Онлайн чтение книги Не отпускай Don't Let Go
Глава седьмая

У меня есть жизнь и работа, поэтому я заказываю такси до дома.

Звонит Элли, спрашивает, что новенького, но я говорю – потом. Мы договариваемся позавтракать в дайнере[10] Дайнер – тип ресторана быстрого обслуживания. «Армстронг». Я отключаю телефон, закрываю глаза и сплю остальную часть пути. Я плачу́ водителю, предлагаю добавить еще, чтобы он мог переночевать в мотеле.

– Не, мне нужно вернуться, – отвечает водитель.

Я даю чаевые с избытком. Для копа я довольно богат. А почему нет? Я единственный наследник отца. Некоторые люди говорят, что деньги – корень всех зол. Вероятно. Другие говорят: не в деньгах счастье. Может, так оно и есть. Но если правильно с ними обращаться, то за деньги можно купить свободу и выиграть время, а это гораздо более осязаемо, чем счастье.

Уже первый час, но я все же сажусь в машину и направляюсь в Медицинский центр Клары Маас в Беллвиле. Я показываю удостоверение и поднимаюсь на этаж, где лежит Трей. Заглядываю в его палату. Трей спит, его нога висит в воздухе в огромном гипсе. Никаких посетителей. Я показываю удостоверение медсестре и говорю, что расследую нападение на него. Она говорит мне, что Трей сможет самостоятельно ходить не раньше, чем через полгода. Я благодарю ее и ухожу.

Потом возвращаюсь в свой пустой дом, ложусь на кровать, разглядываю потолок. Иногда я забываю, насколько странно холостяку жить в таком районе, но я уже привык к этому. Я думаю о том, какими обещаниями начался тот вечер. Я вернулся домой после победы над Парсиппани-Хиллз, исполненный надежд. Разведчики из Лиги плюща[11] Лига плюща – ассоциация восьми ведущих частных американских университетов, расположенных в семи штатах на северо-востоке США. были тем вечером на матче. Двое из них там же сделали мне предложение. Как мне не терпелось сказать об этом тебе, Лео. Я сидел в кухне с отцом и ждал твоего возвращения. Хорошая новость становилась хорошей новостью только после того, как я делился ею с тобой. Я разговаривал с отцом и ждал, мы оба прислушивались – не подъезжает ли твоя машина. У большинства ребят в городе был комендантский час, но нас отец никогда не ограничивал. Некоторые родители считали, что он отлынивает от отцовских обязанностей, но он только пожимал плечами и говорил, что доверяет нам.

Но ты не вернулся в десять, в одиннадцать, в двенадцать. И когда машина наконец появилась на нашей дорожке около двух часов ночи, я побежал к двери.

Только это, конечно, был не ты. Это был Оги в патрульной машине.

Я просыпаюсь утром и долго принимаю горячий душ. Хочу, чтобы мне ясно думалось. За ночь никаких новых фактов о Рексе не добавилось. Я сажусь в машину и направляюсь в дайнер «Армстронг»». Если желаете узнать, где лучше всего перекусить в городе, всегда спрашивайте у копа. «Армстронг» – своего рода гибрид. Внешне это типичный небольшой ньюджерсийский ресторанчик в стиле ретро – внутри хром и неон, большие красные буквы на крыше сообщают: «БУФЕТ». Бар с лимонадным фонтанчиком, на доске от руки написаны названия блюд дня, полукабинеты отделаны искусственной кожей. Но кухня – высший класс, причем социально ориентированная. Подают кофе с сертификатом «Справедливой торговли»[12] «Справедливая торговля» («Fair Trade») – общественное движение, направленное на помощь производителям развивающихся стран и отстаивающее справедливые стандарты международной торговли.. Еда – «с местной фермы», и когда вы заказываете яйца, то не думаю, что они из какого-то другого места.

Элли ждет меня за угловым столиком. Какое бы время я ей ни назначил, она всегда приходит первая. Сажусь напротив нее.

– Доброе утро! – говорит Элли с воодушевлением, которого, как всегда, в избытке.

Я морщусь. Ей это нравится. Элли сгибает ногу и усаживается на пятку, чтобы казаться выше. Когда смотришь на Элли, кажется, что она двигается, даже если сидит. Ее переполняет энергия. Я никогда не измерял ее пульса, но готов поклясться, что он зашкаливает за сотню, даже когда она в спокойном состоянии.

– С кого начнем? – спрашивает Элли. – С Рекса или Трея?

– С кого?

– С Трея. – Элли смотрит на меня, наморщив лоб.

У меня непроницаемое лицо.

– Трей – бойфренд Бренды, он ее нещадно колотит.

– Верно. Так что с ним?

– Кто-то напал на него с бейсбольной битой. Он теперь долго не сможет ходить.

– Какая жалость! – говорю я.

– Да, вижу, тебя эта новость просто сломала.

Я чуть не добавляю: «Сломала, как ногу Трея», но успеваю прикусить язык.

– Но тут есть и положительная сторона, – продолжает Элли. – Бренда вернулась в его дом. Она забрала свои вещи и вещи детей и наконец смогла уснуть спокойно. Мы все за это благодарны. – Элли задерживает на мне взгляд на секунду дольше привычного.

Я киваю. Потом говорю:

– Рекс.

– Что?

– Ты спросила, с кого я хочу начать – с Рекса или Трея.

– С Треем мы уже все выяснили, – говорит она.

Теперь я смотрю на нее:

– Значит, с Треем мы покончили?

– Да.

– Хорошо, – отвечаю я.

Банни, официантка, – мы учились с ней в одном классе – подходит с карандашом за ухом и наливает нам «честный» кофе.

– Вам как обычно – фермерские? – спрашивает Банни.

Я киваю. Элли тоже. Мы здесь постоянные посетители. Чаще всего мы заказываем сэндвичи с проколотой глазуньей. Элли предпочитает «простой»: два яйца на дрожжевом хлебе с белым чеддером и авокадо. Я беру то же самое, но с добавкой бекона.

– Так расскажи мне про Рекса, – просит Элли.

– Они нашли отпечатки на месте преступления, – отвечаю я. – Это отпечатки Мауры.

Элли моргает слишком широко раскрытыми глазами.

В моей жизни хватало несчастий. У меня нет ни семьи, ни подружки, ни хороших перспектив, друзей можно по пальцам перечесть. Но эта замечательная личность, эта женщина, чья открытая доброта так ослепительно сияет в самой черной из ночей, – мой лучший друг. Подумать только. Элли выбрала меня на эту роль – роль лучшего друга, – и это значит, как бы я ни напортачил, кое-что я все же делаю правильно.

Я рассказываю ей все.

Когда дохожу до Мауры, которая знакомится с мужчинами в баре, Элли морщится:

– Ах, Нап!

– Все в порядке.

Элли смотрит на меня со скептицизмом, которого я обычно заслуживаю.

– Я не думаю, что она клеила мужиков, – качаю я головой.

– А что тогда?

– В некотором роде это может быть хуже.

– Каким образом?

Я отметаю ее вопрос. Не имеет смысла строить догадки, пока Рейнольдс не позвонит мне с новой информацией.

– Когда мы говорили вчера, – уточняет Элли, – ты уже знал об отпечатках Мауры?

Я киваю.

– Я поняла это по твоему голосу. То есть когда умирает наш старый школьный приятель, да, это серьезно, но в твоем голосе… Как бы то ни было, я взяла на себя инициативу. – Элли залезает в свою сумку размером с армейский рюкзак и вытаскивает оттуда большую книгу. – Я нашла кое-что.

– Что это?

– Твой школьный выпускной альбом.

Она роняет альбом на пластиковую столешницу.

– В начале выпускного класса ты заказал себе альбом, но так его и не забрал – по очевидным причинам. И я хранила его для тебя.

– Пятнадцать лет? – восклицаю я.

Теперь настала очередь Элли пожимать плечами.

– Я была главой комитета по выпуску ежегодника.

В школе Элли была вся такая аккуратная и правильная, носила свитера и жемчужные сережки, училась на отлично, однако вечно стонала, что завалит контрольную, которую всегда сдавала первой и получала безупречное «А», а потом до конца урока сидела в классе, делая домашнее задание. Она на всякий случай таскала с собой несколько идеально заточенных карандашей, а ее тетрадь неизменно выглядела так, будто Элли – первый день в школе.

– И почему ты теперь даешь его мне? – спрашиваю я.

– Мне нужно показать тебе кое-что.

Я замечаю, что некоторые страницы заложены розовыми стикерами. Элли облизывает палец и перелистывает страницы почти до конца.

– Ты никогда не спрашивал себя, как мы обошлись с Лео и Дайаной?

– Как обошлись?

– В ежегоднике. Комитет разделился. Оставить ли их фотографии на обычных местах, в алфавитном порядке, со всем классом, как и фото любого другого выпускника. Или расположить их в специальном разделе типа некролога, в конце.

Я отпиваю воды.

– Вы и в самом деле спорили об этом?

– Ты, вероятно, не помнишь – мы тогда не знали друг друга настолько хорошо, – но я спросила тебя, что ты об этом думаешь.

– Помню.

Я тогда рыкнул на нее, сказал, что мне все равно, хотя выразился, вероятно, более красочно. Лео умер. Мне было плевать, как будет выглядеть выпускной альбом.

– В конце концов комитет решил извлечь их из общего списка и создать некролог. Секретарь класса… Ты помнишь Синди Монро?

– Да.

– Она иногда бывала просто анальником.

– Хочешь сказать – геморроем?

– Разве анальник значит не то же самое? – Элли подается вперед. – Как бы то ни было, Синди Монро напомнила нам, что, технически говоря, главные страницы были отданы выпускникам.

– А Лео и Дайана умерли до выпуска.

– Да.

– Элли…

– Что?

– Мы можем теперь перейти к сути?

– Два сэндвича с проколотой глазуньей, – говорит Банни и ставит перед нами тарелки. – Приятного аппетита!

От сэндвичей поднимается аромат, который попадает в ноздри, теребит желудок. Я тянусь к сэндвичу, аккуратно беру его обеими руками, откусываю. Желток начинает растекаться по хлебу.

Амброзия. Манна. Божественный нектар. Выбирай термины сам.

– Не хочу погубить твой завтрак, – произносит Элли.

– Элли…

– Отлично. – Она открывает ежегодник на странице, которая почти в самом конце.

И я вижу тебя, Лео.

На тебе моя поношенная спортивная куртка, потому что, хотя мы и близнецы, я всегда был крупнее. Кажется, я купил эту куртку в восьмом классе. Галстук отцовский. Узлы ты категорически не умел завязывать. Тебе галстуки всегда завязывал отец, делая это с изяществом. Кто-то попытался уложить твои непокорные волосы, но они плохо слушались. Ты улыбаешься, Лео, и я не могу удержаться, улыбаюсь тебе в ответ.

Я не первый, кто преждевременно теряет брата или сестру. И не первый, кто теряет брата-близнеца. Твоя смерть стала катастрофой, но моя жизнь на этом не кончилась. Я восстановился. Вернулся в школу через две недели после той ночи. И даже участвовал в хоккейном матче в следующую субботу против «Моррис Ноллс» – это пошло мне на пользу, хотя, вероятно, играл я с чрезмерной яростью. Получил десятиминутное удаление за то, что чуть не вмял в стекло одного из команды противников. Тебе бы это понравилось. Я, конечно, был слишком мрачен в школе. Несколько недель все относились ко мне с повышенным вниманием. Когда у меня снизились отметки по истории, я помню, миссис Фридман по-доброму, но твердо сказала мне, что твоя смерть меня не оправдывает. Она была права. Жизнь продолжается, как ей и следует, хотя она и стала кошмаром. Когда ты скорбишь, у тебя, по крайней мере, есть что-то. А когда скорбь утихает, что остается? Ты продолжаешь жить дальше, но я жить дальше не хотел.

Оги говорит, что я поэтому одержим подробностями и не хочу принимать то, что очевидно другим.

Я смотрю на твое лицо. Когда я начинаю говорить, голос мой звучит странновато:

– Почему ты мне это показываешь?

– Ты посмотри на лацкан Лео.

Элли протягивает руку над столом и показывает пальцем на маленькую серебряную булавку. Я снова улыбаюсь.

– Скрещенные «К», – говорю я.

– Скрещенные «К»?

Я все еще улыбаюсь, вспоминая твое глупое увлечение.

– Это называлось Конспиративным клубом.

– В вестбриджской школе не было Конспиративного клуба.

– Да, официально не было. Предполагалось, что это нечто вроде тайного общества.

– Значит, ты об этом знаешь?

– Конечно.

Элли берет в руки ежегодник. Открывает на одной из страниц в начале и поворачивает ко мне. Я вижу свою фотографию.

Поза напряженная, улыбка натянутая. Бог ты мой, я похож на фаллоимитатор! Элли показывает на мой пустой лацкан.

– Я не входил в клуб.

– А кто входил?

– Я же говорю – предполагалось, что это тайное общество. Никто не должен был знать. Организовали такую дурацкую группу ботаников-единомышленников…

Я замолкаю, когда она снова принимается переворачивать страницы.

Я вижу фото Рекса Кантона. У него стрижка ежиком и щербатая улыбка. Голова чуть наклонена набок, словно кто-то его удивил.

– Вот я о чем, – начинает Элли. – Когда ты назвал Рекса, я первым делом нашла его в ежегоднике. И увидела вот это.

Она показывает на крохотный значок «КК» на его лацкане.

– Ты знал, что он состоял в клубе?

– Но я и не спрашивал, – качаю я головой. – Я же тебе сказал – предполагалось, что это маленькое тайное общество. Я не особо этим интересовался.

– А других членов ты знаешь?

– Они не должны были говорить об этом, но… – Я встречаюсь с ней взглядом. – А Маура есть в альбоме?

– Нет. Когда она перевелась, мы изъяли ее фотографию. Она была членом клуба?..

Я киваю. Маура приехала в Вестбридж к концу предпоследнего года учебы. Она была для нас загадкой – высокомерная суперсексапильная девица, которая, казалось, не проявляет ни малейшего интереса к школьным обычаям. На уик-энды она ездила на Манхэттен. С рюкзаком путешествовала по всей Европе. Она была непонятная, таинственная, и ее влекли опасности. В общем, девицы подобного типа встречаются со студентами колледжей и преподавателями. Мы все были для нее слишком провинциальными. Как тебе удалось с ней подружиться, Лео? Ты мне никогда не говорил. Помню, я как-то пришел домой, а вы вдвоем делали домашнее задание за кухонным столом. Я глазам своим не поверил. Ты с Маурой Уэллс!

– Я… мм… посмотрела фото Дайаны, – произносит Элли.

У нее перехватывает горло. Элли со второго класса начальной школы была лучшей подругой Дайаны. Наша дружба с Элли завязалась и на этом – на общей скорби. Я потерял тебя, Лео. Она – Дайану.

– У Дайаны нет булавки. Я думаю, она сказала бы мне о клубе, если бы состояла в нем.

– Она бы не стала вступать в клуб, – возражаю я. – Разве что присоединилась, когда начала встречаться с Лео.

– Ну хорошо, так что это за Конспиративный клуб? – Элли принимается за свой сэндвич.

– У тебя будет несколько минут, когда мы позавтракаем?

– Да.

– Тогда давай прогуляемся. Это облегчит объяснение.

Элли кусает сэндвич, желток стекает ей на руки, она вытирает ладони и лицо.

– Ты думаешь, есть какая-то связь между этим и…

– Тем, что случилось с Лео и Дайаной? Может быть. А ты что думаешь?

Элли берет вилку и размазывает желток.

– Я всегда думала, что их смерть – несчастный случай. – Она смотрит на меня. – Считала, что иные твои гипотезы… маловероятны.

– Ты мне никогда этого не говорила.

Элли пожимает плечами:

– А еще я думала, что тебе лучше иметь союзника, чем кого-то, кто будет тебе твердить, что ты рехнулся.

Я не знаю толком, как реагировать на это, а поэтому просто говорю:

– Спасибо.

– Но теперь… – Элли морщится, погружаясь в размышления.

– Что теперь?

– Мы знаем судьбу по меньшей мере трех членов клуба.

– Лео и Рекс мертвы, – киваю я.

– А Маура, исчезнувшая пятнадцать лет назад, оказалась на месте убийства Рекса.

– А кроме того, – добавляю я, – Дайана могла стать членом клуба после того, как сделали снимок.

– Это означает, что мертвы уже трое. В любом случае… ну, я бы сказала, самонадеянно считать, что их судьбы никак не связаны.

Я беру сэндвич, кусаю еще раз, опустив глаза, но чувствую: Элли смотрит на меня.

– Нап?

– Что?

– Я просмотрела весь альбом с увеличительным стеклом. Проверила все лацканы на предмет этой булавки.

– Нашла еще кого-то? – спрашиваю я.

– Еще двоих, – кивает Элли.

Еще два наших одноклассника носили булавку.