Онлайн чтение книги Охотник на водоплавающую дичь
XXIII. КАЖДОМУ ПО ЗАСЛУГАМ

Каждый Божий день боцман Энен, по своему обыкновению, курил по утрам трубку, сидя на деревянной скамье, расположенной у садовой ограды.

На следующий день после вышеописанных событий моряк, как всегда в привычное время сидел на своей любимой скамье и дымил трубкой.

В нескольких шагах от него Луизон распутывала удочки и выправляла крючки.

Немного дальше старшие из сыновей, вытащив старую лодку на берег, конопатили ее рассохшуюся обшивку.

Лицо моряка было более суровым и серьезным, чем обычно; озабоченность, с которой Энен выпускал изо рта густые клубы дыма, не была для него характерной: как правило, он предавался этой любезной сердцу забаве с наслаждением, размеренно и безмятежно; время от времени боцман, состарившийся среди волн и едва ли не боготворивший стихию, а также не понимавший, как люди могут жить вдали от морских берегов, поглядывал на море с сердитым и укоризненным выражением лица.

Затем он погружался в столь глубокие размышления, что, казалось, вывести из этого состояния его могут лишь события чрезвычайной важности.

В тот час, когда восходящее солнце, отделившись от туманной линии горизонта, окрашивало море в багрянец и золотило стены домов, в рыбацкой деревне царило сильное смятение.

Все здешние жители, уже трудившиеся на берегу, бросали работу и бежали в сторону церкви, откуда доносился глухой гомон людских голосов.

Жена и дети боцмана Энена последовали примеру своих земляков.

Старый моряк довольно долго не обращал внимания на окружающую суматоху, но внезапно он вскочил и в ярости швырнул трубку на землю, так что она разлетелась на куски.

— Ну и шум они подняли, разрази меня гром! — вскричал Энен. — Нашли мертвеца и теперь спешат к нему, как стая ворон. У птиц хотя бы есть оправдание: они питаются падалью, но лицо утопленника — чертовски скверное зрелище для женщин и детей!

Дав волю своей досаде, боцман Энен с тем же ворчанием побрел туда, где слышался этот жуткий гвалт.

По дороге он повстречал жену, возвращавшуюся домой.

— Ну что, — спросил моряк, — это он, не так ли?

— Нет, — отвечала Луизон, — нашли не его, а Ланго.

— О! — перебил ее боцман Жак. — Раз это не он, то мне наплевать, что там нашли у этого старого окаянного крокодила.

— Погоди! Ты никогда не даешь мне договорить. В доме Ланго ничего не нашли, зато его самого нашли повешенным!

— Ну и ну! — воскликнул Энен, услышав эту новость, которая заставила его отчасти забыть о своей тревоге. — Повешенным! Уже известно, из-за чего он повесился?

— Одни считают, что он потерял много денег; другие — что он был не в ладах с законом; а еще поговаривают, что Ришар заявил, будто Ланго задолжал ему сто тысяч франков, и адвокат подал на него в суд: скряга предпочел повеситься, чтобы не платить.

— Что ж, он сделал то, в чем я бы давно ему помог, если бы только он причалил к моему борту.

Напутствовав покойного такими речами, боцман Энен решил вернуться домой, как вдруг изумленный и испуганный возглас Луизон заставил его резко повернуть голову; в десяти шагах от себя боцман увидел Алена, того самого Алена, которого он уже похоронил, — этот человек направлялся прямо к ним!

Энен бросился навстречу охотнику.

— Ты! Ты! Ты жив! — воскликнул он. — Черт побери! Даже если бы я стал владельцем трехмачтового судна, я и то не был бы так рад!

Молодой человек был поражен столь радушным приемом со стороны Энена, так как он полагал, что, после того как они с боцманом не на шутку повздорили несколько месяцев тому назад, им суждено до конца жизни быть в холодных отношениях.

В ответ на просьбу моряка охотник рассказал о том, что случилось прошлой ночью: как маленький Жан Мари разыскал его на отмели; как, будучи растроганным самоотверженным поступком мальчика, он пообещал жениться на его матери; как лодку унесло течением и им пришлось укрыться на вершине скалы. Молодой человек рассказал, как вначале они надеялись, что их спасет какая-то шлюпка, но вскоре у них не осталось никакой надежды. Тогда он, Ален, бросился в море, чтобы попытаться добраться до лодки, но его подхватило течение, захлестнули волны, и он потерял сознание; очнувшись, он подумал, что цепляется за скалу, где оставил Жана Мари, а на самом деле его прибило к берегу.

Наконец, когда вода спала, молодой человек смог вернуться в Шалаш сухим путем и взять там одежду.

— Бедный Жан Мари! — воскликнул Ален со слезами на глазах. — Если бы я взял его с собой, то, может быть, мне удалось бы его спасти!

— И что же ты собираешься теперь делать? — спросил боцман Энен.

— Разве я не обещал мальчику жениться на его матери? Видите, боцман Энен, я отказывался жениться под угрозой, но согласился на просьбу: я собираюсь сдержать свое слово.

— Тебе это в тягость? — спросил старый моряк.

— Нет, ведь, в сущности, я всегда любил Жанну Мари, и сейчас она дорога мне вдвойне: как жена и как мать. Пойдемте же, надо сообщить Жанне скорбное известие, и И сомневаюсь, что вторая новость, которую я ей скажу, облегчит ее горе.

— Пойдем, — отозвался Энен, — тем более что идти далеко не придется; ты же знаешь, что она живет у меня?

Ален кивнул, как бы отвечал: «Да, я это знаю».

— Ладно, вперед!

Мужчины подошли к дому, но вместо того, чтобы войти в дверь, Энен остановился у одного из окон; комнатная занавеска была слегка отдернута, и взгляд мог без труда проникнуть внутрь.

Боцман заглянул в дом первым.

— Ну что, — спросил Ален, — бедняжка там?

— Да, она там.

— Что ж, тогда войдем, — с тяжелым вздохом промолвил охотник.

— Войдем, — согласился Энен, — но сначала загляни в окно.

Ален печально покачал головой и машинально приник к окну; но, едва лишь окинув комнату взглядом, он вскрикнул, а затем, повернувшись к старому моряку, посмотрел на него с изумлением.

— О! Что это я увидел? — воскликнул охотник.

Монпле увидел Жанну Мари, склонившуюся над кроватью; одной рукой она поддерживала сына, а другой подносила чашку к его губам.

— Ну да, ну да, именно это! — отозвался боцман Энен. Молодой охотник упал на колени и воздел руки к Небу. Моряк бесцеремонно поднял его и сказал:

— Ну, и что ты собираешься сказать Богу? Что он слишком добр, сотворив для такого дикаря, как ты, сразу два чуда? Разве он и сам этого не знает? Лучше пойди и обними их скорее.

С этими словами он втолкнул молодого человека в дом. Нетрудно понять, сколь велика была радость Жанны

Мари, державшей сына в объятиях, когда она увидела Алена, которого считала погибшим, тем более что раскаявшийся Ален смиренно просил ее забыть прошлое и умолял позволить ему загладить свою вину.

Можно также представить себе, с каким восторгом, вознося хвалу Господу, охотник расцеловал мальчика, которого он уже не надеялся увидеть в живых.

— Как же ты оттуда выбрался, бедный милый малыш? — спросил он.

Мальчик указал ему на старого боцмана. Алену все стало ясно.

— А! — воскликнул он. — Значит это вы, боцман Энен, были в лодке, которую мы видели?

— Черт побери! Я и Жанна Мари, вернее Жанна Мари и я, ведь это она, разузнав все, поняла, что маленький бесенок погнался за тобой.

— Почему же вы сразу не причалили к нам? Вы бы оказали мне услугу, избавив от жуткого прыжка в воду!

— Почему? Да если бы ты не был отъявленной сухопутной крысой, гуляющей по отмелям ради своего удовольствия, не заботясь о том, что творится вокруг, ты бы знал, что в двух льё от берега, к востоку от устья Виры, проходит сильное течение, и оно несется в сторону взморья.

— О! Теперь мне это известно, — сказал Ален, — и, уверяю вас, я никогда этого не забуду!

— Так вот, я хотел обойти течение стороной. Слушай, я прекрасно тебя видел, ты топтался на своей гранитной подставке, размахивая флагом бедствия, но, чтобы добраться до вас обоих, надо было обогнуть отмель, а тебе было невтерпеж! Нет, ты не соизволил подождать, пока старый белый медведь Энен подоспеет и спасет тебя.

Ален крепко пожал руку боцмана.

Когда все прояснилось, и не осталось никаких вопросов, Жанну Мари и Алена известили о загадочной и неожиданной кончине Тома Ланго.

Дядюшка, как нам известно, не слишком жаловал бедную Жанну, и все же, узнав о его смерти, женщина не смогла удержаться и заплакала.

— Право, у тебя слишком много слез, милая Жанна! — воскликнул Ален. — Если ты не хочешь, чтобы Бог наказал тебя, прибереги слезы для другого случая. Что до меня, — весело прибавил охотник на водоплавающую дичь, — то я не желал Ланго смерти, но раз его угораздило так кстати повеситься, я признаюсь, что мне, к моему великому сожалению, нисколько его не жаль.

Все засиделись в доме моряка допоздна, и Ален вернулся в Шалаш лишь около одиннадцати часов вечера.

На следующий день жители деревни узнали истинную причину смерти Ланго. Мировой судья, призванный, чтобы составить протокол о самоубийстве,

нашел на постели бакалейщика гербовую бумагу.

Это была повестка в гражданский суд Сен-Ло; в ней значилось, что Ришар предъявляет Тома Ланго иск на сумму в сто тысяч франков.

Адвокат оставил за собой право изложить в свое время и в надлежащем месте причины этой претензии.

Очевидно, накануне или днем раньше Ришар явился в Мези и нанес ростовщику один из своих традиционных визитов. Ланго надоели вечные притязания адвоката, и он отказался платить.

Тогда, чтобы напугать скупца, Ришар оставил у него повестку, попавшую в руки представителя правосудия.

Ланго обезумел от страха.

Дело Монпле было не единственным грехом на его совести; ростовщик решил, что эта жалоба повлечет за собой множество других, и проклятия со всех концов деревни обрушатся на его голову.

Людские проклятия не особенно волновали Ланго, но за ними ему мерещился суд присяжных.

К тому же в векселях Монпле, хранившихся среди личных бумаг ростовщика, имелись приписки.

Тома Ланго, как уже было сказано, потерял голову от страха и повесился.