Онлайн чтение книги Московская плоть
9

За пределами распластавшегося низко по земле Чертолья Москва набухала, амбициозно вспучивалась под небеса. Плоть пульсировала в венах и артериях метро, дразня живым теплом. За пару недель до описываемых событий Внука занесло под вечер на Большую Полянку. Появился в его расписании некий забавный аттракцион «единения с народом». Когда-то Внук любил столоваться на Пасху, предоставлявшую вполне легитимную возможность для поцелуев с любым, кто понравится. Предпасхальные дни радовали мажорной суетой и скоплениями чистой публики. Сытые франтихи толклись в модных лавках, примеряя розовые капуцины, щеголи покупали пассиям перчатки с тиснеными сердечками. Так что это была не просто трапеза, а веселое времяпрепровождение. Но с тех пор как в Москве построили метро, это место стало основным накопителем органики. Толкотня у эскалаторов и в вагонах способствовала превращению метро в общепит для акционеров холдинга ЗАО МОСКВА. В этом содержалась некоторая доля риска, потому что запросто можно было нарваться на иногороднюю плоть. Но обострившееся обоняние безошибочно улавливало специфический запах реликтовой формулы чистой московской органики.

Среди разношерстной толпы члены комьюнити без труда вычисляли своих и старались застолбить за собой определенные станции, чтобы не пересекаться. В отличие от прочих москвичей, любивших совместные многолюдные застолья, акционеры холдинга ЗАО МОСКВА столовались сугубо индивидуально.

В нужном месте Внук оказался раньше, чем следовало. Он по привычке касался пальцами крохотного, едва заметного чужому глазу, бриллианта в мочке левого уха, напоминавшего ему о былой возлюбленной – его невосполнимой потере. Он знал, что она так и не полюбила его. Она словно разгадала его природу – и отвергла. Теперь же бриллианты в ухе носили все кому не лень – из тех, кто мог себе их позволить. И они ровным счетом ничего не означали, кроме моды.

Он терпеливо ждал, когда пробьет его час, и глядел по сторонам. Под козырьком входа в книжный магазин ему на глаза попались несколько основательных вазонов. В один была вправлена железная урна, из другого торчала кривая елка, третий служил пепельницей. Внук достал пачку Treasurer. Поглядывая на часы, подкурил от Zippo, купленной им на Ebay в 1933 году за восемнадцать тысяч восемьсот долларов и случайно сегодня обнаруженной в кармашке несессера. Так бывало уже не раз: вещи надолго пропадали, а потом возникали вновь уже на каком-то следующем круге. Жили, можно сказать, своей отдельной жизнью. Повертев в пальцах раритетную зажигалку, Уар решил, что непременно подарит ее Растопчину – порадует старика.

Курить на морозце оказалось как-то особенно сладко. Он затягивался и с новым внезапным интересом обозревал давно знакомую, веками исхоженную и изъезженную улицу. Табун разномастных скакунов отдыхал от седоков, уткнувшись бамперами в бордюр. Bugatti Внука выглядел в этом ряду Тадж-Махалом среди лачуг. На противоположной стороне улицы, прямо напротив книжного магазина, виднелось безжизненное старое пожарное депо, зажатое двумя особняками – его ровесниками. Так и вековали они, стоя плечом к плечу, поддерживая друг друга. Судя по узким и низким, по современным меркам, воротам депо, поместиться в «стойлах» могли только конные линейки с бочками воды, обвешанными ведрами и баграми. Впрочем, пожарное депо было уже относительно новым, просто вызвало воспоминания: как заливался истерично сигнальный колокол на каланче, с которой Москва была видна как на ладони, взлетали шары, обозначавшие род и степень опасности пожара, как неслась по улицам четверка воронежских рыже-белых битюгов пожарного обоза, как содрогались булыжники мостовой и звенели стекла в окнах. Уар находил забавным, что московскую пожарную команду создал граф Растопчин. Во искупление, должно быть…

Милые сердцу Уара воспоминания были прерваны появлением откровенно помойного кота, который замер, изготовясь к прыжку, нервно подрагивая хвостом и глядя на молодого человека желтыми гипнотическими глазами хищника. Внук ощутил пробежавший вдоль позвоночника знакомый холодок. Взяв себя в руки, он точным броском отправил сигарету в урну и вошел в магазин.

В книжном колыхалась тихая, солидная толчея. Продавцы спешили сделать новую выкладку только что изданного нового романа культового писателя. Самые нетерпеливые читатели подхватывали книгу прямо с тележки. Книга, за которой пришел Уар, не вызывала такого ажиотажа и была оформлена строго и буднично. На нее никто не обращал внимания. Он бы и сам прошел мимо, если бы не крючковатый палец старого книжного червя, ткнувший в корешок прямо перед его носом: «БРАНДМАЙОРСКИЕ КОМАНДЫ. ИЗ ИСТОРИИ ПОЖАРНОГО ДЕЛА В МОСКВЕ». Книжка была издана лет десять назад. Странно, что завалялась на полке. Запах типографской краски, к огорчению Уара, отсутствовал начисто. Листать книгу было неудобно, он даже порезался о тонкий срез листа и сунул порезанный палец в рот. Но тут книга неожиданным образом распалась, как будто кто-то уже читал ее и разглаживал ладонью разворот. На раскрывшейся странице Внук увидел давнее, знакомое:

«В 6 часов вечера загорелось в одном доме, в сенях, как говорили, от варки варенья. Дом был деревянный, и его вмиг охватило огнем. Не прошло и часа, как горела уже вся улица. Поднялась буря, пожар разгорался все сильнее и сильнее, и к полуночи пылало 165 домов, то и дело оглушительно рушились горящие постройки. Вскоре пламя перекинулось на дегтярный двор с тысячью пудов дегтя в бочках, по земле рекою потек горящий деготь. А воды для тушения поблизости не оказалось, и пока ездили на пруды, огонь охватил еще несколько квадратных верст этой части города. Пепел наполнил весь воздух, словно из вулкана, а льющийся деготь, сало и разные масла представляли нечто вроде лавы».

Он вспомнил то зарево, что наблюдали они с маменькой более суток с высокого хребта Варварки, подивился, что так живы воспоминания, оплатил покупку и вышел на морозный воздух.

– Молодой человек, – услышал он за спиной, – а метро отсюда далеко?

Обернувшись, Внук увидел двух крепко сцепившихся, чтобы не растянуться на гололеде, женщин. Шапки, шарфы, поднятые воротники и поднятые плечи. Да еще и под пальто наверняка полно всего «поддето». Схожесть черт лица и приличная разница в возрасте женщин выдавали в них мать и дочь. У младшей над шарфом белела полосочка гладкой шейки. И чего их всех несет в Москву? Сидели бы по домам, подумал Уар и заставил себя отвести взгляд.

– Не далеко. Москва вообще город маленький, – усмехнулся он и показал рукой в сторону станции «Полянка».

Посмотрел на часы: до ожидаемого часа пик оставалось не так много времени. Народец уже вовсю валил в метро. Внук пошел вслед за толпой, сглатывая поминутно слюну. Стараясь не смотреть по сторонам, чтобы не расстраиваться от вида всевозможных гадких шапок и шарфов, он реагировал на тепло, исходившее от пассажиров, когда они, спустившись в подземку, снимали капюшоны и разматывали шарфы. Он шел на тепло их загривков.

Насытившись, Уар собирался вернуться на Большую Полянку, где оставил машину. Его клонило в сон, и он уже предвкушал, как вздремнет часок-другой, как вдруг… Откуда возникает это волнение? Из предчувствия? Из готовности к встрече? Из ожидания ее?

Уар был эстетом высшей пробы. Его притягивала гармония – редкий зверь в общественном транспорте столицы. Но волосы этой девушки были так изысканно, бесстыдно и маняще подняты над лилейной шейкой, что напомнили Уару женские портреты Китагавы Утамаро. За несколько лет художник в поисках гармонии умудрился запечатлеть почти всех хорошеньких женщин Эдо, выявив множество нюансов в одном только ракурсе прихотливых линий спины-плеч-шеи-затылка. Внук словно видел перед собой графический лист. Девушка стояла на эскалаторе ступенькой выше. Совершенство очертаний розового ушка с каплей жемчуга под мочкой, стройность и безупречность линии шеи и теплого затылка с тяжелым пучком небрежно заколотых волос увлекли его за собой, словно сель, мчащийся с гор. Он, можно сказать, был фанатом безупречности. И, как капризное дитя, возжелал присвоить сей шедевр. Украсить им свою жизнь. С первого взгляда обращенных на него больших серых изумленных глаз он понял, что она даже не догадывается, в чем ее прелесть и предназначение. Хотя ее царственная осанка говорила об уверенности в себе. Эта девушка всем своим обликом так не похожа была на тех, кто ходил по улицам этого города, и сулила ему новые, доселе не вкушаемые радости. Доселе неведомые. Что еще осталось для него неведомым? Чем мог он скрасить свои монохромные постылые будни, до краев залитые осточертевшим гламуром? Но маленькое темное пятнышко на серой радужке ее левого глаза поведало ему больше, чем резюме или рентгеновский снимок. Пятнышко, которое простые смертные могли бы счесть изъяном, сулило ему понимание, отдохновение и блаженство. Эта девушка должна принадлежать ему. Он обернет ее тело в подобающие одежды, плеснет брызгами сапфиров, окропит бриллиантовой росой. Это его, несомненно, развлечет. А потом он сделает ее такой, как он сам. И тогда темное пятнышко разольется по всей радужке и навсегда изменит ее цвет. Может быть, именно ей суждено унять боль его трагической потери? Излечить его вот уже почти сто лет кровоточившую рану… Рана затянется, потом покроется шершавыми струпьями, и, возможно, он будет жить дальше, не думая о добровольном уходе.

Девушке словно передалось его волнение. Ощутив легкое дыхание на своей шее, там, где волосы подобраны вверх и прихвачены зажимом, она оглянулась и забыла все на свете от этого взгляда – такого глубокого и влекущего, как вечность. Она никогда не встречала таких мужчин. То есть она догадывалась об их существовании, но они входили в категорию «принцев», что исключало точки пересечения в реальной жизни. Он не походил ни на одного из ее знакомых. Ни внешностью, ни повадкой. С первого взгляда она угадала в нем некую инородность. Другой, недостижимый статус. Она не запомнила его одежду, просто он в ней был безупречно органичен. От него исходил тонкий изысканный аромат, который хотелось вдыхать бесконечно. Какой он… Ах, какой он… Зачем он дышал ей в точеную белую шейку? Почему не отвел глаз, когда она обернулась? Он удерживал ее взглядом, пока лента эскалатора поднимала их на поверхность ничего не подозревающей Москвы, в которой уже произошло это таинство взаимного притяжения двух душ, еще пять минут назад не подозревавших о существовании друг друга. Астрономы тем вечером дивились неожиданному внеплановому параду планет, а войска ПВО были приведены в боевую готовность по причине наличия ярко-красной полосы, рассекшей небо над столицей.

Они вышли из метро так же молча, боясь расплескать это пьянящее состояние, не будучи в силах ни заговорить, ни расстаться. И лишь у машины он взял ее за руку и усадил в салон.

Она, конечно, слышала такое слово – «комфорт». И даже иногда употребляла его. Так туземцы называют одеждой свою набедренную повязку. И вдруг ей приоткрылся истинный смысл давно знакомого слова. И смысл оказался совсем другим. В этот момент она осознала, что «комфорт» – это любовь. Те, кто придумал и сделал эту машину, любили ее, неведомую им девушку из далекой заснеженной Москвы. И готовили эту машину к встрече с ней.

Уар не спешил. Ему вот уже несколько веков некуда было спешить. Они стояли в пробке, и он держал ее теплую руку в своей – холодной. И Машеньке захотелось его отогреть. Всем своим теплом. Всей своей горячечной нежностью.