Онлайн чтение книги Пятиозерье
Глава 3

05 августа, 09:22, ДОЛ “Варяг”, верхние ворота.

Визитная карточка гостя извещала о его роде занятий просто: предприниматель. Понимайте, как знаете, – не то перед вами владелец овощного ларька, не то президент совета директоров крупной корпорации.

Горловой склонялся ко второму варианту. Предпринимателей-азербайджанцев он вообще-то представлял по-другому – кепка, кожаная куртка, синеющие щетиной щеки и избыток безвкусно-массивного золота. Булат Темирханович Хайдаров, августовским снегом свалившийся с утра пораньше на голову начлага, – в сложившийся образ никак не вписывался.

Живущий с тринадцати лет в Ленинграде-Петербурге, он вызывал ассоциации не с рыночными торговцами, но скорее с профессурой. Причем не с нашей, а с хорошо обеспеченной и по-настоящему культурной профессурой. С оксфордской. Или с кембриджской.

Легкий светлый костюм, сшитый идеально по фигуре, и наверняка очень, очень дорогой. Мягкая, без малейшего акцента, речь и сдержанные манеры. Из золотых украшений – только узкий ободок обручального кольца на безымянном пальце.

Они с Горловым медленно шли по лесной дороге, – за воротами лагеря. Машина предпринимателя (серебристый “сааб”) стояла рядом. Предшествующие сорок минут занял осмотр лагеря – гидом Булату Темирхановичу служил сам начальник, снисходивший до такого в редких случаях, для особо важных гостей…

– Понимаете, меня это тревожит, хотя врачи и говорят, что со здоровьем у мальчика все сейчас абсолютно в порядке, но мне почему-то кажется, что они… – Хайдаров на секунду замялся, пытаясь подобрать наиболее точное выражение. – …Не совсем понимают, с чем столкнулись в данном случае. Я и сам за последние месяцы стал крупным специалистом по поражениям электричеством – прочитал все, что можно достать на трех языках по этому вопросу. И если подобные физические изменения описаны во многих известных случаях: внезапно побелевшие волосы, шрам (или ожог) на груди странной формы… – то некоторые вещи для меня необъяснимы. Например, два месяца назад я совершенно случайно обнаружил, что Тамерлан заговорил по-азербайджански!

– В самом деле? – вяло поинтересовался Горловой.

Медицинские аспекты его не интересовали, пусть ими занимается Нина Викторовна. Начальнику не терпелось перейти к вопросам финансовым.

– Да! – Булат Темирханович, наоборот, был рад поговорить о наболевшем. – Представляете, два месяца назад застал его беседующим с приехавшими из Баку родственниками… По-азербайджански!

И, отвечая на непонимающий взгляд Горлового, пояснил:

– Дело в том, что моя жена – русская, в доме по-азербайджански не говорили давно, с тех пор, как умерла моя мать… А Тамерлану тогда было полтора года.

Рассеянно слушавший Горловой напряженно пытался определить сумму, – и боялся продешевить. Он чувствовал, что торга не будет. Или ему заплатят сразу, или этот высокий статный мужчина с седеющими висками (язык не поворачивался назвать его айзером, даже в мыслях) развернется и уедет.

– Психотерапевты объясняли мне, что от сильного шока могут вспомниться вещи, слышанные чуть ли не внутриутробно… Не знаю, не знаю…

– Почему вы выбрали именно наш лагерь? В середине сезона, когда все путевки давно распределены, несколько затруднительно… Вы понимаете… – Горловой, как опытный лоцман, повел разговор к интересующей его теме.

– Мы вообще-то… ехали к друзьям под Приозерск… У них там охотничий домик… – Хайдаров говорил с легким недоумением, словно сам удивляясь, как он очутился здесь, неподалеку от ворот “Варяга”. – Но… сыну место почему-то понравилось… сказал, что был бы рад…

Речь Булата Темирхановича потеряла недавнюю стройность и четкость. Горловой слегка удивился несуразности его рассказа. Чтобы добраться от Приозерского шоссе до лагеря, приходилось долго плутать отнюдь не живописными проселками, мимо торфоразработок. Достойные кисти художника пейзажи Пятиозерья открывалась как раз с шоссе Выборгского…

Предприниматель провел ладонью по лбу, будто стирая что-то невидимое и липкое. Спросил в другой манере, конкретно и жестко:

– Полторы тысячи долларов вас устроят?

Сумма оказалась большая, даже чересчур, но Горловой был почему-то уверен, что с нежданного гостя можно запросить дороже. И начальник пустился в объяснения, какие затраты несет он лично, стараясь обеспечить всем необходимым подрастающее поколение…

– Две тысячи. – Собеседник уже не спрашивал Горлового, просто ставил перед фактом.

Это превышало все мыслимые пределы – на порядок. И Горловой отмел странности и несуразности в рассказе Хайдарова. Предпочел не заметить. Не обратить внимания.

Хотя только что бес подозрительности вопил в его душе во весь голос: да как же так?! да где такое видано?! Случайно ехали мимо, мальчику понравился ландшафт, – и нате вам, любящий отец тут же пристраивает чадо отдыхать в это самое приглянувшееся место?! Сразу, с лету, ничего не разузнав толком?!

Но сейчас бес подозрительности умолк – очевидно, занятый пересчетом долларов в рубли по курсу.

– Устроят, – сказал Горловой, уверенный, что при любом раскладе хорошо наживется.

Начальник ДОЛ “Варяг” сильно ошибся.

И – продешевил.

05 августа, 09:23, ДОЛ “Варяг”, столярка.

– Доброе утро, Николай Степанович!

Увидев Свету, Степаныч обрадовано улыбнулся. Это было редкое зрелище – улыбка на его лице, обычно нахмуренном, с глубокими морщинами на загорелой коже.

Света осторожно опустила кота на землю рядом с верстаком.

– Вот, получайте. Сошелся с Горловым на узкой тропинке и не хотел уступать дорогу.

Степаныч удивленно посмотрел на рыжего разбойника. Сделал приглашающий жест в сторону чурбаков, служивших стульями.

– Извините, Николай Степанович, побегу. Планерка у начальника, а мне надо еще в библиотеку заскочить.

И она исчезла из засыпанной стружками столярки.

Степаныч снова улыбнулся, – уже ей вслед. Ему казалось, что его младшая дочь выросла бы похожей на Свету. Выросла бы… Если бы успела с матерью и сестрой уехать восемь лет назад… Уехать с последней благополучно прорвавшейся из Цхинвала колонной беженцев.

А Света, уходя, вспомнила недавнюю сцену на дорожке и вдруг поняла: боевая стойка кота была направлена никак не на Горлового. Начальник лагеря стоял чуть-чуть, но в стороне. Объектом густо замешанной на страхе ярости Чубайса стал мальчик с волосами белыми, как крыло чайки.

05 августа, 09:28, ДОЛ “Варяг”, библиотека.

“СЕГОДНЯ БИБЛИОТЕКА ОТКРО…” – Светин фломастер выписывал ровные крупные буквы, когда рыжим вихрем ворвалась незнакомая женщина.

– Светик! Приветик!! – радостно пропела она, ловко перегибаясь через библиотечную стойку и чмокая Свету в щеку.

Та сморщилась, как от зубной боли. Опять… Потребовалось несколько долгих секунд, чтобы понять: это – Ленка. Ленка Астраханцева. Давнишняя подруга…

Ленка не поняла значения странной паузы, но что-то заметила.

– Чего грустишь? – И, не дожидаясь ответа, Астраханцева затараторила дальше: – Ты знаешь, Масик приехала, сегодня утром, пока ты с Пробиркиным… хе-хе… бегала.

Кто такая Масик, вспоминать не пришлось. Воспоминания полностью вернулись. На какое-то время…

Света спросила:

– Масик? Она же вроде где-то в Сибири?

Света с Масиком были знакомы между собой поверхностно, как и многие другие бесчисленные подруги Астраханцевой.

– Да ну, опять все та же история… – Ленка вздохнула, искренне опечалившись (впрочем, ненадолго). – Вроде старалась: косметики едва-едва, никаких мини; ну и за компьютером, как бог, да еще два языка в придачу… И директор нормальным казался… здесь, в Питере… А приехали в Красноярск – такой же козел, как и прочие… Короче, ночью ничего не добился, а утром услал с каким-то поручением; вернулась в гостиницу – номер сдан, ни шефа, ни вещей, ни билетов, ни денег…

– Как же она выбралась? – Света представляла материальное положение семьи Масика, перевода на билет той ждать не приходилось.

– Да некогда выспрашивать мне было, оглоедов своих на завтрак вела… Ты приходи вечером, надо успокоить Масика, а то совсем никакая приехала… Кстати, Клайд сегодня заскочит, он новый альбом сочинил, один, без “Пном-Пеня”, споет…

– Ну-у, – задумчиво протянула Света, в отличие от Ленки она от общения с Клайдом в восторг не приходила; и, чтобы сменить тему, спросила:

– А что за срочное собрание у Горлового?

– Это насчет бумаги из УО. – Астраханцева, как всегда, узнавала все раньше всех. – Получил наш Вадим Васильевич вчера циркуляр насчет усиления военно-патриотического воспитания. Пятнадцать лет не вспоминали, однако… Предписано растить героических солдат для любимого президента: наглядная агитация, встречи с ветеранами… А гвоздь программы – возрождение “Зарницы”. Короче, мальчишки будут бегать по лесу с деревянными автоматами под командой Закревского и Доктора; а мы… а мы засядем шить чепчики, чтобы было что кидать в воздух при встрече героев…

Прозвучала наверняка цитата, очень знакомая, хоть и слегка искаженная… Но откуда? Не вспомнить… И Света решила (далеко не в первый раз) все-таки проконсультироваться с врачом.

Ни одного из предыдущих решений в жизнь она не воплотила.

Ретроспекция. Астраханцева.

Давно, в конце восьмого класса, Ленка Астраханцева глянула в зеркало и с редкой самокритичностью поняла, что красивой ей не стать никогда.

Высокий лоб был слишком узким; непропорционально расширяющееся книзу лицо дисгармонировало с маленьким ртом и подбородком – тоже узким; длинноватый, отнюдь не классической формы нос чересчур приближался к верхней губе, по любым меркам излишне тонкой; веки – тяжелые, словно набухшие изнутри – придавали взгляду мрачное выражение… Словом, победы на конкурсах красоты Ленку никак не ожидали.

И даже волосы красивого золотисто-рыжего оттенка росли редко, вынуждая подолгу возиться с расческой и лаком перед любым выходом из дома. А фигура… на фигуру она давно уже перестала обращать внимание, решив, что выигранные жестокой диетой граммы никак не окупают перенесенных страданий…

Сделанное открытие у Ленки особых моральных терзаний не вызвало и комплекса неполноценности не развило. Отметив сей безрадостный факт, Астраханцева постановила пойти другим путем: она решила стать умной . И не просто умной. Желательно – еще и талантливой.

Задача оказалась непростой, тем более что наследственность не предрасполагала: мать – простая учительница, тонущая в беспросветном болоте тетрадок, диктантов и сочинений; отец – добрый, мягкий, всегда и всем готовый помочь пролетарий – но медленно спивающийся.

Ленка с младшей группы детского сада отличалась редкой целеустремленностью и умением добиваться своего. Она запоем читала – книги исключительно умные , детективы и фантастика были исключены по определению; она ворвалась в околобогемную тусовку, настойчиво заводя знакомства с непризнанными поэтами и рок-музыкантами (порой доводилось пообщаться и с настоящими ). Она мелькала среди кухонных философов, запросто жонглирующих Юнгом и Хайдигером – и научилась у них гладкословно оперировать звучными красивыми терминами.

Выбранный путь требовал высшего образования – и она пошла в педагогический по языку и литературе, абсолютно не разбираясь в точных науках и обоснованно побаиваясь поступления в университет, на гуманитарные факультеты…

В итоге цель оказалась достигнута – среди своих многочисленных знакомых Ленка слыла интеллектуальной особой, способной рассуждать о Кафке и Борхесе, и дочитавшей известного любителя наркотических полетов во сне и наяву Кастанеду аж до пятого, а то и до шестого тома…

Что удивительно – вся эта суета не помешала ей рано выйти замуж и родить дочку. Впрочем, муж спустя три года куда-то задевался, оставив на память о себе лишь фамилию, ныне носимую Ленкой. О наличии же дочери (в основном проводившей время с бабушкой) иные Ленкины друзья-приятели и не догадывались.

Знакомство с людьми по-настоящему талантливыми у Ленки почему-то не затягивалось. Например, она никому не показывала автограф известного поэта (действительно поэта, а не попавшего в струю рифмоплета). Это было прощальное двустишие, посвященное ей, Астраханцевой:

Так хочется прослыть интеллигентной…

Но хромосомы выдают, мешают гены…

Не бог весть какая поэзия, – маэстро, сочиняя сей шедевр, был, сказать по правде, уже изрядно пьян. Но Ленка листок с неровными строчками, датой и подписью не выбрасывала – чем черт не шутит, вдруг когда-нибудь – после смерти – произведут из известных в гении и начнут продавать на аукционах всякую ерунду: кресло, продавленное гениальным задом; навевавшие вдохновение домашние тапочки; и такие вот, спьяну щедро рассеянные по многочисленным знакомым мятые бумажки…

Подобно прочим околобогемным завсегдатаям, случалось ей порой мелькнуть и на экране – в массовке, фоном для заезжей или местной знаменитости. Но в последний раз теледеятели увековечили Ленку по иному поводу. И – это оказалась самая неудачная съемка в ее жизни.

Астраханцеву увидел человек, раздающий все долги.

Долг Ленке он считал одним из главных.

05 августа, 09:41, ДОЛ “Варяг”, медпункт.

Нина Викторовна, врач “Варяга”, отработала всю жизнь в системе школьного здравоохранения. Тридцать лет борьбы с юными симулянтами весьма закаляют характер и нервы, но она не смогла сдержать возмущения.

– Да что же это твориться? Совсем свихнулся от жадности… Как я могу принять ребенка без карточки, без справки о прививках?! А если проверка от райздрава? Что тогда?

Тирада была обращена не к белоголовому мальчику, скорее к отсутствующему Горловому. Тамерлан и не слушал. Он внимательно рассматривал шкаф, набитый медицинскими карточками детей и сотрудников.

– Сними футболку, я тебя хоть осмотрю, – сказала Нина Викторовна другим тоном.

Тамерлан взглянул на нее, словно не понимал, о чем речь. Протянул руку к шкафу. Сказал:

– Здесь – истории болезней детей? А здесь – сотрудников? Надо просмотреть. Все. Сейчас. Заприте дверь.

Удивиться Нина Викторовна не успела…

Встала и двинулась к двери механической походкой робота. Лязгнул засов.

05 августа, 09:52, ДОЛ “Варяг”, кабинет Горлового.

Совещания у начальника лагеря всегда отличались занудностью.

Лучше бы Горловой просто зачитал вслух этот патриотический циркуляр, думала Света. Чем вот так пересказывать своими словами… И до чего же он упивается канцелярскими оборотами…

Света пододвинула к сидевшему рядом Лешке листок, на котором маршировал смешной пузатенький чертик, держащий наперевес винтовку с примкнутым штыком – кривым, как турецкий ятаган. Мордочкой чертик-патриот крайне напоминал физрука ДОЛ “Варяг”, то есть Лешу Закревского.

Он (Леша, не чертик) немедленно разулыбался и быстрыми штрихами стал пририсовывать другого бесенка – тощего, с встрепанной шевелюрой, целящегося в неведомого противника из огромной пробирки…

– Далее. Светлана Игоревна! – Горловой легонько стукнул карандашом по блокноту. Света выпрямилась на стуле и торопливо перевернула разрисованный чертиками листок.

– Вам необходимо составить список книг по военно-патриотической тематике и заказать их согласно этого списка, – Горловому чем-то понравились последние слова и он со вкусом повторил их еще раз, – … согласно этого списка через коллектор.

– Но… – Света замялась. – Я не представляю, что должно войти в подобный список…

– Гм… – Начальник лагеря задумчиво полистал циркуляр. Он и сам не особо представлял, что скрывается под этим полузабытым термином: военно-патриотические книги. – Алексей Юрьевич, может быть вы, как человек служивший и даже, гм-м, воевавший, подскажете Светлане Игоревне?

– Так точно! – Лешка выкатил грудь и расправил плечи, изобразив лицом плакатного отличника боевой и политической подготовки, только в глазах мелькнули веселые искорки. – Записывай, Света.

И стал размеренно диктовать, как будто зачитывал список использованной литературы:

– Первое: “Начальная военная подготовка”, Учебник для 9-10 классов, “Учпедгиз”, 1984 год;

Второе: “Устав гарнизонной и караульной службы”, “Военгиз”, 1969 год;

Третье: Цыгулев А.А. “Как распознать вражеские самолеты?”, Воениздат НКО СССР, 1942 год;

Четвертое: “Наставление по стрелковому …”

– Прекратите, Алексей, – прервала его СВ, до сих пор молчавшая. Если бы у навеки замороженной трески вдруг прорезался голос, она наверняка говорила бы похожим тоном. – У меня сохранилась старая методичка по военно-патриотическому воспитанию, там есть все необходимое…

Горловой неодобрительно глянул на Лешу и резюмировал:

– Вот и отлично. С книжками вы, Светлана Игоревна, разберетесь… Теперь перейдем к главному. Необходимо провести в лагере игру “Зарница”…