Онлайн чтение книги Грязными руками Les mains sales
Картина четвертая

Кабинет Хёдерера.

Обстановка строгая, но комфортабельная. Направо письменный стол, в центре столик, заваленный книгами и бумагами и покрытый ниспадающим до пола ковром. Слева, в стороне, окно, через которое виден сад. В глубине направо - дверь; слева от двери - кухонный столик с газовой плиткой. На плитке кофейник. Разношерстные стулья. Действие происходит во второй половине дня.

Уго один. Приближается к письменному столу, берет хёдереровскую ручку. Затем подходит к плитке, берет кофейник и глядит на него, насвистывая. Тихо входит Жессика.

СЦЕНА I

Жессика, Уго.

Жессика. Что это ты делаешь с кофейником?

Уго быстро ставит кофейник на место.

Уго. Жессика, тебе запретили заходить в кабинет.

Жессика. Что ты делал с кофейником?

Уго. А ты что здесь делаешь?

Жессика. Пришла тебя повидать, дорогой.

Уго. Повидала? Теперь уходи. Хёдерер скоро придет.

Жессика. Как я соскучилась по тебе, моя пчелка!

Уго. У меня нет времени на игры, Жессика.

Жессика (осматриваясь). Конечно, ты неправильно все описал. Здесь пахнет табачным пеплом, как в моем детстве в кабинете отца. О запахе-то нетрудно было рассказать.

Уго. Послушай...

Жессика. Погоди! (Шарит в кармане своего костюма.) Я пришла, чтобы принести тебе его.

Уго. Кого его?

Жессика (вынимая из кармана револьвер и протягивая его на ладошке Уго). Вот его! Ты забыл.

Уго. Я не забыл, я его никогда не беру с собой.

Жессика. А зря, ты не должен с ним расставаться.

Уго. Жессика, поскольку ты, очевидно, не поняла, говорю тебе прямо: чтоб ноги твоей здесь больше не было. Если тебе приспичило поиграть, играй в саду или в пристройке.

Жессика. Уго, ты говоришь так, как будто мне шесть лет.

Уго. А кто виноват? Это невыносимо: ты посмотреть на меня не можешь, не рассмеявшись. Ничего себе будет картинка, когда нам стукнет по пятьдесят. Хватит - это не более чем привычка, и привычка дурная, твоя и моя. Понимаешь?

Жессика. Прекрасно понимаю.

Уго. Хочешь избавиться от нее?

Жессика. Хочу.

Уго. Прекрасно. Тогда начни с того, чтобы унести этот револьвер.

Жессика. Не могу.

Уго. Жессика!

Жессика. Он твой, и ты должен его забрать.

Уго. Я же сказал, что он мне не нужен.

Жессика. А что мне с ним делать?

Уго. Что угодно, это меня не касается.

Жессика. Ты, значит, хочешь заставить свою жену весь день таскать с собой револьвер?

Уго. Иди домой и положи его в мой чемодан.

Жессика. Но я не хочу идти домой, ты чудовище!

Уго. Не нужно было приносить.

Жессика. А тебе - забывать!

Уго. Говорю тебе, я его не забывал.

Жессика. Ах, не забывал? Значит, Уго, у тебя переменились планы?

Уго. Замолчи!

Жессика. Уго, посмотри мне в глаза. Изменились твои планы или нет?

Уго. Нет, не изменились.

Жессика. Ты собираешься или нет?..

Уго. Да, собираюсь, но не сегодня.

Жессика. Ах, Уго, миленький, почему же не сегодня? Я так скучаю, прочитала все романы, которые ты мне дал, и не желаю весь день валяться в постели, как одалиска. Так и потолстеть недолго. Чего ты ждешь?

Уго. Жессика, а ты все играешь.

Жессика. Это ты играешь. Вот уже десять дней ты принимаешь важный вид, чтобы произвести на меня впечатление, а он все еще жив. Если это игра, то она затянулась. Мы и говорить-то вынуждены шепотом, чтобы нас не подслушали, и мне приходится терпеть, когда ты капризничаешь как беременная женщина.

Уго. Ты прекрасно знаешь, что это не игра.

Жессика (сухо). Тогда еще хуже: ненавижу людей, которые не делают того, что задумали. Если ты хочешь, чтобы я тебе верила, сегодня же покончи с этим.

Уго. Сегодня не выйдет.

Жессика (обычным голосом). Вот видишь!

Уго. Какая ты навязчивая! К нему сегодня придут.

Жессика. Сколько народу?

Уго. Двое.

Жессика. Убей их тоже.

Уго. Нет ничего более неуместного, чем человек, продолжающий играть, когда другим надоело. Я совсем не прошу тебя мне помогать. Боже упаси! Я только хочу, чтобы ты мне не мешала.

Жессика. Хорошо же. Делай, что хочешь, если уж ты решил, что я должна существовать вне твоей жизни. Только забери револьвер, он мне карман оттягивает.

Уго. Если заберу, ты уйдешь?

Жессика. Возьми сначала.

Уго берет револьвер и кладет его в карман.

Уго. Теперь уходи.

Жессика. Минутку! Имею я право осмотреть рабочее место моего мужа? (Подходит к письменному столу Хёдерера. Указывая на него.) Кто здесь сидит? Он или ты?

Уго (неохотно). Он. (Показывая на второй стол.) Я работаю за этим столом.

Жессика (не слушая его). Это его почерк? (Берет листок с письменного стола.)

Уго. Да.

Жессика (сильно заинтересовавшись). Вот как!

Уго. Положи.

Жессика. Ты заметил, какой странный почерк? Он каждую букву пишет отдельно.

Уго. Ну и что?

Жессика. Как ну и что? Это очень важно.

Уго. Для кого?

Жессика. Для того, кто хочет узнать его характер. Нужно же знать, кого убиваешь. А какой зазор он оставляет между словами! Каждая буква как островок, а слово - архипелаг. Это что-нибудь да значит.

Уго. Что?

Жессика. Не знаю. Как обидно: здесь все можно прочитать - и его детские воспоминания, и про женщин, которые у него были, и как он влюбляется, а я читать не умею... Уго, купи мне книгу по графологии, я чувствую, что я очень способная.

Уго. Куплю, если сейчас же уйдешь.

Жессика. А это, кажется, табурет для игры на фортепьяно?

Уго. Он самый.

Жессика (садится на табурет и кружится). Как хорошо! Значит, он усаживается, закуривает, начинает говорить и крутится на табурете.

Уго. Да.

Жессика вынимает пробку из графина, стоящего на письменном столе, и нюхает содержимое.

Жессика. Он пьет?

Уго. Как сапожник.

Жессика. Во время работы?

Уго. Да.

Жессика. И никогда не напивается?

Уго. Никогда.

Жессика. Надеюсь, ты не пьешь, когда он тебе предлагает, ты же не выносишь спиртного.

Уго. Не изображай из себя старшую сестрицу; я прекрасно знаю, что не переношу ни алкоголя, ни табака, ни горячего, ни холодного, ни сырого, ни запаха сена, ни чего-либо другого.

Жессика (медленно). Он говорит, курит, пьет, крутится на табурете...

Уго. Да, а я...

Жессика (заметив плитку). А это что? Он сам себе готовит?

Уго. Да.

Жессика (смеется). Зачем? Я могу ему готовить, я же готовлю для тебя, он мог бы обедать с нами.

Уго. У тебя так хорошо не получится, и потом ему это, кажется, нравится. Утром он варит нам кофе. Прекрасный контрабандный кофе.

Жессика (показывая на кофейник). Здесь?

Уго. Да.

Жессика. Этот кофейник ты держал в руках, когда я вошла?

Уго. Этот.

Жессика. А зачем ты его взял? Ты искал что-нибудь?

Уго. Не знаю. (Пауза.) Когда он к нему прикасается, тот обретает реальность. (Берет кофейник.) Все, к чему он прикасается, становится реальным. Он разливает кофе в чашки, я пью, смотрю, как он пьет, и чувствую, что он ощущает истинный вкус кофе. (Пауза.) И этот подлинный вкус исчезает, и настоящее тепло, и свет. Только вот это остается. (Показывает на кофейник.)

Жессика. Что - это?

Уго (широким жестом обводя комнату). Все это ложное. (Ставит кофейник на место.) Я живу в декорации. (Задумывается.)

Жессика. Уго!

Уго (вздрагивая). Да?

Жессика. Запах табака исчезнет, когда он умрет. (Внезапно.) Не убивай его.

Уго. Значит, ты веришь, что я его все-таки убью? Отвечай! Веришь?

Жессика. Не знаю. Вокруг так спокойно. И пахнет как в моем детстве. Ничего не случится! Не может ничего случиться, ты смеешься надо мной.

Уго. Вот он идет. Лезь в окно. (Тащит ее к окну.)

Жессика (сопротивляясь). Я хочу на вас посмотреть, когда вы одни.

Уго (таща ее). Быстрей!

Жессика (скороговоркой). В отцовском кабинете я забиралась под стол и часами смотрела, как отец работает. (Уго левой рукой открывает окно. Жессика вырывается и залезает под стол. Входит Хёдерер.)

СЦЕНА II

Те же и Хёдерер.

Хёдерер. Что это ты там делаешь?

Жессика. Прячусь.

Хёдерер. Зачем?

Жессика. Я хотела посмотреть, какие вы, когда одни.

Хёдерер. Не вышло. (Уго.) Кто ее впустил?

Уго. Не знаю.

Хёдерер. Это твоя жена, тебе и смотреть за ней.

Жессика. Бедная пчелка, он тебя принимает за моего мужа.

Хёдерер. А он тебе не муж?

Жессика. Нет, он мой братик.

Хёдерер (Уго). Она тебя не уважает.

Уго. Да, не уважает.

Хёдерер. Зачем ты на ней женился?

Уго. Потому что она меня не уважала.

Хёдерер. Члены партии обычно женятся на своих партийных товарищах.

Жессика. Почему?

Хёдерер. Так проще.

Жессика. А как вы узнали, что я не член партии?

Хёдерер. Нетрудно догадаться. (Смотрит на нее.) Ты ничего не умеешь, кроме как любовью заниматься...

Жессика. Даже этого не умею. (Пауза.) Как вы думаете, мне стоит вступить в партию?

Хёдерер. Как знаешь, все равно не поможет.

Жессика. А кто виноват?

Хёдерер. Мне откуда знать? Думаю, ты, как и все, наполовину жертва, наполовину сообщница.

Жессика (внезапно с силой). Ничья я не сообщница. Мной распорядились, не спросив моего мнения.

Хёдерер. Бывает. Во всяком случае, вопросы эмансипации женщин меня не увлекают.

Жессика (показывая на Уго). Как вам кажется, я приношу ему вред?

Хёдерер. Ты пришла, чтобы задать мне этот вопрос?

Жессика. А почему бы и нет?

Хёдерер. Думаю, что ты для него предмет роскоши. Буржуйские сынки, приходя к нам, обычно приносят с собой на память о прошлом что-нибудь из прежней роскоши. Одни - свободомыслие, другие - булавку для галстука. Этот привел жену.

Жессика. Так оно и есть. А вам, конечно, роскошь ни к чему.

Хёдерер. Конечно, ни к чему. (Смотрят друг на друга.) Давай, уходи и больше не возвращайся.

Жессика. Хорошо. Оставляю вашу мужскую компанию. (Выходит с достоинством.)

СЦЕНА III

Уго, Хёдерер.

Хёдерер. Ты к ней привязан?

Уго. Разумеется.

Хёдерер. Тогда запрети ей сюда приходить. Когда мне приходится выбирать между мужиком и бабой, я выбираю мужика. Однако не следует усложнять мне выбор.

Уго. Кто вас просит выбирать?

Хёдерер. Неважно, все равно я выбрал тебя.

Уго (смеясь). Вы не знаете Жессики.

Хёдерер. Очень может быть. Тем лучше. (Пауза.) Все же скажи ей, чтобы не приходила больше. (Внезапно.) Который час?

Уго. Десять минут пятого.

Хёдерер. Они опаздывают. (Идет к окну, смотрит на улицу, возвращается.)

Уго. Диктовать будете?

Хёдерер. Не сегодня. (Уго встает.) Нет, останься. Сейчас десять минут пятого?

Уго. Да.

Хёдерер. Не придут - пожалеют.

Уго. А кого вы ждете?

Хёдерер. Увидишь. Людей твоего круга. (Делает несколько шагов.) Не люблю ждать. (Подходит к Уго.) Если они придут, дело сделано, но если они в последний момент сдрейфили, придется все начинать с нуля. У меня может не хватить времени. Сколько тебе лет?

Уго. Двадцать один.

Хёдерер. У тебя время есть.

Уго. Да вы тоже не старик.

Хёдерер. Не старик, да. Но я под прицелом. (Показывает на сад.) По ту сторону забора некие людишки день и ночь только тем и озабочены, как бы меня убрать. А поскольку я не могу все время думать о том, как бы уцелеть, они в конце концов до меня доберутся.

Уго. Откуда вы это взяли?

Хёдерер. Знаю я их. Они вполне последовательны.

Уго. Вы их знаете?

Хёдерер. Да. Слышишь шум мотора?

Уго. Нет. (Прислушивается.) Не слышу.

Хёдерер. Подходящий момент для кого-нибудь, чтобы перелезть через забор. Он бы не промахнулся.

Уго (медленно). Да, момент подходящий.

Хёдерер (смотря на него). Понимаешь, им было бы лучше, если бы я не успел принять этих посетителей. (Идет к столу и наливает себе стакан.) Будешь?

Уго. Нет. (Пауза.) Вы боитесь?

Хёдерер. Чего?

Уго. Смерти.

Хёдерер. Нет, но мне надо спешить. Все время теперь спешу. Раньше я терпеливо ждал. А сейчас больше не могу.

Уго. Как вы, должно быть, их ненавидите.

Хёдерер. Почему? У меня нет принципиальных возражений против политического убийства. Такое случается в любой партии.

Уго. Дайте выпить.

Хёдерер (удивленно). Пей. (Берет графин и наливает ему. Уго пьет, не отрывая от него взгляда.) Что это с тобой? Никогда меня не видел?

Уго. Да, не видел никогда.

Хёдерер. Я для тебя лишь этап, верно. Это в порядке вещей. Ты смотришь на меня с высоты своего будущего и говоришь себе: «Я проведу у этого типа два-три года, а когда он подохнет, займусь чем-нибудь другим...»

Уго. Не знаю, удастся ли заняться чем-нибудь другим.

Хёдерер. Лет через двадцать будешь рассказывать приятелям: «В те времена я был секретарем Хёдерера». Через двадцать лет. Забавно!

Уго. Через двадцать лет...

Хёдерер. Почему бы и нет?

Уго. Еще долго.

Хёдерер. Разве? У тебя что, чахотка?

Уго. Нет. Налейте еще немножко. (Хёдерер наливает.) Я никогда не думал, что доживу до старости. Я тоже спешу.

Хёдерер. Ты - другое дело.

Уго. Нет. (Пауза.) Иногда я готов руку дать на отсечение, чтобы поскорей стать мужчиной, а иногда мне кажется, что я не хочу пережить свою молодость.

Хёдерер. Не знаю, что это такое.

Уго. О чем вы?

Хёдерер. О молодости - я не знаю, что это. Я из детства сразу перескочил в зрелость.

Уго. Да, это буржуазная хвороба. (Смеется.) Многие от нее умирают.

Хёдерер. Хочешь, я помогу тебе?

Уго. Как это?

Хёдерер. Ты, видать, не по той дорожке пошел. Хочешь, помогу?

Уго (вздрогнув). Только не вы! (Быстро овладевает собой.) Мне никто не поможет.

Хёдерер (идет к нему). Послушай, малыш... (Останавливается и прислушивается.) Приехали. (Подходит к окну.) Высокий - это Карский, секретарь Пентагона. Толстяк - принц Поль.

Уго. Сын регента?

Хёдерер. Да. (Выражение лица его изменилось. Теперь у него безразличный, строгий и уверенный вид.) Хватит тебе пить. Дай мне стакан. (Выплескивает остаток в окно.) Садись, слушай, о чем мы будем говорить, и, когда я подам знак, начнешь записывать. (Закрывает окно и садится за свой стол.)

СЦЕНА IV

Те же. Карский, принц Поль, Слик, Жорж.

Посетители входят, их подталкивают автоматами Слик и Жорж.

Карский. Я Карский.

Хёдерер (не вставая). Я узнал вас.

Карский. Вы знаете, кто это со мной?

Хёдерер. Знаю.

Карский. Отошлите ваших горилл.

Хёдерер. Порядок, парни. Проваливайте.

Слик и Жорж уходят.

Карский (иронически). Хорошая у вас охрана.

Хёдерер. Если бы я не принимал некоторых мер предосторожности, то не имел бы удовольствия с вами встретиться.

Карский (поворачиваясь к Уго). А это кто?

Хёдерер. Мой секретарь. Он останется с нами.

Карский (подходя к Уго). Вы Уго Барин? (Уго не отвечает.) Вы что, с ним заодно?

Уго. Да.

Карский. На прошлой неделе я видел вашего отца. Вас интересует, как он живет?

Уго. Нет.

Карский. Не исключено, что вы будете виновником его смерти.

Уго. Насколько я понимаю, он виновник моего появления на свет. Мы с ним квиты.

Карский (не повышая голоса). Никчемный вы человек.

Уго. Скажите...

Хёдерер. Замолчи ты! (Карскому.) Вы не для того пришли сюда, чтобы задирать моего секретаря. Садитесь, прошу вас. (Садятся.) Коньяк?

Карский. Спасибо.

Принц. И мне, пожалуйста.

Хёдерер наливает обоим.

Карский. Перед нами знаменитый Хёдерер. (Смотрит на него.) Позавчера ваши люди опять стреляли в наших.

Хёдерер. Почему?

Карский. У нас в одном гараже склад оружия, и ваши вознамерились его захватить, только и всего.

Хёдерер. Ну и как, удалось?

Карский. Да.

Хёдерер. Неплохо сработано.

Карский. Гордиться тут нечем. Их было десять против одного.

Хёдерер. Когда хочешь одержать верх, лучше быть вдесятером против одного, так вернее.

Карский. Не будем продолжать эту дискуссию; боюсь, нам не договориться, мы не одной крови.

Хёдерер. Мы одной крови, но принадлежим к разным классам.

Принц. Господа, не поговорить ли нам о деле?

Хёдерер. Разумеется. Я вас слушаю.

Карский. Нет, это мы вас слушаем.

Хёдерер. Это какое-то недоразумение.

Карский. Возможно. Если бы я не предполагал, что у вас есть к нам определенные предложения, я бы не пришел.

Хёдерер. Я ничего не могу вам предложить.

Карский. Лучше не придумаешь? (Встает.)

Принц. Господа, прошу вас. Сядьте, Карский. Вы не с того начали. Разве нельзя смягчить тон нашей беседы?

Карский. Смягчить? Вы что, не заметили, как он смотрел, когда двое его псов толкали нас в спину своими пушками? Эти люди нас ненавидят. По вашему настоянию я согласился на эту встречу, но уверен, что из нее ничего хорошего не выйдет.

Принц. В прошлом году. Карский, вы дважды устраивали покушения на моего отца, и все же я согласился на встречу с вами. Может, у нас нет причин так уж любить друг друга, но при чем тут чувства, когда речь идет об интересах нации. (Пауза.) Получается, впрочем, что эти интересы мы понимаем по-разному. Вы, Хёдерер, являетесь исключительным выразителем законных требований рабочего класса. Мой отец и я всегда благосклонно относились к этим требованиям, но по причине тревожного положения в Германии были вынуждены придавать им второстепенное значение, ибо мы осознали, что первоочередным нашим долгом является сохранение независимости территории хотя бы и за счет непопулярных мер.

Хёдерер. Вы имеете в виду объявление войны Советскому Союзу?

Принц (продолжает). Карский и его единомышленники со своей стороны не разделяют нашу точку зрения на внешнюю политику или недооценивают того, что Иллирия в глазах заграницы должна предстать объединенной и мощной, как один народ с одним вожаком,- короче, они создали подпольную оппозиционную партию. И получилось, что людям одинаково честным, одинаково преданным своей родине пришлось разойтись из-за неодинакового понимания своего долга. (Хёдерер грубо смеется.) Вы хотели что-то сказать?

Хёдерер. Ничего. Продолжайте.

Принц. Сейчас наши позиции сблизились и по всему видно, что каждый из нас приобрел более широкий взгляд на вещи. Мой отец не хочет продолжать бесполезную и разорительную войну. Разумеется, мы не вправе заключать сепаратный мир, но я могу вам гарантировать, что военные действия будут вестись без особого усердия. Карский со своей стороны считает, что междоусобица лишь наносит вред нашей стране и мы все хотим способствовать установлению мира в будущем, прибегнув сегодня к национальному объединению. Конечно, подобный союз не может быть осуществлен открыто, не вызвав подозрения со стороны Германии, но он может состояться на уровне существующих подпольных организаций.

Хёдерер. Дальше.

Принц. Это все. Мы с Карским хотели сообщить вам радостную новость о нашем принципиальном соглашении.

Хёдерер. А мне какое до этого дело?

Карский. Послушайте, мы с ним попусту время теряем.

Принц (продолжает). Само собой разумеется, что союз этот должен стремиться к тому, чтобы стать всеобъемлющим. Если пролетарская партия изъявит желание присоединиться к нам...

Хёдерер. Что вы предлагаете?

Карский. Два голоса для вашей партии в подпольном национальном комитете, который мы создали.

Хёдерер. Два голоса из скольких?

Карский. Из двенадцати.

Хёдерер (изображая вежливое удивление). Два голоса из двенадцати?

Карский. Регент делегирует четверых своих советников, шесть остальных голосов получит Пентагон. Будет избран президент.

Хёдерер (насмешливо). Два голоса из двенадцати!

Карский. Пентагон объединяет большую часть крестьянства, или пятьдесят семь процентов населения, а также почти всех представителей буржуазии. Пролетариат же составляет от силы двадцать процентов населения, к тому же он не весь на вашей стороне.

Хёдерер. Ну и что же?

Карский. Мы перегруппируемся и сольемся на основе наших двух подпольных организаций. Ваши люди войдут в наше пентагоновское объединение.

Хёдерер. Вы хотите сказать, что наши войска будут поглощены Пентагоном?

Карский. Это наилучшая формула для примирения.

Хёдерер. Действительно: примирение путем поглощения одного противника другим. Конечно, после этого совершенно логично предложить нам всего два голоса в Центральном Комитете. Даже слишком щедро - ведь эти два голоса не будут никого представлять.

Карский. Вы не обязаны соглашаться.

Принц (торопливо). Но если вы согласитесь, правительство, разумеется, будет готово отменить законы тридцать девятого года о прессе, профсоюзах и рабочей карточке.

Хёдерер. Соблазнительно! (Стучит по столу.) Итак, мы познакомились, теперь пора переходить к делу. Вот мои условия: число членов руководящего комитета сокращается до шести. Пролетарская партия получает три голоса, остальные три вы распределяете между собой по своему усмотрению. Подпольные организации будут, как и теперь, совершенно обособлены и смогут предпринять совместные действия лишь по решению ЦК. Решайте.

Карский. Это шутка?

Хёдерер. Вы не обязаны соглашаться.

Карский (Принцу). Теперь вы видите, что с этими людьми невозможно договориться. Две трети населения страны на нашей стороне, у нас есть деньги, оружие, военизированные подразделения, к тому же, благодаря нашим мученикам, у нас моральное превосходство - и вот горстка нищих без зазрения совести требует большинства в ЦК.

Хёдерер. Так как? Вы согласны?

Карский. Нет. Обойдемся без вас.

Хёдерер. Тогда убирайтесь. (Карский недолго колеблется, затем идет к выходу. Принц не встает с места.) Посмотрите на Принца, Карский, он посообразительней, он уже понял.

Принц (Карскому, мягко). Не следует, не подумав, отвергать это предложение.

Карский (резко). Это не предложение, это абсурдное требование, которое я отказываюсь обсуждать. (Он, однако, не уходит.)

Хёдерер. В сорок втором полиция преследовала и ваших, и наших, вы организовывали покушения на регента, а мы саботировали выпуск военной продукции. Когда пентагоновец сталкивался с кем-нибудь из наших, один из них обязательно бывал убит на месте. А сейчас вы вдруг вообразили, что все мы должны по-братски обняться. С какой стати?

Принц. Для блага партии.

Хёдерер. А разве понятие «благо партии» изменилось с сорок второго? (Пауза.) Может, это произошло потому, что русские побили Паулюса под Сталинградом, а немцы вот-вот проиграют войну?

Принц. Никто не оспаривает того факта, что по мере углубления конфликта создается новая ситуация. Но я не понимаю...

Хёдерер. Полагаю, вы прекрасно все понимаете... Я не сомневаюсь в том, что вы хотите спасти Иллирию. Но спасти такой, какова она сейчас, сохранив режим социального неравенства и классовые привилегии. Пока немцы побеждали, ваш отец был на их стороне. Теперь, когда положение дел изменилось, он пытается наладить отношения с русскими. Это непросто.

Карский. Хёдерер, в борьбе с немцами сложили головы многие из наших, и я не позволю вам утверждать, будто мы вступили в сговор с врагом, чтобы сохранить наши привилегии.

Хёдерер. Знаю, Карский, Пентагон состоял сплошь из германофобов. Вы были в выигрышном положении: регент выслуживался перед Гитлером, чтобы помешать ему оккупировать Иллирию. Вы были и русофобами, поскольку русские были далеко. Иллирия, одна только Иллирия,- старая песня. В течение двух лет вы ее пели националисти чески настроенной буржуазии. Но русские на подходе; они будут здесь меньше чем через год, и Иллирия не останется в одиночестве. Как же быть? Нужно получить гарантии. Хорошо бы им сказать: Пентагон всегда работал на вас и регент играл двойную игру. Однако они не обязаны вам верить. Что им делать? А? Что? Ведь это мы объявили им войну.

Принц. Дорогой Хёдерер, когда СССР поймет, что мы искренне...

Хёдерер. Когда СССР поймет, что со всей искренностью его победе способствовали фашистский диктатор и партия консерваторов, не думаю, что он сразу же станет их лучшим другом. (Пауза.) Есть лишь одна партия, пользующаяся по-прежнему доверием СССР, единственная, которая за всю войну была с ним в постоянном контакте; она одна может заслать своих эмиссаров за линию фронта и обеспечить вашу комбинацию. Это наша партия. Когда русские придут, они будут на все смотреть нашими глазами. (Пауза.) Из этого следует, что вы должны следовать нашим указаниям.

Карский. Я не должен был приходить.

Принц. Карский!

Карский. Можно было догадаться, что на честные предложения вы ответите бесстыдным шантажом.

Хёдерер. Кричите на здоровье, меня этим не возьмешь. Визжите как свинья недорезанная. Но запомните: когда советские войска будут на нашей территории, мы возьмем власть вместе, вы и мы, если будем сотрудничать; но если мы не договоримся, к концу войны моя партия одна придет к власти. Пора сделать выбор.

Карский. Я...

Принц (Карскому). Исступление сейчас неуместно, надо реально оценивать ситуацию.

Карский (Принцу). Вы трус, вы заманили меня в западню, чтобы спасти свою шкуру.

Хёдерер. Какую западню? Уходите, если хотите. Мы и без вас с Принцем поладим.

Карский (Принцу). Вы не посмеете...

Принц. Почему бы и нет? Если такая комбинация вам не по вкусу, никто вас не заставляет участвовать в ней; мое решение от вашего не зависит.

Хёдерер. Разумеется, союз нашей партии с правительством регента поставит Пентагон в трудное положение в последние месяцы войны; само собой, мы его сразу разгоним, когда побьем немцев. Но поскольку вы не хотите запачкать рук...

Карский. Три года мы боролись за независимость нашей страны, тысячи молодых людей отдали жизнь за наше дело, мы заставили всех уважать нас, и все это для того, чтобы в один прекрасный день германская партия спуталась с русскими и напала на нас из-за угла.

Хёдерер. Оставьте сантименты, Карский. Вы проиграли потому, что должны были проиграть. «Иллирия, одна только Иллирия...» - дурной лозунг, он не защитит крошечную страну, окруженную могущественными соседями. (Пауза.) Вы принимаете мои условия?

Карский. Я не уполномочен ничего решать единолично.

Хёдерер. Я тороплюсь. Карский.

Принц. Дорогой Хёдерер, может, мы дадим ему возможность поразмыслить; война еще не кончена и вряд ли ей придет конец в ближайшее время.

Хёдерер. Но я не могу ждать. Может, мне придет конец в ближайшее время. Карский, я вам доверяю. Я всегда доверяю людям - это мой принцип. Знаю, вам нужно посоветоваться с вашими, но я уверен, что вы их убедите. Если вы дадите мне принципиальное согласие, завтра я поговорю с товарищами по партии.

Уго (вскакивая). Хёдерер!

Хёдерер. Чего тебе?

Уго. Как вы смеете?

Хёдерер. Молчать!

Уго. Вы не имеете права. Как же это... Господи! Ведь это те же самые. Те, кто приходил к моему отцу... Те же пустые и угрюмые лица... Они и здесь меня настигли. Вы не имеете права, они все вокруг заполонят, все отравят, они сильнее всех...

Хёдерер. Да замолчи же!

Уго. Послушайте, вы оба! Партия не поддержит его махинации. Не рассчитывайте, что он вас прикроет, партия не на его стороне.

Хёдерер (спокойно, двум другим). Не придавайте этому значения. Чисто личная реакция.

Принц. Понятно, но его крики утомительны. Нельзя ли попросить ваших телохранителей вывести этого молодого человека?

Хёдерер. Зачем же? Он сам выйдет. (Встает и идет к Уго.)

Уго (отступая). Не трогайте меня. (Засовывает руку в карман, где спрятан револьвер.) Вы не хотите меня выслушать? Не хотите слушать меня?

В этот момент раздается сильный взрыв, вылетают стекла, выпадает оконная рама.

Хёдерер. Ложись!

Хватает Уго за плечи и кидает его на землю. Остальные бросаются ничком.

СЦЕНА V

Те же; Леон, Слик, Жорж вбегают. Затем-Жессика.

Слик. Ты ранен?

Хёдерер (поднимаясь). Нет. Кто-нибудь ранен? (Карскому, который встает.) У вас кровь!

Карский. Ничего страшного. Осколки стекла.

Жорж. Граната?

Хёдерер. Граната или бомба. Промашка вышла. Обыщите сад.

Уго (повернувшись к окну, про себя). Подонки! Подонки!

Леон и Жорж прыгают в окно.

Хёдерер (Принцу). Я ожидал чего-нибудь подобного, но сожалею, что они выбрали именно этот момент.

Принц. Пустяки! Это смахивает на дворец моего отца. Карский! Это дело рук ваших людей?

Карский. Вы с ума сошли?

Хёдерер. Это меня хотели убрать, и никого другого. (Карскому.) Видите, стоит все-таки принимать меры предосторожности. (Смотрит на него.) У вас сильно идет кровь.

Вбегает запыхавшаяся Жессика.

Жессика. Хёдерер убит?

Хёдерер. С вашим мужем ничего не случилось. (Карскому.) Леон проводит вас в мою комнату и перевяжет, а затем мы продолжим беседу.

Слик. Вам всем надо подняться наверх, они могут опять приняться за свое. Поговорите, пока Леон будет делать перевязку.

Хёдерер. Ладно.

Жорж и Леон влезают в окно.

Ну и что?

Жорж. Бомба. Они забросили ее в сад и драпанули. Весь удар пришелся на стену.

Уго. Подонки.

Хёдерер. Пойдемте наверх. (Направляется к выходу. Уго идет за ними.) Ты останешься здесь.

Смотрят друг на друга. Затем Хёдерер отворачивается и уходит.

СЦЕНА VI

Уго, Жессика, Жорж и Слик.

Уго (сквозь зубы). Подонки.

Слик. Чего?

Уго. Люди, бросившие бомбу, подонки. (Наливает себе стакан.)

Слик. Нервишки шалят?

Уго. Да нет.

Слик. Ничего страшного. Это боевое крещение. Привыкнешь.

Жорж. Со временем тебе даже понравится. Скажи, Слик?

Слик. Отвлекаешься, рассеиваешься, ноги разминаешь.

Уго. Я не нервничаю, я злюсь. (Выпивает.)

Жессика. На кого, пчелка?

Уго. На подонков, которые бросили бомбу.

Слик. Везет же, мы уже давно не злимся.

Жорж. Это наш хлеб; если бы не они, нас бы здесь не было.

Уго. Видишь, все спокойно, все довольны. У него текла кровь, как из недорезанной свиньи, а он повторял: «Ничего страшного». Они храбрые. Это законченные и отпетые сукины дети, но храбрости у них не отнимешь, и ты не можешь их окончательно презирать. (Грустно.) Вот загадка. Достоинства и пороки распределены несправедливо.

Жессика. Ты не трус, любовь моя.

Уго. Я не трус, но и не храбрец. Слишком я беспокойный. Хотел бы я уснуть и во сне быть Сликом. Посмотри-ка на него: стокилограммовая туша, а мозг с орешек, как у кита. Этот орешек посылает с высоты сигналы страха и гнева, но они теряются в мускульной массе. Ему только щекотно.

Слик (смеясь). Слыхал?

Жорж (смеясь). А он прав.

Уго пьет.

Жессика. Уго!

Уго. А?

Жессика. Хватит пить.

Уго. Почему? Что мне еще делать? Меня уволили.

Жессика. Хёдерер тебя уволил?

Уго. Хёдерер? Почему Хёдерер? Думай что хочешь о Хёдерере, но этот человек мне поверил. А ведь не все мне верят. (Пьет. Идет к Сличу.) Бывает, тебе поручили деликатное дело, ты из кожи вон лезешь, чтобы его выполнить, а затем, когда все на мази, оказывается, что над тобой подшутили и настоящее дело поручено другим.

Жессика. Замолчи! Зачем им знать о наших семейных дрязгах?

Уго. Семейных дрязгах? Ха! (Расплывается в улыбке.) Вот женщина!

Жессика. Это он обо мне. Он уже два года меня попрекает, что я ему недостаточно доверяю.

Уго (Слику). Вот голова, правда? (Жессике.) Да, ты мне не доверяешь. Или доверяешь?

Жессика. По крайней мере, не сейчас.

Уго. Мне никто не доверяет. Может, я физиономией не вышел. Скажи, что ты меня любишь.

Жессика. Не при них.

Слик. Да не обращайте на нас внимания.

Уго. Она меня не любит. Она не знает, что такое любовь. Она ангел. Соляной столб.

Слик. Соляной столб?

Уго. Нет, я хотел сказать, ледяная статуя. Приласкай ее, она растает.

Жорж. Брешешь!

Жессика. Пошли домой, Уго.

Уго. Погоди, я дам Слику один совет. Нравится он мне, Слик, я его люблю, потому что он сильный и ни о чем не думает. Хочешь совет, Слик?

Слик. Валяй, куда денешься.

Уго. Слушай, не женись слишком рано.

Слик. За меня не беспокойся.

Уго (который начинает пьянеть). Нет, послушай: не женись молодым. Понимаешь, о чем я? Не женись слишком рано. Не бери на себя то, что тебе не по силам. Иначе потом не развяжешься. Все так запутано. Может, вы заметили, молодым быть нелегко. (Смеется.) Деликатное дело. Что тут деликатного, скажи на милость!

Жорж. Какое такое дело?

Уго. Ага! Мне дали одно поручение.

Жорж. Какое?

Уго. Они хотят заставить меня разговориться, но попусту теряют время. Я непроницаем. (Смотрится в зеркало.) Непроницаем! Лицо, начисто лишенное выражения. Лицо как у всех. А ведь все должно быть написано на лице, боже ты мой. Все без исключения.

Жорж. О чем ты?

Уго. О моем деликатном поручении.

Жорж. Слик?

Слик. Хм...

Жессика (спокойно). Не ломайте себе голову. Он хочет сказать, что я жду ребенка. И он смотрится в зеркало, чтобы понять, похож ли на отца семейства.

Уго. Вот оно! Отец семейства! Точно. В точку попала. Я - отец семейства. Мы с ней понимаем друг друга с полуслова. Непроницаемый вид. А должно быть видно, что я... будущий отец семейства. По какому-нибудь признаку. По выражению лица. По биению сердца. (Пьет.) А Хёдерера мне жаль. Говорю вам, он бы мог мне помочь. (Смеется.) Скажите на милость, они там наверху болтают, а Леон обманывает противную рожу Карского. А вы все дубины. Стреляйте в меня.

Слик (Жессике). Пареньку не надо было пить.

Жорж. Он не умеет.

Уго. Говорю, стреляйте. Делайте свое дело. Послушайте: отец семейства никогда не бывает настоящим отцом семейства, а убийца - настоящим убийцей. Это игра, понимаете? А вот мертвец - всегда настоящий. Быть или не быть, слыхали? Вы же меня понимаете. Я могу быть только мертвецом, владельцем трех аршинов земли. А остальное - все комедия. (Внезапно останавливается.) И это комедия. Все эти разговоры. Все, что я говорю. Может, вы решили, что я отчаялся? Отнюдь нет - я разыгрываю отчаяние. Как тут остановишься?

Жессика. Может, пойдем?

Уго. Погоди. Нет. Не знаю... Как бы решить, хочу я или нет?

Жессика (наливая стакан). Тогда выпей.

Уго. Ладно. (Пьет.)

Слик. Вы что, споить его решили?

Жессика. Так он скорее угомонится. Надо чуть-чуть подождать.

Уго выпивает стакан. Жессика вновь его наполняет.

Уго (опьянел). О чем это я? Об убийстве. Мы с Жессикой знаем, что это такое. Дело в том, что внутренний голос не умолкает. (Стучит себя по лбу.) А мне нужна тишина. (Слику.) У тебя, небось, в голове спокойно - ни звука, черная ночь. Что это вы забегали? Не смейтесь, я знаю, что я надрался и что я вам противен. Скажу одно: никому не пожелаю быть в моей шкуре. Нет- нет. Плохая у меня шкура. Да не крутитесь вы! Главное, поджечь фитиль. Кажется, что это очень просто, но я никому не пожелаю. Фитиль, в нем все дело. Поджечь фитиль. И все подорвутся, и я вместе со всеми, алиби не понадобится - тишина и спокойствие. Если только мертвецы не ломают комедию. Подумайте, вдруг ты умер и узнал, что мертвецы-то на поверку живые и только притворяются мертвыми. Помрем - увидим. Вот только фитиль нужно поджечь. Это психологически важно. (Смеется.) Не кружитесь вы так, ради бога. Я тогда тоже покружусь. (Пытается кружиться и падает на стул.) Вот плоды буржуазного воспитания.

У Уго болтается голова. Жессика подходит и смотрит на него.

Жессика. Довольно. Помогите мне отнести его в постель.

Слик смотрит на нее и чешет в затылке.

Слик. Разболтался ваш муженек.

Жессика (смеясь). Вы его еще не знаете. Все, что он мелет, не имеет никакого значения.

Слик и Жорж поднимают его за плечи и за ноги.

ЗАНАВЕС