. И вот тебе совет адвоката: не ходи.

— Почему?

— Потому, — произнес он очень медленно и так же медленно раскурил сигару. — Флэйм — женщина весьма неординарная, и это еще мягко сказано. Ты схватишь ее — и обожжешься… до смерти. Или же… — Майер пожал плечами. — Не знаю, не знаю. Эффектная женщина. Иногда радуюсь, что сам не сошел по ней с ума.

Конечно, подумал я. Ты молишься другому богу. Мамоне. Промолчав о своих рассуждениях, я спросил:

— А как она относится ко мне сейчас?

— Полагаю, так, как и написано. Между любовью и ненавистью. А твой визит должен в этот вопрос внести ясность. Нарушить баланс, так сказать. Но у меня есть для тебя кое-что поважнее. То есть это может оказаться важнее. Вот, гляди.

Он вытащил из кармана плотный продолговатый конверт и протянул его мне.

Этот конверт оказался запечатанным. Вскрыв его, я обнаружил внутри пять стодолларовых купюр.

— Гонорар, — пояснил Майер. — За сопровождение человека из одного пункта в другой и за необходимую конфиденциальность.

— Что за клиент?

— Инкогнито. Но, думаю, ты его узнаешь. Я, к примеру, сразу узнал. Соглашайся. Такой шанс, вероятно, выпадает раз в жизни.

— Вероятно?

— Да. Может быть, все этим и ограничится. Кстати, твое имя ему известно… Цели его грандиозны. Однако иной раз человек, перо которого сильнее пушек, видит, что пистолет более надежен. Потому сегодня он и нуждается в телохранителе.

Я пощупал новенькие бумажки, засунул их в конверт и вернул Майеру:

— Мало. Требую тысячу.

Нет, не жадность меня толкала, но знание характера Рудольфа Майера. Я полагал, что клиент заплатил больше, точнее, выделил для меня более значительную сумму. А Рудольф самодеятельным порядком нарастил свои комиссионные.

Майер меня хорошо понял, но конверт не взял.

— Рэйс, я ему то же самое говорил. Но он мне вот что сказал: «Я не о пяти сотнях думаю, и, если Рэйс Вильямс такой человек, каким мне его описали, он тоже не о них подумает. Работа мелкая: полчаса рядом с человеком, сто к одному, что ничего не случится. А Вильямсу открывается одноразовая возможность за всю его карьеру. Я мог бы за эти деньги нанять полдюжины надежных людей. Не говорите это Вильямсу, Майер, но я плачу эти деньги, чтобы взглянуть ему в глаза и оценить. И сделать выводы».

— Гм. — Может, Майер и действительно не так много себе ответвил. — И что ты об этом думаешь?

Майер чуть помедлил.

— Думаю, что этот человек может предложить тебе самую сложную задачу, если не безнадежную. И самую опасную. На твоем месте я бы пригреб денежки и сделал дяде ручкой, но не обо мне речь. На своем месте я подожду тебя здесь, за этим столиком.

— Здесь? Почему?

— Потому что я работаю на того же, скажем так, клиента и ожидаю своего гонорара. Столик этот я забронировал на сегодняшний вечер. За соседним столиком усядется интересная публика… Так я полагаю. Еще полагаю, что тебя попросят доставить одному из этих людей весточку, и я прослежу за реакцией получателя.

— Что потом?

Я заинтересовался. В книгах тайн навалом, но в реальной жизни таинственного не так уж много. Кроме того, мне нравятся люди, отвечающие на вопросы. Майер к ним не относился. Он так и не ответил, и я продолжил:

— Ты знаешь, что в час я встречаюсь с Флэйм.

Майер вытащил часы и щелкнул крышкой:

— Без двадцати одиннадцать. Ты встречаешься с… э-э… с нашим клиентом в одиннадцать ровно. Он обещал, что займет полчаса твоего времени. До двенадцати ты должен освободиться, так что спешить не придется.

Я кивнул в знак согласия.

— Но почему этот человек обратился ко мне через тебя, почему не пришел сразу ко мне?

— Сейчас узнаешь. Клиент вышел на меня, помянув мою связь с преступным миром, и попросил доставить некое послание некоему адресату.

— Какому адресату?

— В свое время узнаешь.

— А какое послание?

— Этого я и сам не знаю. Мне и имени адресата хватило. Даже не зная содержания этой эпистолы, из слов моего — а теперь нашего — клиента можно заключить, что оно вызовет у адресата весьма негативную реакцию. Я люблю деньги, Рэйс. Но жизнь все-таки люблю больше. Я сразу отказался. — Майер ухмыльнулся. — И сказал ему, что только одного такого дурака он может найти во всем Нью-Йорке. Да, Рэйс, тебя. Тут-то я ему тебя и назвал.

— А он?

— Он прошелся взад-вперед с умным видом и говорит: «Думал я о нем». И потом, как будто сам себе: «Интересно, как воспримут это пресса и публика, если все всплывет?»

— А дальше?

— Все. Не продешеви, если возьмешься. Но не берись, пока не выяснишь всех обстоятельств. И лучше переключайся на карманников, чем связываться с такими сферами.

Если Майер и хотел меня удержать от участия в этом деле, он выбрал для этого нелучшую тактику. Я проявляю щепетильность в выборе работы, и если скудный гонорар не всегда удерживает меня от участия, то отсутствие опасности может отпугнуть. Если уж влезать в игру, то игра должна быть интересной.

Когда Майер закончил свою проповедь, я сгреб свою шляпу и, удивившись месту встречи — перед аптекой, — направился к выходу.

— Увидимся позже, — бросил я ему.

В фойе мне встретился старший официант, с улыбкой провожавший какого-то желтолицего. Улыбка Рассета — штука недешевая. Но мне его улыбки ни к чему. Мне нужна информация.

— Кто сегодня будет за столом рядом с майеровским?

Рассет для какой-то надобности заглянул в блокнот и тут же ответил:

— Сегодня, как и почти каждый понедельник, мистер Горгон. Мистер Джозеф Горгон.

— Угу, — высказался я. Услышанное мне настолько понравилось, что меня одолел приступ красноречия, и я добавил, уже выйдя на улицу: — Угу-гу.

Горгоны вдруг влезли в мою жизнь. Точнее, я вдруг влез в их жизнь. Так или иначе можно ожидать интересных поворотов событий. Если, конечно, внезапную насильственную смерть можно назвать интересным поворотом

Глава 3

Жажда мести

У входа в подземку я купил газету. Город лихорадило. Снова подал в отставку городской судья. Большое жюри предъявило обвинения еще двоим. Всплыло на свет божий имя члена Верховного суда — эта «Морнинг Глоуб» выпячивала его фигуру весьма корректно.

И снова передо мной Джо Горгон. Фото и над ним крупно:

Статья базировалась на многоаспектном исследовании истории клана Горгонов, их выдвижения на первый план, начиная с тех времен, когда Джо Горгона звали еще Горгонеткой и он только-только приобщился к трудовой деятельности в составе банды «Горилла-бридж». Его младший братишка Эдди еще бегал босиком по улицам Нью-Йорка.

Журналист ехидно цитировал и комментировал высказывание Джо Горгона о «трудностях, которые преодолел в жизни молодой Эдди», дважды привлекавшийся к суду по обвинению в убийстве и допрошенный еще по полудюжине дел, связанных с разбоем и насилием над личностью. Каким образом братская любовь Джо и продажность судей освободили Эдди от ответственности, осталось вне поля зрения газеты.

«Уголовные дела возбуждаются и глохнут, судьи приходят и уходят, а Джо Горгон попрежнему властвует в Нью-Йорке. И если брат Эдди вынужден иногда „преодолевать трудности“, то на брата Джо не падает и тени подозрения. Ни разу в жизни не побывал он в тюремной камере, где ему, собственно, и надлежит находиться».

Это заглавная статья. Я просмотрел остальные. Еще одна вызвала в памяти бахвальство Эдди: «Обратись к лику горгоны и умри!»

Репортер дал волю воображению и скомпоновал весьма складную версию событий. Он сослался на статью обозревателя, в которой выводился древний герой Персей из бессмертной саги Хоторна,[3] Хоторн Натаниел (1804–1864) — писатель, классик американской новеллы. Бессмертная сага — имеется в виду новелла «Голова горгоны», вошедшая в сборники рассказов Хоторна для детей на темы греческой мифологии «Книга чудес» и «Легенды чащи». победитель горгоны Медузы. Посланный коварным властителем за головой одной из сестер-горгон, он предстал перед крылатым чудовищем с когтями из бронзы и змеями вместо волос. В статье братья образно описывались как чудовища с когтями из преступно добытого золота. Змей им заменили гангстеры и продажные чиновники. Взгляд мифологического монстра обращал людей в камень — или убивал.

Эдди Горгон, продолжала статья, пристально вглядывался в Бутча Фицджеральда перед тем, как его застрелили на Деланси-стрит. Хотя младший Горгон представил неопровержимое алиби — он якобы посещал друзей в Нью-Бедфорде, Массачусетс, — в компетентных кругах мало кто сомневался, что убийство это — дело его рук. И возможно, вопреки железному алиби, не только в переносном смысле. Памятуя, что античный миф и сага Хоторна рассказывают о трех горгонах, газетчик не обошел вниманием и третьего брата. Профессор Микеле Горгон принял репортера в окружении книг своей библиотеки, среди первых оттисков, возбуждающих зависть как любителей, так и экспертов. Профессор Горгон не выказал восхищения сомнительной славой его имени, которой он обязан своим братьям. Известно также, что и Джо, и Эдди редко появлялись в роскошной квартире скромного ученого на Парк-авеню.

«Странным покажется предположение, что обходительный, обаятельный, образованный любитель искусства управляет своими братьями, как марионетками. Однако личность мистера Джозефа Горгона, несмотря на внешний лоск, не кажется достаточно развитой для принятия решений политического уровня. Совершенно очевидно, что он недалеко ушел от своего прошлого в банде „горилл“», — заключала газета.

Все это я, конечно, слышал и ранее. Но прочитал впервые. И обратил внимание на энергичность натиска журналистов. Братцы обрисованы очень выпукло. Я иной раз отмечаю, что преступная братия напоминает детишек. Они тянут руки ко всему, что им нравится, что привлекает. Взять хотя бы миф о сестрицах-горгонах. Эдди в милой беседе со мной ясно давал понять, что взгляд Горгона означает смерть. А взглядом своим он меня проткнул насквозь не один раз. Но Персей неплохо владел мечом, а у меня всегда под рукой мой сорок четвертый. В умелых руках не хуже, чем щит и меч, кинжал, лук и стрелы. Пуля погасит любой взгляд, даже горгоны. Сложив газету, я вышел на перрон.

Клиента своего я встретил. Точнее, он встретил меня на выходе из подземки.

— Рэйс Вильямс… — Из-под полей серой фетровой шляпы на меня устремился уверенный взгляд. Я всмотрелся в его лицо и не узнал. Точнее, и узнал, и не узнал. Знакомое лицо. Обветренное, глаза холодные, но честные. Возраст — около сорока пяти. Челюсть бойца. Не задиры, но серьезного, стойкого бойца. Такой не станет вилять и маневрировать.

Речь его под стать первому впечатлению от внешности.

— Вам, конечно, не сказали, кто я. Если узнали меня, забудьте. Расспросов о вашей квалификации не будет. Предпочитаю доверять собственным глазам и опыту. Останусь в дураках — сам виноват, не на кого валить. Работа оплачена, по окончании о ней тоже забудьте. Вас устраивает?

— Вполне.

Я так и не смог определиться, кто это. Фото в газете?

Он подвел меня к автомобилю, распахнул дверцу:

— Прошу. Я за рулем. Следите за возможным хвостом.

— Понял.

— Вы не слишком разговорчивы.

— Ваша музыка…

— Да, вы правы. Моя музыка. Моя игра. Мой рэкет, как говорят наши друзья. — Он чуть повернул голову в мою сторону. — Сегодня в ваших руках окажется жизнь человека. Может быть, жизнь и честь многих людей. Как вы к этому отнесетесь?

Мне не понравилось, как он отнесся ко мне. Он обращался со мной, как с безмозглым придатком к стволу, каким любили меня изображать газеты.

— Слишком много пытаетесь купить за пять сотен баксов.

Машина рванулась с места и сразу свернула за угол.

— Если бы честь человека продавалась, нужной суммы все равно не наскрести. — Пауза. — Я не пытаюсь купить ваше молчание, мистер Вильямс. Оно, по моему разумению, не предмет торговли. Я плачу за то, что продается. Плачу за ваше время. За вашу компетенцию. Действую исходя из здравого смысла и характера, а не Из возможностей банковского счета. Признаю, что обратился к вам, выслушав мнение третьего лица.

— Рудольфа Майера, — улыбнулся я.

Он тоже улыбнулся. Неласково.

— Вы в это верите?

— Майер сказал.

— Все верно. Я его в этом заверил.

Он прижал машину к кованой решетке больницы Сент… В общем, остановился у одного из известных в городе лечебных учреждений. Мы вышли и направились к калитке.

Длинный тускло освещенный коридор привел нас к лестнице. Мы прошли мимо лифта и поднялись на второй этаж по лестнице. Еще коридор, такой же длинный и такой же сумрачный, в конце темный занавес, за которым у приоткрытой двери сидит… сидел мужчина. Когда мы вошли, мужчина уже стоял лицом к нам, и в руке его готово было появиться увесистое огнестрельное приспособление.

Я недовольно поморщился. Мужчина в штатском — детектив нью-йоркской городской полиции сержант О'Рурк.

— Полиция… — буркнул я, вовсе не обрадовавшись встрече. Полиция обычно не желает иметь дела с частными детективами. И наоборот. Полная взаимность, все по справедливости. Я должен за пятьсот зеленых опознать кого-то для полиции? Сейчас я все ему выскажу, моему заказчику.

Но я ничего не высказал. Не успел.

— Детектив сержант О'Рурк сегодня не на службе. То есть не на полицейской службе.

О'Рурк парень что надо. С ним можно работать. Я бы всегда оказал ему услугу — иногда так и случалось. И опять полная взаимность. Случалось и обратное. Потому все, что я готов был выплюнуть, пришлось проглотить.

Медсестра в белом открыла нам дверь, поклонилась и вышла. Другая сестра, сидевшая возле кровати, поднялась нам навстречу.

Человек на кровати показался мне очень старым. Полностью седая голова, гофрированная кожа на впалых щеках, впадины, в которых затеряны глаза. На белой ткани бессильно вытянулась иссохшая, как будто костяная, кисть руки, прикрытая куском обтрепанного старого пергамента вместо кожи.

— Знаете этого человека? — спросил мой клиент.

В его голосе ничто не указывало на беспокойство, на ожидание моего ответа. Простой вопрос, как бы брошенный вскользь, чтобы оживить паузу. Он даже не обратил внимания на мой молчаливый ответ — я отрицательно покачал головой.

Старик открыл глаза. Из глубоких впадин под бровями, казалось, засветились два уголька. Мой босс подошел к кровати и взял старика за руку. Тот вцепился в его пальцы, с немалым трудом выпростал из-под одеяла другую, такую же сухую руку, присоединил ее к первой.

— Все в порядке, друг мой, — промолвил мой клиент. — Я прибыл за вами, как и обещал. Мы устроим вас в безопасном месте. Вы обретете спокойствие… и добьетесь отмщения.

— Месть… Да… Да… Я должен отомстить. Вы обещали… — Речь едва разборчивая, но явно с иностранным акцентом. Старик подтянул руку моего клиента ко рту, припал к ней губами. — Месть… Розмари… тень ее жаждет отмщения… Сколько лет… Меня тогда боялись. Я стар уже… Дьявол. Да, так меня называли. Дьявол… А теперь…

Он обмяк, губы его еще жевали какие-то слова. Я разобрал только «тюрьма», «болезнь», «молчание».

В этот момент ушедшая медсестра возвратилась с врачом, пожилым джентльменом, весьма солидным и, судя по поведению, непоследним лицом в этом заведении.

— Я ждал вашего возвращения, — начал врач, глянув на часы, — чтобы не просто предупредить вас, но предостеречь. Пациенту лучше остаться здесь, под нашим наблюдением. Переезд может пагубно сказаться на его состоянии, может не просто вызвать ухудшение, но и повлечь летальный исход.

По просьбе моего клиента врач отпустил сестер.

— Я разделяю ваши опасения, — с немалым достоинством ответил мой босс. — Понимаю, что вы предприняли все от вас зависящее как в профессиональном, так и в человеческом отношении. Однако, если этот человек останется здесь, он почти наверняка погибнет. — Он предупреждающе поднял руку: — Не возражайте. Я уже сказал больше, чем следовало.

— Тогда его следует хотя бы перевезти спецтранспортом.

Ответ последовал без колебаний:

— Ни в коем случае. Слишком заметно. Если я сяду за руль, персонал тоже обратит внимание. Распорядитесь подготовить пациента. — Последняя фраза прозвучала в тоне приказа.

— Но, уважа…

— Бы собираетесь оспорить мои полномочия?

Мой босс нырнул рукой в карман и извлек сложенный пополам листок бумаги.

— Нет-нет. Я взял на себя труд проверить в офисе окружного прокурора.

—  Лично у прокурора?

— Нет. Я позвонил в его офис.

— Непростительный идиотизм, чтобы не сказать больше! — вспылил мой клиент. — Возможно, с моей стороны, — добавил он мрачно. — Тем более следует поторопиться. Опасность для жизни этого человека теперь многократно возросла. Прошу вас поторопиться. Любую задержку с вашей стороны я истолкую как действия, препятствующие отправлению правосудия. С соответствующими для вас последствиями.

— Это похищение, — проворчал врач, направляясь к двери.

— Совершенно верно. Однако официально санкционированное похищение.

Сестры засуетились вокруг старика. Клиент мой еще раз обратился к врачу:

— Доктор, будьте добры, скажите, сколько времени прошло с вашего звонка в прокуратуру?

— Не больше часа. Сэр, я хочу хотя бы призвать вас не торопить события. То, что вы делаете, негуманно… беспрецедентно!

— Так… Значит, вам поручено любыми средствами задержать его. Не мытьем, так катаньем. Не силой, так дипломатией.

Врач вздрогнул, как от удара электричеством. Однако быстро опомнился и вернулся в личину благородного возмущения.

— Даже если и так, сэр. Не хотите ли вы обвинить меня в преступном сговоре с прокуратурой с целью помешать отправлению правосудия?

— Преступных намерений я пока не усматриваю, доктор, но понятия «оскорбленная гордость», «ложно понятые профессиональные амбиции» и еще «политическое маневрирование» вполне уместны. Можно вас на два слова?

Они отошли; вернулся медик совсем иным человеком, гораздо более дружелюбным. Еще минута-другая — и мы в медлительном больничном лифте спускались в подвал. Детектив О'Рурк держал старика в мощных бревноподобных ручищах, как мамаша младенца.

Покидая больницу, я вздохнул с облегчением. Понятно, не от страха или волнения. Просто с облегчением. Ведь я вел игру клиента и был заинтересован в ней… В этот момент перед моими глазами сквозь открывающуюся дверь лифта промелькнул не кто иной, как Джон X. Холлоуэй, помощник окружного прокурора Нью-Йорк-сити.

Глава 4

Неплохой выстрел

Одно я для себя уже твердо уяснил. Клиента моего лопухом не назовешь, с какого конца ни глянь. Таким лихим образом увести из больницы пациента — это криминал высокого полета, если он преступник. Во что я ни на грош не верил. Даже если бы присутствие О'Рурка этого не исключало. На О'Рурке лежит печальное клеймо «честного копа». Потому-то он и торчал долгие годы в чине образцово-показательного сержанта, на которого удобно валить все шишки и которого можно время от времени похваливать за доблесть и выдающиеся достижения.

В своей — пока для меня не вполне ясной — сфере деятельности мой клиент был явно не промах. И крупная шишка, способная прищемить нос команде окружного прокурора. К тому же вполне официально. Этот парень интересовал меня все больше. И физиономия его… Где я его… Газеты? Газеты! Надо подумать, переворошить память и вспомнить.

Больница за спиной, впереди мой бравый клиент, за ним О'Рурк с обмякшим дедом на руках, моя персона в арьергарде. Все путем? Почему-то не было у меня такого ощущения. Более того, в воздухе какой-то напряг, на душе гадко, я что-то чуял. Клиент печатал шаг четко и целеустремленно. Боевой командир, да и только. Но к уличным боям, к возне в каменных джунглях, похоже, не привыкший.

Вокруг мрачные стены домов, позади тусклые огни больницы. В дверях белел халат врача, можно было различить, что он шевелил губами, как будто что-то бормотал. Тихая, мрачная, слегка йодистая летняя ночь солидной городской больницы. Нет, неуютно мне. Я переместил пушку из кобуры и зажал ее в ладони, сунув в карман пиджака.

Калитка, тротуар. Примерно в полуквартале от нашего автомобиля, ибо вышли мы не там, где вошли.

Вплотную к нашей машине припарковалась другая, мимо которой нам нужно пройти. Мой клиент молча шагал к машине, О'Рурк чуть повернул голову в мою сторону и принялся урезонивать:

— Сегодня, надеюсь, ночка не для пушек, Рэйс. Видишь, пока дипломатия действует. Тачка позади нашей — из конторы окружного прокурора. Не хотел бы я, чтобы они меня засекли. — Он слегка побеспокоил свою ношу, надвинув старику шляпу глубже на брови.

Можно ли сослаться на инстинкт, предупредивший меня об опасности? Какая-то аура исходила от автомобиля прокуратуры? Пожалуй, нет. Просто я всегда готов к неожиданностям. В любой момент их ожидаю. А с тачкой из гаража прокуратуры действительно было что-то не так. Бросалось в глаза отсутствие за рулем подтянутой фигуры водителя. И никто не прогуливался в форме возле машины, не торчал рядом с ней, сканируя взглядом тротуары.

Кое-что ясно и помимо всяких инстинктов. Мой клиент отнюдь не приглашал прокуратуру совать нос в его маленькое ночное приключение. Кому-то в прокурорском офисе было очень интересно, что тут замышляется. Не афишируя своего присутствия, можно сжаться в комочек на заднем сиденье мнимо пустого автомобиля и затем последовать за нами. Во всяком случае, такая мысль пришла в голову моему клиенту. Он остановился возле прокурорского крейсера и повернул к нему голову.

Тут-то и стартовала цепочка разномасштабных событий. Хвостовой красный фонарик тормоза вдруг погас. Я мог бы этого и не заметить, если бы не оценивал в этот момент состояние машины и ее возможности в гонках по улицам города. Красный габаритный огонь остался. Погас только тормозной. Это означало лишь одно — кто-то скорчился на переднем сиденье и, оставаясь незамеченным, снял ногу — или руку — с педали тормоза. С какой целью?

Сзади тут же задудел мощный автомобильный сигнал. Взвыл мотор, и какой-то автомобиль стартовал на второй скорости. О'Рурк быстро повернул голову в ту сторону. Естественно, мой клиент сделал то же самое. Успев вытянуть руку к открытому окну автомобиля, он повернул голову на звук.

Они оба повернулись туда. Но не я. Гангстеры вряд ли станут оповещать о своем интересе к жертве такой какофонией. Если же к нам спешила полиция, то убеждать ее в нашей благонамеренности в мои функции не входило. Скорее, этим следовало бы заняться моему заказчику и О'Рурку. Я же внимательно следил за передним окном прокурорского танка. Гудок и шум двигателя не отвлекли моего внимания, если это было их целью. А это и было их целью.

И вот что произошло. Не буду врать, будто я этого ожидал, будто я это предвидел. Но сказать, что я этого не ожидал, тоже будет неправдой. Не оказалось это неожиданным, ибо я не допускаю неожиданностей и по возможности их предотвращаю.

Кто-то высунул физиономию из окна автомобиля. Поверх приспущенного стекла вытянул к голове моего заказчика закрытую темной тканью руку, в кулаке которой сверкнул никелированный шестизарядник. Я успел заметить блеск глаз стрелка, его подбородок, пухлые чувственные губы. С такого расстояния выстрел разнес бы голову жертвы в труху. Рука киллера была тверда, выражение его лица не давало поводов сомневаться в том, что сейчас грянет гром. Мой клиент повернул голову обратно и обнаружил, что прямо перед ним черная дырочка ствола. Что дальше?

Я просто слегка приподнял правую руку, нажал на спуск и всадил пулю в голову с пухлыми чувственными губами. Жестоко? Хладнокровно? Погубил дарованную Богом человеческую жизнь? Возможно. Альтернатива — вступить в дискуссию с убийцей о недопустимости посягательства… и так далее. Следует иметь в виду, что находился я в двадцати футах от окна машины.

Пистолет свалился на ступеньку машины, а с нее — на асфальт тротуара. Убитый разжатой пружиной откинулся назад и шмякнулся на проезжую часть, вывалившись из противоположной дверцы. Дверца оказалась заранее приоткрытой. В автомобиле, пронесшемся мимо, не было ни полицейских, ни киллеров. Его задача — обеспечить отход стрелка после выполнения работы. Завершающая фаза операции. Автомобиль даже замедлил ход, но, осветив фарами свежий труп, шофер его вильнул и дал газ.

Я не побежал за ним и не пытался в него стрелять. Вытащив фонарик, я проверил, нет ли кого еще в машине прокурора. Живых там не оказалось. На заднем сиденье лежал труп шофера. В сердце его воткнули кинжал и для верности провернули в груди. На лбу виднелся след от удара дубинкой или рукоятью пистолета. Его оглушили и убили.

Жестоко. Но, возможно, необходимо с точки зрения гангстеров. Кто его знает, сколько здоровый мужчина проваляется без сознания от удара по лбу. И кто знает, сколько придется ждать, пока появится объект нападения.

О'Рурк положил свою ношу на тротуар и вместе со мной осматривал машину.

— Конвей, — сказал он. — Жаль, хороший коп. Три недели назад из наружной службы перевели. Два месяца как женился, повышения ждал. Не повезло парню. И тому, которого ты уложил, тоже не повезло. Копу не повезло, и гангстеру тоже.

— Этот Джо Горгон — еще та штучка. Организовано толково. — И с законной гордостью я добавил: — А неплохой выстрел, правда, О'Рурк?

— Выстрел — что надо. Я как раз повернулся, видел, как ты его пришил.

— Хорошо, что ты свидетель. Объясняться придется… — Меня прервал полицейский свисток. — Вот-вот, уже заливается, соловушка…

— На сей раз тебе не о чем беспокоиться, Рэйс. Полковник… — Он запнулся и тут же поправился: — Наш шеф — крупная шишка. Слушай, похоже, дело идет, как тогда, с этим…

— С Ангелом Ада?..

— Впрочем, нет, — не согласился О'Рурк сам с собой. — Тот парень стремился к власти. И достиг ее, странным, правда, образом, фантастическим. Но здесь власть уже захвачена. Без всякой фантастики. Жадность, деньги, чрево большого города… Влияние, правосудие…

— Ты как по книжке шпаришь. Давай-ка спустимся на землю…

Мой клиент, которого О'Рурк окрестил полковником, спустился наконец на землю. Пришел в себя от вполне понятного шока. Обошел машину, полюбовался на мирно остывающего жмурика. Вернулся и, глядя на подбегающего постового, бросил О'Рурку:

— Вы здесь случайно.

Не замечая более «случайного» О'Рурка, он подобрал немощного старца и запыхтел с ним к машине.

— Разберемся. Если надо, мэра подключу. Хотя реклама нам ни к чему, — Он повернул голову ко мне: — Пошли!

— Дайте мне деда, — предложил я, видя, что ему тяжело.

— Нет-нет, — поспешно возразил он. — Лучше так. Надежнее.

Я распахнул перед ним дверцу, и он опустил свою невнятно бормочущую ношу на заднее сиденье.

Глава 5

Оставьте покойников в покое

Оставив О'Рурка ворковать с постовым копом, полковник двинул машину. Мое предложение вести машину он решительно отклонил.

— Тяжело, — проронил он негромко. — Всего в футе от меня. Я даже заметил, как у него глаза погасли.

— А каков выстрел, а? — попытался я его отвлечь от мрачных мыслей, устраивая поудобнее нашего пассажира. Я в происшедшем ничего особо ужасного не заметил. Наоборот, все обернулось к лучшему — особенно для него, для полковника. Радоваться надо, а не ужасаться.

— Нет-нет, кошмар… ужас, ужас… — не унимался он.

Вот зануда!

— Уже и ужас, — поморщился я. — Вы купили такой выстрел — уникальный выстрел, в учебник просится! — за какие-то жалкие пять сотен зеленых, да еще ужасаться изволите.

Конечно, я чуток обиделся. А вы бы не обиделись на моем месте? По правде говоря, не так уж и уникален этот случай, если разобраться. Моя позиция оказалась выигрышной, стрелял без помех. Главная моя заслуга — сообразил достаточно резво, все просчитал и красиво исполнил. Истинный артистизм данного случая не в том, что входное пулевое отверстие четко разместилось возле уха киллера, а в моей готовности к выстрелу. Иному сыскному гению из частного агентства понадобился бы ордер на обыск, чтобы отыскать на своей особе и извлечь на свет свое собственное оружие.

— Дело не в вас. Он умер, глядя мне в глаза…

— В следующий раз я обращусь к вам со смиренной просьбой прикрыть глаза ладошкой.

— Я вас не виню…

— Послушайте! — рассердился я не на шутку. Не забывая, впрочем, поглядывать назад и следить за обстановкой на улицах. — Еще какая-то доля секунды — и завтра никто не смог бы даже элегически вздохнуть: «Какое у полковника умиротворенное лицо!» У вас, может, вообще никакого лица бы уже не было. Всадник без головы! Вы меня в это дело вовлекли, и я выполнил свою работу как положено. Может, вы собирались покончить с собой так, чтобы страховку сохранить? Надо было меня предупредить, я бы не дергался. Или вы неправильно оценили сложность задачи. — Я усмехнулся. — Майера в этом обвинить сложно. За пять сотен вы купили жизнь и труп. Сделка!

— Да, я недооценил их. Никак не предполагал, что они осмелятся… Я думал, что смерть угрожает старику, Джовони. Оказалось, что целью выбрали меня. Вы не беспокойтесь, я заплачу. Сколько вы бы хотели… Во сколько вы оцениваете…

— Калькуляция… Расчеты-перерасчеты… Я уже получил гонорар за сегодня. Конечно, если вдруг возникнут осложнения…

— Разумеется. — Разговор мешал ему управлять автомобилем. Он едва увернулся от какого-то удалого таксиста. — Я видел убитых… на войне. Но здесь, в мирном городе… Внезапная гибель… Жил человек — и нет его…

Любой поймет, что мне было из-за чего злиться. Вместо похвалы — вместо потока восхвалений! — мне выплевывали в физиономию жвачку о ценности человеческой жизни. Чего он от меня добивался — чтобы я в слезах и соплях побежал с повинной в прокуратуру? Если кто и заслуживал пули в этом «мирном городе», так этот бандюга, чуть ли не в первую очередь. Я не стал больше воспитывать полковника, тем более что это отвлекало его от баранки. К тому же он уже остановился перед зданием в каком-то закоулке далеко в Сотых авеню. Вывеска тянулась через два строения, но в тот момент я не смог ее прочесть.

Нас поджидали, и из двери сразу же выскочили двое здоровяков в белых халатах с носилками. Тяжко и прерывисто дышащего Джовони быстро переместили на носилки и унесли в дом. Полковник проследовал за ними.

Я вылез из машины, прошелся взад-вперед. Дверь закрылась за вошедшими. Я успел рассмотреть еще одну фигуру.

Усатый джентльмен с покатыми плечами, судя по всему, врач. Даже Главный Врач. То есть вообще здесь главный.

Разобрался с вывеской:

Назначение зданий понятно и без вывески.

Какое-то время я гулял между коричневым песчаником стен и машиной, отфутболивая окурки и любуясь обстановкой. Через двадцать минут из двери выскочил один из носильщиков в белом халате и пригласил меня внутрь.

Вошли, свернули влево, и вот я в приемной, где полковник и главный костоправ толковали в компании со стеклянной подружкой, которая украшала центр стола. Пригласивший меня здоровяк в белом халате бесшумно притворил дверь, оставшись снаружи.

— Мистер Вильямс — доктор Элрод.

Под отеческую улыбку полковника мы с доктором Элродом слились в рукопожатии. Доктор выглядел совершенно безмятежно; слегка сутулый, с профессиональной успокаивающей, несколько снотворной физиономией.

Я мельком оглядел его и сосредоточился на полковнике.

— Я ознакомил доктора Элрода с некоторыми — лишь с некоторыми — деталями нашей поездки. Мы с доктором вместе воевали.

Полковник опрокинул в себя содержимое рюмки, снова ее наполнил и двинул бутылку ко мне, указав на свободные рюмки.

— Зачем? — спросил я, глядя на бутылку. «Подлинный бурбон» — значилось на этикетке.

— Напряженный вечер. Я с вами слишком сурово обошелся… Выпейте для укрепления нервов. Похоже, у меня для вас есть еще работа.

Я отпихнул бутылку. Армейские замашки. Суровый, заботливый… отец-командир, в общем. Но здесь не армия, и я не его солдат.

— Вы не можете обойтись со мной сурово. Так сказать, нос не дорос. Как и у любого другого. Нервов у меня нет. А выпивка… Возможно, мы как-нибудь с вами и выпьем. Но спиртное у меня в графе развлечений, к делу не относится. Нет-нет, дело не в его воздействии на физиологию. Дело в психологическом эффекте. — Я покосился на доктора, — Не люблю смотреть, тогда парень тонет в бутылке.

— Доктор крепче нас с вами. Мы с ним о вас толковали, мистер Вильямс. Именно о нервах. Доктора вы заинтересовали с чисто профессиональной точки зрения. Ваша реакция на внешние опасности.

Доктор тут же протянул руку к моему запястью, другой рукой доставая часы. Я резко отдернул руку:

— Доктору лучше экспериментировать с кроликами и крысами. Я покуда вместо них трудиться не желаю. Наука, полковник, пока что к человеческим боевым качествам отношения не имеет. А что касается экспериментов… — Я схватил бутылку, наполнил рюмку до краев и поставил ее на тыльную сторону вытянутой вперед ладони. Ни одна капля «подлинного бурбона» не преодолела край рюмки. — При чем здесь ваша наука, доктор?

Доктор засмеялся. В глазах полковника тоже можно было прочесть если не восхищение, то здоровый спортивный интерес. Он прикончил свою дозу, кивнул доктору и повел меня к выходу, обернувшись на прощание к хозяину:

— В ваших руках, доктор, пациент оживет. А главное, важнее, чем медицина, напоминаю об этом еще раз — безопасность. Сохранить в тайне его местопребывание… Бог мой, Вильямс, за нами не следили?

— Нет, сэр. Сто процентов, нет.

— Ну, слава богу.

Мы покинули заведение Элрода и уселись в машину.

— Да, Вильямс, я пережил встряску. Вы не могли действовать иначе. Если бы вы действовали иначе, я бы сейчас… — Он замолк.

— …был не живее маринованной сельди из банки, — завершил я его фразу, не видя смысла преуменьшать свою роль в спасении его жизни.

— Да… Совершенно верно. А у меня семья в Вашингтоне, куча обязанностей… Извините меня за грубость. — Он схватил мою руку. — Вы спасли мне жизнь, без всяких оговорок…

— Ладно-ладно, — прервал я его. — Забудьте. Оставьте покойников в покое. Пусть почивают. Вы меня наняли, и я сделал, что смог.

Странное дело: не хвалят тебя — обижаешься. А хвалят — и похвалы как будто досаждают.

Пару кварталов проехали молча. Затем он снова открыл рот:

— Я бы завез вас к себе. Есть у меня работа почти самоубийство.

Я улыбнулся:

— Страховка от самоубийства истекла во всех моих страховых полисах. На риск я всегда рассчитываю. Так что поехали.

— Вы во многих отношениях поразительный человек.

Что ж, не от него первого я это слышу. Но все равно приятно. Тем более что он не из тех, кто любит льстить.

Глава 6

Записка весом в тысячу баксов

Дом полковника обращен на улицу солидным коричневым фасадом, похожим на фронтальную поверхность частной медицинской лавочки, которую мы только что покинули. Находится, однако, гораздо ближе к центру.

Полковник открыл мощную входную дверь своим ключом, тщательно запер ее изнутри и подтолкнул меня к лестнице, ведущий наверх.

— В этом городе я всегда останавливаюсь здесь, — сообщил мой босс уже на первой площадке. — Прислуга — пожилая пара. Не чрезмерно активные ребята, они уже в постели.

Вот он снова отпер дверь, уже на втором этаже.

— Я вам во многом доверюсь, Вильямс, да… Иначе нельзя. Прошу, входите.

Мы оказались в просторной и удобной гостиной, окнами на улицу.

— Извините, я на минуту.

Он отошел к еще одной двери и вставил ключ в очередной замок.

— Располагайтесь поудобнее. Здесь у меня… Человек за этой дверью. Он будет волноваться, если услышит наш разговор, я предупрежу его.

Он повернул ключ, приоткрыл дверь так, чтобы проскользнуть внутрь, оказавшись внутри, сразу же ее закрыл за собой, но…

В этот раз дверь открылась нараспашку. Полковник вернулся в гостиную, огляделся. Открыл шкаф, в дверце которого торчал ключ, закрыл его, снова рванулся в спальню — я уже заметил в той комнате кровать, — подбежал к открытому окну…

— Что-то неладно? — насторожился я, положив руку на пистолет. Даже самый придирчивый кинорежиссер остался бы доволен ошеломленным выражением лица полковника.

— Нет-нет… Ничего… Нервы шалят, — пробормотал он, но тут же решился и сменил тон: — Он исчез. Нигде нет. Вот, смотрите. — Он указал на электрический провод, обмотанный вокруг ножки кровати и переброшенный через подоконник.

Дом старой постройки, розетка в комнате лишь одна. Шнур лампы длинный, собственно, это настоящий кабель, в толстой резиновой оболочке. Я посветил вниз фонариком. Снаружи провод футов на десять не доставал до земли. Спрыгнуть — не проблема для нормального мужчины среднего роста. На отмостке под окном никто не валялся, вокруг пусто, как в шлеме сельского констебля.

— Неосмотрительно, — констатировал я. — Неподходящее место, чтобы держать под замком парня, если он, конечно, не связан по рукам и ногам.

— Этот человек не пленник. — Он опять вскинул голову, выпятил подбородок. Оскорбленное достоинство. — То есть невольный пленник. — И еще одна корректировка: — Бедняга…

— Полковник, я не хочу вмешиваться в ваши дела, но и загадок не люблю. Пожалуйста, проинформируйте меня — или закроем тему.

— Этот человек дал мне информацию о старике Джовони. При этом рисковал жизнью.

— Стукач.

— Нет. Он не потребовал денег. Я бы назвал вам имя, но обещал ему сохранить его в тайне. Больной, отчаявшийся наркоман без денег, без друзей. Он не сказал, кто его прислал. Какое-то время его использовала преступная троица. Потом пристрастился к наркотикам. Наркотики скрашивали его жизнь, убивали страх. Он не без оснований боялся за жизнь. Не потому, что предал, а потому, что много знал. Они опасались, что полиция может прижать его, лишить наркотиков и он заговорит.

— Да, достаточные основания для опасений. — Процедура для полковника, возможно, новая, незнакомая, но я встречался с такой ситуацией неоднократно. Ослабевший член банды представлял для гангстеров не просто балласт, но и реальную опасность.

Полковник продолжил рассказ:

— Итак, он опасался за свою жизнь. Искал у меня защиты. И мог найти. Завтра я доставил бы его туда, где они его не достанут. Боясь их, он пришел ко мне. Теперь, боясь, что здесь он незащищен, затерялся в городе.

— Немаловажно, кто такие они , — заметил я.

— Да-да.

Полковник почесал подбородок, подтолкнул меня к креслу, сунул под нос сигарный ящик. Я взял сигару, спрятал ее в карман и закурил сигарету.

— Мистер Вильямс, — медленно и торжественно начал он, постукивая пальцами по подлокотнику кресла, — хотели бы вы видеть этот город очищенным от скверны преступности? От рэкетиров, продажных чиновников, даже судей — и не только мировых. Преступные руки дотягиваются и до власть имущих. Алчность и политические амбиции гнездятся в одном и том же мозгу.

Он настроился настолько серьезно, что я пересилил рвущуюся наружу улыбку.

— Вы добрый, законопослушный гражданин. Хотелось бы вам сознавать, что вы внесли свой вклад в расчистку авгиевых конюшен Нью-Йорка? Хотели бы?

— Смотря сколько заплатят, — размочил я его сухую торжественность.

Снова поза оскорбленного достоинства. Голова — как водится; подбородок стрельнул вперед…

Я ответил витиеватой тирадой:

— Давайте, господин полковник, начнем несколько издалека. Как вы думаете, есть ли в этой стране крупный обувной фабрикант, не мечтающий, чтобы каждый ребенок Штатов носил его продукцию? Но он не раздает свою обувь за так. Генри Форд усадил бы все население, каждого мужчину и женщину, каждого подростка в свои купе. Но он не дарит свои машины каждому встречному. Он ими торгует. Джон Д. Рокфеллер не дарит безработным по бочке бензина. Хотя на благотворительные цели выделяет денег больше любого другого в стране.

Вам, господин полковник, необходим специалист моего профиля. Я готов удовлетворить эту вашу потребность. И ожидаю соответствующей оплаты. Если фирма строит вам небольшое бунгало, она требует с вас скромную сумму. Если дом среднего размера… Это как раз мой случай. Я беру немного за скромную работу, гораздо больше — за выполнение сложного задания. А если вы собираете средства на очистку города, я в качестве доброго гражданина с готовностью вручу вам чек на скромную сумму, девяносто процентов которой исчезнут в той выгребной яме, которую вы собираетесь очистить.

Я не детектив-любитель, господин полковник. Я работящий частный детектив высокой квалификации. Вы считаете меня просто пальцем при спусковом крючке, но я свое дело знаю, хотя и не знаю вашего. И мне за это платят. А благотворительность для меня — дело внеслужебное.

— Спасибо, — ответил полковник, переварив сказанное мною. — Разумеется, я вам заплачу. Человек, которому вы должны доставить сообщение, сокрушил всех, стоявших на его пути. Разными средствами, финансовыми и политическими. За ним я подозреваю фигуру еще более зловещую. Вот, держите! — Он швырнул мне сложенный листок бумаги. — Сколько вы хотите за доставку этой записки Джо Горгону? Погодите! — остановил он меня, когда я прочитал единственную строку, — Это послание для вас ничего не значит. Но не сомневаюсь, что Джо Горгон без малейшего колебания убьет того, кто доставит ему этот листок, если он будет подозревать — а он не может этого не подозревать, — что этот человек знаком с содержанием.

— Только вручить Джо Горгону? Ничего больше?

— Нет. Повторить сообщение вслух. Сказать так, как будто передаете ему какую-то дополнительную информацию. Достаточно громко, чтобы услышали его друзья. Они, конечно, ничего не поймут… Затем сообщите мне, как он отреагировал.

— А вы не опасаетесь, что меня прикончат в тот же момент?

— Нет. Не там и не тогда. После того, что я сегодня видел, не опасаюсь.

Он слегка побледнел, очевидно вспомнив, как угасали глаза убитого убийцы.

— Это вся работа? Когда доставка?

— Сейчас же. В «Золотой собаке». Мистер Майер держит столик по соседству.

Я снова опустил глаза к прочитанной строке. Достаточно просто. Немного таинственно. Я вспомнил, как сшиб на пол Эдди Горгона. Развлекался. Что ж, эта интермедия лишь увеличит враждебность Горгонов. К тому же мне заплатят за ненависть, которую я заработал развлекаясь.

— И на этом конец?

— Надеюсь, нет. Если развитие пойдет предусмотренным мною курсом, вы сможете заняться крупнейшим делом всей своей карьеры. Злоба Горгонов для вас тогда не будет иметь значения. Уже когда вы доставите это… Нет, постойте! Так нельзя. Это несправедливо. Отдайте мне этот листок! Вы спасли мне сегодня жизнь…

Но я отдернул руку с запиской и встал.

— Друг, за тысячу долларов я суну эту бумажку в пасть дьявола, — задушевно заверил я полковника.

— Да-да, я вам верю, — поспешно согласился полковник. — Решено! Это существенный шаг к цели. Держите. — Он полез в ящик и вытащил деньги.

Я пересчитал и спрятал полученную тысячу.

— Потом получите еще пятьсот за артистизм исполнения. Надо внушить Горгону, что для вас это сообщение столь же важно, сколь и для него самого. И еще для одного человека. Для доктора Микеле Горгона.

— Но этим сегодняшняя задача исчерпывается? — спросил я. Мы уже спускались по лестнице.

— Еще, если возможно, хорошо бы выяснить, куда отправится Джо Горгон после получения сообщения.

— Исполнимо.

Я подумал, разумеется, о Джерри. На этого выходца из преступного мира я всегда мог рассчитывать.

— Отлично. Звоните мне. — Полковник вручил мне номер телефона. — И я хотел бы, мистер Вильямс, чтобы вы, разумеется, за достойное вознаграждение, работали со мной над свержением власти Горгонов. Тихо, незаметно собрать материал. Освободить город от этой чумы. Работа тяжелая, сложная, не допускающая проволочек. Ее следует закончить прежде, чем противник обратится к губернатору за контррасследованием. Тяжесть удара направлена на одного человека…

— Джо Горгона?

— Нет. Микеле. Без его приказа Джо и его бандиты ни шагу не ступят. Доктор Горгон скупает судей, манипулирует составами присяжных, назначает своих людей на нужные должности. Он мозг преступного синдиката.

— Наслышан. Но не знаю, насколько это верно.

— На сто процентов. Итак, я на вас рассчитываю.

— Хорошо. — Я выкинул сигарету, так как мы уже стояли на ступеньках дома. — Но каким концом сюда входите вы?

— Видите ли… Я связан обязательствами. Но не сомневайтесь, что я представляю интересы честных официальных лиц, граждан, стремящихся к очищению официальных органов от загрязняющих их элементов.

— А конкретнее? — Я уставился на него из-под полей надвинутой на глаза широкополой шляпы.

— Да, конечно… — Он секунду поколебался, потом схватил меня за руку: — Доставьте сообщение. Тогда мы увидим, желаете ли вы еще работать со мной… Видите ли, они могут подозревать, что вы… что вы на стороне врага.

Я ухмыльнулся. Спорить не стал.

— Ну ладно. Вы хотите посмотреть, что из этого получится. Читаете своего Хоторна. «Голову горгоны». Глянуть в лик горгоны и умереть. А какой вам резон заключать сделки с покойником!

Не дожидаясь его реакции, я шагнул на тротуар, добавив:

— Джо Горгон получит ваше послание. Самая легкая тысяча, которую я когда-либо заработал.

И я уже шагал по улице, дыша свежим летним воздухом.

В такси я снова глянул на строчку. В ней ничего не изменилось.

«ДЬЯВОЛ РАСКОВАН».

Дьявол… Этот немощный старикан Джовони, пациент доктора Элрода? И он напугает до смерти могущественного Джо Горгона? Абсурд? Кто его знает… Я не торопился с выводами. Ведь я помнил, как обвинение, брошенное десятилетним мальчиком, привело на электрический стул хитроумного зрелого пройдоху. «Устами младенцев…» И стариков, по такому случаю. Очень авторитетная цитата.

Глава 7

Еще убийство

Времени еще много, хватит и на Горгона, и на Флэйм, поэтому я поехал сначала в редакцию «Морнинг Глоуб». Знал я там одного человечка, который в этот час все еще не отлипал от своего рабочего стола.

Работа в редакционных кабинетах скорая, спорая. Иначе никак. Первым делом я направился в справочный архив. Через считаные минуты я уже рассматривал снимки человека, которого О'Рурк назвал полковником. Глаза, подбородок на месте. Биография, семья, послужной список. Достижения на ниве армейской разведки. Полное имя — Чарльз Хэлси МакБрайд. Окончил колледж с заместителем шефа полиции Нью-Йорка. Заместитель этот прославился тем, что неустанно чистил кадры, перешерстил весь личный состав. Причем кроме финансовых ресурсов — он располагал значительным собственным состоянием, — как поговаривали, имел он на это и негласное благословение самого шефа.

— Натурально, — не разжимая зубов, пережевывая то, что он считал сигаретой, цедил газетный архивариус, — МакБрайд многого добился. Много хорошего сделал. Хотя в Чикаго полный провал. Утечка информации. Был слушок, что правительство пошлет его в Нью-Йорк. Тут, однако, сложность, вряд ли преодолимая. Дружба с верхушкой полиции. Сразу кривотолки пойдут. Сейчас он ушел в тень. Не то в отпуске, не то правительство напустило его на Энергетический трест. А на деле — кто ж его знает? Но городской рэкет вне его сферы действия. Его хлеб — тресты, финансовые акулы, слияния, поглощения, нефть — все в таком духе. Башка у него варит, но сидеть в суде и вешать убийства на парней, которые успели перестрелять свидетелей и взамен выставить своих, — никакая башка не поможет. — В архиве зазвонил телефон. — Нет, это не для него работа. Сидеть за столом и выдумывать хитрые вопросы…

Архивариус снял трубку, и я оставил его в покое. Меня занимали собственные размышления.

Полковник МакБрайд. Парень, не привычный к сидению за конторскими столами, не склонный выслушивать замысловатое вранье адвокатов, представляющих прожженных мошенников и убийц. «Башка у него варит», как выразился питавшийся сигаретою газетчик, смелости тоже не занимать. Но прибыл он явно не с правительственным заданием. Тогда бы без сообщения в газете не обошлось.

Кто же стоял за ним? Конечно, не на свой страх и риск он пустился в эту авантюру. О'Рурк ему подчинялся. В кармане какая-то авторитетная бумага. Еще интересная деталь — он сказал, что хочет очистить город от братцев до того, как вмешаются официальные органы. Возможно, он действовал по личному негласному поручению самого шефа городской полиции, подготавливая удар, накапливая материал достаточной пробивной мощи, чтобы преодолеть рогатки тягомотного судебного разбирательства.

Мой интерес к личности полковника МакБрайда вполне обоснован. Он знал, кого завербовал, и я имел право знать, на кого работал. Парень в моем положении должен был подготовить позиции и пути, предвидя непредвидимое. Надо и о Джерри вспомнить, которого я собирался привесить хвостом к Джо Горгону.

Джерри я просветил о стоявшей перед ним задаче у себя дома. И направился в «Золотую собаку», куда и прибыл без семи двенадцать ровно, тютелька в тютельку.

Рудольф Майер забавлялся чем-то из-под столешницы, и явно не имбирным джином. Небрежно развалившись, он нервно барабанил пальцами по столу; завидев меня, выпрямился.

За соседним столом глыбами надгробий застыли пятеро. Самое монументальное надгробие — мистер Джо Горгон. Откинулся на спинку, нога на ногу, большие пальцы под мышками под жилеткой, из угла рта торчала толстенная сигара. Остальные четверо тоже более или менее мне известны. Джемисон, административная шишка районного масштаба, мой маленький горгончик Эдди. Рядом адвокат из недешевых и еще какая-то знакомая морда. Имен двух последних не вспомнил.

Меня Джо Горгон не заметил. В этот же момент в зале появился Билли Райли. Этого смело можно считать одним из четырех городских политических тузов.

Горгон окликнул Райли, проходившего мимо с другой стороны. Райли явно услышал Горгона. Райли явно не хотел слышать Горгона. Но Райли явно не мог сделать вид, что он ничего не слышал. Как и все мы, грешные, Райли не упускал случая войти в контакт с богатенькими и известненькими гражданами свободной страны, но богатство и известность Джо Горгона несколько специфического свойства. В то же время Райли знал, какая денежная Ниагара извергается из кармана Джо Горгона. И к деньгам отвращения отнюдь не испытывал.

Джемисон юркнул взглядом от Джо Горгона к Райли. Он, похоже, пытался прогнозировать развитие событий.

— Райли, Райли! — Джо Горгон оставил свое место с поразительной для его габаритов прыткостью. Вот он уже наложил свою клешню на руку Райли. Тот остановился, нервно улыбаясь. — На минутку! — Судя по громкости, Джо Горгон приглашал к своему столу весь зал. Радушно, дружески.

— Джо, прости, тороплюсь. — Казалось, Райли подавится произнесенным именем. — Люди ждут.

— Брось, подождут чуток. — Теперь плечо Райли прогнулось под нажимом тяжкой длани мистера Горгона. — Мои друзья всегда находят для меня время. Всегда.

Мой зад коснулся стула рядом с Майером в тот же момент, в который зад Райли вошел в соприкосновение с обивкой стула за столиком Джо Горгона.

Эдди Горгон заметил меня. Левой рукой он ухватился за скатерть, правую метнул под мышку. Лицо его мне в этот раз понравилось. Точнее, лопнувшая губа. Я адресовал этой детали его портрета милую улыбку. Эдди вспыхнул и вскочил.

Реакцию Эдди смазало внешнее воздействие. Что-то крикнул метрдотель. Один из официантов — они все в «Золотой собаке» молодцы, как на подбор, — мигом избавился от подноса и рванулся к столу Горгонов. Но перехватить жалкую фигурку какого-то изможденного оборванца не успел. Тот уже рухнул перед Джо Горгоном на колени и схватил бандитского босса за полы пиджака. Джо глянул на братца Эдди, тот кивнул и поспешил к бару.

— Не убивайте меня! Не убивайте меня! Не уби…

Джо Горгон вскочил на ноги. Вместе с ним взлетела с коленей и тощая фигурка, вздернутая мощными лапами гангстерского шефа. Глазки Горгона уставились в небритую физиономию странного просителя.

Я узнал этого парня. Мелкая сошка из низов бандитской братии, порученец по кличке Тони. Другие его имена мне неизвестны. Я не слышал более ни звука из его рта. То ли ручищи Джо Горгона перекрыли ему дыхание, то ли леденящий взгляд заморозил язык… Все произошло очень быстро, в несколько секунд. Джо Горгон швырнул чахлого человечка двум подбежавшим официантам:

— Впервые вижу. Чокнутый какой-то.

Но глаза Горгона не отрывались от оборванца, выволакиваемого из зала, и я снова вспомнил о взгляде мифической горгоны.

Джо Горгон величественно опустился на стул, а Рудольф Майер озвучил мои мысли:

— Видел, как уставился? Мы, теплокровные, конечно, существа суеверные, но, помяни мое слово, Рэйс, этим взглядом он пометил жертву. Он, чего доброго, верит в силу своего взгляда не меньше, чем в стволы своих милых ребятишек. А посмотри на это чудовище сейчас. Ни следа эмоций. Камень. Глыба заматерелая.

Я ухмыльнулся и встал:

— Что ж, посмотрим, нельзя ли из этой глыбы выжать капельку эмоции.

— Постой, постой, не сейчас!

Майер поднял было руку, чтобы меня сдержать, но одумался и лишь проводил взглядом.

Явился я им, ничего не скажешь, эффектно, как призрак на пиру. Райли неуверенно улыбнулся. Джемисон поперхнулся коктейлем. Джо Горгон удостоил ленивого взгляда.

— Вы — Горгон, — ткнул я в него пальцем. — У меня к вам минутное дельце.

— А вы… — Он сделал вид, что меня не знает.

— Некий Рэйс Вильямс. — В мои намерения не входило задирать его. Я хотел, чтобы эмоции, если их удастся вызвать, проявились на чистом, не возмущенном посторонними воздействиями фоне.

— Вильямс. Детектив?

— Совершенно верно. Очень приятно, что вы меня вспомнили. Я польщен, мистер Горгон. — И я изобразил улыбку пацана-школьника, судорожно проглотившего пирожок под строгим взором директора.

Джо Горгон слегка нахмурился. Он знал, что я не сахар. И Эдди наверняка успел подтвердить это. Но он и Эдди — величины разного масштаба, так что опасения здесь излишни. Джо растянул губы в легкой улыбке и кивнул:

— Что ж, давайте займемся нашим с вами общим дельцем. — Пауза для окружающих, чтобы оценили юмор великого человека. — Вероятно, информация какого-либо рода для того, кто больше заплатит. Один такой торговец информацией уже… гм… Валяйте, любезнейший, чего вы ждете?

— У меня для вас весточка. — Я чуть пригнулся и с видом киногангстера отчеканил, чуть ли не завывая для вящей таинственности: — Джо Горгон, Дьявол раскован.

Смысла в этих словах, конечно, немного, но мне заплатили за их точное воспроизведение. И заплатили немало. Следовательно, слова весомые, действенные. И действие их я ощутил в тот же миг. Тысяча долларов — вполне достойная плата за то, чтобы увидеть, как с физиономии гангстера сползла улыбка. Как будто ее всосал мощный пылесос. Челюсти сжались и покраснели, чтобы тут же побелеть с каким-то серым мертвенным оттенком. Правая рука впилась в стол, как когтистая лапа хищной птицы. Он привстал — и снова рухнул на сиденье. Судорожно схватил полную чашку кофе, облил жилет, бухнул чашку обратно в блюдце и ухмыльнулся какой-то жалкой улыбкой.

— Вот и все, мистер Горгон, — наивным и чуть придурковатым тоном сообщил я и развел руками. — Уж смейтесь или сердитесь…

Больше я ничего не успел сказать. Выстрел! Другой! Пальба на улице. Полдюжины, как из пистолета-пулемета. Народ повскакивал с мест, повалил к дверям, к окнам. Билли Райли схватил Джо Горгона за руку. Метрдотель тщетно надрывался, пел о лопнувшей автомобильной шине. Репутация «Золотой собаки»! Цирк, да и только.

Кто-то отпихнул метрдотеля и вырвался на улицу. Грянула музыка. Под звуки марша я вышел из ресторана. Через дом-другой — небольшое скопление; несколько человек интересовались чем-то, лежащим на тротуаре. Полисмен в форме отгонял слишком активных. Еще один коп шагал по улице, какой-то тип в штатском изо всех сил дул в полицейский свисток.

В дверях служебного выхода «Золотой собаки» показался Джо Горгон. С ним Райли, он все еще держался за руку Горгона. Горгон стряхнул с себя Райли и уселся в такси. За этим такси последовало еще одно: Джерри приступил к работе.

Я протолкнулся поближе, отпихнул кого-то, врезался в полисмена и увидел лежащего.

Мелкий уголовник Тони, пресмыкавшийся перед Джо Горгоном несколько минут назад. Весь в дырках. Первую пулю он получил сзади, развернулся и принял остальные в грудь. Упал навзничь, не узнать его невозможно.

Глава 8

Шаги на лестнице

Что ж, взглянул в лицо горгоне и умер. Или Горгон взглянул ему в лицо… с тем же результатом. Невелика потеря для общества. Невелико и облегчение. Тони — мелкий гангстеришка, замена ему всегда найдется. Ясно, что Тони стал балластом, подлежащим устранению, и его устранили.

Выбравшись из толпы, я прошелся по улице, остановился перед витриной табачной лавки. Вспомнились слова Джо Горгона: «Один такой торговец информацией уже…» Кто — «один»? Тони? Тони продал информацию. Эдди выходит из зала — и Тони покойник. Тони, умолявший Джо не убивать его. Тони, наркоман… Бывший…

Что ж… Иной раз голова моя, чтобы сработать, вовсе не нуждается в кирпиче с крыши. Лучше перестраховаться. Лучше «перемыслить», чем недомыслить. И я зашел в сигарное заведение. Направился не к прилавку, а к будке платного телефона и, втиснув в щель пятицентовик, соединился с МакБрайдом.

Он снял трубку почти сразу. Я отчитался о капиталовложении, живописал реакцию господина Горгона.

— Между прочим, — добавил я в тоне легкого трепа, — паренек, который сбежал по проволоке… тот, из вашей спальни… Немолодой потасканный итальянец, рыжие полуботинки, синий поношенный костюм без галстука, отзывается на кличку Тони. Так?

— А… в чем дело?

В его вопросе содержался ответ на мой вопрос.

— Насчет смерти — все верно. Пяти минут не прошло, как его изрешетили в паре десятков шагов от «Золотой собаки».

Я рассказал ему и об эффектном появлении Тони в ресторане.

— Он сумасшедший! — переживал полковник. — Поперся к черту в зубы! Вы полагаете…

— Догадку к делу не подошьешь, но Эдди Горгон покинул застолье за пару минут до убийства.

— Боже мой, опять кровь…

— Этот дед, Джовони… Очень для вас важен?

— Не просто важен. От него все зависит. По крайней мере сейчас. У меня в Италии сейчас… — Он не договорил. Сплошные недомолвки. — Но Джовони в безопасности. Как только узнаете, куда направился Джо Горгон, сразу сообщите мне.

— Понял. Хотите, подстрахую Джовони?

— Нет-нет, ни в коем случае. Даже не приближайтесь к Эл… туда, в общем. Он там в полной безопасности.

Помолчали. Затем снова он:

— Все!

Разговор окончен. Я вешаю трубку.

Еще полчаса до моей встречи с Флэйм. Но, вполне вероятно, время назначил Майер, прикидывая мой график. И очень мне хотелось узнать о результатах работы Джерри.

Не могу сказать, что я усиленно размышлял, сидя в такси. Нет у меня такой привычки. Маневры мысли часто заводят в тупик, особенно если не хватает исходных данных. Но пока живешь — мыслишь, и я следил за мыслями, которые сами собой, откуда ни возьмись, проскакивали в голове.

Пара слов, переданная мною Джо Горгону, едва не сшибла его с ног, вне всякого сомнения. Крупнейший рэкетир крупнейшего города планеты на моих глазах превратился в драную тряпку. Я видел страх в глазах прослывшего бесстрашным гангстера. Возможно, он и обладал физическим бесстрашием, но психологическое воздействие послания…

Примерно в полутора кварталах от места встречи с Флэйм я постучал в стеклянную перегородку. Водитель подрулил к поребрику тротуара, я вышел и расплатился. Очень занимал меня вопрос, со мной ли Флэйм или все-таки против меня. Тщательно исследовал окрестности. Недоверие? Да, разумеется, я понимаю, насколько благородно доверять ближнему своему — или ближней, в данном случае. Но не всегда это доверие полезно для здоровья, особенно при моем роде занятий.

Главная улица была пуста. Лишь один автомобиль торчал у чьих-то ворот, выделяясь, как пингвин в пустыне. Дорогая марка, за баранкой шофер в ливрее. Но чего не увидишь на улицах Нью-Йорка… Миновав автомобиль, я свернул за угол и оказался на улице, где, согласно записке, назначена встреча с Флэйм.

Проходя мимо ее дома, я поджал губы. Облупленный многоквартирный дом плохо вязался с образом Флэйм. Она всегда предпочитала среду более изысканную и, естественно, дорогую.

Ничего подозрительного не замечено. Я сунул нос в десяток подъездов, исчезал из виду в одном месте и неожиданно возникал в другом — ничего. Быстро подойдя к дому Флэйм, я вошел в незапертую дверь, миновал вестибюль и приблизился к лестнице.

Начал подъем — неожиданно замер. И почти одновременно с моими шагами затихли шаги этажом выше. Без всяких слуховых галлюцинаций. Возобновил подъем, одновременно вслушиваясь. Слух, инстинкт — назовите это, как желаете, — что-то подсказывало мне, что выше этажом кто-то поднимается передо мной. Стараясь попадать в ногу, кто-то чуть спустился, затем вернулся вверх. Более я не останавливался, прислушиваясь на ходу, меняя тяжесть поступи и частоту шагов. Это сбивало с толку невидимого топтуна, он раза два сбился, однако дистанцию держал неизменно. Я принялся насвистывать беспокойную мелодию, затем резко оборвал свист и снова явственно услышал шаги.

Ясно, во всяком случае, что он не собирался на меня нападать. Возможно, кто-то другой собирался. Но никого во тьме я не заметил. Однако, когда одолевал последний этаж, внизу скрипнули доски пола и закрылась входная дверь.

Квартира 5с. Я прислушался, постучал. Конечно, можно не связывать эти шумы с моим визитом к Флэйм, местность здесь, в принципе, подозрительная. Но я предпочел усмотреть связь.

Дверь открылась, и вот я снова увидел ее. В поведении какая-то неуверенность, несвойственная прежней Флэйм.

— Рэйс… Ты раньше пришел. Подожди минуту.

Она заперла дверь, оставила меня в крохотной прихожей и исчезла в узком коридоре.

Ждать мне не с руки. Я быстро и бесшумно последовал за ней. Она проскользнула за потертый занавес и почти бегом пересекла комнату. Но я успел отодвинуть занавес и заметить, как со стола в ящик полетела толстая пачка денег — и еще что-то. Что-то блеснуло и брякнуло в ящике, прежде чем он закрылся.

— Ну… — Она обернулась и замерла, увидев меня в двери. Покосилась на стол, пожала плечами. — Рада, что ты все так же доверяешь Флэйм, Рэйс. Как тебе нравится мой дворец, мой наряд? Услады честности. — Она усмехнулась. — Честность — это то, что толстосумы оставляют беднякам, чтобы успешнее набивать карманы.

Мне ее настрой не понравился. Я молча огляделся. Обстановка не только бедная, но даже убогая. Однако наряд ее — в тени, во всяком случае, — казался одеянием миллионерши. На свету уже можно было различить дешевую ткань, из которой он сшит. Оглядываясь, я переваривал ее последнюю фразу. Да, она сейчас заблудилась где-то между ребенком и взрослой, между девочкой и женщиной.

Глава 9

Девица с криминальными наклонностями

Флэйм молчала, поэтому мне пришлось открыть рот:

— Ты меня пригласила, чтобы завербовать в коммунисты?

Она засмеялась:

— Пожалуй, нет. Не в моем духе. Коммунизм — это ненависть бедных к богатым, не просто зависть. — Она шагнула вперед и положила руки мне на плечи. Карие глаза ее смотрели серьезно, даже печально. — Я должна тебя видеть. Иногда я думаю, что лишь гордыня заставляет меня считать тебя единственным мужчиной, который мне нужен. И тогда я ненавижу себя. А иной раз даже считаю это тем, над чем мы смеялись, что обсасывают в пошлых дамских романах. Просто любовь. Смешно. Ты — единственный…

— Оставим эту тему, Флоренс. — Я снял ее руки с плеч. — Признаю, что не любить тебя еще сложнее, чем любить. Но есть на свете твоя жизнь и есть моя, и я не имею права нагружать женщину, кем бы она ни была, своими…

— Стоп! — Юность исчезла из ее взгляда, теперь передо мной глаза взрослой женщины. — Я заключила с тобой соглашение. Ну, во всяком случае, с собой. Я решила вести честную жизнь. И держалась этого решения, хотя каждый коп Нью-Йорка стремился сбить меня с прямого пути. Смех, да и только! Они вышибали меня с работ на двадцать долларов в неделю, где больше пары долларов не стащишь. Меня, Флэйм, чей совет, чье слово стоили тысячи. По какому праву? Я ни разу ни в чем ни на грош не покривила. А они травили меня. Не желали меня видеть вкалывающей по двенадцать часов в день за два десятка баксов в неделю.

Она засмеялась. Не понравился мне этот ее смех.

— Они выдавили меня даже с работы, которую я купила, во второразрядной лавчонке. Самый вшивый агент по найму норовит содрать с клиенток если не деньгами, то натурой. Да, нашлась для меня работенка в потогонной конторе в Ист-Сайде. Закон… Закон всю жизнь меня обирал. Начиная с сиротского дома. Честность… Любую работу в городе можно купить, начиная от мусорщика и кончая судьей. Хватит, наелась!

— Спокойно, спокойно, Флоренс… — Я понимал, до какого состояния она могла сейчас себя довести.

— Спокойно? Теперь ты мне говоришь: «Спокойно!» А до этого месяц за месяцем ты заставлял меня сидеть взаперти в одиночестве, в драной трущобной комнатушке. Я любила тебя. Может, и сейчас еще люблю, не знаю. Но я ненавижу себя за это. Я вызвала тебя сегодня потому что… да просто гордость? Сидела, смотрелась в зеркало. Я все еще Флэйм. У меня все тот же активный, пускай криминальный ум. Все то же прекрасное тело. Этого ты не сможешь отрицать. И я должна сидеть здесь со всем этим и ждать, когда ты придешь ко мне через много-много лет и обрадуешь, что купил для меня место в доме престарелых для бедняков? Даже и это надо покупать или пробивать по великому блату.

Видал я ее и раньше в миноре, но такой… Да, прав был Майер, не следовало мне приходить. Но в то же время нельзя было не прийти, если я знал правду. А я ее знал.

— Не думаю, что я тебе нужен, Флоренс.

— Врешь, — Это она сказала спокойно. Слишком спокойно. С опасным спокойствием. — Врешь, Рэйс. Ты знаешь, что нужен мне. И сегодня нужен. Я хотела взглянуть тебе в глаза. Я жила во сне, но Майер открыл мне истину. Ты купил мне половину моих паршивых честных работ. И Майер… Ну?

Это «ну» хлестнуло кнутом, надо признать.

— Флоренс, — начал я елейным голоском, пытаясь применить тактику усмирения львов сладкой морковкой, — нужно попробовать с самого начала. Мы с тобой вместе смотрели смерти в лицо, плечом к плечу, У меня есть кое-какие деньги. С начальным капиталом…

— Друзья-приятели! — Смех ее звучал как удары кувалды, забивающей железнодорожные костыли в шпалы. — И ежемесячно приносить тебе дневник с хорошими отметками по поведению, да? Каждый вечер отмечаться по телефону у Рудольфа Майера. Трясти тамбурином в Боуэри, бубенчиками брякать шутовскими… Сегодня и ежедневно на арене… Все это ради твоей дурацкой этической системы, позволяющей тебе бегать по городу с пушкой под мышкой и регулярно поставлять покойников похоронным бюро. Нет, милый, мне твои деньги не нужны. Если я беру, то что-то даю взамен…

— Вот это, например. — Я сгреб со стола маленькую вещицу и на раскрытой ладони предъявил ее Флэйм. Я не ювелир, но отличить золотое кольцо с бриллиантом — немалым бриллиантом — от полицейского наручника в состоянии.

— Да, — она вызывающе выставила подбородок, — вот это, например.

Она схватила перстень, уставилась на него, как будто не узнавая, но тут же очнулась и с маху насадила на палец:

— Вот! Это! Например! Хочешь знать, на кой ты мне сегодня? Так вот, знай: с меня довольно. Этому городу честные люди не нужны! Те же поганые шишки из полиции, которые открывали передо мной дверцы автомобилей и прикладывали пальцы к шляпам, когда я была в рэкете, оскорбляют меня при каждой возможности за то, что я честный человек. Политиканы, чинуши, краснобаи, уголовные адвокаты, которых ты… — Она вытащила ящик из стола, схватила пачку денег и швырнула мне. — Все. Я тебе ничего не должна. Я постаралась вычислить, сколько ты потратил, чтобы держать мой ум в узде честности, а мое тело… — Она отступила назад. — Что, не любо?

— Нет. Не нравится мне это. Послушай, ты ерунду городишь. «Уголовные адвокаты»… Майер, конечно?

Она засмеялась, но на мой вопрос не ответила.

— Я отведала добродетелей бедности, и они мне не пришлись по вкусу. Сейчас у меня появился шанс. И я использую его. — Глаза ее засверкали. — Мне не придется начинать все с азов. Я нашла мозг, столь же блестящий, быстрый, активный, как и мой. И я вернусь на вершину иерархии.

— Да ну? — Я вытащил окурок, чиркнул спичкой. Раскурил, затянулся. Ласка, лесть, внимание… Только будет ли толк? — Видит Бог, Флоренс, я рад, что ты не преуменьшаешь своих способностей. — Подняв обе руки, я положил их на ее плечи. Она чуть покачнулась, вывернулась, сбросила мои ладони.

Простое движение моих рук — быстрое движение всего ее тела. Движение души… Как она хороша! Я убедился на опыте, что любить ее смертельно опасно. Но на какую-то долю секунды мне вдруг стало все равно. Если я и стоял на краю бездны, то этого не ощущал. Она не таилась, высказалась без недомолвок, прямо и категорично, откровенно.

— Рэйс, — сказала она, — ты не в силах мне помочь, не в силах навредить. Я тебе могу навредить очень сильно. Мне нужно от тебя всего одно одолжение. Последнее, о чем я тебя прошу. Ты часто говорил, что чувствуешь себя обязанным мне.

— Да, чувствую, — подтвердил я весьма серьезным тоном. — Если ты меня позовешь, я приду. Даже зная, что иду в… В общем, в любом случае приду. В это ты можешь верить.

— Придешь вооруженным, — насмешливо добавила она.

— Да. Вооруженным.

Можно соглашаться на роль дурака, но все же отказываться от роли полного идиота.

— Так вот, Рэйс, мы квиты. Ты мне ничем не обязан. Я тебе ничем не обязана. Я от тебя хочу услышать лишь одно обещание. Что в течение двух недель, — она внимательно следила за моей реакцией, — ты не возьмешься ни за какое дело. Вне зависимости от его важности. Вне зависимости от причин и последствий.

Я долго не раздумывал.

— Я стою у тебя на пути? Мешаю твоим злодейским замыслам?

— Да. Именно так. Мешаешь моим злодейским замыслам.

Прямой взгляд в ее карие глаза и прямой ответ:

— Нет. Не согласен.

— Что ж. Ты понимаешь, что я тебя предупредила. И ты все еще намерен прибыть, если я тебя позову?

Я по-прежнему смотрел ей прямо в глаза:

— Да. Я приду, если понадоблюсь тебе. Если ты меня позовешь. — Секундная пауза. — И приду вооруженным.

— Угроза?

— Понимай, как знаешь. Я не остаюсь в долгу. Никто не может знать, когда Флэйм станет доброй гражданкой… Хорошим человеком. Никто не скажет, когда она…

— Столкнет Рэйса Вильямса в могилу? Это ты хочешь сказать?

— Возможно. — Я чувствовал, что моя улыбка похожа на ту, которую выжимают гримировщики из мертвой маски трупа. Конечно, о любви к ней не могло быть и речи, но я поневоле ею восхищался. Она способна на большое зло, но в ней таился и громадный потенциал добра. Такая амбивалентность не удовлетворяла мою практическую натуру. Я склонен был привесить к ней ярлык двуличия. Изменение лишь в проявлении натуры, а не внутри нее. Иными словами, бывало, что я считал Флэйм до мозга костей дрянью из дряней, а ее добрые проявления — лишь фасадом, призванным одурачить окружающих. И наоборот, иногда я считал ее ангелом, а исходящие от нее зло, жестокость — лишь предназначенными скрыть ее ангельскую суть.

Мы стояли друг против друга в маленькой, скудно обставленной комнатушке. За спиной Флэйм была оконная штора, я прислонился спиной к стене. Правую руку небрежно засунул в карман пиджака.

Флэйм закусила губу, лицо исказила адская смесь эмоций. Я губы не кусал. Стоял и ждал. Прошла минута. На лестнице все скрипели чьи-то шаги, приближаясь к двери квартиры 5с. Мне могло, конечно, и показаться. Дом старый, рассохшиеся конструкции скрипят.

Но Флэйм, похоже, прислушивалась к звукам. Она вдруг заговорила быстро, торопливо:

— Я сделала все, что могла. Теперь ты, Рэйс Вильямс, стоишь у меня на пути. И видит Бог, я смету тебя с дороги. Я тебя раздавлю.

От двери донеслось внятное постукивание. Я шагнул на стук, но меня задержали.

— Стой! — Флэйм схватила меня за руку. — Лучше не афишировать твоего присутствия. Пожарная лестница! Это верхний этаж, один пролет, и ты на крыше.

— Что ж, война объявлена, но еще не началась, — улыбнулся я, подошел к окну, откинул штору и поднял нижнюю раму. Взгляд на Флэйм — ее поза выражала нерешительность. Видимую нерешительность, ибо трудно представить себе ее нерешительной. Так что на выражение ее позы можно не обращать внимания. Отводя взгляд от ее аристократических пальцев, я поставил ногу на подоконник — и снова снял ее, шагнув обратно в комнату. За окном я увидел искаженную азартом охотника физиономию Эдди Горгона. А что еще хуже — уставившийся на меня ствол автоматического пистолета сорок пятого калибра.

Я отступил, а гангстер перемахнул через подоконник и проник в комнату через окно, которое я столь услужливо для него открыл.

Глава 10

Ловушка захлопнулась

Непростительная глупость. Мне следовало стыдиться самого себя. Конечно, я не доверял Флэйм. Но даже несмотря на то, что она решилась меня ненавидеть, я не ожидал оказаться в ловушке так быстро. Да, я не доверял ей, еще когда подходил к ее дому. Но в собственном доме… Дело не в этических принципах и не в каких-то несуществующих правилах ведения гангстерской войны, а в обычном здравом смысле. Даже в городе, где гангстерские разборки давно сошли с первых полос газет, не вполне безопасно украшать трупом собственную квартиру.

Ладно, не ожидал я этого… Но все же не могу сказать, что сюрприз застал меня врасплох. Я смотрел в дуло ствола Эдди Горгона, а своим собственным стволом в это время наметил центр желудка бандита. И даже поднял его чуть выше, туда, где, согласно «Анатомии» Грея, находится сердце.

Я не люблю тратить слов попусту. И не скажу, что в фильмах не встречаются герои, способные, стреляя из кармана, обезвредить стрелковую руку противника. Я и сам на это способен, мог бы и на Эдди потренироваться. Но все же не стал. Пуля в руку или ногу убийцы — весьма благородно, но это способно вызвать непроизвольное движение его указательного пальца, скрюченного на спусковом крючке.

Я изучил бандитов. И Эдди Горгон для меня не велика тайна. Глаза его налиты кровью и смертью. Жестокость скривила отмеченные моим кулаком губы. И пьянь кабацкая в этих глазах, в губах, во всем облике.

Сохранить жизнь такой мрази? Нет, я не собирался этого делать. Мой выстрел был бы смертельным. Эдди спасло то, что он не спешил. Бандит демонстративно облизал губы и выпучил глаза, намереваясь поразглагольствовать. Воображая, будто противник в полной его власти, этот кретин не удержался от соблазна блеснуть лихостью перед дамой.

Теперь жизнь его зависела от того, в чем проявится его лихость. Не тот жест, не то слово — и в морге появится голыш под простынкой с табличкой на пальце ноги. «ЭДДИ ГОРГОН», — будет написано на табличке. А меня полностью удовлетворит тот факт, что в момент смерти этот подонок сжимал рукоять автоматического оружия. Потому что на жюри присяжных тот же самый факт оказывает удивительно умиротворяющее воздействие.

Эдди не заорал: «Р-РУКИ ВВЕР-Р-Р-РХ!!!» — чем сразу выпросил отсрочку. Нельзя сказать, что он слишком тщательно выбирал слова. Ему просто повезло. Эти «р-руки…» автоматически вызвали бы привычное движение руки судебного патологоанатома, ставящего подпись на заключении о его смерти. Но он этого не сообразил. Эдди вообще соображал довольно туго. Он выбрал роль проницательного остроумца.

— Так-то, милый, — проскрежетал он. — Я тебя насквозь вижу. Стоило дамочке вернуться на путь истинный, и ты тут как тут. И я тут как тут. И не прожил долго ни один, посягнувший на лик Эдди Горгона. И все ребята узнают, кто вышиб дух из придурка Вильямса и по какой причине.

Он приблизился, до меня донеслась вонь из его проспиртованной пасти.

— Ни с места! — гаркнул он, заметив движение моей головы. — Перед тем как подохнешь, я тебе скажу, что лишил тебя не только жизни, но и бабы. Флэйм не раскается в том, что вызвала меня. Для нее начнется роскошная жизнь. Никто не посмеет посягнуть на милашку Эдди Горгона. Шикарная женщина, Рэйс… Но для Эдди Горгона нет ничего слишком шикарного. Твоя жалкая жизнь и твоя роскошная баба — справедливая плата за подлый удар исподтишка.

Я прижал поплотнее палец к спусковому крючку и еще чуток повернул голову в сторону Флэйм.

— Эта крыса не врет? — спросил я ее. — Черт с ней, с ловушкой. Но ты и в самом деле стала шестеркой, подсадной уткой?

— Хорош трепаться! — заорал Эдди Горгон. Теперь его глаза налились целеустремленностью, жаждой убийства, ненавистью — обычный букет гангстера перед выстрелом, в момент, когда помойная крыса воображает себя героем, суперменом, когда…

Однако хватит словоизлияний. Он — убийца. И я напряг указательный палец правой руки еще сильнее.

Но тут раздался голос Флэйм:

— Врет, конечно. Эдди, брось пушку.

Флэйм сделала какое-то движение, что-то сверкнуло никелем, и в ребра рэкетира уткнулся ствол ее пистолета, инкрустированного слоновой костью. Движение размеренное и даже изящное. Слова спокойные, без следа возбуждения, паники, иных эмоций. Эдди негромко хрюкнул. Ему не нужно было опускать глаз, чтобы понять, что давит в бок. Он и не опускал глаз.

Я подавил желание рывком левой руки вывернуть из хватки Эдди его оружие. На это он среагировать успел бы. Такой фокус легко получается лишь в кино. Нажать на спуск легче и быстрее, чем сделать довольно сложное движение рукой, и вне киноэкрана такое мероприятие может запросто стоить жизни. К тому же Эдди верно оценил опасность, исходящую скорее от меня, чем от Флэйм.

— Не дергайся, Вильямс. У девицы духу не хватит убить Горгона. Она…

— Брось пушку, Эдди. — Голос Флэйм теперь звучал жестко. — Флэйм не боится ни Бога, ни черта, ни мелкого горгончика. Я сотру тебя, как грязное пятно. С чего тебе вздумалось болтать обо мне?

— Ты… А на кой ты меня сюда вызвала? — Его пистолет опустился на уровень моей груди.

— Болтаешь много. Вы купили мою голову, а не душу и не… — Она усмехнулась. — Флэйм — его милашка! Брось пушку, кретин!

— Еще чего! — Он ткнул пистолет мне в ребра. — Я бросаю пушку, вы бросаете меня в окно и посылаете венок нечаянно сорвавшемуся с пожарной лестницы молодому человеку.

— Пошевели мозгами, Эдди, для разнообразия. Я вызвала тебя не для того, чтобы ты вломился в мою комнату, не для того, чтобы ты своим идиотизмом выдал меня полиции.

— Ха! Да у меня железное алиби, которое…

— Которое отправит меня на стульчик за убийство. Скотина! Если ты нажмешь на спуск…

Вместо нее продолжил мягкий негромкий голос:

— …то мистер Вильямс испортит свой пиджак нежданным выстрелом из кармана и завтра украсит своими фото все газеты. Герой, обезвредивший убийцу! Не надо, Вильямс. Все можно решить полюбовно. Эдди, брось оружие. Оружие на пол, ты меня слышишь, Эдвард?

Эдди опустил руку, зафиксировал предохранитель. Пистолет грохнулся об пол. Я стоял не оборачиваясь. Шаги, стуки, шорохи… Черт бы их всех побрал.

Глава 11

Третий Горгон

Тот же голос, спокойный, убеждающий, почти женский, но со зловещим оттенком, искажающим значение сказанного, продолжил за моей спиной:

— Ну вот и хорошо, послушный мальчик. Горяч ты слишком. И опять напился. Отойди к стене, вон туда. — Эдди послушно выполнил указание. — А вы, Флоренс, положите, пожалуйста, ваше оружие на стол, оно вам сейчас не понадобится. Мистер Вильямс, разумеется, не расстанется со своим пистолетом, ему профессия не позволяет. Да и вряд ли он меня послушает. Но он, полагаю, не столь закоснелый религиозный фанатик, чтобы не позволить мне легкий парафраз библейского высказывания: «Взявший меч, от меча и погибнет». Под мечом я предлагаю понимать и иные виды оружия.

Движение, шаги. Эдди стоял у стены, отвернувшись от меня, тяжко дышал, сопел носом, моргал. Краем глаза я зарегистрировал движущуюся тень на полу и медленно повернулся всем телом. Великий человек явился. Главный братец. С судьями на «ты», с политиканами запанибрата. Автор книг по уголовному и гражданскому праву, в суде ни разу не выступавший. Оружия при нем не наблюдалось. Тонкая тросточка, на правой руке перчатка, левую перчатку держал той же правой. Из-под шарфика торчал белый накрахмаленный воротничок. Складка брюк заставляла предположить, что на нем вечерний костюм. Примечательно лицо, затененное полями черной фетровой шляпы.

Лицо бледное, какое-то беломраморное, глаза такие темно-синие, что даже казались черными. Нос прямой, острый, губы под ним сжаты в тонкую бледно-розовую линию.

И немигающий взгляд.

Я этого человека видел лишь несколько раз, мельком. Мало кто встречался с ним часто. И фото профессора Горгона в газетах не появлялись. Но узнал я его сразу.

Третий Горгон. Доктор Микеле.

Пауза. Эдди замер у стены, уставился на человека, который, как ни странно, приходился ему братом. Флэйм тоже смотрела на этого человека, изучала. Возможно, она его видела впервые, несмотря на то, что он назвал ее Флоренс.

Паузу прервал главный Горгон:

— Смею предполагать, что кое-кто из вас, а возможно, и все вы могли бы считать себя обязанными мне. Однако оставим выяснение ситуации, мы не в зале суда, где все известно, но ничто не доказано. Благодарность не свойственна этому миру, — сокрушенно вздохнул он. Полупоклон в мою сторону. — У мистера Вильямса сейчас господствующее положение в этой комнате. Не без моей скромной помощи… Доброе вино веселит кровь человека, помогает мыслить. Дрянное пойло, даже если его поглощал не я, вызывает у меня отвращение. Вы ведь не сторонник убийства ради убийства, не так ли, мистер Вильямс? Я о вас читал в газетах, видел фото.

— Смотря что считать убийством.

Он покачал головой:

— Да-да. Мои взгляды по этому поводу неполно изложены в моих трудах. Не все мысли подлежат широкому распространению. Я толкую убийство не вполне в духе Уголовного кодекса, как и вы. Насколько я понял, вы вывели свои этические принципы не из свода законов.

— Нельзя ли ближе к делу?

Он чуть пожевал губами и шевельнул веками.

— Вы разочаровываете меня, Вильямс. — Он повел носом. — Присутствие моего брата делает атмосферу в помещении совершенно непригодной для дыхания. Вы не возражаете, если он покинет помещение? Безоружным, разумеется. Вы не собираетесь его убивать здесь и сейчас?

— Можно сдать его в полицию. Вы же видели, он угрожал мне оружием.

— Бросьте, дорогой Вильямс. — Ученый Горгон досадливо улыбнулся, шевельнув лишь кончиками губ, повернулся к Флэйм, шагнул к ней и сунул руку в карман.

Я насторожился, но из кармана он вытащил лишь пенсне на узкой черной ленточке. Горгон насадил пенсне на нос, наклонил голову — он на полфута превосходил Флэйм ростом, — поднял руку и снял шляпу. Флэйм снизу вглядывалась в пенсне. Угадать ее настроение я не смог.

Горгон оторвался от Флэйм и повернулся к братцу:

— Эдди, ты свободен. Молча, молча, — добавил он, заметив, что младший Горгон собирается что-то возразить. — Мистер Вильямс согласен отложить беседу с тобой. Да не в окно, Эдвард! — Он подошел к брату, отечески похлопал его по спине и проводил до двери — фактически вытолкал из помещения.

Я не возражал. Выбор, конечно, был: впаять в череп Эдди Горгона кусок свинца или сдать полиции. Но меня впечатлило то, что Эдди, очевидно, боялся этого «Эдвард!» из уст брата больше, чем моего ствола. На меня произвела впечатление и какая-то искренность доктора Горгона. Точнее, его полная уверенность в себе. Этакий седовласый мудрец, хотя седина лишь слегка тронула его виски.

Братья Горгон удалились, Флэйм взглянула на меня. Я улыбнулся. Не слишком приятной улыбкой, но не начисто лишенной доверия. В ее взгляде читалась какая-то неуверенность.

— Что ж… — произнесла она нерешительно, вслушиваясь в рокотание братцев-горгонцев за дверью, — может, что-нибудь скажешь? Тоже, оскорбленная невинность!

Я сказал «что-нибудь».

— Один уедешь дальше, — с умным видом изрек я. Очевидно, на меня повлияла манера речи старшего Горгона, его склонность к афоризмам и цитатам. — Да и быстрее доедешь. Твой друг доктор заметил пушку в моем кармане. Возможно, ты тоже заметила, потому так рьяно и бросилась на защиту милого твоему сердцу Эдди.

— Чушь! — резко бросила она. — Ты всерьез считаешь, что я позвала Эдди, чтобы тебя убить? Скажи, скажи, чего молчишь?

— Без слов ясно. Майер предупреждал меня… Я Эдди больше верю, чем тебе, а он сказал, что ты его вызвала. И ты, кстати, не отрицала. То, что он схалтурил и все провалил, не твоя вина. Поздравляю с удачным выбором партнеров.

— Рэйс, давай прекратим валять дурака, обманывать себя и друг друга. Я никогда паинькой не прикидывалась. Как раз наоборот. А тебя послушать, так я вдруг резко изменилась. Значит, ты считаешь, что я заманила тебя в ловушку?

Я расхохотался:

— Оскорбленная невинность! Действительно, школьница-паинька.

— Опять старая песня, — досадливо поморщилась она, подошла ко мне, изобразив чарующий взгляд. — Всегда обвинять и никогда не верить.

Я подпустил ее вплотную, позволил положить руки на плечи. Даже позволил ее ладоням скользнуть мне на затылок.

— Ты не веришь в то, что говоришь.

— Верю. Можешь не тратить усилий.

— Ох, и дурак же ты, — прошептала она хрипло, глядя на дверь. — Я никогда не страдала от того, что не могу тебя заиметь. В любой момент ты был бы моим, как и все остальные самцы. Но я хотела, чтобы ты сам этого желал. Я не хотела, чтобы с тобой было, как с другими. Потому что… Вот, смотри…

Ее тело приблизилось к моему. Теплое дыхание обняло щеку. Я ухмыльнулся и поднял руки, чтобы освободиться, но тут…

Она добилась своего!

Едва уловимое движение, губы коснулись моих, дыхание обожгло, проникло в глубь тела, и ее глаза… О дьявол, это случилось! На секунду — может быть даже долю секунды — я с силой сжал ее тело, прижал к себе… и тут же оторвал, отбросил прочь чуть ли не через всю комнату. Стул слетел с места, провертелся вокруг оси, перевернулся и грохнулся об пол ножками кверху.

Глава 12

Странный разговор

Как я потерял голову? Почему это произошло? Не знаю. Конечно, она красавица. Конечно, она… Мужчин тянет к красивым женщинам.

Я стоял у стены и глядел на ее улыбку. Что у нее в голове? «Один уедешь дальше», — сказал я. А она надвигалась на меня, шла ко мне одна, один на один.

Женщина… Нет, женщина исчезла, ко мне приближалась девочка, Флоренс Драммонд. Ее мягкость и реальность заставили меня поднести ладонь к лицу и протереть глаза.

— Ты прав, Рэйс. В конце концов…

Она замолчала и замерла. В комнату вошел доктор Микеле Горгон.

Моего присутствия он, казалось, не заметил. Подошел к Флоренс, взял ее за обе руки и уставился в глаза, не говоря ни слова. Флэйм спокойно выдержала его взгляд.

— Итак, вы и есть Флэйм, амазонка преступного мира. Сознаете, как вам повезло? Полагаю, вы мне понравитесь. Я…

— Доктор, — прервал я его тираду, — мисс Драммонд уже достаточно перенесла за сегодняшний вечер… то есть ночь.

Высокий парень. Он медленно повернул голову, удостоил меня взглядом через плечо. В глазах ни гнева, ни враждебности. Пожалуй, даже досады не заметно. Взгляд натуралиста, разглядывающего букашку. Причем совершенно естественный взгляд, без всякого притворства. Казалось даже, что он старался быть… даже не вежливым, а терпимым, терпеливым и скрыть от меня тот факт, что он намного выше меня.

— Возможно, вы не вполне представляете себе, кто я такой, — сказал он наконец.

— Вполне представляю. Но мне на это плевать. А вы-то представляете, кто я такой? Или вам на это…

— …тоже плевать? — закончил он. Мне показалось, что он даже улыбнулся. Его губы, во всяком случае, что-то обозначили. — Полагаю, Рэйс Вильямс, что это именно так. Для моих братьев вы значащая величина. Они весьма вспыльчивы, склонны к проявлению грубой силы. Мне же вы не можете доставить беспокойства. Физическое насилие… Нет, это не моя область. К огнестрельному оружию я питаю отвращение, как и к любому насилию, сторонюсь даже информации о нем, ибо она надолго выбивает меня из колеи. Те сферы, где я должен уступить вашему физическому превосходству, меня не интересуют. И вы для меня ничего не значите. — Он зафиксировал взглядом опрокинутый стул и добавил: — Возможно, вы для меня все-таки что-то значите, но не в том смысле, который вы в состоянии постичь.

Язык у него, конечно, подвешен лучше церковного колокола, ничего не скажешь. Да и мысли мои он угадывал… а точнее, читал, потому что они грубой клинописью вырисовывались на моей физиономии. А я бы не остановился перед небольшой демонстрацией того самого физического превосходства, упомянутого в его разглагольствованиях. Он достаточно крепок, чтобы не строить из себя цацу.

— Полагаю, Вильямс, что в присутствии дамы вы не позволите себе применить физическое насилие.

— Доктор, — сказал я ему, — вы, может, крупный авторитет для Эдди и ему подобных пивных мух; вы, может, крутите своими братцами и лижетесь с большими шишками, но, если вы не отцепитесь от рук мисс Драммонд, я спущу вас с лестницы.

Он отнюдь не взбеленился — отчего я взбеленился еще больше.

— Интересно было бы проверить… — пробормотал он, но тут же покачал головой: — Нет, не время, — и отпустил руки Флэйм.

— Рэйс, тебе, пожалуй, пора идти, — сказала она.

— Подожду доктора. Долго ждать не придется.

— Не валяй дурака. Мне твоя защита не нужна.

— Бог ты мой! — Вот ведь самомнение! Она уже воображает, что я у нее под каблуком. — Я забочусь не о тебе, а о себе.

Я не наврал. Этого Горгона я не понимал. А то, чего я не понимаю, мне не нравится.

— Но доктор Горгон собирался мне что-то сказать. И я хочу это услышать. — Она не пробовала на нем своих чарующих взглядов. Она смотрела на него с искренним интересом.

— Вильямс по-своему прав, — снисходительно кивнул доктор Горгон, — Мы воспринимаем жизнь — и даже смерть — данным нам мозгом. И я вам, милая леди, по сути, все, что собирался, уже сказал. Я не обвинил вас в глупости, потому что не знаю ваших мыслей. Но если не исправить ошибку, придется корректировать планы.

Он подошел к столу и переворошил пачку, которую Флэйм бросила мне. Открыл ящик, вынул оттуда деньги и несколько украшений. Протянул их Флэйм:

— Это все?

— Нет.

Флэйм показала палец с перстнем.

— Я возьму его. Бросьте на стол. Лучше вернуть отправителю. Намерения у него, подозреваю, не вполне делового характера.

— Деньги на столе принадлежат мистеру Вильямсу.

— Семьсот долларов. Хм, бог знает, что можно подумать. Это ваши деньги, мистер Вильямс?

Флэйм вмешалась прежде, чем я успел раскрыть рот — или выбить пачку из рук Горгона:

— Я не хочу, Рэйс, чтобы ты потом, если тебе придется туго, попрекнул меня этими деньгами.

Я принял пачку и засунул ее в карман. Ситуация мне крайне не нравилась.

Дурак дураком стоял я в этой комнатушке с пистолетом в кармане.

Микеле Горгон порылся в ящике, вытащил из него конверт, оценил вместимость и засунул в него деньги и драгоценности, добавил из своего бумажника и заклеил конверт. Снова подошел к Флэйм и завел ту же песню:

— Вы красавица. Это скажет каждый мужчина. Но для меня вы останетесь красавицей, даже если ваши ноги вдруг изогнутся колесом, искалеченные руки скрючатся, лицо увянет и покроется морщинами, волосы потускнеют и поредеют. Лишь бы глаза остались теми же. Глаза, дорогая моя, позволяют заглянуть во внутренний мир и оценить внутреннюю, духовную красоту человека. Не знаю, поймете ли вы меня… Поймете ли, почему я так непочтительно обошелся с вашим телом, оскорбил его словесно…

— Понимаю. Да, понимаю.

— И не протестуете?

— Нет, я понимаю вас полностью.

Мне надоели эти погремушки.

— Хватит, напонимались. Уходим, доктор. Пошевеливайтесь, коли вам физика немила.

Он повернулся и протянул мне конверт:

— Не будете ли вы любезны доставить этот конверт по назначению?

— Нет! — воскликнула Флэйм. — Это закончится убийством.

— Не думаю. А даже если и так… Один из них — мой крест, нежеланный, если сказать правду. Другой, — он вгляделся в меня, а я исподлобья ответил ему колючим взглядом, — другой способен стать реальной угрозой. А может быть, останется воображаемой. — И он вернулся к затронутой теме: — Так вы возьметесь доставить конверт?

Я принял конверт и небрежно засунул в карман:

— Берусь. Кому?

— Эдди, — Он усмехнулся, схватил меня за руку и направился к выходу.

Я не вырвал руку. Ощущение не из приятных. Я был то ли как пацан, то ли как осел, которого куда-то повели. Рядом со мной трепач, который навалил кучу слов, но ничего не сказал. Или он много сказал, а я ничего не понял? Не угрожал. Не «возвысил голоса в гневе». Но благодушного презрения не скрывал. Другой на моем месте врезал бы ему хорошенько.

А Флэйм? Понимала она, что я ощущаю? Она смеялась надо мной. Скрытно, незаметно. Может, и не смеялась, но от этого не легче. И эти двое пришли к взаимопониманию. Они друг друга поняли, а я их — нет.

Ладно, пусть я и дурак, но под дуло не полезу. И я зашагал под ручку с доктором Горгоном. Он слева, справа мой пистолет. Взял бы он меня за правую руку, было бы хоть основание ему врезать.

Глава 13

Еще один итальяшка

Выйдя на лестницу, я не слишком нежно высвободил руку и ткнул ствол в бок профессору. Гангстер он или нет, носит при себе пистолет или нет, но об этом человеке утверждают, что он уложил на месте больше народу, чем любой другой гангстерский босс города. И что один известный юрист исчез бесследно как раз после того, как отужинал с Микеле Горгоном.

Слухи слухами, однако Эдди Горгон лишь недавно выскрипывал на этих ступеньках. Освещение тусклое, но достаточное, чтобы различить две фигуры и даже отличить одну от другой. Обыскивать я Микеле Горгона не стал, хотя не очень-то верил в разговоры о том, что он ходит невооруженным. Не посмел, что ли? Пожалуй, просто не видел разницы, есть у него пистолет или нету. Захочется ему пострелять — что ж, добро пожаловать.

Не ради него приставил я ему к боку пушку, а ради клана, которым он управлял через братьев — или через брата, потому что Эдди — простой придаток к пушке, способный попасть в двуногого с трех шагов.

— Экий вы недоверчивый, Вильямс, — неодобрительно заметил доктор Горгон, спускаясь с лестницы. — Пистолет в бок. Как в дешевой мелодраме. Внезапная смерть на ступеньках! Внезапную смерть я очень не уважаю. Разве что абстрактно.

Я не сразу понял. Потом предположил, что под «абстрактностью» он понимает убийство чужими руками.

Возможно, ствол в боку оказал какое-то воздействие на развитие событий, так как профессор принялся мурлыкать что-то под нос, и какая-то черная тень исчезла из дальнего неосвещенного угла. Возможно, мне это почудилось. Правда, тени не скрипят половицами. Но ведь и дом-то, с другой стороны, старый, рассохшийся, прогнивший…

Снаружи уже ждал «Роллс-ройс». Некто в пальто, помеченном каким-то невразумительным гербом, распахнул дверцы, водитель запустил двигатель. Об этом последнем действии я, скорее, догадался, так как шума мотора не услышал.

— Я, разумеется, доставлю вас домой, дорогой мой Вильямс, — сказал мне доктор Горгон, подходя к машине. — И не из вежливости, а потому, что ваша жизнь мне в эту ночь весьма дорога. Я бы не хотел, чтобы с вами что-то приключилось, пока вы со мной или когда вы расстанетесь со мной. Мной, видите ли, заинтересовалась полиция. Во всяком случае, один любознательный полисмен. В общем-то, очень удобно. Если случится что-то, способное вызвать интерес к моему брату Джо, то бдительность нашей могучей полицейской системы снимет с меня все подозрения.

Ладно, я составил ему компанию. Уселись, и он без тени юмора или насмешки выдал мне оценку моей позиции:

— Глупое у вас сегодня положение. Как будто схватили льва за хвост, боитесь держаться и боитесь отпустить. — Он поднял рожок переговорной трубки: — Парк-авеню, домой.

Бросил трубку и повернулся ко мне:

— Я могу показаться невежливым. Тащу вас за собой, вместо того чтобы подвезти до дома. Но мне показалось, что вам интересно будет меня навестить. Несмотря на столь поздний час. Побеседуем.

Этот поворот меня устроил. Тот, кто много говорит, сколь бы умным он себя ни считал, всегда может проговориться. Почему бы и не побеседовать — а еще лучше послушать, что скажет крупная шишка, король преступного мира. Но чем объяснить его интерес к моей скромной персоне?

— Вы меня слушаете?

В его тоне, как мне показалось, проскользнула нотка раздражения. Тоже неплохо.

— А куда же я денусь! Только зачем мне к вам тащиться?

— Вам будет интересно. А насчет вашей безопасности… Мой дом — самое безопасное место даже для моего злейшего врага. Полиция посматривает. Один полисмен в особенности. Я вам его назову. Этот интерес как-то бодрит. Мне скрывать нечего. Полиция видит, как я выхожу и вхожу. Но ум мой закрыт для всех, кроме меня самого. Эта слежка смешна. Да и прикрыть ее… Достаточно снять трубку, достаточно одного звонка, и этого любопытного вышвырнут со службы. Вы можете ему это передать. Полагаю, вы его знаете. Детектив сержант О'Рурк. Очень добросовестный полицейский. Не хотелось бы ему вредить. Но если мне надоест его внимание… Лучше для него будет, если ему первому надоест за мной следить.

— Я передам ему, когда увижу. Вы здесь живете?

Машина остановилась перед одним из самых дорогих жилых домов Парк-авеню. Здесь рядовым гангстерам искать нечего.

— У меня труп в подвале не спрячешь, — продолжил он вслух мои мысли. — Тридцать третий этаж тридцатидвухэтажного дома.

— На крыше приютились?

— На крыше. Конечно, можно нечаянно упасть. Но даже такой склонный к насилию субъект, как вы, согласится, что этот вариант для меня нежелателен. Чтобы решиться на такое, хозяин должен отчаянно, панически бояться гостя. А ведь мы с вами друг друга не опасаемся, не правда ли, дорогой Вильямс? — Мы вошли в просторный холл и направились к лифту. — Смерть играет роль в жизни каждого человека, даже в моей, но влияние ее следует сглаживать, как я уже выразился, абстрагироваться от нее. Если кто-то тебе мешает, от него следует избавиться, если можно так выразиться, суггестивно.

Лифт быстро поднялся наверх, мы прошли по коридору, Горгон отпер тяжелую дверь, и по овеваемой ветром крыше, под усыпанным звездами небом мы направились к его калифорнийскому бунгало.

Доктор Микеле не переставал трепаться:

— Законы вашей страны — моей страны, Вильямс, — позволили простому итальянскому эмигранту подняться с низов мостовой в пентхаус на крыше небоскреба. Очень удобные законы. Чтобы успешно жить в вашем городе — в моем городе, в любом городе, Вильямс, — следует прежде всего забыть о понятии «совесть». Следующее необходимое условие — ум без тела, без эмоций.

Мы прошли под кронами карликовых деревьев, между кустами, цветами, газонами с настоящей травой, мимо крохотного фонтана с водопадом и журчащим ручейком. Три ступени из разноцветного кирпича — и мы на крыльце. Легкий поворот дверной ручки — за дверью большой квадратный в плане холл.

Горгон швырнул пальто и трость на стул с высокой спинкой и жестом предложил мне поступить так же с моей шляпой. Ночь теплая, я без плаща, шляпа стоила мне двенадцать баксов, лишаться ее при возможном поспешном отходе не хотелось.

Хозяин, однако, настаивал, и я решил не мелочиться.

— Формальный визит, Вильямс, надеюсь, также и дружеский. Вид шляпы на колене испортит атмосферу, нарушит гармонию, придаст некий полицейский душок нашей встрече. Прислуги здесь сейчас нет, мне нравится одиночество в отрыве от человеческих масс, которые там, внизу. Как бы материальное воплощение духовной реальности. Мы с вами здесь наедине, никто нам не помешает.

Мы прошли большой холл, затем малый, он улыбнулся и распахнул передо мной дверь:

— Прошу вас, Вильямс.

Мне это не понравилось, но я опять решил не мелочиться. Рука в кармане, доктор рядом, я почти коснулся его, входя в следующее помещение. Войдя, остановился.

Библиотека. Шикарные кожаные переплеты, удобные кресла, зашторенные оконные ниши. Но все это побоку. Главное — женская фигура в кресле, укрытая пледом. Шея длинная, изящная, но разукрашена пятнами и полосами красно-желтого цвета, как будто рубцами от давних ожогов. Такие же пятна на лице.

И рука. Искалеченная рука со скрюченными пальцами, замершая поверх пледа.

Доктор Горгон вошел в библиотеку вслед за мной и тоже увидел женщину.

Да-с. Глянули б вы на него. В этот момент обличье супермена слетело с него, как шелуха. Физиономия его, согласен, побелеть не могла, белее не бывает. Но оттенки по ней поползли явственные. Желтоватые пятна, фактура скисшего молока, белая плесень…

Он судорожно схватился за воротник, а его нижняя челюсть буквально отвалилась. Чуть ли не минуту он стоял, вылупившись на женщину. Я успел подробно рассмотреть обоих.

В эту минуту он стал тем, кем я его и считал, стал таким же, как Джо и Эдди. Профессор доктор Микеле Горгон — жалкий итальяшка, ничтожный человечишка, тленный огрызок мира, которым, как он воображал, он управлял, над которым возвысился. Мелкий гангстеришка-порученец, крыса подпольного мира. На физиономии его выскочило за эту минуту больше гримас, чем сменяется на лице классного комика.

Рот нараспашку, нижняя губа отвисла. Тогда он закусил нижнюю губу верхними зубами, отчего в уголках рта выступили пузырьки слюны. Слов не слышно, но в хриплом бульканье, в булькающем хрипении его можно было угадать всю существующую в английском и итальянском языках нецензурщину.

Наконец он несколько совладал с собой, и я услышал его дрожащий голос:

— Ч-что вы тут делаете? Как вы посмели… — Он повернулся ко мне: — Выйдите. Вернитесь в холл, Вильямс.

Что ж, в холл так в холл. Мое дело сторона. Захлопнувшаяся дверь едва не прихватила мою руку. В замке повернулся ключ. Глаза женщины. В последний момент я встретился с ней взглядом. Карие глаза, таинственные, прекрасные, как… Как у Флэйм. И слова доктора Горгона, обращенные к Флэйм: «Искалеченные руки скрючатся, лицо увянет…» Искалеченная женщина… Ничего, кроме глаз…

Из-за запертой двери раздался женский крик. Пронзительный, испуганный.

Крик ужаса.

— Нет! Нет! Больше никогда! Он не должен видеть меня такой… Я больше не приду! Клянусь! Я искала зеркало…

Звук удара, новый вопль:

— Спасите! На помощь! Убива-а-а…

Крик прервался. Женщине не зажали рот, а перехватили горло, об этом красноречиво свидетельствовал булькающий хрип.

Я стукнул в дверь кулаком. И еще раз. И если я говорю «стукнул», то имею в виду «ударил», а не «погладил» или «постучал». Дверь, даром что добротно сработанная, ощутимо отозвалась на мой удар.

Глава 14

Я действую

Второй удар вызвал реакцию. Топот, шепот — не женский. И не одного мужчины. Шаги к двери, голос доктора Горгона. Уже спокойный, но еще с легкой дрожью.

— Спокойно, Вильямс, все в порядке. Небольшое затруднение… семейного свойства. Я сию минуту вернусь.

Снова шаги. Тяжелые мужские шаги — и не у двери, где стоял хозяин.

Я понял, что вел себя неразумно. Не мое это дело. Мне следовало, повинуясь здравому смыслу, взять шляпу и «отряхнуть прах». Но мне иной раз попадает вожжа под хвост, я делаю глупости — да еще и с удовольствием, с азартом! К черту благоразумие, рассудительность! Чаще всего разумность и подобные благоглупости всего лишь оправдывают трусость. И я как дурак повинуюсь первому побуждению, не рассуждаю. А первое побуждение мое — притянуть этого доктора к ответу. Потолковать с ним. Может, он ожидал, что я буду торчать под дверью и колотить в нее, как истеричка?

— Откройте дверь и не вздумайте убрать оттуда леди! И без разговоров, доктор. Откройте — или я прострелю замок.

— Не поднимайте шума, ради бога! Глубокая ночь, Вильямс. Люди могут неправильно истолковать.

За ним шаги. Двое уносили женщину через другую дверь — так я истолковал этот топот.

— Доктор, откройте или отойдите, пуля может проскочить сквозь замок. Вы думаете, я шутил? — Не знаю, что он думал, но явно хотел потянуть время.

— Вильямс, я…

Хватит болтать. Этот краснобай, возможно, наслаждался звуками собственного голоса, но мне на его красные байки плевать. Грохнул выстрел, полетели щепки, я нажал на болтающуюся ручку, врезал в дверь плечом и оказался внутри. Если я открываю дверь, то я открываю дверь. Одного выстрела мне хватает. Сорок четвертый — надежный товарищ, несколько старомодный, но, верьте мне, на него можно положиться.

Пришел черед моей игре. Передо мной глаза доктора Горгона. Индифферентная поза смыта изумлением, глаза выпучены так, будто вот-вот вылезут из орбит. Но в руках его ничего не было, а занавес в дальнем конце библиотеки колыхался, за ним еще не исчезли штанина и башмак солидного размера.

Я направил ствол на обладателя штанины и дал ему шанс выжить:

— Эй, за занавесом! Стой или…

— Стойте! — завопил доктор Горгон. — Это недоразумение! Верните мадам, вернитесь, вернитесь!

И «мадам» вернули. Словарный запас доктора Горгона богаче моего, что и говорить. Иной раз в нем встречаются и полезные слова, осмысленные. Разве ж я спорю…

«Мадам» внесли двое граждан мужского пола. Несли между собою в каком-то подобии сиденья от качелей. Выглядели они довольно глупо, но об огнестрельном оружии, его назначении и последствиях его применения имели какое-то представление, ибо не сводили с меня глаз.

«Мадам» выглядела еще более непрезентабельно, чем когда я увидел ее впервые. Она непрестанно вопила и дергалась:

— Микеле!.. Боже мой!.. Не надо… Ах, в таком виде! Я вся растрепана… А волосы…

Она пыталась поправить прическу и еще больше приводила ее в беспорядок.

Я шагнул к ней — то же самое сделал и доктор Горгон. Он нагнулся над ней, погладил по голове и похлопал по руке.

Я дернул его за плечо.

— Мадам, — обратился я к ней, — вы звали на помощь…

— Она нездорова, — резво встрял Микеле Горгон. Чрезмерно резво. Так мне показалось, хоть я и не понял почему. — Ей показалось, что перед нею некто очень ей близкий, давно исчезнувший. Не следовало бы поддерживать ее в этом заблуждении. Я забочусь, разумеется, о ее здоровье…

— Прикрой пасть, — грубо оборвал я его, не оборачиваясь, сквозь зубы. И гораздо нежнее обратился к женщине: — Что вас беспокоит, леди?

Ее глаза ожили.

— Беспокоит… беспокоит… Приснилось… Не знаю… Микеле, уведи меня. Не хочу, чтобы этот мужчина видел меня такой… Ведь я была красавицей… И молодой мужчина… Уведи меня, Микеле. Но скажи ему. Расскажи ему, какой я была красивой. Расскажи.

В голосе ее появились нотки капризного ребенка, голова кокетливо наклонилась — жест не то отталкивающий, не то притягательный в своем трагизме.

— Да, мистер Вильямс, мадам была поразительно красива. Поразительно красива.

Он слегка нагнулся к ней и посмотрел в глаза. Она тут же вскрикнула. Я стоял рядом и ни один звук, ни одна его гримаса не ускользнули бы от моего внимания.

И он к ней не прикасался.

— Унесите мадам к миссис О'Коннор, — бросил Микеле носильщикам и повернулся ко мне: — С вашего позволения, разумеется. — В голосе его слышалась насмешка.

— Да, пожалуйста, — великодушно разрешил я. Но чувствовал я себя не в своей тарелке. Нет, я не жалел, что прострелил замок. Даже если это и ошибка — в чем я вовсе не был уверен. В конце концов, все мы погрязли в ошибках. И я не лучше других. Я не из тех, кто с пеной у рта отстаивает свою правоту, даже понимая, что дал маху. Да ведь пулю-то не засунешь обратно. Так что ж зря слезы лить…

— Объясните шум, — напутствовал слуг Горгон. — Можете сказать, что мадам что-то уронила.

Он поправил плед на ногах женщины, придержал занавес, за которым исчезли слуги и женщина, вернулся ко мне:

— Вы могли убить меня. Мне показалось, что пуля пролетела вплотную. Не знаю почему. Почувствовал или услышал… Вообразил… Абсурд какой-то. Газеты, по-видимому, не преувеличивают вашу… идиосинкразию. Вильямс, вы злоупотребляете гостеприимством. Я не люблю таких всплесков эмоций в моем доме.

Он долго распространялся. Это помогло ему собраться, прийти в себя. Слушая его, я заметил то, что раньше от меня ускользало. Может быть, заметил вследствие его возбужденного состояния. Прежде чем выплюнуть какое-то «веское» слово, он его нащупывал, ощупывал и взвешивал, примерял и притирал к месту. Он болтал, расхаживая по комнате, затем подошел к стене и нажал на кнопку.

Человек, вошедший в дверь, которую я варварски испортил, оказался согбенным старцем, слугой со стажем и выучкой.

— Шерри номер один, Карлтон. — Он еще раз произнес имя слуги, медленно и раздумчиво: — Карлтон… — Как будто ему нравилось звучание и он приглашал меня оценить. — У мадам случился приступ, Карлтон, нам нужно за ней внимательно следить, чтобы она не причинила себе вреда.

Он кивнул, отпуская Карлтона.

— Хорошо, сэр, шерри номер один.

Карлтон вышел. Микеле Горгон, скажем так, несколько преуменьшил количество слуг в доме в разговоре со мной.

— М-да, Вильямс, вы позаботились об оживлении вечера. Возможно, выстрела все же не услышали. Я на вас не сержусь. Каюсь, вспылил, когда увидел мадам в таком положении. — Он пожал плечами и развел руки. — Это мой крест, моя обуза, иной раз мне бывает тяжко. Надеюсь, вам не нужно долго объяснять. Могу просто сказать, что эта леди — моя жена, что она пострадала от несчастного случая, изуродовавшего ее тело и расстроившего ее разум. С тех пор она ни разу не видела своего лица. Мы следим за этим. Шок мог бы ее убить. Вы заметили, что здесь нет зеркал. Однако отражения в оконных стеклах, в полировке и хромовых покрытиях вызывают у нее подозрения. Без зеркала она, однако, не может получить полное представление… Мне советовали поместить ее в частную клинику. Но она не хочет. — Он как-то сонно наклонил голову назад, уставился в потолок. — Там ей было бы удобнее, конечно, но все мы цепляемся за чувства, за воспоминания… А она действительно была прекрасна, я не льстил. Как… — Он замолчал. Дверь открылась, вошел Карлтон с подносом.

— Как Флэйм, — закончил я за него. Сам не знаю почему.

— Как Флэйм, да, — согласился он. Взял бутылку, налил себе, мне и кивком приказал Карлтону поставить поднос на стол. — Оцените, — предложил мне гостеприимный хозяин. Он поднял бокал, разглядывая его на свет. — Мой друг во Франции опечатывает каждую бутылку перед отправкой. Из погребов Маргери в Париже. По прибытии на бутылку добавляется мое клеймо. Очень…

Микеле Горгон пригнулся к визитке, белевшей на подносе возле бутылки. Адресовав мне едва обозначенный поклон, он поманил пальцем Карлтона. Прочитал, слегка сдвинул брови.

— Я ему говорил, сэр… — начал Карлтон извиняющимся тоном.

— Я вас не виню, Карлтон. Он бы не пришел, если бы… Пригласите его сюда. — И вдогонку выходящему слуге: — Бутылку виски, Карлтон. Долг гостеприимства. — Снова мне: — Брат Джо. Не возражаете, разумеется?

Я бы возразил, разумеется. Мысленно я уже вскочил и повернулся к двери всем корпусом. Но вместо всех этих телодвижений лишь лениво пожал плечами и ничего не сказал. Конечно, общеизвестно, что Джо Горгон вылез на верхушку Эвереста нью-йоркской преступности по причине своей сказочной скорострельности. Однако не думаю, что живет на этом свете парень, — да и на том свете вряд ли такой сыщется, — опередивший в этом ремесле меня.

— Еще раз прошу прощения, Вильямс.

Доктор Горгон подобрал какой-то клочок бумаги, прочитал написанное на нем, бросил обратно к телефону, взглянул на каминные часы.

Два часа восемнадцать минут.

— Как в театре, — усмехнулся он. — Сцена, действия, явления, каждый выход должен интриговать зрителя. Итак, мой братец Джо. Горячий парень, динамичный, порывистый. Мы про шерри забыли, Вильямс.

Он поднес к губам свой бокал, приложился, пробормотав предварительно:

— За преступность! Ваш хлеб. И мой.

И будь я проклят, если это его «мой» не заставило шерри в моем рту на мгновение заледенеть, прежде чем продолжить свой путь к пищеводу. Тоже, артист. Мрачно, мощно, зловеще прозвучало это кратенькое словечко. Бесстрастное, умное лицо. Но тут же мне вспомнился другой Микеле Горгон, которого я видел в момент обнаружения «мадам». Это воспоминание меня существенно успокоило.

Глава 15

И снова смерть

В комнату ввалился Джо Горгон. Увидев меня, нахмурился. Конечно, его предупредили, кого он встретит у брата. На Карлтона он внимания не обратил, но бутылку виски заметил сразу. Прямо к ней и направился. Налил себе, опрокинул — все это без слов. Да, этот парень как раз по мне. С такими мне и иметь дело. Первая же фраза его — классическая, в моем понимании классики. Он глянул на брата и ткнул в меня через плечо большим пальцем:

— На кой он здесь? — И, не дожидаясь ответа: — Мы с Вильямсом уже наговорились сегодня. У меня для тебя словечко, Микеле. Для тебя одного. Бог…

Он прервал речь, снова налил себе стопку, снова выпил и уставился на брата. Поднял ладонь, чтобы хлопнуть по столу, но передумал, рухнул в кресло, скрестив ноги в позе спокойного отдыха. Лишь в позе: Джо Горгон — очень занятой человек.

— На кой он здесь?! — повторил Микеле Горгон. — Я тот же вопрос мог бы адресовать тебе, мой милый. Я пригласил мистера Вильямса в гости. Это больше, чем ты… — Он чуть помедлил. — В доме беспорядок… Так зачем ты пожаловал?

— С глазу на глаз. — Он снял левую ногу с правого колена и нагнулся вперед. — С глазу на глаз.

Мне как зрителю этот диалог пришелся по душе. Джо на Бродвее хорошо известен, но Микеле Горгон — темная лошадка.

— Понял. Я понял, Джозеф. Но ты забываешь, что на мне долг гостеприимства. — Он улыбнулся. Точнее, обозначил губами улыбку. Еще точнее, губы его слегка искривились каким-то неопределенным образом.

— Вильямс… Везде поспел! — Джо с натугой подался вперед, встал. — Черт, Майк, он отсюда не выйдет, его…

Руку с пистолета я, разумеется, не снимал. А теперь подумал, не вынуть ли его спокойным жестом, приличествующим светской беседе, не опустить ли непринужденно себе на колени. Но не вынул. Приложился к бокалу, понял, почему Джо предпочел виски. Нет, вино в полном порядке. Вероятно, прекрасное вино. Для вечеринки в саду с дамами, гирляндами и китайскими фонариками. Но для создания настроения его требовалось бы поглощать в нереальных количествах.

«Когда бандиты наглеют, честные люди осознают свой долг». Эту заповедь я трактую таким образом: палец на спусковой крючок! Иначе осознавать придется не самую приятную реальность.

Джо Горгон осекся. Нет, Микеле не издал ни звука, не изменился в лице, губы все так же указывали уголками неизвестно куда. Лишь зрачки его глаз сузились, как будто он долго всматривался в источник яркого света. Он запустил правую руку под стол, вытащил книгу и толкнул ее по полировке столешницы к Джо.

Джо рефлекторно вцепился в книгу. Бусинки его глаз внезапно превратились в спелые вишни. Он чуть за сердце не схватился:

— Мне? Во дает! Ага, вручить Вильямсу.

— Возможно. Надеюсь, что нет.

Микеле Горгон повернулся ко мне, а я скосил глаза на книгу в тисненой коже. Золотом светится название.

— «Легенды чащи», — прочитал я. — Натаниель Хоторн.

Я еще раз приложился к бокалу, взял книгу, раскрыл — она раскрылась на «Голове горгоны». Я ухмыльнулся:

— Значит, для меня.

— Надеюсь, что нет, — повторил доктор Горгон. — Очень надеюсь. Но мифы отражаются в реальности, история повторяется, Рэйс.

— Мне надо поговорить с тобой наедине, — завел Джо старую песню. Он опрокинул в глотку еще стопку. Брат, потягивая вино, неодобрительно созерцал бутылку.

— Джо, все, что ты хочешь сказать, спокойно можешь говорить при мистере Вильямсе.

— Нет, не все. Нет, не могу, — Спиртное делало свое дело. Он буравил брата взглядом. — Брось свои закидоны. Я Вильямса лучше понимаю, чем тебя. Он хоть впрямую говорит. А ты… Ты сидишь под готовым грохнуть Везувием и птичек слушаешь. Мне надо тебе сообщить…

Кажется, мой выход. Я сразу понял, зачем Джо побеспокоил брата среди ночи. Я видел реакцию Джо на мое выступление в «Золотой собаке». Повторить? Посмотреть, какое воздействие окажет эта реплика на Главного Горгона? Почему бы и нет?

— К чему споры? — вмешался я в разговор. — Я передал Джо кратенькое сообщение, он хочет передать его дальше. Я сберегу ваше время и сделаю это за него.

И, прежде чем Джо успел отреагировать, я произнес, стараясь звучать убедительнее:

— Дьявол раскован, доктор Горгон.

Джо реагировал еще более бурно, чем в ресторане. Его губы задрожали, лицо исказилось, он вытянул руку, схватил брата за плечо, ожидая, очевидно, что тот сейчас рухнет и начнет кататься по полу в истерике. Но Микеле вообще не реагировал.

— Занятно, — сказал он. И добавил: — И… что это значит?

— Ты что, не понял? — тряс его за плечо Джо. — Отупел?

— Замолчи. — Что-то звериное проглянуло в облике Микеле Горгона, в том, как он подался в сторону брата, — Ты до сих пор не избавился от привычки переть напролом, как со своим лотком на Кэнэл-стрит двадцать три года назад. Тогда ты отстоял свою позицию и продавал два пакета арахиса вместо одного. Но сейчас ты продолжаешь мыслить теми же древнеарахисовыми шаблонами, питаться теми же мелкими страхами. Сейчас…

Микеле Горгон умолк и повернул голову к телефону. Телефон тут же зазвонил.

— Прошу прощения, джентльмены. — Он отвесил нам по поклону. Мне с видом серьезным, брату — слегка иронически. — Кажется, мы сейчас получим сообщение несколько более интересное для каждого из нас, нежели загадочное заявление мистера Вильямса.

Он поднял трубку:

— Доктор Горгон у аппарата… Да, понимаю… Меня не было дома… Понимаю. Нет, еще не лег. — Долгая пауза. — Большое спасибо. Завтра я об этом прочитаю.

Он положил трубку. Наполнил свой бокал, закурил, устроился в кресле и принялся поочередно разглядывать меня и своего братца.

— Смешно, — изрек он наконец. — Очень смешно устроен этот мир. Вряд ли вас заинтересует эта новость, но мне сообщили, что в клинике доктора Элрода только что заколот престарелый итальянский джентльмен, недавно прибывший в наш город. Прискорбно. Весьма прискорбно.

Глава 16

На мушке

Разумеется, я понял, о ком речь. Джовони, которого мы с полковником МакБрайдом старались защитить и сохранить, Джовони, при транспортировке которого полковник едва не получил пулю в лоб, так вот, Джовони погиб.

Я вскочил:

— Не может быть! Во сколько? И где были в это время вы, доктор Горгон?

Я замолчал и сел. В этот раз я потянулся не за шерри номер один, а к бутылке виски.

— Ваши эмоции делают вам честь, Вильямс, — растроганно проговорил Микеле Горгон. — Бедный старый итальянец! Весьма прискорбно. А что вы говорили про князя тьмы… э-э… лишенного цепей? Или скованного снова? На этот раз навеки. Цепями смерти.

Да, я взбешен, я в замешательстве. Значит, этот бандитский король заманил меня к себе, чтобы я не смог помешать убийству Джовони? Запланированному и выполненному без ведома Джо. Это я понял по его выпученным глазам.

Микеле обошел стол и обнял брата за плечи:

— Ты, Джо, как и наш друг Вильямс, — человек действия. И без этой твоей жажды действия нам не обойтись в повседневной жизни. Но не следует забывать, что физические порывы к действию должны управляться разумом. Если разумное начало не вмешивается, то правят инстинкты, рефлексы, импульсы — то есть, по сути, мы опускаемся до уровня животных. Если мозг перестает функционировать и оставляет тело, это тело можно выбросить, оно бесполезно. Причем неважно, управлялось ли тело мозгом, принадлежащим ему. — Пауза. — Вижу, я тебя озадачил. Но ты ведь не возражаешь, что мозг необходим телу, твоему телу. Будь это твой мозг или мой. Один мозг может управлять многими телами — но не наоборот. — Микеле Горгон перестал молоть языком и снисходительно посмотрел на озадаченную физиономию братца. — В общем, ты понимаешь, что я всегда готов тебе помочь, подсказать, поддержать тебя. Всегда готов, но не всегда это настоятельно необходимо. Короче говоря, твой сегодняшний визит излишен, неуместен. Ты это уже понял.

— Да. Понял. А Вильямс… уместен?

Микеле улыбнулся:

— Считай это проявлением моей слабости, Джо. Каприз великого мыслителя. Все мы люди. Ты можешь спать спокойно. Спи, развлекайся да… — Он с неудовольствием покосился на бутылку виски. — Мистер Рэйс Вильямс сегодня — не твоя забота. — Он прикрыл рукой зевок, — скорее всего, деланый. — Поздно. Извините, Вильямс. Прием окончен.

Он не дал мне и рта раскрыть. Джо Горгон двинулся на выход, мне оставалось лишь последовать за ним. Скажете, мне надо было остаться? А зачем? Время позднее. Микеле Горгон воспользовался излюбленным женским приемом — оставил за собой последнее слово. Он исчез за маленькой дверью, в которую канула его жена, оставил нас вдвоем.

И вот странная пара пересекла поднятый на тридцать три этажа сад, подошла к лифту.

— Он парень что надо, а, Рэйс?

Ну что мне на это ответить?

Сонный лифтер закрыл двери, лифт пополз вниз, и вот, через некоторое время, мы на Парк-авеню. Джо вызывал на откровенный обмен мнениями «по-мужски».

— Вильямс, я тебя знаю, ты меня знаешь. И жизнь ты тоже знаешь. Судьи продаются и покупаются во все времена. Так до нас было, так и после нас будет. В городе ничего не изменилось. Газеты орут — да и пусть их орут. Мир наш невелик, тесен. Всем нужны деньги. Ты можешь мутить воду, но мир изменить — кишка тонка. Ни до меня, ни до Майка тебе не дотянуться. — Он глянул вверх, произнеся имя брата. — Майк любит пустозвонить, но если он размахнется, то ударит крепко. Как муху прихлопнет.

— Ты, я вижу, тоже любишь пустозвонить. К делу!

— М-да. — Он откусил кончик сигары и выплюнул его на мостовую. — Время неподходящее, чтобы шум поднимать. Сколько ты хочешь, чтобы выйти из игры и переключиться на гольф?

— Я в гольф не играю.

— Гм. — Он чиркнул спичкой и раскурил сигару. — Мы с тобой навидались приключений, Вильямс. Тебе, значит, не надоело? Напрашиваешься на новые?

— Понимай, как знаешь.

— О'кей. — Он ухмыльнулся. — Взгляд горгоны. — Самодовольная улыбка расплылась на всю физиономию. — Чушь собачья, но смысл есть. Что ж, я предложил, ты отказался. Привет.

Джо Горгон исчез. Рэйс Вильямс остался. И с этого момента он на мушке.

Пора домой. Ночь выдалась напряженная… На мушке. Что ж, не в первый раз. Даст Бог, и не в последний. Если бы каждый раз, когда угрожала опасность, я отправлялся путешествовать, я бы уже накрутил сотню витков вокруг земного шара. Но кто бы финансировал эти кругосветные круизы?

Разумеется, я принял угрозу Джо Горгона всерьез. И в то же время не без удовольствия. Они явно меня боятся. Проще простого прихлопнуть жалкого наркомана. Не так уж сложно прикончить пациента лечебницы. Но отделаться от Рэйса Вильямса… Многие пытались. Но немногие в состоянии рассказать о своих попытках. Я не из тех, кто бежит при звуках выстрелов. Если я и бегу, то на эти звуки, а не от них. И если Джо Горгон без всяких угрызений совести всадит в меня пулю, то и я продырявлю его без всякого сожаления. Все по справедливости.

Меня поджидал Джерри:

— Тут какой-то парень названивает. Очень недоволен, как будто ты должен на телефоне сидеть.

— Не назвался?

— Нет. Сказал, ты в курсе. И приказал, чтоб ты сидел у телефона, как придешь, ждал звонка. Нахрапистый такой. Каждые четверть часа звонил. Да нет, куда там! Каждые пять минут. Во! Семь минут по часам, — ткнул Джерри пальцем в циферблат, когда его прервал телефонный звонок.

Конечно же, полковник МакБрайд. Рот его разрывают слова, слова взрываются, как петарды. Но я понял его, прежде чем он раскрыл рот.

— Наш человек, Джовони, убит, заколот в клинике…

— Знаю.

— Как? Откуда? — Он безмерно удивился.

— Какая разница, откуда я знаю. Важнее, откуда они узнали, где его искать. Но я вас снова удивлю, полковник. Я только что был в гостях у Микеле Горгона. Ему кто-то позвонил и любезно сообщил об убийстве. Джовони очень важен для вас?

— Важен! — Он аж задыхался. — Джовони — тесть Микеле Горгона. Он не просто важен, он всё! С его помощью можно было вернуть Микеле в Италию с убийством на шее, освободить от его присутствия страну…

Он остановился, чтобы перевести дыхание.

— Тесть… — Я переваривал эту информацию. В лице «мадам» я ничего итальянского, средиземноморского не обнаружил.

Снова петарды.

— Да, тесть. По крайней мере мне так сказали. О черт, я остался ни с чем. Джовони мне ничего не открыл, он рвался к Микеле, чтобы самому его изобличить, отомстить за убийство дочери. В Италии, много лет назад. Жестокое убийство, на глазах отца…

Значит, Джовони не отец «мадам».

— Это он сам рассказал?

— Нет, не он. Он доживал жизнь в итальянской тюрьме. Мне рассказал Тони, тот наркоман, которого вы видели убитым. Я добыл Джовони, доставил его из Италии. И вот он покойник. Как они узнали?

— Кому-то вы сообщили.

— Никому ни полслова. Ни одной живой душе. Мои сведения — от Джовони и Тони. Я послал в Неаполь человека для расследования. Мне стало известно, что Микеле Горгон убил свою жену — около двадцати лет назад, — был осужден и сбежал. Жену звали Розмари. Новостей из Неаполя я жду примерно через неделю. В течение этой недели мы решили не трогать Микеле. Конечно, есть вероятность, что вся история придумана этим наркоманом, Тони. Мистер Вильямс, вы мне нужны и далее. Завтра я вышлю вам чек в качестве аванса. Но вам искать встречи со мной не следует, звонить тоже. Пусть Микеле думает, что я от вас отстал, а о нем забыл. Я выйду на вас, когда поступят сведения из Италии или когда найдется другой достоверный источник. Согласны? Оплата будет достойной.

— Не забудьте выслать чек.

Глава 17

Мозги против пуль

Полковник МакБрайд объявился аж через десять дней. Но обещанный чек прибыл. Конечно, не состояние, но десять тысяч долларов в наши дни сумма существенная.

Указания полковника я выполнил буквально. Мест, где был шанс наткнуться на братцев Горгон, избегал, хоть это и нелегко. Да и они могли еще, чего доброго, возомнить, что я их испугался. Кроме того, конверт, который я взялся доставить Эдди. Велико искушение! Первые дни бороться с ним помог сам Эдди, исчезнувший из города на неделю. Потом снова выплыл, очевидно не опасаясь внимания со стороны полиции. Уж понимайте это как доказательство могущества Микеле или как мудрую тактику наших доблестных стражей правопорядка.

Так или иначе в четверг, ровно за полчаса до полуночи, в моей квартире раздался звонок.

— Мне следовало позвонить раньше, — начал полковник МакБрайд. — Джовони, Тони… все это так странно. Тони прибыл в Штаты тем же рейсом, что и братья Горгон. Тогда они носили фамилию Горгонетте. Микеле было двадцать семь, хотя выглядел он моложе, Джо — около двадцати, а Эдди еще был мальчишкой. Вильямс, нам придется начать сначала, навесить им что-нибудь в Нью-Йорке. Я-то собирался здесь воду не мутить, никаких взяток, подкупов, убийств. Хотел выдать его в Италию, и дело с концом. Но с Италией, кажется, полный провал.

— Просто ваш гонец в Италии плохо сработал, — возразил я. — Джовони убили, Тони убили. Чего ради?

— Возможно, Вильямс, но мы можем это долго обсуждать. Вчера я пережил покушение. Мне и другие сообщали, что у Микеле была в Италии жена. Но мой агент в Неаполе однозначно установил, что Микеле Горгон, он же Горгонетте, не был женат. Однако хватит болтать по телефону. Я думаю, что лучше приехать к вам или…

— Я сам к вам приеду, полковник, — решительно перебил я МакБрайда. — Горгоны уже убили двоих причастных к этому случаю. На вас уже было покушение, теперь, как вы сами сказали, второе. Если Горгоны считают, что вы знаете слишком много, то вы для них представляете опасность. А перед устранением угрозы они не останавливаются. За прошедшую неделю я просмотрел кое-что по ним. Они перестреляли не меньше народу, чем любой штатный полисмен управления, включая вашего друга сержанта О'Рурка. Но знать об этом — одно, а представить суду доказательства — совсем другое.

В преступном мире всем известно, что Джо Горгон четыре года назад застрелил лейтенанта Карлсли. Но Джо даже не предъявлено обвинение в этом убийстве. Затем Эдди Горгон расправился с владельцем прачечной, выступившим против бандитской «крыши». По меньшей мере, четверо свидетелей. Жюри присяжных сплошь из честных граждан. Но один свидетель вдруг утонул, второй пропал без вести, еще двое изменили свои показания, дав описание убийцы, столь же подходящее к Эдди, как и к любому жителю Нью-Йорка мужского пола без явных признаков инвалидности. Последовала грандиозная попойка, друзья презентовали Эдди шикарный кубок.

Но у вас замах не на Эдди или Джо, полковник. Микеле Горгон — их мозг, он планирует убийства, но лично в их исполнении никогда не участвует. «Абстрагируется» — так он это называет. Он… — Я прижал трубку к уху, напряг слух. Ни звука. — Вы меня слушаете? — Что за радость болтать, зная, что тебя никто не слушает. — Вы меня слушаете? — повторил я громче и прислушался. Что-то услышал. Шорох линейных шумов, далекий зуммер — то, чем телефонные компании снабжают абонентов в качестве бесплатного приложения к их разговорам.

Я постучал по вилке, подул в трубку — рефлекторные реакции любого пользователя телефонной сети. И когда я уже собирался бросить трубку на рычаг и сорваться с места, до меня донесся его голос. Тихий, спокойный шепот, в котором слышался не страх, а осторожность и, пожалуй, беспокойство:

— Приезжайте. У меня посетитель. Возможно, я узнаю правду.

Голос смолк. Щелчок разъединения — и тишина. Но услышал ли я грохот перед самым щелчком? Или мне показалось? С братцами Горгон фантазия разыграется! Фантазия? Изрешеченный пулями Тони, итальянец с кинжалом в груди — фантазии?

Я схватил шляпу:

— Джерри! Со мной.

Его глаза засверкали, большие неровные зубы обнажились в улыбке. Собираться ему незачем, он всегда готов к выходу. И всегда готов меня сопровождать, хотя я и редко беру его с собой. С преступным миром Джерри знаком не понаслышке, не из книжек и газет. Одинаково эффективно этот малый обеспечивал слежку за объектом и прикрытие драгоценной особы босса, мистера Рэйса Вильямса.

И вот Джерри уже выгнал из гаража мой автомобиль.

— Большое дело предстоит, босс? — Парень лучился энтузиазмом.

— Даже чересчур большое, Джерри, — ответил я, сворачивая на Пятую авеню. Конечно, я скромничаю. Меня самого охватывает боевой азарт. Как же, больше недели на мушке у братьев Горгон и все еще жив. Более того, и далее намерен разгуливать по улицам Нового Вавилона.

— Горгоны? — продолжает допрос Джерри. — За Большим Джо я дополз до халупы его братца. Шикарный вигвам у братца-доктора. Джо без доктора ни шагу. Хотя доктор тачку с орешками в жизни не толкал. И за пушку тоже вряд ли брался. У него язык страшнее пистолета. Каждый знает, что ежели Джо с умным видом чешет затылок и бубнит: «Мне надо подумать… До завтра приму решение» — или какую другую лапшу жует в том же духе, то он побежит за подсказкой к братцу. Помню я, как О'Хара шептался с Джо… года за два до того, как его хлопнули… это было, я еще тогда…

— Ладно, ладно, Джерри, давай про О'Хару. — Я знал, что эти отступления — обычный прием Джерри, направленный на привлечение моего внимания к его рассказам. — Что мистер О'Хара поведал мистеру Горгону?

— Про спиртное толковали, большое дело, контроль над всем Бронксом. Джо изложил ему, что к чему, О'Хара сразу, не раздумывая, возьми да и спроси: «А ты это сам придумал или брата идея?» И когда Джо признался, что брата, О'Хара сразу на это дело клюнул, не торгуясь. Доктор судей печет, как пряники. Он за нужные бабки убийцу со стула сдернет, из самого Синг-Синга да из «Могил». Тем и зарабатывает. Но что до меня, то из всех троих Эдди самый поганый. Храбрый стрелок в спину из-за угла.

— Ну, не только в спину, Джерри!

— Не только… Ежели ты торчок, то и в грудь отважится. Вон, как Тони. Ведь это ж его работа.

— Пожалуй. Только, Джерри, если взвесить, что опаснее, то я все же решил бы, что влияние. Ты еще можешь уклониться от пули и положить стрелка, если он промахнулся или если ты быстрее. Но влияние не имеет тела. Во что стрелять?

— Как сказать… — Джерри, казалось, размышлял вслух. — Хотя резон, конечно, есть. Этот Главный Горгон в руки пушку не берет. Он для полиции, знамо дело, лакомый кусок. А парней с пушками в городе сотни, и каждый пальцем к спуску тянется.

— Просто так не потянутся. Для иных нет смысла тянуться. Для большинства есть смысл не тянуться. Ты бы хотел быть тем парнем, который хлопнет братца Горгона?

— Спасибо, не рвусь. Но Джо Горгон хотя бы убивает для дела, по необходимости. А для этого выродка, Эдди, в убийстве сласть какая-то. Босс, от влияния можно спрятаться, удрать, а от пули сложнее, если тебе ее в спину всадят.

— Чтобы тебе всадили пулю в спину, требуется влияние, Джерри, нужно, чтобы кто-то послал Эдди или еще какого-то из сотен твоих парней. Если убьешь крысу, другая тут как тут. Убьешь сотню, а родится тысяча. Но если убьешь влияние, устранишь источник размножения крыс. Но как, дьявол побери, пристрелить безоружного человека… И что потом?

— Что ж, все они рано или поздно свое получают, — философски заметил Джерри. — Но если бы Эдди Горгон охотился за мной, я бы плюнул на влияние и постарался бы продырявить самого Эдди.

Элегантное решение? Пожалуй, не слишком. Но весьма практичное.

Я на это ответил:

— Эдди Горгон — лишь примитивный убийца. Вот тебе опять пример влияния. Кабы не его мудрый братец, давно бы Эдди поджарили в Синг-Синге или гнил бы он в тюрьме. Убийца причинит вреда не больше, чем его оружие, если за ним ничто не стоит. А вот… Ага, приехали.

Глава 18

На пустынной улице

Мы оставили машину и дошли до угла. Полковник жил в доме номер 137.

— Номер сто тридцать семь, — сказал я Джерри, пытаясь получше разглядеть дом. — Может быть… — Я замолк и вернулся за угол. Лица я не разобрал, но фигура человека, вышагивающего по тротуару перед домом, могла поведать о многом. Она достаточно бросалась в глаза, чтобы распознать в ней копа, внушительным видом своим сообщавшего любому бандиту и грабителю, что дом этот охраняется, что искать здесь нечего и лучше пройти куда-нибудь подальше. Меня удивляет, что полиция часто стремится предотвратить преступление, — результат не оправдывает затраченных усилий. Не лучше ли было бы проявить чуть больше смекалки и изловить преступника с поличным, пресечь его активность на гораздо больший срок?

— Смотри внимательно, — приказал я Джерри. — Заметишь кого — проследи.

Джерри ухмыльнулся, и я добавил еще одно указание из тех, что ему особенно нравились:

— Действуй по своему усмотрению. Можешь вокруг квартала прогуляться.

— Понял, босс, — и Джерри поднял руку в салюте.

Я вышел из-за угла и направился к 137-му дому. С каждым шагом во мне усиливалось чувство опасности, нависшей над этим домом, над кварталом и надо мной. Может, мне просто чудилась эта опасность, не знаю. Но если в деле замешаны Горгоны, в любой момент стоит ожидать любой гадости. Если и не страх, то ожидание неприятностей росло по мере приближения к монументальной фигуре детектива. Да, этот коп больше всего смахивал именно на детектива из управления полиции.

Я резко развернулся и пошел обратно, держась в тени домов. Человек тут же заспешил за мною, в чем я убедился, повернув голову назад. Я быстро свернул за угол и оглянулся.

Человек стоял па моей стороне улицы, на стороне номера 137. Шляпу он держал в руке и потирал лоб. Дважды порывался шагнуть дальше, но оба раза не решился. Конечно, ему велено следить за номером 137, за всеми, кто приблизится к дому. Естественно, он не хотел терять дом из поля зрения.

Наконец он вернулся к объекту охраны, перешел через проезжую часть и поднялся по ступенькам дома напротив. Проявил смекалку! Прикинулся простым квартиросъемщиком, возвращающимся домой, чтобы проследить за мной из неосвещенного подъезда.

Я пожал плечами. В конце концов, есть у домов и черные входы. Не желая афишировать свой визит, я свернул в боковую улочку. Отмерить дистанцию, перемахнуть через забор и оказаться в заднем дворе 137-го номера… Но мне не удалось преодолеть этот короткий путь, проделать все задуманные немудрящие процедуры.

Примерно там, где находился дом 137, на улице вдруг появились две фигуры. Они быстрым шагом направились к большому черному седану, припаркованному у тротуара. Распознать их на таком расстоянии и при недостаточной освещенности не удалось, но габаритами одна из фигур вполне напоминала полковника МакБрайда.

Тут распахнулась дверца черного седана, человек меньшего роста рванулся к своему более высокому спутнику. С пистолетом на изготовку я припустил по улице.

Тот, кого я считал похожим на полковника, вскинул руки и что-то крикнул. На него навалился еще один, выпрыгнувший из седана. Еще двое подбежали, выскочив из подъезда соседнего дома. И вот высокий уже был в машине, а его спутник мчался по улице прочь от автомобиля. И от меня.

Автомобиль не перехватить. Он взвыл двигателем и покрышками, сорвался с места на второй передаче, вымахнул под красный на Бродвей, дико вильнул влево и исчез. За беглецом рванулась знакомая тень.

Джерри! Что ж, хоть этот не уйдет.

Я собрался присоединиться к своему помощнику, но тут за моей спиной взвыли тормоза. Я отпрыгнул, ища, куда бы спрятаться. Приподвальная ниша. Автомобиль в поле обстрела. Сидящие в нем прекрасно меня видели.

Спрятав пистолет в карман, я окликнул ближайшего из пассажиров, вскочивших на мостовую.

— Рэйс, хвала Аллаху! — воскликнул сержант О'Рурк. — Но всю эту кутерьму затеял не ты. Должно быть, тот парень, который унесся, когда свет замигал.

— Какой свет?

— У полковника. Сигнал. Чтобы вызвать нас, он должен был пощелкать выключателем в своей спальне. Вот он и пощелкал.

— Когда?

— Трех минут не прошло.

Я прикинул время. Выйти из комнаты, спуститься по лестнице, пройти через холл, выйти на задний двор, перелезть через забор, выйти на улицу… Да и шли они неспешно.

— Он не мог щелкать выключателем три минуты назад, — заверил я О'Рурка.

— Но щелкал, — ухмыльнулся О'Рурк. — Своими глазами видел. Три минуты назад. Пошли, Рэйс, проверим. Дом под надзором, спереди тоже мои ребята подъехали, они уже там, внутри. Полковник вооружен. Все путем. Сейчас мы узнаем у него, в чем дело.

Он шагнул в проулок, два копа за ним. Я догнал сержанта.

И я сказал ему о том, чему оказался свидетелем. Он замер на секунду с руками, поднятыми к ограде участка.

— Думаешь, что один из двоих полковник?

— Скорее всего.

— У другого не заметил оружия? Но как… Двери у полковника надежные. Фасад под наблюдением. Он мне обещал не открывать никому. Может…

— Кто-нибудь другой? — усмехнулся я. Да что толку теперь дразнить сержанта.

Внезапно меня кольнула еще одна мысль. Если кто и мог предотвратить выход человека из дома, то это именно О'Рурк, и никто другой. Конечно, полковник вышел из дома, и, конечно же, добровольно. Или под какой-то угрозой. Или ему что-то пообещали, обманули. Но свет… Если свет мигал, то полковник чего-то испугался. Свет… Не было у него времени на сигнал! Нет, непонятно.

Мы перелезли через забор.

О'Рурк оставил своих копов снаружи и в моем сопровождении поднялся по ступенькам. В доме уже топали его подчиненные и коллеги. Некоторых я узнал. Были здесь и лучшие детективы городской полиции. Высокий седой мужчина подошел к О'Рурку:

— Пока никого не нашли. Постель не тронута. Спать, как видно, не собирался. Но его самого нигде нет.

— М-да. Надо дом обыскать.

— Ищем.

К детективу подошел коп в форме. В руке топор.

— Что в погребе, Тим? — обратился к нему седовласый сыщик.

— Мыши не нашли.

— Дай-ка мне твой топорик.

— На кой он тебе? — поинтересовался О'Рурк.

— В его спаленке шкаф заперт, а ключа почему-то нет. Подозрительно.

— Дай сюда, я сам.

О'Рурк схватил топор и загрохотал вверх. Я понесся за ним. Войдя в спальню, он сразу направился к шкафу и подергал ручку.

— Эй, полковник! — Он прислушался, приподнял топор, опустил его, повернулся к одному из копов: — Здесь осторожнее шуруйте. Бумаг не трогайте. — Затем снова занялся шкафом. — Может, и без топора обойдемся.

Он рванул, приналег плечом… Дверь держалась. Тут взгляд О'Рурка упал на скрученный возле ножки кровати провод, который я когда-то видел свешенным из окна.

— Конечно, по проводу кто-то мог сюда влезть. Но как парень умудрился его сам себе выкинуть в окошко?

Я рассказал О'Рурку о мелком уголовнике Тони, сбежавшем из-под опеки полковника с помощью этого электрического кабеля.

— А-а, тот, которого хлопнули на прошлой неделе, — кивнул О'Рурк. — Ох, любит этот полковник секретничать! Что-то скажет, о чем-то молчит, а где и наврет, недорого возьмет. А мы расхлебывай. Два жмурика. А мне этого итальянца, Джовони, предъявили уже остывшим. Что делать, приказывают — выполняю. — Он хмуро на меня покосился: — Рэйс, об этом, о полковнике лучше пока помалкивать. Его трупа нам только недоставало. Ты его знаешь, конечно?

— Да. Полковник Чарльз Хэлси МакБрайд, друг помощника вашего шефа. Вне всякого сомнения, на него работал.

— Ну так, сходится. В конце концов, шефа можно понять, если он хочет утереть нос прокуратуре и правительству. Эти Горгоны наглеют. Я тебе назову двадцать пять убийств в Нью-Йорке, которые висят на Микеле. И одно вполне можно провести через суд. Я…

Тут его окликнул кто-то снизу.

— Иду! — отозвался он. — Рэйс, глянь пока, чтобы этот шкаф не убежал. — Пошли! — бросил он копу, стоявшему у двери, и они оба затопали по лестнице, прикрыв за собою дверь.

Чего еще надо детективу-любителю! Волшебная сказка, да и только. Один в комнате с тысячами улик, открывающихся лишь ему, незамеченных неуклюжей полицией. Вот в роскошной библиотеке обнаружен труп. Полиция все обыскала, никаких следов. Но наш герой-одиночка находит в углу воз свежего сена, в другом — дюжину окровавленных мечей; вытаскивает из-под кровати трехтонный грузовик, на котором в библиотеку въехал убийца… Нет-нет, не спорю, есть, конечно, улики, если ребята не поленятся их тебе подарить. Но сигарный пепел говорит мне лишь о том, что кто-то курил сигару. Маловато, не правда ли? Вот письма — другое дело. Бумаги, бумаги… Читай и вникай.

От бумаг меня, однако, отвлек негромкий щелчок.

Я отступил чуть в сторону, с интересом глядя на шкаф. Ручка его дверцы тем временем медленно повернулась. Дверь шкафа приоткрылась. Шире. Еще шире. Вот и фигура видна.

Бледное лицо, слегка испачканное. Мешковатая синяя рубаха. Руки недоростка, одна в кармане. Знакомое лицо, знакомая фигура. Флэйм, Флоренс Драммонд. Тварь уголовная.

Глава 19

Флэйм рвется на свободу

— Влипла, кажется, — заморгала Флэйм, привыкая к яркому свету.

— Похоже, — согласился я, не снимая ее с прицела.

Она слабо улыбнулась и вынула руку из кармана. Без оружия.

— На просьбы и объяснения времени нет, Рэйс. Да и что тут объяснять… Ты что со мной собираешься делать?

— Надо растолковывать? Ты шестерка Горгонов. На них гора трупов. Ты с теми, кто держит меня на мушке. То есть ты держишь меня на мушке.

— Ради бога, Рэйс, не время для демагогии. На тебе и без Горгонов больше мушек, чем на дохлом опоссуме.

— Значит, влипла. Разве что сдашь Горгонов. — Я всмотрелся в ее лицо. Усталое. Темные круги под глазами.

— Хочешь сделать из Флэйм стукачку? Ты… Я могла бы сказать тебе, что, отпустив меня, ты сохранишь человеку жизнь. Я могла бы… Ты отпустишь меня? Отпустишь?

— За красивые глаза?

— Стукачкой тебе меня не сделать. Зови копов. Или прочь с дороги.

Она оттолкнула меня и шагнула к двери, как будто не зная, что в доме полно полиции.

Я схватил ее за руку и швырнул обратно. Она сверкнула на меня глазами. Глазами, полными ненависти, гнева, вызова. Но она, очевидно, увидела мои глаза, ибо тотчас увяла, сникла и опустила взгляд, еще прежде, чем я успел раскрыть рот.

— Ты привыкла крутить людьми, как тебе вздумается, — сказал я, сжимая ее запястье еще крепче. — Ты что-то знаешь, и из тебя можно что-то выжать. Вот пусть копы и выжимают.

Она склонилась, прижалась к моей груди, всхлипнула. Я поднял ее голову за подбородок. Слезы настоящие. Губы дрожат. Вроде не прикидывается. Как будто снова девочка, но без следа юности в глазах.

— Рэйс, Рэйс… Отпусти меня. Дай мне… Нельзя мне в полицию… Ты не представляешь, что это значит… Отпусти…

Может быть, ее близость. Не знаю, закусил ли я губу, не заметил, погладил ли ее волосы… Но губы мои шевельнулись, и я произнес слова, которых вовсе не собирался произносить:

— Флоренс, я люблю тебя.

Она улыбнулась, поднялась на цыпочки, поцеловала меня… И тут же отпрянула.

— Вот и молодец, Рэйс. Вот и все в порядке.

Она сунула мне ключ от шкафа и повернулась к двери. Но шагнуть ей не удалось, так как рука моя автоматически сомкнулась на ее предплечье.

— Ты… Разве ты меня не отпустил?

— Нет. Не отпустил.

— Но ты должен! Должен! После…

— Должен. Я должен тебя задержать. И сдать полиции. Я могу не видеть тебя, не смотреть в твои глаза. Но от себя я никуда не денусь. Уж там жестокий я, убийца хладнокровный, как в газетах строчат… Но против интересов клиента я еще не действовал. И сейчас не собираюсь.

Снизу донесся топот. Похоже, копы направлялись к лестнице.

— Так. — Флэйм сосредоточилась. — Значит, так: ты отпускаешь меня и получаешь жизнь своего клиента.

Я заколебался:

— Слово чести?

— Слово чести Флэйм. — Она засмеялась хрипло, как будто лопата угольщика заскребла по бетонному полу погреба.

— Когда?

— Через полчаса в кафе «Мария», — сказала она, глянув на свои наручные часы.

— «Марию» закрыла полиция.

— Но не для меня и не для тебя. Я все равно уже сказала Рудольфу Майеру, чтобы он вызвал тебя туда. Он с тобой еще не говорил?

— Нет.

— Что ж, значит, не успел. Так что решишь?

— Как ты отсюда выберешься?

Я подумал об О'Рурке. Довериться ему? Чтобы он выпустил Флэйм. Нет, исключено. Реакцию копа на такое предложение легко себе представить. Выпустить ее в окно, по шнуру от лампы? Но внизу тоже гуляет полицейский. Повернулся к Флэйм.

Она подошла к двери, приоткрыла ее.

— Там полно полиции, — «утешил» я ее. — Может, окно…

Она покачала головой и приложила палец к губам. Мне снова захотелось ее удержать, на этот раз по иной причине. Мышь не проскользнет сквозь это сборище копов.

Я пожал плечами. В конце концов, я выпустил ее ради клиента. А если ее поймают…

— Значит, в кафе «Мария», — шепнула она и выскользнула за дверь. Рука моя сама поднялась вслед, как будто желая ее задержать.

Прислушался к ее шагам — не слышно ни звука. Во всяком случае, в женщину они палить не станут.

Тут до меня вдруг дошло, что она одета по-мужски. Может, еще и вооружена. Черт бы ее подрал! Дьяволеныш с крылышками. Ангелочек с хвостом и рожками-копытцами.

Открыл дверь, снова прислушался. Внизу голоса, негромкие. Сверху топот, гораздо громче.

Какой-то полисмен в форме оперся на перила и просветил меня о событиях на верхнем этаже:

— Там только прислуга, дед да бабка. Мы их разбудили, напутали до полусмерти. Ничего не слышали, ничего не знают.

— Ага, — рассеянно протянул я, прислушиваясь к шумам снизу. Крик? Выстрел? Чего ждать? Маленькое тело, скорченное в смертной муке, угасшие глаза…

Кто-то тряс меня за плечо.

— Проснись! — Сержант О'Рурк. — Ключ нашел?

— Да. Вот. На столе под пресс-папье, у телефона.

Я все еще не отходил от двери, вслушивался.

О'Рурк сунул нос в шкаф:

— Пусто, разумеется. Слушай, Рэйс, дело серьезное. Надо бы мне скинуть чуток ответственности со своего чахлого горба, хотя указания-то были действовать самостоятельно. Надо брякнуть начальству. — Он подошел к телефону. — С одной стороны, надо держать рот на замке, но если мы это утаим от прессы, а потом… Полковник-то парень заметный, слишком крупная птица.

— Погоди, — задержал я О'Рурка. — Может быть, я…

— Что — «я»?

— Может, я что-нибудь сдвину. Погоди.

— «Погоди»? — О'Рурк наложил лапу на трубку, — Ладно, я это «погоди» тоже сдвину. На широкие плечи шефа. Это шоу босса. Не хватало мне еще сделаться козлом отпущения.

Но тут телефон зазвонил, и О'Рурк сдернул трубку, которую уже держал в руке.

— А кто интересуется?.. Вы кто?.. Нет, сначала назовитесь… Да, он здесь, — О'Рурк прижал ладонью микрофон. — Тебя. На полковника не похож. Ни на кого не похож.

— Рэйс, — назвал меня какой-то механический голос, явно измененный.

— Рэйс Вильямс, — подтвердил я.

— Скажи пару слов, чтобы я убедился.

Я сказал «пару слов», прижал трубку и отодвинулся от навострившего ухо О'Рурка.

— Говорите наконец, — потребовал я.

— Рудольф Майер, — назвался говоривший. — Еле тебя вызвонил. Слушай, Флэйм хочет встретиться с тобой в кафе «Мария». Утверждает, что очень важно. Требует, чтобы пришел один и не привел хвост. Больше ничего не сказала, не знаю почему.

— Откуда ты узнал, что я…

Но в трубке щелкнуло. Связь прервалась.

— Кто это? — сразу накинулся на меня О'Рурк.

— Да так… По другому делу. Я ему сказал, что, может, буду здесь.

— И только сейчас вспомнил? — скептически покосился на меня сержант О'Рурк, откусил кончик сигары и выплюнул его в угол комнаты. — Эк ты запросто с телефоном клиента…

— Знаешь, мне пора. Дела.

— Ладно, сейчас выпущу. Ребята и президента не пропустят без моего разрешения.

— И лучше подожди здесь моего звонка.

О'Рурк посмотрел на меня «со значением», кивнул:

— Ладно… Рэйс, если твои «дела» будут где-нибудь рядом с братцами Горгон, мне было бы приятно увидеть аккуратную дырочку во лбу у любого из них.

— Ясно.

Черт возьми, нервы, что ли, начинаю чувствовать? Я все еще жду какого-то знака, что Флэйм… К черту Флэйм!

— Слушай, не привешивай ко мне хвост.

— Гм… Ладно. — Он повернулся к двери и заорал: — Брофи, проводи Вильямса до угла и отпусти! Одного!

Я все жевал в уме замечание сержанта о президенте.

Глава 20

В кафе «Мария»

Я успел заскочить в круглосуточную аптеку и позвонить домой. Надеялся, что Джерри уже вернулся и ему есть что рассказать. Не очень надеялся. И точно, Джерри еще не появился.

Потом чуток поколесил по городу, просто развеяться. Ни о чем не думал, точнее, не размышлял. Редко я о чем-то размышляю. Разве что гадал, как Флэйм в очередной раз выскользнула из лап бдительной нью-йоркской полиции. До сих пор сидит в доме, спряталась? Прошла сквозь них незамеченной? Прокупила путь? Тоже не исключено. У каждого своя цена. Десять баксов постовому службы движения, тысячу — чину в кабинете, который уже обнаружил, что есть на свете биржа, но еще не понял, что он на ней мелкий дойный барашек, а не бык и не медведь.

У Флэйм голова — не просто подставка для шляпы. Может, весь план похищения полковника — ее идея. Доктор Горгон завербовал ценного сотрудника. Дьявол, конверт-то все еще со мной! Тоже, почтальон…

Возможно, Флэйм соизволит ответить на какие-то мои вопросы в кафе «Мария». Интересно, что она еще раньше запланировала эту встречу. Да, у нее мозги в порядке, а вот у меня? Не уверен… В конце концов, каждый из нас немножко дурак. Иногда дурак. Я держал ее в руках. Я сказал, что люблю ее. Она меня любит, в этом можно не сомневаться. Любой, кто прикоснется к Флэйм… Однако время подпирало.

Как водится, я оставил машину за полквартала, внимательно огляделся и направился к боковому входу. Постучался.

Дверь приоткрылась почти сразу. Я узнал бармена.

— Привет, Рэйс.

Он приоткрыл дверь еще на пару дюймов, как раз, чтобы мне протиснуться, задев бармена оттопырившимся правым карманом пиджака.

— Ого, — хохотнул он, кивнув на карман. — А мы-то думали, что у вас тут любовь пышным цветом.

— Меня ждет леди, Фред?

— Ждет. Малый зал за баром.

— Кто в баре?

— Никого, ей-богу. Мы же закрыты.

— Ты хороший парень, Фред. Не хотелось бы, чтобы с тобой случилось что-нибудь. — Всего лишь предупреждение.

— Иисус свидетель! Ничего в рукаве, как Бог свят.

— Посмотрим.

— Дак… Никто силком не тащит… Вон выход… Пожалуйста…

— Делай свое дело.

Фред проводил меня к двери, распахнул ее и возвестил:

— К вам мистер, мэм.

И смылся.

Обычный задний зальчик захудалого заведения. Яркая лампа в стеклянном матовом абажуре, резкий свет. С десяток столиков, простые деревянные стулья с подлокотниками. Никто не трудился опрокидывать их на столы, убирать тоже никто не собирался. Дымно-спиртовый перегар отсюда не выветрился, несмотря на открытое окно. Заложенный кирпичом камин, на каминной доске кубок. Больше украшений не заметно.

Посетитель лишь один. Посетительница. Флэйм. Мужские обноски сменило легкое плотно прилегающее пальто, на голове лихо сбитый набок берет, в углу рта сигарета.

— Явился не запылился, — усмехнулась она. — Храбрый, дурень. Присядьте, «мистер».

Я прошел к окну, закрыл его, запер, задернул штору. Лучше умереть медленно от ядовитой атмосферы, чем мгновенно от пули «случайного прохожего».

В помещении еще одна дверь, из замка торчал ключ. Я проверил дверь. Заперто. За занавесом ниша с полками. Как раз напротив двери, в которую я вошел. Я подставил к двери стул, закурил и уселся рядом с Флэйм. Окно и дверь со стулом в поле зрения, ниша справа, Флэйм рядом с камином.

Флэйм завела свою старую песню:

— Рэйс, давай плюнем на все. Я плюю на Горгонов, плюю на город. Мы вместе переселяемся в Европу, на Ривьеру…

— Опять та же пластинка. Ты ее ставишь каждому самцу, которому хочешь задурить мозги.

— Да. — Очень серьезно она ответила, без тени обиды, подтвердила кивком. — Да, все время ставлю эту пластинку. И каждый раз воображаю, что говорю тебе это всерьез. На месте «каждого самца» я представляю себе тебя. — Она протянула руку через стол и положила на мою. — День вдвоем, вечер вместе, ночь… Полное взаимопонимание, общая жизнь. Между нами есть что-то, чего я никогда не могла постичь…

— Флоренс, я здесь только с одной целью. Ты обещала. Надеюсь, сдержишь свое обещание.

— Да, обещала. — Казалось, она к чему-то прислушивалась. — Здесь нелучшее место для беседы. Но ты должен знать. — Она наклонилась ко мне и почти прошептала: — Сейчас перед тобой более не девочка. Сейчас перед тобой женщина, готовая сразиться с собственной смертью, бросающая ей вызов. Не знаю, мог ты это изменить или нет, но возможность тобой упущена, теперь от тебя ничего не зависит. Смерть и разрушение — пусть! Но жизни шепотом не будет, Рэйс.

Мне не понравились ее слова. Почему-то я им поверил. И замер. Ручка двери, подпертой стулом, медленно, едва заметно поворачивалась. Ничего не сказав Флэйм, я оперся обоими локтями о засаленную столешницу, слегка подвинул стул. Ниша, таким образом, оказалась у меня за спиной, руки под подбородком, одна из них коснулась торчащей из подмышечной кобуры рукояти. Дверь двигалась очень медленно, стул у двери еще не должен был упасть. Подвинулся лишь мой стул.

Мое движение согнало краску с лица Флэйм. Она потянулась к сумочке, но передумала, подняла руку и сняла с полки кубок. Осмотрела его, прочитала вслух гравированную надпись:

— «Эдди Горгону в честь возвращения под сень клуба „Мария“. Двадцать седьмого августа 1929 года».

Ее негромкий голос звучал зловеще, но дату я вспомнил. День освобождения Эдди Горгона после оправдания его за недоказанностью обвинения. Процесс по делу об убийстве владельца прачечной. Прачечный рэкет.

Ручка двери рывком вернулась в исходное положение, а за спиной своей, со стороны ниши я услышал голос. Дверь успешно отвлекла мое внимание.

— Замри, Вильямс. На этот раз получишь пулю в затылок, куда такой крысе и положено. Молодец, Флоренс. Прочитай ему еще раз, с выражением.

Влип? Еще как! Как сопляк, сосунок желторотый. Я услышал, как Эдди Горгон сделал шаг, другой, остановился в футе от меня. А я сижу, сжав в правой руке рукоять пистолета, который больше никогда не использую. Почему я не осмотрел нишу? Конечно, там потайная дверь. Глупость? Самоуверенность? Излишнее доверие к Флэйм?

Я посмотрел на нее. Интересно, как воспримет она мою смерть. Лицо ее мертвенно бледно. Она предала меня и принимает плату за это. Но мне с этого…

— Покажи ему чашечку и прочитай. Предсмертная молитва.

Флоренс подняла кубок. Наши взгляды встретились, но вот кубок поднялся на уровень глаз. И вместо Флэйм я увидел тощую и вытянутую, искаженную сферической поверхностью фигуру убийцы, его лицо, уменьшенные крысьи глазки, ироническую ухмылку.

Выхватить пистолет, рвануться вбок — слишком он близко. Конечно, у меня есть шанс захватить его с собой. Но и только.

Но тут заговорила Флэйм:

— Умерь пыл, Эдди. Рэйс много знает. Твой брат тоже хочет…

— Здесь нет моих братьев, — одернул ее Эдди. — Здесь я хозяин. Глянь этой крысе в глаза. Посмотри, как они помутнеют. Локоточки смирненько, Рэйс. Чуть дернешься…

Локоточки смирненько, так оно и было. Но пальцы мои двигались. А Флэйм держала кубок, как будто окаменев.

— Не смей стрелять, Эдди, — приказала Флэйм. — Я его сюда привела, и я хочу, чтобы он ответил на мои вопросы.

Я медленно-медленно поднимал руку с пистолетом к своему левому плечу. Эдди пока что ничего не заметил. Он увлекся спором с предметом своего вожделения.

— Слушай, ты ведь толковала со мной. Я ввел тебя к Горгонам. А ты использовала меня, как дурака, пока не пришел Микеле. Тебя тоже стоило бы прихлопнуть.

— Я подчиняюсь Микеле так же, как и ты. Ты меня ввел или не ты, но работаю я на него.

— Это все его умные идеи. Подчиняйся, сколько хочешь. Подчиняйся умом. Меня твой ум не интересует. Меня интересует тело. И никто на это тело не смеет поднять лапу, кроме меня, заруби себе на носу. Даже Микеле. И если я тебя хлопну, Микеле попечалится, но примет это как прискорбный инцидент.

Ствол моего пистолета уже лег на левое плечо. Лицо Эдди в кубке длинное и узкое, глаза посажены плотно один к другому.

— Эдди, — мягко и тихо сказала Флэйм, — не болтай глупостей. У меня к Микеле отношение чисто деловое.

— Видел я твои деловые взгляды! И его взгляды видел. «Абр… Абстрактные». Конкретные глаза у него были, он бабу видел и хотел эту бабу, как мужик хочет. Мою бабу! А ты, конечно, видишь, где бекон пожирнее, сразу клюнула. Но я тебе заплатил. И я тебя сегодня поимею. Сразу после того, как этот…

Мой пистолет вышел на позицию. Не буду врать, что я уловил в кубке роковое движение убийцы. Не знаю, угадал ли момент по изменению его голоса. Может быть, крик Флэйм сработал.

Ибо она крикнула:

— Жми, Рэйс!

В общем, я нажал на спусковой крючок…

Глава 21

Человек в окне

Двойной грохот, звук, как будто брякнул колокол в тире, — и я замер. Если отражение в кубке меня не обмануло, то моя пуля должна была войти как раз между глаз Эдди Горгона.

Эдди Горгон тоже замер. Рот его раскрылся, лицо выражало крайнюю степень изумления.

Я снова поднял пистолет, но не выстрелил. Оружие Эдди висело в руке, безвольно вытянутой вниз. На лице не было никакой лишней дырки, то есть не наблюдалось никаких признаков входного отверстия. Умер он стоя. Уже после смерти сложился, как перочинный ножик, и бухнулся на пол, вслед за выроненным чуть раньше пистолетом. Если бы не выбитый зуб — или два — да кровавые пузырьки на губах, я бы так и не понял, куда послал пулю. Нельзя сказать, что выстрел мастерский, но задачу свою выполнил… Я ведь не колдун, в конце концов.

Я пожал плечами. Что ж, он хотел меня убить. И убил бы. Теперь вопрос с ним решен.

И Флэйм на ногах. Схватилась за кубок, прижала к себе. Лицо белое. На убитого не смотрела. Колоколом послужил кубок, в который попала пуля Эдди. Как раз в начало имени своего владельца. Первые две буквы как корова языком слизнула.

— Флоренс! Ты не ранена?

Я подскочил к ней, поддержал, взял из рук кубок, поставил на стол.

— Нет… Нет… Кубок меня спас… И ты…

— Ты опять спасла меня, Флоренс… После того, как поймала.

— Дурак! — закричала она и принялась колотить меня в грудь. — Я взвалила на себя слишком много и не могу сообразить… А ты… ты вообще никогда не соображаешь. Я тебя не ловила! Не ловила!

Она вдруг оттолкнула меня и отпрянула:

— Тебе не за что меня благодарить, Рэйс. Он должен был уйти. Он должен был умереть. Мозг, мозг, мозг… А это животное могло все погубить. Я пока не созрела для смерти. Я не должна пока умереть. Я умру с ним, как она умерла с ним… Она умерла. Боже, как ужасно она умерла, будь он проклят!

Любой со мной согласится, что все ею сказанное понятным не назовешь.

Флэйм не стала меня останавливать, когда я направился к ней. Остановило меня выражение ее лица.

Ненависть? Страх, ужас, который я принял за ненависть? Так или иначе я остановился, посмотрел на это лицо, повернулся к столу, взял кубок, тщательно его протер, уничтожая отпечатки пальцев, и вернул на камин.

— Флоренс, нам пора отсюда… Выстрел слышали. Фред, кто там еще…

— Никого здесь сейчас нет. Мы одни. Если кто-то и слышал выстрелы, то снаружи.

Она схватилась за горло и посмотрела на труп:

— Вот он теперь лежит. А ведь все-таки он человек. Создан тем же Творцом, что и ты, я, Микеле. Тем же, кто создал и добрых людей. И я так же лягу. Скоро. Очень скоро. Лежит такой же человек, как и мы. Он умер, Рэйс?

Я поднял руку Эдди, отпустил ее. Мертвее не бывает. Если не Эдди, то я. Что ж, не скажу, что мне приятно было смотреть на мертвого Эдди, но очень приятно было сознавать, что лежал здесь не я.

— Умер, умер.

Продолговатый конверт уперся в ребра, когда я нагнулся над Эдди. Конверт, который Микеле просил меня передать его брату. Я вытащил его. Оставить его на трупе Эдди — юмор, конечно, мрачноватый. Но не из-за этого я сунул конверт обратно. Мало ли кто обнаружит труп. Не стоило афишировать это убийство. Тем более вовлекать в него Флэйм. Мало ли кто знал о деньгах и драгоценностях. О той, которой они предназначались.

Кроме Фреда никто не видел меня входящим в кафе «Мария». Однако население подполья не любит распространяться о событиях, связанных с убийствами. Во всяком случае, в беседах с полицией они об этом помалкивают. А братьям Горгон не надо будет долго соображать, чтобы понять, кто укокошил Эдди.

— Уходим! — Флэйм подошла к окну, открыла его. Свежий ночной воздух хлынул в вонючее помещение. Приятный воздух.

Я оглядел комнату, удовлетворился увиденным и шагнул к окну как раз вовремя, чтобы схватить Флэйм за руку.

— Флоренс, ты забыла, зачем я сюда пришел. Я хочу знать, где полковник МакБрайд. И жив ли он.

— Да, должен быть жив. Давай все-таки сначала отсюда уйдем. Поговорим об этом в проулке.

— Где из-за любого мусорного бака может высунуться ствол. Ты меня уже дважды подставила. Спасибо тебе, конечно, за то, что спасла мне жизнь. Но, знаешь, ты так быстро меняешься, что я не хочу рисковать. Наверное, это одна из твоих сильных сторон, не знаю, как ты считаешь. Или слабых. Любить Флэйм означает дразнить свою смерть, и я в эту очередь идиотов записался. Я тебя ни в чем не виню, но не зря к тебе припаялась эта кличка — «тварь-уголовница», девица с криминальными наклонностями.

Она внезапно схватила меня за плечи. Глаза ее были тревожны, в них чувствовался страх, это глаза загнанного зверька. Таких я еще не видел. Но она ведь каждый раз новая. Конечно, женщинам свойственно падать в обморок при виде трупа, но к Флэйм физиологические стандарты неприменимы. И все же смерть Эдди на нее подействовала. Как? Кто ее знает.

— Рэйс, только один вопрос. Ты меня любишь?

— Не знаю. — Я и вправду не знал.

— Ты не притворялся там, в доме полковника МакБрайда. Ты сказал, что любишь меня. Ты не кривил душой?

— Нет, я сказал, что чувствовал, — заверил я ее почти со злостью. — Может быть, и сейчас сказал бы то же самое. И так же искренне. Это штука сложная, Флэйм. Никто в ней ничего не поймет. Но люблю я тебя или нет, а доверять я тебе не могу. Ты, пожалуй, сама себе доверять не можешь.

Она покосилась на труп и вздрогнула. Потом быстро перелезла через подоконник, и я ей не препятствовал.

— Ты бы выключил свет, Рэйс. Эдди бы точно так же сделал, если б там лежал ты. Они воображали, что ты там пролежишь не один день, прежде чем…

— Значит, ты меня все-таки заманила в ловушку.

— Рэйс, ты сам в это не веришь. Ты пытаешься в это поверить, но не можешь. Ведь так? — Она встряхнула меня за плечи. — Ты не можешь в это поверить, как ни пытаешься.

— Не могу? — Я засмеялся. — Я не хочу в это верить, я могу в глубине души возмущаться и бунтовать, но не считай меня дураком. Ты хочешь меня убедить, что не знала о приходе Эдди?

— Я и не знала, хоть ты мне, конечно, не поверишь. Я не знала, пока не увидела его, вернее, пока не услышала.

— Кто же тогда его пригласил? Фред?

— Фред не знал о твоем приходе, пока тебя не увидел. Он вообще лишь за пять минут до твоего прихода узнал, что я кого-то ожидаю. Крайне маловероятно, что он успел вызвать Эдди или что Эдди зашел случайно.

— И в свою квартиру ты его не приглашала, когда он выскочил на меня из окна?

— Нет, — решительно отрезала она.

— Я не верю в совпадения.

— И я не верю. — Мы вышли из проулка на улицу. — Но я верю в то, что иной раз невредно использовать мозги, а не просто палить напропалую направо и налево. И не всегда под руку подвернется тварь-уголовница, которая поднимет перед тобой зеркальный кубок.

— Флоренс, что с МакБрайдом? Ты обещала…

— Ну, соврала, лишь бы вырваться. Это клятва из тех, которые невозможно сдержать. Но я узнаю, узнаю. Попытаюсь, сделаю все возможное. Микеле знает, где полковник, и он… он ко мне хорошо относится.

— Относится, относится. — Я криво усмехнулся. — Что с МакБрайдом?

— Микеле хочет вызнать, кто за ним стоит, его источники информации, его… Рэйс, почему бы тебе не сходить к Микеле? Скажи ему, что ты прекращаешь дело…

— Уступить этому твоему шуту гороховому? Спасибо. Клиент нанял меня, заплатил мне… Но навестить-то я его непременно навещу.

— Рэйс, если ты не бросишь это дело, тебя убьют. Тем более теперь, после смерти Эдди. Микеле меня любит. А согласно глупому предрассудку, любить Флэйм означает умереть. — Ее губы искривила горькая усмешка.

— И меня туда же, — усмехнулся и я.

Пальцы ее впились в мою руку, но она промолчала.

— Флоренс, ты этому Микеле отвечаешь взаимностью. Тебя смело с ног его влияние. Его аура, его богатство, его…

Она зло дернула меня за руку, но ответ ее звучал как-то печально:

— Да, он меня притягивает. Мне хочется возбудить в нем любовь, вожделение, страсть.

Она отвернулась, но я ее задержал. Открыл рот и снова закрыл, ничего не сказав.

Заговорила она:

— Рэйс, послушай меня. Если придет день, когда ты почувствуешь ко мне доверие, когда ты полностью поверишь в меня, возьми карандаш и бумагу и вспомни все, с самого начала этой истории. Вспомни всех, кто мог что-то узнать, с кем ты и я входили в контакт… Тебя вовлек О'Рурк?

— Нет.

— Нет? Странно. Не…

— Это был… — Я не договорил. Не доверял я ей.

— Рудольф Майер, — закончила она. — Нет. Нелогично. Не понимаю.

Она вдруг прижалась ко мне. Поцелуй — и она исчезла. Как раз в момент, когда из-за поворота вынырнул патрульный коп.

Я вернулся тем же путем, влез в окно, выключил свет. Нужно посетить братца Микеле, пока братец Эдди еще не остыл.

Но с визитом к братцу Микеле вышла задержка. За окном послышались тяжелые шаги, по мере приближения как-то неестественно затихавшие. Какой-то медведь старался приблизиться к окну кафе «Мария» незамеченным. Медведь, уже преодолевший ограду. Конечно же, не тот патрульный коп, которого я видел на улице.

Я подавил желание смыться через переднюю дверь. Возможно, кто-то из горгоновской братии интересовался. Чтобы выяснить это, следовало спокойно подождать.

Позиция у меня не из худших. Оружие в руке, спина к стене. Добро пожаловать.

Едва различим силуэт, слегка отсвечивало лицо. Могучие плечи. Джо Горгон собственной персоной? Братья Горгон нравились мне все меньше. Палец на спусковом крючке слегка загудел, зачесался.

Рука на подоконнике. Вспыхнул луч карманного фонарика, пополз по полу, зацепил неподвижную ступню, пополз по ноге, шлепнул покойника по щеке, задержался на физиономии. Поведение трупа мне пришлось по душе. Мертвый Эдди явно не желал, чтобы его узнали издали. Чтобы разглядеть лицо, хозяину фонарика пришлось влезть в помещение.

Он сделал это с явной неохотой. Не из трусости, а из нежелания себя утруждать лишними движениями. Аж закряхтел от неудовольствия.

Глава 22

О'Рурк в клинике доктора Ревела

Вот он у тела, в луче фонаря — шея и голова покойника. Вот он свистнул — ну не покойник же, конечно…

Послышалось какое-то бормотание, но почему-то не гневное и не скорбное, а вроде даже удовлетворенное. Тут мой ствол уткнулся ему меж лопаток.

— Замри, друг, — задушевно прошептал я ему. — Не то тут же ляжешь. Посвети себе на личико.

Медведь загоготал, осветил себе физиономию:

— Щекотно, Вильямс!

Я, может быть, тоже издал что-то вроде смеха, но не столь эмоционально. Фонарик высветил лицо. Детектив сержант О'Рурк!

— Ну и что ты собираешься делать? — спросил я его, не опуская пистолета.

Первая моя мысль — о Рудольфе Майере, об уголовном кодексе, о сумме залога. Нет, я доверял О'Рурку, но он прежде всего коп, стопроцентный коп. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

— Что я собираюсь делать? — Не обращая внимания на мой ствол, он подошел к окну, зашторил его, протопал к выключателю, включил свет. — Давай-ка лучше поинтересуемся, что ты собираешься делать. И что ты тут уже наворотил.

— Я прислушался к совету одного доброго копа. Ввел в мозги одного из Горгонов немного металла. В порядке самообороны, защиты жизни и достоинства… Более того, меня сюда заманили. А добрый коп все-таки привесил ко мне хвост.

— Непохоже, что тебя сюда заманили. Рэйс, не финти. Мы с тобой делаем одно дело, у нас один босс. Но работаем в разном качестве, так сказать. Могу тебе признаться, что впутал тебя в это дело я. По секрету.

— Ты? Я думал…

— Рудольф Майер. Правильно думал. Так я и задумал. Не хотел, чтобы ты знал. Но теперь — другое дело. Труп надо будет оформить, никуда не денешься. Тебе нечего опасаться, за тобой большие люди. Полковник, коль еще жив.

— Пока жив. Слушай, О'Рурк, давай оформим моим заявлением. Я пришел в кафе, на меня напали, я защищался. И прошу полицию разобраться с нападением на законопослушного гражданина.

— Ладно-ладно, — О'Рурк ухмыльнулся. — Если кто и будет по Эдди слезы лить, то только не полиция. Ты ведь, хочешь не хочешь, тоже часть полицейской системы. И даже с ее правами. Только без ее ограничений. Надо мной куча начальства, которое давит, но, правда, и выручит иной раз. Для газетчиков можно это представить как разборку среди своих. Ненадолго, правда.

— О'Рурк, ты можешь задержать обнаружение трупа на какое-то время? Я хочу наведаться к Микеле Горгону, побеседовать по душам. Если он узнает, что я вышиб дух из его братца, беседы не получится.

— Угу, — О'Рурк потер подбородок. — Сколько тебе надо?

— Часа два.

— Уже за полночь. До пяти утра можешь рассчитывать. Но сейчас ты не застанешь Микеле дома. Его жену только что перевезли в частную лечебницу. Ты понимаешь, что это означает?

— Нет.

— Я, кажется, понимаю. Дома он на это не отважится. Дом должен быть чист. Он собирается от нее избавиться.

— Убить жену?

— Он уже убил одну. Но кто она… В Италию ездил не новичок, Рэйс. Может, Джовони и правду сказал, но никаких свидетельств о женитьбе Микеле не обнаружено. Ни в Италии, ни здесь — вообще нигде. Я этим Микеле занимаюсь уже больше года. МакБрайда привлекли только после того, как всплыла торговля судейскими креслами. За МакБрайдом не только его друг, заместитель шефа, но и сам шеф. До этого все вел я, и я тебе скажу, что эта торговля судьями — пустяк в сравнении с убойным бизнесом. У него много врагов, но, как только враг начинает представлять собой реальную опасность, он погибает… Но если я ничего не обнаружил о прежней жене Микеле, отца которой убрали в клинике, то о теперешней жене кое-что разузнал, Больше даже, чем сам Микеле. Больше, чем она сама. — В голосе О'Рурка звучала гордость.

— И что ты собираешься сделать?

— Я хочу с ней поговорить. Она, правда, немного не в себе после авиакатастрофы. Микеле в той катастрофе каким-то образом не пострадал. У нее был любовник — неудивительно, красавица все-таки. Ходят слухи, что Микеле изуродовал ее умышленно, но, как и все другое, связанное с ним, доказать это невозможно. Она почему-то не спрыгнула с горящего самолета, а рухнула вместе с ним. Хочу потолковать с ней, пока еще жива. И думаю, тебе это тоже интересно.

— О'Рурк, ты обещал отпустить меня без сопровождающего.

— Слушай, плюнь и разотри. Не мелочись. Не вешал я тебе никакого хвоста. А вот телефон в доме полковника прослушивался. Может, не только полицией. Но мы забудем, с кем ты тут встречался.

— Не поздновато для посещения больницы?

— Я бы ее и в четыре утра навестил. Не до этикета.

— Знаешь, Рэйс, — начал О'Рурк, когда мой автомобиль уже несся к частной клинике, — ты человек слова, и я человек слова. Это дело нам надо решить побыстрее, не то случится еще какая-нибудь гадость. Я работаю на город. Я работаю на время. Против времени. Использую стукачей, воров, жуликов. Плачу им тем, что закрываю глаза на мелочи, за которые мог бы упрятать их за решетку. Черт знает, на что иду, чтобы добиться результата. Влезаю в бучу страстей, в месть и ненависть. После двадцати лет беспорочной службы! Всади ты пулю в лоб еще и Микеле… Я не прошу тебя об этом и не поблагодарю тебя за это, но без всяких сопливых сомнений пойду на лжесвидетельство и буду утверждать в зале суда, что видел, как доктор Горгон угрожал тебе пистолетом.

— У тебя к этому доктору тоже теплые чувства, О'Рурк.

— Да. Возлюбил гада. И чувства эти — не столько ненависть, сколько ужас перед тем, что я натворил, какие разжег огни. Может, придет еще день, когда ты захочешь всадить мне пулю в лоб.

— В твой лоб трудно промахнуться, — засмеялся я.

— Да, трудно, — кивнул О'Рурк совершенно серьезно. — Однако мы приехали. Респектабельное местечко. Дорогая клиника. Глянь-ка на табличку: профессор, доктор, то-се… Светило. Занятой человек. Неужто он мог выкроить хоть десять минут, чтобы якшаться со светилами бандитского Нью-Йорка? Жалкий О'Рурк, конечно, войдет сюда, завистливо скрипя зубами. Ну, поскрипели.

И мы вошли.

О'Рурк вел себя как-то непривычно. Раньше он казался немногословнее. Нервы? Детектива с таким стажем вряд ли выбьет из колеи пара убийств. Может быть, возбуждение охотника, идущего по следу. Это и мне знакомо. В общем, он изменился. А кто не изменился? Изменишься тут, под сенью грозного Горгона. Я мысленно ухмыльнулся. И Горгоны изменились. Меньше их стало. Эдди один из них. Был. На него распространялась аура влияния, защиты, покровительства его братьев. А сейчас ему понадобятся лишь две лопаты да куча земли.

Впустившая нас медсестра ничему не удивлялась, но какой-то тип в белом халате воспылал негодованием:

— Не может быть и речи! В такой час! Ни при каких обстоятельствах!

— Понимаю, поздновато, доктор, — смущенно щерился сержант О'Рурк.

— Поздновато! — Тип в белом халате гордо поднял нос, чтобы держать его подальше от вонючих вторженцев. — Разговор окончен!

О'Рурк сунул под нос врачу свою бляху:

— Полиция. Предлагаю сейчас же проводить нас к леди.

Нос медика несколько снизился с недосягаемых высот и дышал теперь тем же воздухом, что и мы с О'Рурком.

— У вас достаточные полномочия? — Голос молодого врача звучал неуверенно.

— Мы оба сейчас пройдем к миссис Горгон. Иначе я вызову наряд, и будете отвечать за сопротивление представителям правосудия.

— Я… Мне надо известить доктора Ревела. И не беспокоить зря остальных пациентов. Бог мой…

— Доктор Ревел подождет. Шевелитесь.

И мы втроем направились по коридору к комнате «мадам», то есть миссис Горгон.

— У нее слабое сердце, очень слабое сердце…

— Ладно, приятель, — покровительственно бурчал О'Рурк. — Мы ведь здесь в ее интересах. — И когда мы покинули лифт и вошли в маленькую белую палату, добавил: — Доктор Ревел будет очень рад нашему прибытию. Сообщите ему сейчас же.

Он подтолкнул врача, чтобы побудить его к действию, и обратился к идущей по коридору медсестре:

— Мисс, мы из полиции. У нас несколько вопросов к миссис Горгон. Зайдите, пожалуйста, с нами. — И повернулся ко мне: — Пожалуй, лучше, чтобы эта молодая леди присутствовала.

О'Рурк включил свет, закрыл дверь, Не обнаружив ключа, припер ее стулом. Медсестра оказалась на диво сообразительной. Она явно нервничала, но молчала. Если наше присутствие и находила обременительным, то ничем этого не выражала.

Сестра подошла к кровати. Ее встретил взгляд карих глаз, мигающих от яркого света, встревоженных, испуганных. Снова мне вспомнились глаза Флэйм.

— Два джентльмена хотят с вами побеседовать, мадам. Два джентльмена. Они хотят с вами поговорить, — мягко, негромко проговорила сестра.

«Мадам» увидела нас. Ее изуродованная рука взметнулась к путанице волос. Миссис Горгон сжалась и натянула простыню на шею, по самый подбородок. Затем быстро спрятала руку под простыней и забормотала не очень разборчиво:

— Нет-нет, мисс Агнес. Только не в таком виде. Я не готова. Два джентльмена… Один молодой и очень симпатичный. Нет-нет… — Она нырнула под простыню.

Сестра вопрошающе посмотрела на нас.

— Надо, надо, — наставительно произнес О'Рурк, и сестра предложила нам спрятаться за ширмой, пока «мадам» приготовится.

«Мадам» тоже участвовала в разговоре. Иной раз слова звучали отчетливо и разборчиво, но тут же ее речь переходила в невнятное бормотание.

— И опять нет зеркала. Горе, мисс Агнес… Да ладно, я от зеркал уже отвыкла. Как вы думаете, чего желают эти господа? Молодой человек… я его уже однажды видела. Кожа у меня огрубела… Да и руки ничего не чувствуют, пальцы дубовые… Муж у меня такой ревнивый… — Она хихикнула. — Но я же не слепая… Музыкант, такой юный, милый… Он меня обожал, играл для меня, написал песню… И тут эта катастрофа. Что стало с моим телом! Но лицо, лицо осталось прекрасным. Глаза-то точно. Микеле мне всегда об этом говорил. Еще на прошлой неделе… А руку прикроем, вот так…

— Мадам готова, — сообщила медсестра.

Мы вышли из-за ширмы. Вид у «мадам» был, конечно, ужасный. Пудра, румяна и ночной колпак лишь ухудшили ее внешность. О'Рурк приосанился, шагнул к кровати:

— Миссис Горгон, я ваш друг. Я слышал о ваших неприятностях и хочу вам помочь. Нам нужно поговорить.

— Неприятности… Мои неприятности… Поговорить… Мое лицо… Мое прекрасное лицо… Кто вы, сэр?

— Офицер полиции. Я…

Ручка двери повернулась, стул заскрипел и поехал по полу.

— Придержи их в коридоре, — прошипел мне О'Рурк.

Я выжал из двери седовласого, весьма авторитетно выглядящего господина, за которым маячил уже знакомый молодой врач. На седовласом господине был темный, домашнего вида, халат.

— Я доктор Ревел, — объявил он. — Что здесь происходит?

Весьма солидный доктор, надо признать. Он не дымился возмущением, и я тоже держался в рамках приличия.

— Полицейская процедура. Никаких причин для беспокойства, доктор.

Седовласый господин глянул на наручные часы.

— У вас должен быть ордер.

— Все в порядке, — заверил я его.

— Если все в порядке, то вы должны были прежде всего известить меня.

— Вы можете выяснить эти вопросы в главном управлении, сразу с утра. И пожаловаться, если считаете нужным.

— Непременно, — кивнул доктор Ревел. — В ближайший полицейский участок уже заявлено. Я воспринимаю инцидент весьма серьезно. Недопустимо без нужды беспокоить пациентов.

Изнутри донесся вскрик «мадам». Послышалась скороговорка сестры. О'Рурк, похоже, выругался… или мне показалось? Доктор Ревел стал совсем серьезным, а я сунул голову в дверь и сказал:

— Тут главврач пришел. Он настроен решительно и уже позвонил в полицию.

Доктор направился в палату, и я не стал его задерживать. Шел он, как ледокол сквозь ледяную труху.

Не обратив внимания на О'Рурка, он подошел к пациентке, схватил ее запястье, другую ладонь прижал к ее лбу. Что-то быстро сказал сестре. Мигом появилась бутылочка. Закапала какая-то медицинская дрянь. Я всмотрелся: наперстянка, сильнодействующее сердечное.

Мы с О'Рурком пнями стояли рядом, наблюдали. Ревел наконец обернулся и зашагал на пас, выжимая в коридор.

— Хотелось бы выслушать ваши объяснения, — стрельнул он в нас суровыми глазами из-под нахмуренных бровей.

О'Рурк не смутился. Он выставил вперед бульдожью нижнюю челюсть и принял бой.

— Пожалуйста, доктор. Об убийстве в санатории Элрода читали? Вряд ли вы хотите, чтобы то же самое произошло в вашей клинике. Не надо строить из себя обиженного, доктор. Вы наверняка знаете о смерти пациента Элрода. И вы знаете, кто эта женщина. Возможно, вы также знаете, что означает имя доктора Горгона. Если вы, как и большинство населения города, не считаете, что имя это означает только большие деньги.

Эта речь О'Рурка на доктора подействовала. Он, конечно, не растерял достоинства, но на лице появилась озабоченность.

— Вы намекаете, что моя жадность сделает меня соучастником преступления?

— Ни на что не намекаю, но доктор Горгон может купить все, что хочет. Жизнь этой женщины висит на волоске, и не из-за ее болезни. Я сюда вошел, так? И он вошел. — О'Рурк ткнул в мою сторону большим пальцем. — И другие могут войти, с самыми разнообразными намерениями. И на ваш суровый взгляд они без колебаний ответят пулей. И не станут ждать, пока вы дозвонитесь до полиции.

Полагаю, доктор Ревел воссоздал в памяти картину смерти пациента коллеги Элрода. И примерил подобную картину к атмосфере своего чинно-благородного заведения.

— М-да… Я об этом не думал. — Он даже вытер ладонью внезапно вспотевший лоб. — Но почему вы сразу не обратились ко мне?

— Потому что я ожидал от вас именно того, что вы сделали. Звонки, выяснение… Газеты, чего доброго.

— Газеты? Газетчики? Да, от этой пациентки лучше избавиться. Она не только транспортабельна, но и может ходить самостоятельно.

Доктор запаниковал. Перспектива убийства выбила его из колеи.

— Я бы… — начал с авторитетным видом О'Рурк, но замер с открытым ртом.

Дверь старомодного лифта почти бесшумно раздвинулась и выпустила доктора Микеле Горгона. Все при нем: тросточка, перчатки серой замши, черная ленточка пенсне…

Глава 23

Доктор Микеле Горгон

— Ба! — изумился доктор Горгон, натолкнувшись на нашу живописную группу. — Доктор Ревел, мистер Вильямс, наш дорогой сержант О'Рурк… Что-то случилось? Надеюсь, не с мадам?

— Вам следует забрать жену, доктор Горгон, — выпалил доктор Ревел. — Не хватало мне скандала в клинике.

— Скандала? Я вас не понимаю, доктор! — В голосе доктора Горгона прозвучала точно отмеренная доза праведного возмущения.

О'Рурк не пытался остановить главврача. Да его никто и не смог бы остановить.

— Сержант О'Рурк сообщил, что вашей жене угрожает убийство.

— Бог мой, покушение на мою жену! — Доктор Горгон схватился за сердце. Возможно, он вовсе не актерствовал в этот момент.

— Нет, пока что нет. Но сержант О'Рурк…

Тут пришла пора выступить О'Рурку.

— Дело в том, — начал он тоном легкой беседы, — что я получил информацию об опасности, угрожающей вашей супруге. Поэтому я прибыл сюда лично, чтобы убедиться, что все в порядке. Вы ничего не имеете против этого, доктор Горгон?

— Ни в коем случае! Напротив, я вам благодарен за заботу. Хотя… абсурдно звучит. Кто мог посягнуть на ее жизнь? Ей и так, боюсь, недолго осталось, бедняжке…

— Например, чтобы вам отомстить, — предположил О'Рурк.

— Мне… Что ж, в этом есть резон. Все эти крикливые газетенки, связывающие меня с братом Джо и его… гм… активностью. Да, в жизни встречаешь не только друзей, — Он поднял руки к голове. Без трагизма, без драматизма, совершенно естественно. Если это игра, то актер он великолепный. — Я должен увидеть жену. Должен утешить ее.

И он ее утешил. Мы остались в коридоре. Доктор Ревел настаивал на немедленной выписке, сержант О'Рурк его разубеждал:

— Вы не можете выкинуть ее на улицу среди ночи. Да газеты вас заедят! А убийцам это только на руку.

Разумеется, доктор Ревел не хотел вредить здоровью пациентки. Но и подвергать опасности репутацию своей лечебницы тоже не хотел. Конечно, убийство в больничкой палате нанесло бы удар авторитету клиники.

— Я могу выставить у вас пост, — предложил О'Рурк. — Одного внутри и одного снаружи.

— Но… это бросится в глаза.

— В штатском. На внутреннего даже можно белый халат надеть. И посадить у двери палаты. Это защитит жизнь больной, вашу репутацию и вашу клинику. Что скажет доктор Горгон?

Доктор Горгон с жадностью ухватился за эту идею:

— Превосходно, сержант. Мадам ничего не заметит и будет защищена. Хотя я все же надеюсь, что полученная вами информация ошибочна, сержант. Вы ее очень обеспокоили, сержант, хотя я понимаю, что с самыми добрыми намерениями. Чего вы от нее хотели, она и сама толком не поняла. Разум мадам, к сожалению, функционирует не вполне нормально. Она не может сосредоточиться на одной мысли долее чем на пять минут. Ведь так, доктор? — Он улыбнулся доктору Ревелу.

Тот кивнул:

— Иногда она весьма здраво рассуждает. Часто вспоминает какого-то воображаемого поэта или музыканта, в которого якобы влюблена. И боится, что он застанет ее в таком обличье… — Доктор Ревел закашлялся, увидев, что доктор Горгон слегка нахмурился. — Обычная галлюцинация. Ничего неожиданного.

О'Рурк почти незаметно усмехнулся. Он-то знал, что это не галлюцинации.

Тут прибыл коп из ближайшего участка, в приемной внизу предстояли переговоры и согласования.

Микеле Горгон настоял, чтобы доктор Ревел немедленно осмотрел его жену, «мадам».

— Я буду увереннее себя чувствовать, доктор. Я принес ей несколько книжек. Всякие пустяки: любовные романы, детективы по пятнадцать центов. Они ее утешают. Пусть у нее свет горит, пока не успокоится. Я не хочу вмешиваться в распорядок клиники, но у нее привычка читать допоздна. Она любит оставаться одна, так что постоянное присутствие мисс Агнес не обязательно. Впрочем, вам виднее, конечно.

Доктор Ревел отлучился в палату. Мы ожидали его возвращения, храня полное молчание.

— Миссис Горгон сильно обеспокоена, возбуждена и говорить со мной не пожелала, — обратился он по возвращении к Микеле Горгону.

— Но опасности нет?

— Вы имеете в виду возможность ухудшения состояния ночью? Маловероятно. Не больше чем в любую другую ночь. Но эта ночь будет для нее беспокойной.

И он обвел взглядом нас троих, очевидно возлагая на каждого долю ответственности за беспокойное состояние пациентки.

— Господа, я могу развезти вас по домам, — предложил нам доктор Горгон без следа улыбки.

— Я пока останусь, — сообщил О'Рурк. — Дождусь смены. В палату заходить не буду, — успокоил он доктора Ревела.

Микеле Горгон посмотрел на меня:

— А вы, дорогой мой Вильямс, составите мне компанию?

— Не знаю, получите ли вы от общения со мной удовольствие, но могу вас сопровождать. И поговорить не откажусь.

— Серьезный разговор?

— Серьезный.

— Тогда приглашаю вас в свое святилище, в библиотеку. Вы, разумеется, не испугаетесь?

— Вряд ли. А вы?

— Шутник вы, Вильямс. Я больше испугался бы вас мертвого, чем живого. Ибо память о мертвых затмевает и увеличивает мелочность живущего.

— Это для меня слишком сложно, — отмахнулся я. Не уверен, что он и сам вникал в свои сентенции. Вообще мне казалось, что словесная эквилибристика доктора Горгона направлена не на то, чтобы породить мысль, а на то, чтобы ее изуродовать. Проще говоря, пыжился парень прослыть художником слова без достаточных на то оснований.

— Что ж, возможно, несколько туманно. В дальнейшем я постараюсь выражаться понятнее. Прошу!

Мы подошли к его автомобилю.

— Спасибо. У меня здесь своя машина, я последую за вами.

Микеле Горгон предостерегающе поднял указательный палец:

— Ни в коем случае. — Увидев мое удивление, продолжил: — Езжайте вперед. Следовать за мной опасно. Это может вызвать недоразумения. Ваша жизнь становится для меня слишком ценной. Слава богу, вы не наткнулись на Эдди. Он, видите ли, возомнил, что ваше исчезновение из нашей повседневности доставит мне удовольствие. Вам повезло, мистер Вильямс. Я снял вас с мушки. Как минимум, на некоторое время.

— Зачем?

— Зачем? — Он помедлил, как будто размышляя. — Потому что я решил появляться в обществе. Решил снова жениться. Я бы хотел, чтобы меня сравнивали с живым, а не с покойником. Хотя бы до свадьбы.

— Но вы женаты, — вырвалось у меня непроизвольно.

— Да, женат. — Он игриво коснулся моей груди длинным, почти прозрачным пальцем. — Но чует мое сердце, скоро овдовею. Сила судьбы, сила разума, сила психического воздействия…

— А на ком…

— Нет-нет, Вильямс. Пока жена жива, не следует оглашать имя будущей невесты. Ведите машину осторожно и не раздумайте меня посетить. Я сделаю вам в высшей мере соблазнительное предложение, весьма денежное. И познакомлю с будущей женой.

— Но пока жена жива, не следует оглашать имя будущей невесты, — повторил я его фразу, усмехнувшись.

— Совершенно верно. И тем не менее я познакомлю вас с моей будущей женой.

И он сел в свой громадный «Роллс-ройс», дверцу которого держал открытой перед ним какой-то из его слуг.

Глава 24

Ценная информация

Я шагнул в сторону своего автомобиля и остановился. Ведь он ясно давал понять, что собирается убить жену. Сходить к О'Рурку? Но от чего, собственно, защищал сейчас эту женщину О'Рурк? — именно от покушения. Сержант — опытнейший полицейский…

— Приятный прохладный воздух, — послышался голос Микеле Горгона из «Роллс-ройса». — Если вы хотите сходить к сержанту О'Рурку, я не возражаю, давайте чуть отложим нашу беседу.

Я ничего не ответил, просто прыгнул за руль. «Роллс-ройс» не успел сдвинуться с места, как моя машина уже свернула за угол.

Благодарю покорно, но я остерегусь верить заверениям о снятии меня с мушки. Даже если эти заверения соответствуют действительности. Может быть, пара гангстеров с пистолетами-пулеметами поджидают возле дома Главного Горгона машину, едущую перед «Роллс-ройсом» их босса.

Припарковав свою лошадку недалеко от дома Микеле, я поджидал его в холле перед лифтом.

— Удивительный вы человек, Вильямс. Все у вас с огоньком… с такой скоростью. Я тоже люблю скорость, но предпочитаю аэроплан. У меня их несколько — разных моделей.

— Наслышан. Ваша жена тоже от аэропланов без ума.

Микеле покосился на лифтера и ничего не сказал. Выйдя из лифта он, однако, отчитал меня за бестактность:

— Совершенно бездумное высказывание, Вильямс. Жестокое. Я уже не молод. И за всю жизнь мне было даровано счастье любить лишь двух женщин.

Я усугубил свою бестактность:

— Ну да, вы же были женаты дважды.

— Пока еще нет.

Мы прошли по крыше, превращенной в сад, и наконец оказались в библиотеке. Тот же старый слуга внес то же шерри номер один.

Я бесцеремонно обследовал библиотеку, проверил дверь за занавесом, за которой в прошлое посещение скрылась «мадам». Микеле Горгон наблюдал за моими маневрами спокойно, не говоря ни слова. Я проверил, не спрятался ли кто-нибудь за многочисленными портьерами, шторами. Хватит с меня горгоновских ловушек.

— Вы здесь в полной безопасности, — заверил меня Микеле. — Кроме того, сержант О'Рурк знает, что вы у меня. Знает, что я здесь с вами. И мой слуга знает.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил я его.

— Сержант знает, зачем вы пришли ко мне.

— А вы знаете?

— Да. Вы хотите под угрозой физического насилия получить от меня определенные сведения. Вполне в вашем духе.

Примерно так дело и обстояло.

— Отчасти вы правы. Но я не буду угрожать насилием. Я применю насилие. Полковник Мак-Брайд нанял меня, заплатил мне. Он исчез.

— Вы приняли его исчезновение близко к сердцу?

Я один в комнате с убийцей, одним из гнуснейших преступников, с мерзавцем, заслуживающим многократной казни. Шагнув к сидящему Микеле Горгону, я схватил его за горло:

— Где МакБрайд?

Глаза Микеле Горгона смотрели на меня без страха, без эмоций, возможно, с легкой примесью любопытства. Он медленно заговорил:

— Ведете себя по-детски, Вильямс. Уверяю вас, что приняты все меры на случай подобного варианта развития событий. Полагаю, что я смог бы выдержать и физическое воздействие, включая пытки, но, — он чуть заметно улыбнулся, — не будем искушать судьбу. Еще чуть прижмете горло, и в комнату вбежит множество слуг. Невооруженных, но это неважно.

Похоже, он не блефовал. Я снял руки с его горла и отошел на два шага.

— А какая система страховки у вас предусмотрена на случай, если мне вздумается всадить вам пулю между глаз? — Я вспомнил слова О'Рурка.

Он поднес к губам бокал с шерри и улыбнулся:

— Мы с вами назовем эту систему страховки этикой. Мои братья назвали бы то же самое трусостью. «Кишка тонка», — сказали бы они. И знаете, Вильямс, я склоняюсь к точке зрения братьев.

Уж не знаю, насколько он был прав. Может быть, на сто процентов. В каждом из нас таится что-то женское. Смогу я пристрелить его или нет?

Возможно, он прочел что-то на моем лице. Возможно, понял, что ближе к смерти, чем в любой момент прошедшей жизни. Возможно, не понравилась ему уверенность движения моего ствола. Во всяком случае, он вдруг протараторил:

— Этот выстрел окажется роковым для полковника МакБрайда.

— Ваша фраза фактически означает признание, — попытался я изобразить полицейского инспектора.

— Сомневаюсь. Мы с вами не дети, Вильямс. Вы знаете, что я знаю, где полковник, О'Рурк тоже знает. В Олбени знают, что я держу в кулаке суды. Полиция знает, кого убивают по моему приказанию. Ну и что? Да ничего. Деньги, влияние, страх — все в моей руке.

Тут он наклонился ко мне и бросил на стол смятый листок бумаги. Я разгладил листок левой рукой и прочитал: «Душа Розмари жаждет мести». Что-то еще было тщательно удалено с листка.

Я увидел лицо, за которым однажды уже наблюдал здесь, в этой же библиотеке. Вернее, морду, искаженную злостью, выпученные глаза, подрагивающие губы, пузырьки слюны.

— Сто тысяч долларов за имя того, кто это написал. Кто пишет это уже в течение недели. Кто…

— Подробнее.

— Подробнее? Кто звонит мне по ночам? И повторяет то же самое голосом мужчины, который притворяется женщиной. Искажает голос. Да, это женский голос. Но это не может быть женщина и не может быть мужчина. И вообще не может быть никто живой. Никто в мире, кроме меня, не знает, кто такая Розмари.

— Ваша первая жена. В Италии.

Он хрипло засмеялся:

— Это МакБрайда домыслы. Хитрозадый детектив рылся в Италии, вынюхивал мои следы чуть ли не с рождения и до самого отбытия в Америку. Но они ничего не знают. Джовони ничего им не сказал. Вильямс, получите сто тысяч за имя того, кто стоит за МакБрайдом и О'Рурком. Имя того, кто сообщил им что-то, но не все. Это единственное в жизни, перед чем я испытываю страх. И я не знаю, кто это, не знаю, зачем ему это…

— Гм… Значит, Розмари.

— Да, Розмари. И сто тысяч долларов. Сумма немалая. Они у меня здесь, готовы. Новенькими бумажками.

— А если я скажу, что не знаю, кто это написал?

Я пока не собирался признаваться, что не знаю.

Но предосторожность оказалась излишней.

— Конечно, не знаете. Если бы вы знали то, что знает этот человек… — Он развел руками. — И МакБрайд не знает. Если б знал, то давно бы… Но МакБрайд знает, кто этот человек. Этот тип хочет сам, сам, своими руками… Да-да, МакБрайд знает, но МакБрайд не скажет… Нет, пока не скажет.

Он вытянул ящик стола:

— Вот сто тысяч долларов. Все здесь, бумажка к бумажке. Это все ваше, если назовете мне имена, опишете весь процесс с момента, когда вы вступили в дело, в попытку устранить Горгонов.

Я пожал плечами:

— Вам не терпится выкинуть деньги на ветер?

Кто же мог допекать Микеле Горгона? Кто-то еще знал то, что ведомо было убитому Джовони. Почему бы этому «кому-то» не получить от Горгона эти деньги? Нет, чушь. Дело не в деньгах. Это не шантаж. Но я все же спросил Микеле, не пытался ли кто-нибудь вытряхнуть из него деньги.

— Нет-нет. Здесь все гораздо сложнее, гораздо глубже. Я сам этого не понимаю. Кто-то знает и скрывает от всех, кроме меня. Почему? С какой целью?

— А почему вы доверились мне?

— Доверился? — Он презрительно скривил губы. — МакБрайд и О'Рурк уверены, что я убил в Италии… И вам это напели. Но, как и все остальные обвинения против меня, это лишено смысла.

— Потому что Джовони убит, — добавил я.

Микеле Горгон не обратил на эту реплику внимания.

— Я, как вы выразились, «доверился», потому что вы можете выйти на эту информацию. И в ваших интересах продать ее мне. Но оставим тему. Пожелаете получить деньги — вспомните.

Он сжал виски и замер. Посидев так с минуту, вдруг ожил:

— А сейчас, Вильямс, сменим тему. Хочу пригласить вас на несколько этажей ниже. Совершенно безопасно, не беспокойтесь. Обещаю, что будет интересно.

Глава 25

Квартира 12d

Но я не мог не беспокоиться. Беспокойство — не испуг, сами понимаете. Но не беспокойся я, не придавай значения смене обстоятельств, долго бы я прожил?

— Я чем-то на вас похож, Вильямс. Если уж я что-то запланировал, я выполняю свои планы полностью, по пунктам, иду до конца. — Мы тем временем подошли к лифту. — Подобно Аристотелю, я следую за своей звездой.

— То есть подобно Наполеону, хотели вы сказать.

— Наполеону? Да, я оговорился.

Я заметил краску на его щеках. Ага, его маленькая слабость. Совершенно неуместное понятие «культура». Неуместное не только в бандитской среде.

— Да-да, Наполеону. Видите, насколько я выбит из колеи. — Далее он обратился к лифтеру: — Я очень расстроен, Джон. Мадам серьезно больна. Очень переживаю. Двенадцатый, пожалуйста.

— Сочувствую, сэр. Надеюсь, ей станет лучше.

Лифтер не выказал особой заинтересованности, но Микеле продолжал тему:

— Она не столько больна физически, сколь расстроена духовно. Боюсь, как бы она над собой чего-нибудь не учинила. Она уже неоднократно порывалась. Я ведь говорил вам об этом сегодня, Вильямс.

— Нет, не говорил, — ответил я, тоже обращаясь к лифтеру. Поганый трепач! Надо же, вдруг с лифтером потолковать ему вздумалось.

— Не мог не говорить, — соврал он тоном глубокой убежденности. — Я так беспокоюсь…

Мы вышли на двенадцатом этаже и подошли к двери красного дерева с табличкой «12d». Он позвонил.

— Я познакомлю вас с моей невестой, Вильямс. — И он повернулся к чернокожей служанке: — Меня, конечно, ожидают, Лилиан.

— Да, сэр.

— Небольшой сюрприз. Не говори хозяйке, что я с другом. Молчок! — И он сунул что-то в руку служанки.

За каким дьяволом я поперся с ним? Не знаю. Поперся так поперся; невеста или не невеста, а ладонь моя привычно обнимала рукоять стального друга, покоящегося в кармане пиджака. Лифтер меня видел, О'Рурк знает, где я… Все же не хотелось оказаться именно тем трупом, который усадит эту высокоученую гадину, доктора Микеле, в электрокресло.

Ну вот, наконец. Женский смех, из комнаты выбежала и бросилась на шею доктору девица:

— Наконец-то ты пришел… — Она заметила меня, отпрянула. — Что он здесь делает? — Веселость и игривость как ветром сдуло. Девица превратилась в матерую сволочь с уголовным оскалом. Как я и ожидал, сам себе в этом не признаваясь, невестой оказалась Флэйм, тварь-уголовница, бандитская королева.

Съел? Да, съел. Давно ль она клялась в любви вашему покорному слуге? Власть доктора Горгона над душами…

— Я, похоже, обеспокоил леди. — Озабоченный мистер Вильямс подался к двери.

— О!.. Флоренс, у нас свои дела, мы лишь зашли на минутку, дорогая… — заулыбался доктор.

— Если это твой очередной эксперимент… — нахмурилась невеста.

— Возможно, возможно. Но не над тобою, — заверил ее жених, проделывая какие-то мудреные манипуляции над ее рукой. Он завел речитатив об алмазах пламенных и палатах каменных, о далях дальних и вагонах спальных… Наконец повернулся ко мне: — Вильямс, в последний раз вы видите Флэйм, королеву преступного мира. С этого момента ее пылкий ум будет посвящен лишь тому, чтобы сделать мужчину счастливым, позволив ему обожать себя.

Флэйм рассмеялась. Вернулся девичий смех, но ее рот словно ощерился клыками статей уголовного кодекса.

— Ты иногда дурачок дурачком, Микеле. — Она вызывающе взглянула на меня и положила ладони на плечи жениха. — Веришь всяким уличным сплетням. — Приблизившись губами к его уху, она проворковала что-то неразборчивое самым елейным голоском.

Я осмотрелся и брякнул, чтобы что-то сказать:

— Неплохая квартирка. Любой такую может снять?

Микеле Горгон оживился:

— Ни в коем случае. Жильцы допускаются лишь по рекомендации. У мисс Драммонд наилучшие рекомендации. От самого хозяина квартиры. — И он скромно поклонился, показывая, кто именно является владельцем этого разбойничьего вертепа.

Они продолжали миловаться, а я размышлял. Что этот цирк означал? Что Флэйм наскучила нищета, что ее соблазнила роскошь? Жених тем временем притянул к себе невесту, не отрывая от меня взгляда удава. Я занервничал, зашевелил правой рукой, сжал пистолет.

Соблазн силен. Хлопнуть его, и делу конец. Может, я б так и поступил. Но в голове ворочались мысли. Черт их знает, кто кем тут играет. Ее ли соблазнила сладкая жизнь, он ли сдуру клюнул на закинутую ею наживку… Не он первый, в конце концов, мало ли дураков до него… Мотыльков, летящих на пламя… Включая и… Ладно, ладно…

Я зевнул и направился к двери. За собой я услышал озабоченный голос Флэйм:

— Что с записками, Микеле? Может…

— Ммм, — замычал жених. — Оставь пока, — раздраженно приказал он.

Микеле Горгон спешно избавился от невесты, догнал меня, и мы вышли вместе, не прощаясь.

— Так как же насчет невесты при живой жене?

— С чего вы взяли, что она жива? У меня определенного рода предчувствия. — Он глянул на часы и улыбнулся. Абстрагировался. — Вернемся к нашему делу. Деньги вас ждут. Имя, имя за МакБрайдом, за О'Рурком. Тень над Горгоном. Эту тень следует устранить. Мелкий наркоман Тони устранен. Джовони устранен. Все мешающие мне люди уходят с дороги.

— И ваша жена.

— Я уже сказал вам о предчувствии. И вот сейчас я чувствую, что жена моя, упокой, Господи, ее душу, почила.

Он нажал сразу на две кнопки вызова лифта, вверх и вниз. Глухо взвыли моторы, первым пришел лифт, направляющийся вниз. Микеле Горгон улыбнулся, напутствуя меня:

— Нет-нет. Нельзя представлять друзьям невесту, пока жива законная жена. — Он потер руки, улыбка расплылась на всю физиономию. — Прекрасное алиби для мужа, подозреваемого в убийстве жены. Весь вечер с вами, дорогой Вильямс!

Двери лифта разъехались, я вошел в кабину.

— Благодарю вас, Вильямс, — лучился доктор Горгон, — Вы мне снова помогли.

Может быть, еще одна глупость. Не знаю. Но очень уж он меня взбесил. Я вытащил из кармана конверт. Конверт, предназначенный для братца Эдди.

— Доктор, я не смогу доставить этот конверт по назначению.

Конечно, я попытался скрыть эмоции, но, боюсь, это не вполне удалось. В конце-то концов, я всего лишь человек.

— Доктор, вы увидите Эдди раньше меня. Прошу вас, передайте ему это сами. В свою очередь благодарю вас.

Пристально глядя на меня, Горгон вытянул вперед руку.

— Я лишь надпишу конверт. Добавлю адрес.

Вытащив огрызок карандаша, я накарябал на конверте пару слов, сунул конверт в руку записанному мною в почтальоны профессору, захлопнул двери и бросил лифтеру:

— Вниз, Джон. И порезвее.

Поспешно, необдуманно, спонтанно… Какая разница? Я сделал бы это еще и еще раз. И вовсе не мучило меня желание увидеть, изменилось ли выражение лица старшего Горгона. А адрес на конверте я обозначил такой:

Глава 26

Абстрактное убийство

Снова я за рулем, гоню по опустевшим ночным улицам. Следует «отпустить» тело Эдди Горгона, чтобы конверт нашел адресата. Интересно, как доктор Горгон отреагирует на такую плюху? Достать человека в Нью-Йорке для него несложно. Я подумал о МакБрайде и пожалел, что не запустил когти в холеную кожу Главного Горгона. И Флэйм. О ней я тоже не мог не думать.

А тот парень, автор записочек… Он знал, кто первая жена Горгона. Если вообще эта жена жила когда-то на свете. Во всяком случае, страху на Микеле он нагнал. Похоже, этот Микеле в юности своей не только абстрактными убийствами развлекался.

Подумав о намеках Горгона о невесте и живой жене, о его даре предвидения, я выскочил из машины возле входа в подземку, позвонил из будки платного телефона жене О'Рурка.

— Сержант, — она всегда называла мужа сержантом, — еще не возвращался. — Недавно позвонил, сказал, чтоб не ждала. Работает, как инспектор, а всего только сержант, — посетовала она. — Он сказал, мистер Вильямс, что будет в больнице, не помню названия, но вы знаете.

Не обращая внимания на ночные светофоры, я понесся в больницу доктора Ревела.

О'Рурк встретил меня почти на входе:

— Готова, Рэйс. Коп снаружи, я внутри, а что толку…

— Выстрел?

— Ну, Вильямс, ты уж совсем меня за дурака держишь. Яд, конечно. И ничего не докажешь. Выглядит как типичное самоубийство.

— Какой яд?

— Этикеткой не снабдили, но жженым миндалем несет. Синильная кислота.

— И как…

— Сама справилась, без помощников. Муженек яд оставил. Я присягну, но кто мне поверит? Ни врачи, ни тем более присяжные бараны.

И О'Рурк рассказал о произошедшем в палате.

— Она все время ворочалась, дергалась, слышно было и в коридоре. Потом что-то сказала, не то даже вскрикнула. Мисс Агнес к ней подошла. Я заглянул в дверь. Она нас обоих выгнала. Сказала, что с ней все в порядке. В руке держала книгу, закрытую, сжимала даже. Уверяла, что ей ничего не надо. Мисс Агнес вышла, дверь закрыла — тоже по ее настоянию. Она все время шебуршала там, у себя. Возможно, не только в кровати. Может, вставала, точно не скажешь. Сам понимаешь, сколько мне тут торчать, МакБрайда искать надо. Я собирался смыться, как только заявится смена. Но вдруг она там затихла. И я позвал мисс Агнес. Даже не потому, что обеспокоился, а просто хотел в последний раз глянуть, перед уходом.

О'Рурк шумно хлопнул себя по ляжке.

— И вот, представляешь, лежит… В одной руке пустой пузырек, а в другой… угадай.

— Любовный роман.

— Как бы не так! Зеркальце! Она глянула в зеркальце и от огорчения наложила на себя руки. Так и любой состав присяжных постановит.

— Но откуда взялось зеркальце? Конечно, и зеркальце, и яд доставил ей любящий супруг.

— Я-то с тобой согласен. Если бы хоть это ему можно было припаять. Но ты дальше слушай. Под кроватью ее лежит небольшая сумка, с которой ее привезли. И в сумке внутри что-то вроде потайного кармашка. Кармашек открыт. Мисс Агнес говорит, что кармашка не заметила, когда распаковывала сумку. Хорошо замаскирован. И не обратила внимания, в шкафу ли была сумка или под кроватью. А в кармашке — еще одна бутылочка с ядом. Для присяжных. Мол, она прятала яд уже давно. И зеркальце могло быть спрятано. И вот, не вынесла она взгляда в зеркало, лишила себя, бедная, жизни. Брофи эту версию съел, как любой нормальный коп. И присяжные сожрут, не подавятся.

— А ты, О'Рурк?

— Что я… Я как и ты. Ее муженек давно к этому готовился. Пришел вечером, принес зеркало и яд. Уж пугал он ее или нет… Но над нами посмеялся в свое удовольствие.

— Абстрактное убийство.

— Абстрактное или не абстрактное, а покойник конкретный. Притянуть бы этого гада…

— Нет, лучше и не пытаться. Пресса мгновенно перестроится и завопит, что полиция обижает честного гражданина. А главное, без толку.

— Без толку, — согласился сержант. — Доктор Ревел допускает, что она сама доползла до шкафа и достала сумку. И не хочет никаких расследований. Его больше устраивает самоубийство.

— Понятно. Вдовца оповестили?

— Да, слуге передали. Сам выйти изволил.

— Знаю. Он вместе со мной вышел. Алиби обеспечивал.

Ну, что теперь? Я вдруг вспомнил, что так и не дозвонился до Джерри. Что он скажет о человеке, выманившем полковника МакБрайда из дому?

О конверте я О'Рурку не рассказал, чтобы до поры не вмешивать в дело Флэйм. Но Эдди «освободил», чтобы он мог успеть к месту получения конверта. В городской морг.

— Хоть это. — О'Рурк подтянул к себе телефон. — Просто скажу ребятам, что в кафе «Мария» что-то нечисто. Будет им радость неожиданная. — Он ухмыльнулся, но добродушия в его улыбке не замечалось.

Я воспользовался другим аппаратом и позвонил Джерри. Он снял с меня накопившееся напряжение.

— Со мной все в норме, Джерри, — прервал я его расспросы. — А что с твоим объектом?

И Джерри рассказал. Он узнал того человека. И имя его напомнило мне слова Флэйм, предложившую мне шевелить мозгами.

И я пошевелил. Гудение мозгов озадачивало, однако ничего невероятного в нем я не услышал. Намечалась даже какая-то складная мелодия.

— О'Рурк, — сказал я, — я сейчас поеду к Рудольфу Майеру.

— Брось. Я тебя прикрою. Шеф тебя прикроет. Полковник, в конце концов, — если мы его найдем. Не трать время попусту.

— И все-таки съезжу. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Кто такая Розмари?

— Черт! Если б мы это знали, мы бы знали всё. Тони утверждал, что это жена Горгона. Джовони твердил то же самое. И еще… еще один источник. Но Микеле Горгон ни на ком не женился в Италии.

— А под чужим именем?

— Мог бы, но не было этого.

— Но если Джовони его тесть, то кто его дочь и кто ее муж?

— Дочь Джовони звали Розмари, это верно. Ее убил муж, жестокое убийство, тоже доказано. Но Горгоны в Италии носили фамилию Горгонетте, а муж Розмари — грек по имени Николас Тремпориа. Он сбежал после убийства. Обнаружили его на рельсах в порту под Неаполем мертвого, изуродованного колесами поезда. Мы об этом узнали уже после смерти Джовони. Так что останься Джовони жив, он все равно не смог бы утопить Горгона. Тоже чокнутый, что ли?

— Но зачем же его тогда убивать?

— Если б я знал! — в отчаянии развел руками О'Рурк. — Может быть, нам еще что-то неизвестно. Но Микеле Горгон не зять Джовони. Это установлено точно.

Не нравилось мне все это. К чему убивать Джовони? Телефон затрезвонил, О'Рурк снял трубку.

Я уже направился к двери, когда сержант поднял руку. Неестественно спокойным голосом он сказал мне:

— Не стоит беспокоиться насчет Майера. Покойник куда-то испарился.

— Эдди?

— Эдди. Нет его в кафе «Мария». Нет тела — нет и случая.

— Но Майера я все же повидаю. А ты жди здесь. Кажется мне, что-то может проклюнуться.

За дверью я чуть не врезался в доктора Микеле Горгона.

— Мистер Вильямс, вы! — Глаза его светились ненавистью. — У меня еще одно предчувствие. А именно, что ваш труп найдут с… — Он замолк на полуслове, увидев последовавшего за мной О'Рурка, — О, сержант О'Рурк! Я получил прискорбное известие. Моя дорогая жена…

Глава 27

Жажда убийства

Я поспешил к машине. Сомнений в том, что полковник МакБрайд захвачен Горгонами, у меня не осталось после общения с Микеле. Не было и сомнений в том, что его пытают, чтобы получить информацию, жизненно важную для бандитов. Я невольно содрогнулся. Микеле, чувствуя опасность, решится на все, чтобы развязать язык МакБрайду. И спасать полковника нужно как можно скорее. Ведь его не выпустят и в том случае, если он заговорит.

Я вспомнил, как отважно выглядел МакБрайд. Да, его могли задеть, ошеломить страдания, смерть других: Тони, Джовони, — но в стойкости самого полковника я не сомневался. И сознавал, что это для него означает.

И в таком нервозном состоянии я собирался посовещаться со своим адвокатом? Почему бы и нет. Именно это я и собирался сделать. Я проехал Гринвич-виллидж, добрался до дома Рудольфа Майера. Все это время меня подгоняли страдания МакБрайда, пытки, которые он уже перенес и которые ему еще предстояли. Приятно? Ни в коей мере. Однако я не прогонял этих мыслей, они раздували мою ненависть, подкрепляли решимость, жажду убийства. Нехорошо? Что ж хорошего… Но я собрался не на прогулку при луне.

Охраны при доме Рудольфа Майера никакой. Зачем охрана тому, кто сам стоит на страже интересов криминального мира? Сквозь одну из штор просачивались лучики света. Боковой проход. Очень хорошо. Мы с Майером добрые друзья, он выручал меня много раз, отлично работал, хотя и гонорары у него немалые. Но я не считал, что зря потратил хоть цент, оплачивая его услуги.

Конечно же, я знал Майера достаточно хорошо, чтобы позволить себе невинную шутку. Взять да и напугать его. Застать врасплох. В доме он один, единственный слуга на ночь уходил. Чего ему бояться?

Я пересек мощеный задний двор, подобрался к окну. Выбив кусок стекла в углу, просунул руку внутрь, открыл окно. Оконной сигнализации я не опасался, она отсутствовала, и мне это было известно, ибо я не раз бывал у своего друга Майера. Он хорошо знал преступный мир и понимал, что взломщик, который хочет попасть внутрь, найдет способ этого добиться. Я, правда, не взломщик, но очень хочу попасть внутрь.

И вот я внутри. В башмаках на резине я почти бесшумно одолел линолеум кухни и совсем бесшумно — толстый ковер столовой. Конечно, лестницу без скрипа обнаружить на этой планете достаточно сложно. По этой причине я выбрал более прочную переднюю лестницу. Кроме того, мне повезло. Какой-то субъект скрипел половицами в комнате с приоткрытой дверью, прислушивался, принюхивался. Я старался попасть в такт его шагам. Вот он замер, затаил дыхание. Вот вновь задышал: тяжело, с присвистом. Направился к двери. Вот он открыл дверь шире — и я столкнулся лицом к лицу со своим старым другом Рудольфом Майером.

Конечно же, он удивился. Даже испугался. Протер глаза, как будто не доверяя собственному зрению, поднес руку ко рту… Одет полностью, на кровати шляпа и пальто.

— Попался! — воскликнул я и запер за собою дверь. Он отпрянул, чуть не споткнувшись о внушительных размеров чемодан, охваченный ремнями. Другой чемодан, еще больше, был открыт в ожидании какой-нибудь рубашки или пары носков. Очевидно, мой друг Майер собирался «рвать когти». Еще бы минут пять… Но «бы» не в счет.

Наконец Майер опомнился:

— Рэйс… Как ты сюда попал?

— Отвечаю: а какая разница? Не будем терять времени, Майер, ведь ты торопишься. Двуличная скотина, продажная шкура. Продал меня, продал МакБрайда.

— Нет-нет! Тебя обманули! Видит Бог, я не виноват!

Я схватил его за глотку, швырнул на колени:

— Не пытайся мне врать, мразь. Джерри тебя проводил до самого дома. С МакБрайда живьем спускают шкуру. И тебе лучше не будет, клянусь.

Я сжал его горло. У него выпучились глаза, вывалился язык, на лбу выступил пот. Мерзость! Я отшвырнул его. Плюнуть на него? Еще чего!

Рудольф Майер сунул руку в открытый чемодан и быстро — так ему показалось — вытащил оттуда автоматический пистолет. Интересно. Конечно, он и помыслить не мог опередить меня, но, тем не менее, рванулся. Почему? С перепугу. Он видел мои глаза.

Я не стал стрелять. Просто ткнул в его костяшки стволом своего сорок четвертого. Он взвыл и выронил оружие. Я небрежно пнул пистолет, зашвырнул его под кровать.

— Слушай меня, падаль. До тебя, конечно, дошло, что я тебя сейчас прикончу.

Мои слова смели его с коленей. Он уже полулежал, опираясь на локти.

— Рэйс! Это убийство! — прорыдал он.

— Уничтожение падали — не убийство. Какая тебе разница, как это назвать. Да и мне тоже. Никто не видел, как я пришел, никто не увидит, как я уйду. Как ты понимаешь, полиция не проявит особого рвения в расследовании твоей безвременной кончины. Газеты завтра взвоют — и послезавтра забудут… Реконструируем события. Ты привлек меня к делу Горгонов, потому что они знали, что я так или иначе займусь этим делом. Ты знал о работе МакБрайда, о работе О'Рурка. Тебя просветил Микеле. А он узнал от таких же продажных крыс, как и ты. Ты знал, куда МакБрайд спрячет Джовони. Ты один знал, что я направляюсь к Флэйм, ты донес Горгонам. Может, только Эдди. Ты снова навел на меня Эдди в кафе «Мария». Ты выманил МакБрайда из дому, продажная тварь.

— Нет-нет, не деньги, Рэйс. Это Флэйм. Я любил ее. Я думал…

— Ты? — Я чуть не расхохотался.

— А чем я хуже других? Мало народу она погубила? Вот и я тоже… Я уже не молод, но не старше Микеле. Она использовала меня, высосала и плюнула в рожу. Клянусь, не вру.

Он заметил что-то с моих глазах, схватил за штанину:

— Рэйс, не убивай меня. Я знаю, тебе плевать на людские законы. Но такого ты никогда не делал. Рэйс, есть еще законы Божьи.

— Есть законы Божьи, есть людские, есть законы смерти… Для стукачей, для такой мрази, как ты, тоже есть законы. Ты послал на смерть Джовони. Ты послал МакБрайда хуже чем на смерть. Ты пытался устроить мое убийство, дважды. Ты недостоин пули, жалкая сопля.

Собирался ли я прикончить его? Не знаю, стало быть, и вы не узнаете. Но Майер, должно быть, это знал. Или считал, что знает. И он взвизгнул:

— Я скажу, где МакБрайд, если ты меня отпустишь! Рэйс, клянусь, если бы не Флэйм… Тварь-уголовница. Я такой же, как и другие… Она смеялась надо мной. Она сказала, что любит только тебя. И я… Рэйс, я обезумел, я хотел твоей смерти, да… Но не убивай меня. Со мной ты убьешь МакБрайда. И Флэйм.

Спас ли эту мразь МакБрайд? Или Флэйм? Все, что он говорил, вполне походило на правду. Мало ли кто пал жертвой этой криминальной девицы. Может, и жалость сыграла роль? Кто знает…

— Что ты врешь! Откуда тебе знать, где МакБрайд?

— Знаю! Знаю, Рэйс. Дай мне слово не убивать меня, если я скажу тебе.

— Если я спасу МакБрайда, то тебе амнистия, подонок. Но если врешь… Я знаю больше, чем ты думаешь. Я знаю, что ты позвонил двоим, пока уносил ноги оттуда. Мне и…

— Микеле, — поспешно вставил Майер, и я ему поверил.

Тут он рассказал мне свою историю:

— Микеле узнал, что полковник МакБрайд прибыл в город по приглашению шефа полиции и его помощника. Он велел мне втереться в доверие к полковнику, подкинув ему информацию о Горгонах. В основном, то, что уже разузнал О'Рурк, но и кое-что новое. МакБрайд сообщил мне о Джовони, о его прибытии в Нью-Йорк. Где находится итальянец, он не говорил. Я сам проследил по его передвижениям. Я работал на Микеле. А он действовал не только через братьев. Это укрепляло его власть над ними.

— Ты вызвал Эдди по приказу Микеле?

— Нет, оба раза сам. Я хотел, чтобы он тебя… Я любил Флэйм.

Смешно, конечно, но в этом я ему поверил.

Глава 28

В действие вступает полиция

Я взглянул на часы. Не до подробностей, главное — где МакБрайд. Я так и сказал Майеру. Он перешел на МакБрайда:

— МакБрайд ждал меня с заднего хода, не хотел, чтобы полиция видела. Когда я вошел, он разговаривал по телефону наверху. Я свистнул, он спустился вниз. Кажется, в доме еще кто-то был. МакБрайд спустился. Я прикинулся возбужденным. Сказал, что у меня в машине на улице свидетель по Розмари, что он не хочет заходить в дом. Он сказал, что ожидает тебя, но все же вышел со мной. Он… — Майер всхлипнул. — Он мне доверял. В машине сидел сам Джо Горгон и еще его громилы. Рэйс, я не думал, что они будут его пытать. Правда.

— И они тебе поведали, куда повезут полковника?

— Нет-нет. Но я… Но у меня за углом стояла машина коллеги. Знаешь, информация — ценный товар. Вот, пригодилась. Жизнь…

В этом я с ним согласился. Что ж, вполне в его манере. Тип скользкий, никому не доверяет. Всегда карта в рукаве.

Он назвал адрес, по которому прибыла машина с полковником. Гараж Рикорро. Известный гараж, круглосуточный, все время движение, ворота никогда не запираются. Похоже на правду. В таких случаях чутье меня не подводит.

Еще один вопрос:

— Что заставило тебя продаться Микеле? У него на тебя компромат?

— Нет, это не шантаж. — Майер быстро приходил в себя. Он уже поднялся на ноги, дрожащими руками вынул сигарету, закурил. — На меня компромата не добудешь. Микеле действовал проще. Он заявился ко мне и ткнул меня пальцем в грудь. И сказал: «Майер, вы мне нужны. Я плачу хорошо. Никто не жалуется. Те, кто со мною не согласны, тоже не жалуются. Так что вы или согласны, или покойник». Больше ему ничего не нужно было говорить. Я город знаю. И знаю, кто здесь сколько весит. Смертный приговор суда для жизни менее опасен, чем слово Микеле. А я очень хотел жить.

Хуже всего то, что он не врал.

Больше тянуть нельзя. Не слушая причитаний Майера, я лишил чемодан ремней, содрал пояса с халатов и связал его, как свинью перед убоем.

— Это ты еще сможешь содрать, — изрек я, оценив свою работу. — А вот это… — И я защелкнул на его лодыжках никелированные наручники. — Так надежнее. Молись! Твоя жизнь зависит от моего успеха.

Вряд ли ему понравилась его сбруя, но он все же добавил:

— Джо сегодня там. Микеле не будет. Джо, конечно, сидит в гараже не один, но вряд ли у него большая компания. Он не очень доверяет в таких вопросах своей публике.

В благодарность за ценное сообщение я заткнул Майеру рот кляпом. Глаза его, однако, меня беспокоили. Он часто поглядывал на чемодан, освобожденный мною от ремней. Я попробовал — заперт. Обыскал Майера и в жилетке нашел ключ на солидной часовой цепочке.

Щелкнув замком, я сразу понял причину особого интереса Майера. Чемодан до краев заполняли пачки долларов. Сплошь крупного достоинства. Очевидно, мой друг Майер собрался в весьма длительное путешествие. Я закрыл чемодан, засунул его в шкаф под кучу шмотья.

— Потом посчитаем, — пообещал я ему.

О многом еще следовало его расспросить. О весьма важных вещах. Но время, время! Скоро рассвет, жизнь МакБрайда на волоске. Кто такая Розмари? За что отмщение? Чей голос беспокоил достойного профессора Горгона? Некогда. Еще только одна задержка: звонок О'Рурку.

— Прыгай в подземку. Подберу тебя у «Моста». Вопросы потом. У меня след к МакБрайду.

Что ж, я вроде использовал мозги, как советовала Флэйм. Но лишь после того, как Джерри открыл мне имя человека, сбежавшего с места похищения полковника. Можно ли это назвать мыслительным процессом? Ведь я лишь сложил картинку из калейдоскопической путаницы кусочков информации.

О'Рурк прыгнул в машину, и я рассказал ему, что узнал от Майера.

— Если мы ввалимся туда оравой, МакБрайду конец. Один тоже в поле не воин. Кто знает, какая там охрана.

О'Рурк почесал подбородок:

— Да, Рикорро — имечко славное. И ни разу не залетели, сколько мы их ни пытались подловить. А в подвале он или на чердаке, ты не знаешь?

— Я даже не знаю, там он или нет. Но умирающие, как правило, не врут. А Майер был уверен, что умирает. Да и я тоже его смерть видел. Скорее, все же подвал. Оттуда можно устроить тайные выходы. В общем, перекроете все подходы, когда я войду.

— Я с тобой.

— Нет. Я один. Если меня обнаружат одного, МакБрайд может остаться в живых. Я будто случайно забрел. А с тобой… Потом, у тебя жена и сын.

О'Рурк засмеялся:

— Жене уже не раз сообщали, что я погиб смертью храбрых. Ее удар не хватит. А сын… Надеюсь, он вырастет настоящим копом. — Тут его задело за живое. — Да с чего ты возомнил, Рэйс, что ты во всем городе один знаешь, где у пушки спуск?

Я переключил его внимание на интерес МакБрайда и наконец убедил в верности своего подхода. Оставалась опасность наружного наблюдения. Гангстеры могли выставить своих постовых.

О'Рурк позвонил в управление, вызвал отряд. Он полагал, что за пять минут полисмены захватят весь гараж.

Поджидать прибытия копов оказалось занятием утомительным. Перед делом я часто ощущаю некоторое беспокойство, особенно когда приходится ждать. Это не нервы, сами понимаете, какое-то внутреннее движение, тем более бурное, чем дольше приходится ждать. Поскольку время позволяло, я рассказал О'Рурку о разговоре с Микеле Горгоном. О призыве к отмщению с несколькими стертыми словами.

— М-да, Микеле очень хотелось бы узнать. — О'Рурк задумчиво жевал незажженную сигару, — МакБрайд мог бы ему сказать, но не скажет. Я тоже мог бы… Но тоже не скажу.

— О'Рурк, — сказал я, — я выложил карты на стол. Почему ты не можешь сказать, о ком речь?

— Потому что не могу. Я дал… В общем, не могу, и все. — И сменил тему: — Надо же, Майер-то… Под Горгона копали, копали, не могли докопаться. А он вдруг разом… Убийство, похищение, может быть, еще и пытка — и все сразу. Поди пойми людскую натуру. Но это только подчеркивает, с каким типом мы имеем дело в лице Микеле Горгона. Слушай, а с чего Майеру смываться? Он ведь не знал, что его засекли, Джерри не заметил. Может, он в командировку отправлялся на денек-другой. По делам того же Микеле.

Я рассказал О'Рурку о чемодане с деньгами.

— Ну… Сто тысяч долларов за имя… За того, кто вбил страх в желудок Микеле… Сердца-то у него нет, ясное дело. Сто тысяч… за… Послушай, а в чемодане Майера, часом, не сто тысяч было?

— Не считал. Возможно. Не думаешь же ты…

— Как раз думаю. И ты теперь думаешь. Этот Майер вызнал, угадал — в общем, продал Горгону… Постой…

О'Рурк вылез из машины и поспешил к круглосуточной аптеке. Я прошел за ним до угла и увидел, что он входит в будку телефона.

— Ф-фу! — отдувался он, возвращаясь. — Пока, слава богу, ничего не случилось.

— О'Рурк… — начал я, но тут из-за угла вывернули автомобили полиции.

Теперь уже не все зависело от меня одного. О'Рурк согласился держать своих людей подальше от гаража Рикорро. Сам он проехал со мной еще два квартала, потом я все-таки от него избавился.

— Как бы ваша демонстрация силы все не испортила, — предостерег я его напоследок.

— Не беспокойся, я придержу ребят. Мы с тобой!

— Смотри, О'Рурк. Жизнь МакБрайда висит на волоске.

Он пожал мне руку, и я почувствовал на ладони полицейский свисток. Улыбнувшись, я сунул его в карман.

— Смелый ты парень, Рэйс, — сказал О'Рурк, и я тронул машину.

Глава 29

Джо Горгон получил свое

Бывают моменты, когда я чувствую, что ем свой хлеб недаром. Близился как раз один из таких моментов. Я считал, что, действуя без поддержки, способен выручить МакБрайда. Возможно, один человек, случайно оказавшийся в гараже, не вызовет тревоги у Джо Горгона. Один человек… Я вывернул из-за угла, лихо прокатил по улице и въехал в открытые нараспашку ворота гаража Рикорро.

Конечно же, в таком солидном гараже клиент вправе ожидать обслуживания машины. И я не оказался исключением. Отдыхавший на подножке грузовика парень с тяжелым гаечным ключом в правой руке вскочил и подбежал к моей машине. В этом гаражном механике я сразу узнал гангстера немалого ранга. Узнал и он меня. Но если я ожидал его увидеть — или кого-то подобного, — то для него мое появление оказалось полной неожиданностью.

Я не стал затягивать приветственную процедуру. Мой автомобиль прикрывал нас от маленькой освещенной конторки, и я, пользуясь этим естественным прикрытием, успокоил удивленного бандита ударом ствола своего пистолета. Да, конечно, гуманнее было бы воспользоваться кулаком. Но я не чувствовал себя гуманистом. Кроме того, не хотелось расшибать костяшки. А повредить ствол о голову бандита… вряд ли у кого-нибудь на земле столь крепкий череп, чтобы повредить ствол.

Парень сыграл глазками под Чарли Чаплина и слетел с катушек. Много времени я на него не потратил.

Теперь в конторку. Вот так встреча! Толстенький коротышка Рикорро шагнул из-за стола и замер. Тут же опомнившись, он рванулся к шкафу.

— Стой, скотина! Не валяй дурака, Рикорро! Продырявлю череп!

Мелодраматичная вышла сцена. Что ж, такова бандитская реальность большого города. Реальность бандитской жизни. И бандитской смерти. Во всяком случае, Рикорро оказался хорошим актером. Он все сразу понял и замер с вздернутыми вверх пухленькими ладошками. Он тоже меня узнал, прикинул свои шансы и оценил их с достаточной точностью. Бандитская жизнь научила его, что, когда человек с пистолетом говорит, человеку без пистолета следует внимательно слушать. И слушаться.

Я обернулся на шум сзади так, чтобы не терять из виду Рикорро. В двери возник запыхавшийся О'Рурк. Физиономия красная, как запрещающий сигнал светофора. Бежал два квартала.

— Извини, Рэйс. Мне пришлось… Берегись!

Он не зря пробежался. Тявкнул револьвер; фигура, точнее, тень фигуры шмыгнула из соседнего с конторкой коридора. Не слишком опасаясь человека, который промазал по двум столь крупным целям, как мы с О'Рурком, я понесся вдогонку, крикнув:

— Постереги Рикорро, О'Рурк!

Убегавший незнакомец уже выскочил в гараж через заднюю дверь конторки, которую Рикорро использовал, чтобы ускользнуть от входящих в переднюю дверь нежеланных гостей.

Слышал ли Джо Горгон его выстрел? Мне это показалось маловероятным. Пол мощный, бетонный. Мотор моего автомобиля все еще работал. Я крикнул вслед убегающему гангстеру, но он мое предостережение понял превратно. Можно было, конечно, подстрелить его сразу, но не хотелось поднимать лишний шум. Зная людишек такого сорта, я полагал, что он сразу бросит ствол и запросит пощады. Этого, однако, не произошло. Он прыгнул за капот грузовика и снова выстрелил.

Я проклял свое доброе сердце. Теперь этот мерзавец мог поднять тревогу, да и, болтаясь в гараже вооруженным и необезвреженным, он представлял реальную опасность. Как моим планам, так и жизни. Я еще раз крикнул ему, призывая не валять дурака. В ответ его ствол выплюнул еще одну пулю. Я решил, что с меня хватит, и уложил его на пол. Промаха я себе не позволил. Неподходящая для промахов ситуация.

Вот я уже стоял над ним. Он пока жив, но стрелять более не в состоянии. Одну существенную услугу он мне все-таки оказал. Показал вход в подвал. Бетонная плита в полу снабжена кольцом. Я поднял бетонную крышку люка, подхватил пистолет услужливого гангстера и сбежал в подвал. Внизу тишина, как в могиле. Да, в могиле… Не время, однако, вслушиваться в приветы из загробного мира, надо спасать МакБрайда.

Внизу вовсе не царствовала загробная тьма — в подвале тускло светили какие-то лампочки. Не останавливаясь, чтобы осмотреться и освоиться, — в бегущую фигуру, как известно, гораздо труднее попасть, — я несусь дальше. Если Горгон слышал выстрелы, он, разумеется, спрятался, а не расположился удобной мишенью посреди пустынного пространства. Пространства, пыльного и затхлого, полуосвещенного, усеянного какими-то бочками — возможно, пожароопасными, какими-то кучами металлолома и истертыми покрышками. Кое-где торчали скелеты разобранных на запчасти автомобилей, возможно ворованных. В стенах ни одной запертой двери. Вообще ни одной двери, кроме двух ворот автомобильных подъемников — наверху, как раз над этими, я заметил точно такие же. Непохоже, что ворота эти фальшивые, но лучше не гадать. За одними из этих ворот раздался характерный гул электродвигателя. Я прислушался. Вверх или вниз? Вниз! Через секунду сомнения испарились, ибо ворота открылись — и я оказался лицом к лицу с полковником МакБрайдом. Бледный, избитый, но все в той же несгибаемой гордой позе, с поднятой головой. За ним угадывалась массивная тень. Человек, которому эта тень принадлежала, разглядел меня сразу.

Джо Горгон выстрелил несколько поспешно. Не зря он славился своей скорострельностью. «Умственная» активность последних лет сказалась, однако, на его меткости. Никаких предупреждений, просто вспышка — и моя щека ощутила ледяную пощечину ожога.

Гангстер эффективно прикрывался телом полковника. Он существенно отличался характером от своего болтливого братца-фанфарона. Со вторым выстрелом он не спешил, но не для того, чтобы насладиться ужасом жертвы или своей лихостью, а чтобы лучше прицелиться.

Я находился в пятнадцати футах от обессиленного МакБрайда и скрючившейся за ним туши Горгона. И ничуть не дальше от смерти. От смерти своей собственной, от смерти полковника МакБрайда.

Но мне не до размышлений о смерти и о вечности. Стрелять! И я выстрелил. В полковника МакБрайда. В его правую руку.

Мой выстрел на долю секунды опередил выстрел бандита. МакБрайд рухнул, Джо Горгон подскочил, разворачиваясь и паля напропалую в стены и потолок лифта. Следующая моя пуля вошла в его череп точно над переносицей. Маленькая аккуратная дырочка. Он взмахнул руками, запустил пистолетом в лампу лифта — но почему-то и в нее не попал. И рухнул лицом вниз.

Да, достоинства сорок четвертого трудно переоценить. Руку МакБрайда пуля прошила, как будто коробочный картон. А плечо Джо ощутило от прикосновения этого крохотного кусочка свинца удар, подобный удару бревна.

Пора подумать о МакБрайде. Из руки его, пониже плеча, хлестала кровь. Я перетянул рану с помощью носового платка и огрызка карандаша, одновременно разрывая полицейский свисток дикими трелями. Я и полицейский свисток! Кошмарный сон! Но как приятно было мне увидеть форму родной нью-йоркской полиции за мощной фигурой О'Рурка! Антракт. Еще один Горгон закрыл зловещий зрак, МакБрайд спасен… хотя и продырявлен…. Возле него уже присел полицейский врач.

— Надо было кроме врача и гробовщика прихватить, — неуклюже сострил О'Рурк. — Спасибо, Рэйс, даже дышать легче стало. Но он успел-таки МакБрайда задеть.

— Нет, не он, — признался я, скромно, как напроказившая школьница, потупив взор. И объяснил, почему пришлось стрелять в полковника.

О'Рурк тем временем промокнул мою шею своим платком, и платок потемнел. Оказывается, по шее моей — а не по щеке, как мне казалось, — не пот градом катил, а струилась моя драгоценная кровь. Привет от преступного мира оставил шрам пониже уха. В очередной раз я убедился, что легче наблюдать, как пуля попадает в другого, чем ощущать ее воздействие своим организмом, родным и самым близким. Если бы… Этим «бы» и посвятил свою беседу со мной полицейский полевой хирург, закончив обработку раны МакБрайда. Он обильно оросил меня йодом, не переставая заговаривать зубы, многословно расписывая ожидавшие меня приятные последствия, «если бы» пуля прошла на дюйм, на полдюйма, на четверть дюйма правее.

Глава 30

Письмо с того света

Полковник МакБрайд шевелил губами. Он вроде бы что-то говорил, но я ничего не услышал.

— Я ему ничего не выдал, — повторил полковник, наконец совладав с речью. — Сначала он ограничивался мордобоем. Потом сунул в огонь железный прут. Меня спасли выстрелы. Он услышал, развязал мне ноги и запихнул в лифт…

— Это мы уже знаем, — прервал я его. — А как Майер выманил вас из дому?

— Майер… Да, Майер. Но, может быть, его самого обманули. Он прибежал впопыхах и сказал, что она готова все рассказать. Что она ждет в машине на задней улице. Я сразу поверил, потому что она обещала прийти…

— Кто — «она»? — навострился я.

— Кто? Флэйм, конечно…

О'Рурк вскинулся, бросился к полковнику, замахал руками, как ветряная мельница, готовая напасть на Дон-Кихота, затараторил.

— О'Рурк! — урезонил я его. — Значит, Флэйм… Значит, это она прикидывалась мужчиной, прикидывающимся женщиной… Это ее голос не давал покоя Микеле. Но она же собиралась за него замуж! Она… О'Рурк!

Мой взгляд, казалось, подействовал на сержанта. Он отвел глаза и уставился на носилки, с которыми появились в конторке гаража вместе двое парней в белых халатах:

— Видишь ли, Рэйс, я бы тебе давно все рассказал, но я поклялся Флэйм. Она потребовала ни полслова тебе не говорить. Давай-ка отправимся к ней, пусть она сама решает. Она нас ждет.

И вот лифт поднимал нас к квартире Флэйм. Я жег О'Рурка «этаким» взглядом, смотрел на него как… Как кто? Как на кого? В общем, смотрел.

Думай! Флэйм велела шевелить мозгами. Но не хватало у меня сил заставить свои извилины шевелиться.

Когда мы подъехали к дому, в котором находилась квартира Флэйм, уже светало. К машине подошел детектив Брофи.

— Помнишь, я звонил из аптеки? — напомнил мне О'Рурк. — Тогда я и направил людей к дому Флэйм. Охранять ее и взять Микеле, если появится.

— По какому обвинению?

— В убийстве жены. Лучше, чем ничего. Все-таки зацепки есть. Синильную кислоту просто так не купишь. Тем более если ты полусумасшедшая калека, которую не выпускают на улицу.

— Не вижу смысла, — мрачно заметил я.

— Я так не считаю, — возразил О'Рурк. — Как дела, Брофи?

— Доктор Горгон не входил, мисс Драммонд не выходила. Пока мы здесь, во всяком случае.

— Что ж, сейчас мы ее увидим, — сказал О'Рурк и направился к лифту.

Ночному лифтеру наш визит не пришелся по душе, но О'Рурк сунул ему под нос значок и приказал пошевеливаться.

На двенадцатом этаже стоял, опершись на перила, еще один полисмен в штатском.

Конечно же, Микеле Горгон пронюхал об интересе полиции и здесь уже не появится. Я сказал об этом О'Рурку. Тот вовсе не расстроился.

— Ну и черт с ним. Для меня сейчас главное — безопасность Флэйм. Как дела, Коэн?

— Ни звука. Никто не входил и не выходил. Ни из двенадцатой, ни из соседних.

Чернокожая служанка спала крепко. Дверь открылась не скоро.

— Мисс Драммонд… — начал О'Рурк и замолк.

Лилиан могла не открывать рта, мы прочитали ответ по ее лицу. И все же ее ответ поразил нас, когда мы его услышали. Мисс Драммонд покинула квартиру примерно за полчаса до нашего прибытия.

— Чуть-чуть опоздали, — поморщился О'Рурк.

— Мисс Драммонд оставила письмо для мистера Вильямса…

О'Рурк шагнул в квартиру столь энергично, что служанка едва успела посторониться. Он вошел в гостиную, взял со столика конверт, небрежно вскрыл его. Конверт он швырнул в корзину для бумаг, а листки протянул мне:

— Тебе адресовано.

— Вы из полиции, мистер? — испуганно спросила служанка. — Да, мисс Драммонд вела себя странно. Телефон звонил два раза.

— Первый раз звонил я, — кивнул О'Рурк.

— И почти сразу же раздался второй звонок, я даже заснуть не успела. Мисс Драммонд говорила громко, я все слышала. — «Должно быть, прильнув ухом к замочной скважине», — подумал я. — Конечно, я слышала только ее, про аэропорт разобрала.

— Какой аэропорт? — коршуном набросился на служанку О'Рурк. — Дьявол! Этот гад хочет повторить свой фокус.

Видя, что от служанки ничего больше не добьешься, он переключился на меня:

— Читай, Рэйс! Читай свое письмо!

Он схватил телефонную трубку и заорал:

— Аэропорт Рузвельта! К чертям номер, управление полиции!

Я углубился в торопливо набросанные рукою Флэйм строки. Первая из них несколько ошеломила меня. Вот они все перед вами:

Я оторвал взгляд от письма. Вспомнилась показанная мне доктором Горгоном записка, стертые слова. Преступник удалил из записки свое имя.

О'Рурк продолжал названивать. Я услышал, как он вызывал аэропорт Ньюарк, и продолжил чтение:

Глава 31

Смерть с небес

Я сложил письмо и посмотрел на О'Рурка. Он все еще терзал телефон:

— Аэропорт Ньюарк. Да-да, Микеле Горгон… Нет… Нет…

Он бросил трубку.

Не время выяснять отношения с О'Рурком. Флэйм мертва. Она ясно об этом написала. Но ведь она лишь недавно покинула квартиру. Нет, не успели еще произойти роковые, непоправимые события.

Еще одна деталь привлекла мое внимание. «Твоя честь не позволит тебе вскрыть письмо преждевременно». Я, правда, письма не вскрывал, это сделал О'Рурк.

Я молча уставился на сержанта, все еще пытающего телефон и авиадиспетчеров окрестных летных полей, и услышал себя, свой скрипучий, незнакомый голос:

— Аэропорт или летное поле в Вестчестере. В Северном Вестчестере.

Он ничего не ответил, просто сорвал трубку. Какой-то захудалый аэропорт в десятке миль от Уайт-Плэйнз. Я отвернулся от О'Рурка и полез в мусорную корзину. Вытащил скомканный конверт, разгладил его. Конверт, как и полагается, надписан:

«Рэйс, я доверяюсь твоей чести. Не вскрывай этот конверт до полудня».

Взгляд на часы — почти без двадцати пять. Суровый взгляд на О'Рурка. Он устроил так, что я не увидел этой надписи. Сейчас он просвещал провинциалов:

— Не слышали о Микеле Горгоне? Газеты надо читать! Последние взлеты… Никто не вылетал? А есть у вас самолет, записанный на мисс Драммонд? Что?.. Ее пилот… Слушайте… Черт! Этот осел отключился! Центральная! Центральная! Гады, похоже, перерезали провода. Рэйс, бегом! Еще есть шанс!

— Да, шанс. Значит, это ты втянул Флэйм… — «Может, придет еще день, когда ты захочешь всадить мне пулю в лоб», — вспомнилось мне высказывание сержанта О'Рурка. — Почему ты ее не предупредил?

— Но я ее предупредил! Как только ты сказал мне о чемодане Майера, я тут же выскочил звонить. Я приказал ей никому не отпирать и сказал, что сейчас прибудут мои люди. Сказал, чтобы остерегалась Микеле…

— Да, она знала, — опомнился я. — Она знала и все равно пошла… О черт, О'Рурк, как ты мог!..

— Рэйс, выясним отношения позже. Сейчас не до этого. Я о ней беспокоюсь не меньше тебя, хотя и иначе. Сейчас у нас обитая цель. Похоже, она сознательно пошла на смерть. В Вестчестер! Живее! Еще успеем!

— Как же, успеем… — пробормотал я, бросившись вдогонку за О'Рурком. — Он повторит фокус с женой…

Небо светлело, полицейский автомобиль несся по городу. За рулем Брофи, мы с О'Рурком на заднем сиденье. Машина с сиреной и полицейскими эмблемами, задержек можно не опасаться.

— Я увидел шанс подобраться к Горгонам с помощью Флэйм, — продолжал разговор О'Рурк. — И она меня не подвела. За месяц с ее помощью я узнал больше, чем без нее за год. Но главного она не сказала ни мне, ни МакБрайду. И почему-то не очень верила мне, что Микеле изуродовал ее сестру. Может, думала, я таким образом хочу ее покрепче привязать…

— Значит, она давно работает с тобой.

— И да и нет. Она, конечно, работала на меня, но главным образом работала на себя. Я не торопил ее. Считал, что, когда она убедится в моей правоте, сдаст нам этого прохвоста. Она выяснила, что Тони прибыл с Горгонами. Через Тони вышла на Джовони. Но Джовони категорически потребовал встречи с Микеле. Кроме того, он сильно заболел, еще не прибыв в Штаты, на судне. Мы достаточно узнали о подвигах этого Дьявола. Так ты не заподозрил Флэйм?

— Нет. Послушай, ты знал, что она заперлась в шкафу?

— Конечно. Как только обнаружил, что шкаф заперт. Сразу вспомнил, что я ей сообщил о световых сигналах полковника для вызова помощи. Она беспокоилась о недостаточности его охраны. Мою систему защиты называла дырявой. Эмоциональная иногда девушка. К МакБрайду она зашла через черный ход, который он открыл для Майера. Почуяла угрозу, поспешила предупредить, но опоздала. С кем МакБрайд вышел, не знала. Но светом мигала она. Сразу, как почуяла, что с полковником беда. Точнее, — продолжал О'Рурк, — я только подозревал, что она в шкафу. На сто процентов уверился, когда встретил ее внизу. Я ее и выпустил. Помнишь, я тебе сказал, что ребята мои и президента не пропустят? Ты-то думал, что она всех там облапошила. Понимаешь, Рэйс, она не хотела, чтобы ты слишком много знал. Боялась, что ты начнешь ее слишком активно прикрывать и выдашь. Я-то, правда, думаю, что она просто за тебя боялась. Боялась, что тебя прежде времени землей закидают.

— У меня и мысли не появлялось, что она работает с полицией!

— А она и не работала с полицией. Цель ее — месть. Воздаяние, большая любовь, большая ненависть. Но я все же надеялся, что она поумнеет и сдаст этого мерзавца нам. А она вот… выкинула фокус.

— Может, она тебя не поняла?

— Не может. Я так сказал, что не понял бы только мертвый. Сказал, что Майер продал ее Микеле. Приказал категорически носа не высовывать. И повторил. Она ведь не ребенок, сам понимаешь.

— Нет, не ребенок. — Смерть. Разрушение. Отчаяние… — О'Рурк… Если она погибла… Я на тебя смотреть не смогу… А мы ведь с тобой… Черт! Почему ты мне не сказал?

— Не мог. Я обещал ей. Дал слово. Поклялся. Лишь на этом условии она согласилась работать с нами. Вообще-то я все же не сдержал обещание. МакБрайд ведь тебя привлек. Через Майера.

— И надпись на конверте. Она доверилась моей чести…

— Знаешь, слишком уж много тут чести намешано… Не прочитай ты письмо, мы б не знали, куда теперь ехать. В конце концов, я должен печься о своей чести, а не караулить твою. Это к лучшему, что ты его прочитал.

— Да, — согласился я, — это к лучшему.

— Ну вот и отлично. — Он протянул мне руку, но я не обратил на нее внимания. Он глянул на свою ладонь и сунул ее обратно в карман, — Каждый должен пройти свой путь.

— Я думал, ты мне друг, настоящий друг, а ты просто коп. Настоящий коп.

— Настоящий коп. Честный коп, — подчеркнул О'Рурк.

Брофи вел что надо. И сирену не берег. Бродвей, Ван-Кортленд-парк, Централ-авеню… Шестьдесят миль, шестьдесят пять…

Я бы на бетонке по прямой до восьмидесяти разогнался, может, и до девяноста перед поворотом на Такахоу-роуд. Но… повороты — штука опасная, и, чего доброго… У нас ведь не автогонки, не экскурсия по дорогам мегаполиса. Не рекламный киноролик «Недвижимость Вестчестера» или «Тормоза и моторы». Наперегонки со смертью — вот наша гонка…

В пяти милях от Уайт-Плэйнз О'Рурк высунулся из окошка, потом хлопнул по плечу Брофи. Автомобиль замер у перекрестка, и я услышал рокот другого мотора. Сверху.

Высоко над нами кружил маленький биплан. Мотор его чихал, дымил, самолетик нырнул, выровнялся, чуть набрал высоту и устремился по прямой над дорогой, параллельной нашей.

Мы бросились в погоню. Автомобиль последней модели казался доисторической колымагой, а мы в нем — дикарями-охотниками. Самолет постепенно уменьшался и скоро затерялся вдали.

Шестьдесят… Шестьдесят пять… Дорога виляла, автомобиль бросило на обочину, пришлось съехать в поле. О'Рурк указал Брофи на рощицу, в которой можно было спрятать машину:

— Оставь ее там, в тенечке.

— Черт, что-то делать, ради того, чтобы что-то делать, — нервничал я.

О'Рурк показал на другую группу деревьев:

— Не высовывайся. Я все-таки не зря следил за Микеле все эти недели. «Роллс-ройс» его сразу узнаю.

Под деревьями замер тяжелый автомобиль. Но мое внимание приковал не сам автомобиль, а фигура человека рядом. Человек внимательно следил за полетом аэроплана.

Вспышка! Или мне почудилось? Но О'Рурк рядом констатировал:

— Пожар на борту. Прыжок. Парашют… не раскрылся.

Горбатая фигурка чуть поколебалась — и закувыркалась вниз, к земле, со все возрастающей скоростью. Я ожидал рывка, вздутия громадного пузыря, сдерживающего падение, — тщетно. Руки и ноги фигурки беспорядочно дергались, к земле как будто летела тряпичная кукла.

— Бог мой, — услышал я голос О'Рурка, — он выбросил ее из самолета…

Падающее тело врезалось в деревья, и я зажмурился. Конец Флэйм… Конец всему…

— А сам он… — недоумевал О'Рурк. — Самолет-то горит. Теряет управление. Что-то у него не ладится.

Действительно, самолет нырял, заваливался набок, приближался к земле… Вот снова рванулся вверх, опять потерял высоту, нырнул и врезался в кроны деревьев в сотне футов от нас.

— Ее… Ее уже не спасти, — сдавленным голосом проговорил О'Рурк. — Но этот гад, если он еще жив, теперь никуда не денется. Попался с поличным.

И мы понеслись через поле.

Я не совсем понял, что произошло, но падал аэроплан неравномерно, вихляя из стороны в сторону, и перед самой землей вдруг задрал нос к ускользнувшему от него навсегда небу. Лишь после этого он прочно застрял в ветвях двух мощных дубов.

И огонь.

— Быстрее! — крикнул О'Рурк. — Как бы бак не взорвался.

— Пусть сгорит, скотина! — завопил я, но тут же одумался. Подпрыгнув, я зацепился за ветку, подтянулся…

…Передо мной пятна физиономий присяжных… Мантии судей… И я заявляю, что мне привиделся пистолет в руках Микеле Горгона. И я выстрелил, защищая свою жизнь. Взять Микеле? Судить его? Человека, который покупал суды и судей? Нет, никаких судей, никакого правосудия. Есть иной суд. Есть Высший Судия.

Вот он, скрючился в кабине, сволочь. В лицо мне пахнуло жаром пламени, ветер порывистый, неровный.

— Привет, доктор! — крикнул я в каком-то приступе яростного безумия, ненависти, чего-то еще, от чего хотелось рыдать.

О н услышал. Шевельнулся, попытался подняться.

Правой рукой я схватил пистолет. Левой схватил его за шлем и повернул к себе голову. Пусть знает!..

На меня смотрели широко раскрытые испуганные глаза. Это Флоренс Драммонд. Флэйм!

Глава 32

Конец злодействам

Не помню, как я ее вытащил. Скорее всего, только мешал О'Рурку и Брофи. Может быть, обошелся без них. Из головы выскочило. Помню, как она лежала на траве.

О'Рурк хлопотал насчет воды, Брофи побежал к машине за дежурной фляжкой в бардачке. Я держал Флэйм в руках.

— Это не убийство, Рэйс, — повторяла она в который раз. — Я пропорола его парашют ножом. И сказала ему. Сказала перед тем, как он прыгнул. Но он прыгнул. Оставил меня в горящем самолете. О моем парашюте он тоже позаботился.

— Хватит, хватит, — остановил я ее. — О'Рурку об этом знать необязательно.

Слышал О'Рурк или нет, не знаю. Но я видел, как он направился через поле к месту падения Микеле Горгона.

А Флэйм рассказывала:

— Я должна была выяснить обстоятельства смерти сестры и катастрофы, изуродовавшей ее. Узнать, хотел ли он ее убить, подстроил ли аварию. Потому и направилась на встречу. Самолет он купил на мое имя. Боялся, что выяснится правда о Розмари. Боялся — панически боялся — ночного голоса в телефонной трубке и подготовил путь к бегству. От меня ничего не утаил. Как только взлетели, так и принялся рассказывать. Похвалялся. Смаковал. И как убил ее — заставил покончить с собой — в больнице, использовав ее физическую и психическую немощность. Сообщил ей, что в потайном карманчике хранятся яд и зеркало. И пообещал через два часа привести того, кого она любила.

Она замолчала и протерла сухие глаза. Плакать она, как я подозреваю, не научилась.

— Защищаться мне было нечем. Пистолет он у меня отнял. А механик, прежде чем крутануть винт, ударил меня чем-то тяжелым по голове. Я пришла в себя уже в воздухе. Он все неплохо продумал. Механик должен был под присягой заявить, что я взлетела одна. Микеле поджигает самолет, выпрыгивает с парашютом, возвращается домой, отдыхает.

«Я готовил тебе свадебную карету, Флоренс, — сказал он мне. — А теперь этот самолет станет твоим гробом. Ты повторила ошибку сестры. Я любил тебя, я мог сделать тебя счастливой. Но ты оказалась коповской стукачкой. Мне не нужна полиция в доме. Я обойдусь без тебя». Он что-то сделал с ручками управления, нырнул под приборную доску. Потом вылез и приготовился к прыжку. В правой руке пистолет, направленный на меня, указательный палец левой сунул в кольцо парашюта.

«Нет, Микеле, тебе придется умереть со мной, — сказала я ему. — Твой парашют испорчен». Он, казалось, не сразу понял. Потом улыбнулся и протянул руку через плечо. Тут самолет тряхнуло, и он свалился вниз. Казалось, через вечность до меня донесся его ужасный вопль. Но я предупредила его, что парашют испорчен, предупредила…

Я прикрыл ее губы своей ладонью. О'Рурк возвращался.

— «Ройс» и механика оставим местной полиции. Я загляну к Майеру, — И О'Рурк полез в полицейскую машину. — Насчет того парня под деревьями, Рэйс, можешь не волноваться. Тихий, как Тутанхамон. И вне всяких сомнений наш общий друг Микеле Горгон.

— Да… и Флэйм действовала в рамках самозащиты…

— Придержи язык, Рэйс. — Он сосредоточился на своей сигаре. — Тело Горгона висело на ветках, когда я туда добрался. — Я насторожился, так как своими глазами видел тело распростертым на земле. — Значит, висело. Поняли? Уж я-то точно знаю, потому что парашют пришлось в куски раскромсать, чтобы труп снять. В полоски разрезал. Тоже поняли? Непонятно, почему он не раскрылся, парашют, но такое ведь бывает иной раз. И чаще всего непонятно из-за чего.

Да, О'Рурк классный скаут, кто ж спорит. Микеле Горгон, державший Флэйм в руках, мертв. Это, конечно, предрассудки… державший в руках… И не только в переносном смысле. Вовсе не из-за этого я сунул в рот сигарету и закурил. Просто покурить захотелось. Давно не курил.

Что еще? Да почти ничего. Тело Эдди Горгона всплыло тремя днями позже. В бухте всплыло. Скорее всего, Микеле приказал убрать его из кафе «Мария». Зачем? Наверное, хотел задержать неприятную новость. Надо же, какой-то Вильямс укокошил его брата Эдди! Или того, о ком все думали, что это его брат Эдди.