Онлайн чтение книги На поле славы Na polu chwały
XXVIII

Наконец наступил для Яцека давно желанный день счастья. В Кракове уже давно распространилась весть, с удивлением повторяемая мещанами, что в полку находится некий рыцарь, который сегодня женится, а назавтра садится на коня. А когда распространился слух, что король и королева должны присутствовать на венчании, толпы людей с утра уже начали собираться в костеле и возле него. Дошло, наконец, до того, что королевские телохранители должны были поддерживать порядок, чтобы сделать свободным проезд для свадебных гостей.

Товарищи Тачевского собрались как один человек и сделали это как из доброжелательства и дружбы к нему, так и ради удовольствия участвовать в процессии, в которой присутствовал сам король, и принадлежать как бы к его частной компании. Приехало также и много сановников, которые даже никогда не слыхали о Яцеке Тачевском, так как было известно, что королева протежирует молодой паре, а при дворе много зависело от ее расположения и милости.

Однако многим казалось не менее удивительным, чем мещанам, что король, на плечах которого покоилась в данный момент судьба почти всего света и к которому ежедневно приезжали на взмыленных лошадях заграничные курьеры, находит время, чтобы присутствовать на свадьбе простого дружинника. Одни объясняли это себе добротой короля и желанием расположить к себе войско, другие строили предположения, что между королем и Тачевским существуют какие-то близкие, родственные отношения, о которых нельзя говорить; наконец, третьи смеялись над этими предположениями, совершенно справедливо замечая, что в таком случае королева, столь мало снисходительная, что король часто должен был оправдываться перед нею даже и за грехи молодости, не занялась бы с таким усердием судьбою влюбленных.

Люди уже несколько забыли о Сенинских, и потому, желая предупредить всякие сплетни и злословия, король нарочно напомнил всем, что Собеские были многим обязаны этому роду. Тогда все заинтересовались панной Сенинской и, как это обыкновенно бывает при дворе, начали жалеть ее, растроганно говорить о ее приключениях и восхвалять ее красоту и добродетель. Слухи о ее красоте широко распространились среди городского населения, и когда все, наконец, увидели ее, то никто не разочаровался в ней.

Она приехала в костел вместе с королевой, и потому в первый момент все глаза устремились на последнюю, красота которой сияла еще во всем блеске заходящего солнца. Однако когда взоры перешли на невесту, со всех сторон — из уст сановников, воинов, шляхтичей и мещан — послышались громкие и тихие замечания:

— Прелестна! Прелестна! Счастлив тот, кто хоть раз видел ее.

И это была правда.

В те времена не всегда девушку одевали к венцу в белое, но ее королевские фрейлины одели именно в белое, потому что это было ее лучшее платье и так пожелала она сама. В белом платье, с зеленым венком на золотых волосах, со смущенным и несколько побледневшим лицом и опущенными глазами, тихая и стройная, она напоминала белоснежного лебедя или белую лилию.

Ее вид поразил даже самого Тачевского, которому она показалась совсем иной.

«Господи, — подумал он. — Как я могу подойти к ней? Ведь это настоящая королева или ангел, с которым грешно разговаривать иначе, как на коленях».

И душой его овладело смущение. Но, когда, наконец, он стал с нею на колени перед алтарем, когда услышал взволнованный голос ксендза Войновского: «Я знал вас обоих еще детьми», когда эпитрахиль связала их руки и тихий голос проговорил: «Я называю тебя супругом моим», а вслед затем раздалась песнь: «Veni Creator», только тогда Яцек понял, что его грудь может разорваться от счастья, тем более что он был без панциря. Он давно любил ее, любил с самого детства и знал, что любит, но только теперь понял, как безгранична и безмерна его любовь. И снова ему пришло в голову:

«Я, вероятно, умру от радости. Если человек при жизни может быть так счастлив, то что же будет на небе?..»

Но в то же время Яцек подумал, что прежде, чем погибнуть, он должен еще отблагодарить Бога, и вдруг перед его духовными очами пронеслись толпы турок, бороды, тюрбаны, чалмы, кривые сабли, знамена и бунчуки. И из его сердца вырвался крик:

— Я отблагодарю Тебя, Господи! Отблагодарю!

И Яцек почувствовал, что он станет львом-истребителем всех этих врагов креста и веры. Это видение продолжалось только одно мгновение, после чего волна счастья и любви снова переполнила его грудь.

Между тем церемония была окончена; процессия направилась в квартиру, приготовленную для новобрачных паном Циприановичем и украшенную товарищами по полку. Только на одно мгновение Яцек успел прижать к сердцу молодую пани Тачевскую, так как они должны были выбежать навстречу королевской чете, прибывшей к ним из костела. За столом были приготовлены два высоких кресла для их величеств, а потому после благословения, которое новобрачные приняли, стоя на коленях перед их величествами, Яцек пригласил их принять участие в свадебном пиру, но король отказал:

— Милый друг, я рад бы побеседовать с тобой и с тобой, моя милая родственница, — тут он обратился к пани Тачевской, — о будущем приданом, но никак не могу. Я останусь на минутку и выпью за ваше здоровье, но сесть за стол не могу, так как мне дорога каждая минута.

— Правильно! — воскликнуло несколько голосов сразу.

Тачевский поклонился королю в ноги, а тот взял со стола налитый бокал.

— Господа! — воскликнул он. — Пью за здоровье молодых!

Кругом раздались голоса: «Vivant! Crescant! Floreant!», после чего король снова заговорил:

— Наслаждайся счастьем, пока еще есть время, так как оно долго продолжаться не может. Ты можешь остаться на несколько дней, но потом должен поскорее догнать нас, потому что мы не будем ждать тебя.

— Скорее жена ваша выдержит без вас, чем Вена без нас! — смеясь, проговорил Марк Матчинский.

— А ведь пан Любомирский уже щелкает там турок, — заметил один из гусар.

— Я имею добрые вести о наших войсках, — проговорил король, — которые приказал Матчинскому захватить с собой, чтобы прочесть их вам, на радость вашим солдатским сердцам, Вот что пишет мне о битве под Пресбургом князь Лотарингский, императорский генералиссимус.

И король начал читать вслух несколько медленно, так как он читал для шляхты по-польски, а письмо было написано по-французски.

— Вот что мне пишет князь Любомирский. Битва была большая, да и слава наших немалая!

— Отличимся и мы не хуже! — воскликнули солдаты.

— Верю и надеюсь, но необходимо спешить, так как следующие письма не предвещают ничего хорошего. Вена едва уже дышит, и весь христианский мир смотрит на нас: поспеем или не поспеем?

— Ну, здесь осталось немного войска, а главные силы, как я слышал уже, ожидают нас с гетманами в Тарновских горах, — проговорил ксендз Воиновский. — Конечно, Вена нуждается в наших руках, но не настолько, насколько требуется присутствие такого вождя, как ваше королевское величество. Король улыбнулся и сказал:

— Слово в слово пишет мне то же самое и князь Карл. Итак, господа, держите поводья в руках, ибо каждую минуту я могу приказать выступить в поход.

— Когда же, милостивейший король? — спросило несколько голосов. А король вдруг сделался серьезным:

— Завтра я отправляю те полки, которые еще остались у меня.

Потом, быстро взглянув на Тачевского, точно желая его испытать, прибавил:

— Но так как ее величество королева будет сопровождать нас до Тарновских гор, где произойдет смотр войскам, то, если ты не будешь просить нас о чем-нибудь совершенно ином, можешь остаться здесь, с условием, что ты скоро догонишь нас.

А Яцек обнял рукой жену, вместе с нею приблизился к королю и сказал:

— Ваше королевское величество! Если бы мне предложили за нее немецкое или даже французское государство, видит Бог, что я не отдал бы ее ни за какую корону, ни за какие сокровища в мире. Но, чтобы я ради личного счастья пренебрег своей службой, не пошел сражаться за веру и отступил от своего вождя, этого не дай Бог, ибо в таком случае я презирал бы самого себя, и она, насколько я ее знаю, также презирала бы меня. Если бы, всемилостивейший король наш, со мной случилось какое-нибудь приключение или несчастье, которое преградило бы мне путь, я сгорел бы со стыда и горя…

Тут глаза его затуманились, на щеках выступил румянец, и молодой человек продолжал дрожащим от волнения голосом:

— Я скощунствовал сегодня перед алтарем, говоря Богу: «Я отблагодарю Тебя!» Но чем? Разве жизнью своей и кровью можно отблагодарить за такое счастье, которое досталось мне?.. Но именно поэтому я не буду просить ни о каком другом назначении, и, когда вы, всемилостивейший король мой и вождь, отправитесь в поход, я не останусь здесь ни на один день и пойду за вами, хотя бы мне завтра пришлось умереть.

И Яцек упал к ногам короля, а тот наклонился и, обняв его голову, произнес:

— Побольше бы мне таких воинов, и имя польское загремело бы по всему миру!

Глаза ксендза Войновского наполнились слезами, Букоемские плакали навзрыд; воодушевление овладело всеми присутствующими.

— На врагов! За веру! — загремели многочисленные голоса.

И комната огласилась бряцанием сабель.

Когда кругом несколько стихло, пани Тачевская наклонилась к уху мужа и прошептала побелевшими губами:

— Не удивляйся моим слезам, Яцек. Когда ты уйдешь, может быть, я уже никогда не увижу тебя больше, но все-таки — иди.