Онлайн чтение книги Пятиозерье
Глава 7

05 августа, 14:45, ДОЛ “Варяг”, комната физрука Закревского.

– К тебе можно? – спросила предсказанная Тамерланом женщина.

Это оказалась Киса, она же Алина, – вожатая четвертого отряда. Леша взглянул на нее удивленно – принаряжена, туфельки на высоком каблуке, макияж… На сегодняшнюю дискотеку собралась? Так вроде рановато…

– Привет, проходи, – улыбнулся он. – Присаживайся. Чаю хочешь?

Над этим вроде простым вопросом Киса задумалась – и не ответила. Окинула взглядом раскрытый чемодан, выложенную на койку форму…

– На войну собрался? – В совещании у Горлового Алина не участвовала и про “Зарницу” еще не знала.

Леша подумал, что разговор начинает почти дословно повторять закончившийся только что, – с мальчиком Тамерланом. И ответил по-другому:

– Ага. Наше дело солдатское. Получен приказ – после огневой подготовки занять “Бригантину”, подавить узлы сопротивления противника, произвести жесткую зачистку… А ихнего начлага Боровского взять живым и доставить в расположение части.

Киса посмотрела на него не то чтобы обиженно, – но как будто ждала чего-то другого. И он добавил серьезно:

– Игра будет, “Зарница”. Между нашими лагерями. Ты, наверное, такой и не помнишь, не застала…

Он подумал, что опять, пожалуй, сказал не то. Алине не нравилось, когда он в разговоре подчеркивал ее молодость. А себя, Свету, Ленку, даже Пробиркина, – относил к другому поколению.

Киса осторожно прикоснулась к серебряному кресту. Спросила:

– Еще не наигрался? – Прозвучало это резковато.

Наверное, в его выражении лица что-то изменилось, и изменилось не в лучшую сторону, потому что она тут же добавила:

– Извини…

Он заставил себя улыбнуться. Получилось с трудом.

– За что? Ты же не виновата, что последние пятнадцать лет нам старательно вколачивают в головы: служить Родине надо, вынося утки за больными, а война не то гигантская компьютерная игра, где у каждого куча запасных жизней, не то серия телерепортажей, персонажем которых ты никогда и ни за что не станешь…

– А что пытаешься вколотить в головы мальчишкам ты? Что отправиться в чужие горы и вернуться в цинковом гробу – мечта любого мужчины?

Леше было не в новинку слышать такие речи. Многие из персонала лагеря попрекали его за милитаризм. Алина завела подобный разговор впервые.

– Насчет мечты не знаю. Каждый мечтает о своем. Но иногда приходится идти на войну – в чужие горы, или в джунгли, или в пустыню – и тогда надо уметь побеждать. Этому и учу.

– Но зачем?! Зачем нам победы в чужих джунглях и горах? Наши деды победили немцев – а теперь, кто дожил, получают гуманитарные подачки из Германии. И берут – чтобы не голодать. А внуки продают их ордена на блошиных рынках Европы… Я была в Польше, сама видела… Кому и зачем нужны твое победы?

Леша на секунду задумался. Потом предложил:

– Знаешь что? Давай отложим этот разговор. На пару дней. Хочу показать одно место, тут неподалеку. Я своих пацанов каждую смену туда вожу. Многим там становится понятней – зачем ходят на войну.

Что же за таинственное место? – заинтриговано подумала Киса. Вроде нет поблизости никаких мемориалов и музеев боевой славы… Но кивнула утвердительно: сходим.

Закревский продолжал:

– А что касается меня – то я наигрался. С лихвой. С избытком. Но если будет надо – за спинами нынешних мальчишек прятаться не буду, не беспокойся. Выступлю играющим тренером.

В его последних словах сквозила обида.

Киса смотрела ему в глаза, губы ее шевельнулись, словно она хотела сказать что-то еще, но не сказала. Леше показалось, что глаза ее подозрительно поблескивают.

Черт возьми, опять что-то не то ляпнул, смущенно подумал Закревский, совершенно я разучился общаться с восемнадцатилетними девушками, заладил про войну, а ей ведь совсем о другом говорить хочется, и делать совсем другое, и это правильно, каждому свое, а когда знаешь, что тебя ждет такая вот Киса – пройдешь сквозь всё, и вернешься обязательно… а по уму, надо бы пригласить ее на сегодняшнюю дискотеку, и… ладно, сиди уж, старый пень, куда тебе в тридцать два года с ней, не смеши народ…

Алина все смотрела на него, и он чувствовал – ждет чего-то, и не знал, что должен сказать. Не выдержал, отвернулся, стал заваривать чай, – хотя сам больше не хотел, да и Киса желания не высказала.

Она заговорила, глядя ему в спину, так было легче.

– Леша… Я не хотела тебя обидеть, извини… Просто… Я ничего не знала про эту дурацкую игру, увидела чемодан, форму – и подумала, что ты опять… собираешься туда … И мне стало страшно, потому что… потому что…

Она набрала полную грудь воздуха, словно готовилась нырнуть в холодную воду, и выпалила в лицо Закревскому, уже снова развернувшемуся к ней:

– Потому что я люблю тебя, дурак!

Он молча смотрел на нее, и Алина не понимала значения взгляда.

– Я смешная и глупая, да?

Вот тут бы и надо сказать, подумал Закревский, что ты вовсе не смешная, и уж тем более не глупая; нет, ты – хорошая, ты милая; нет, нет, нет! – все не то – я не знаю, какая ты, но какой бы не была – ты лучшая… Но он так не умел, и сказал с обычной своей улыбкой:

– Ну конечно же, ты на редкость смешная. И при этом ужасно глупая.

Она шагнула к нему, она слышала только то, как это было сказано, – а голос ласкал и звал, говорил не то, что слова – и через мгновение они стали не важны и не нужны…

Спустя несколько минут – пока Закревский переводил дыхание – Алина скользнула к двери и решительно задвинула щеколду.

05 августа, 14:59, ДОЛ “Варяг”, берег озера.

Плаврук Пробиркин занимался своим прямым и непосредственным делом – руководил процессом обучения плаванию.

Тихий час закончился, и у Доктора проходило занятие с малышней из одиннадцатого отряда (врач Нина Викторовна разрешала им купаться лишь после обеда, когда вода достаточно прогревалась).

Занятие – после десятиминутной разминки на суше – происходило в купальне-“лягушатнике”, тридцатиметровом дощатом сооружении, утонуть в котором даже теоретически не представлялось возможным.

Истомленные зноем малыши, с завистью поглядывавшие на купавшиеся с утра старшие отряды, ринулись в воду с визгом и дикими воплями, – как степная орда на взятый приступом город. Акватория “лягушатника” стала напоминать густо заправленный суп, фрикадельки в котором страдают буйным помешательством…

Пробиркин, понятно, в этот содом не полез – расхаживал по деревянному настилу, отделявшему купальню от озера, и упорядочивал броуновское движение: уворачивался от взлетающих во все стороны фонтанов воды, пытался перекричать вопящий хор, дул в заливистый судейский свисток, – и завидовал Леше Закревскому, на занятиях которого подобный бедлам отчего-то никогда не случался.

Наконец относительный порядок был восстановлен. Посчитав, что водная разминка выполнена и перевыполнена, плаврук перешел непосредственно к упражнениям.

Проводить занятия Доктор любил, несмотря на почти полное отсутствие педагогических способностей. И сейчас, командуя своими “лягушатами”, не на шутку увлекся, не обращая внимания на происходящее вокруг купальни.

Как на настиле, рядом с ним, оказался худощавый белоголовый паренек, Пробиркин не заметил. Увидел его краем глаза, когда мальчик находился уже в нескольких шагах, – и опять не обратил внимания. Плаврук как раз дошел но упражнения “поплавок” – смотрел на тридцать покачивающихся на поверхности спин и попок (головы и обхваченные руками колени скрывались под водой), мысленно и аккуратно отсчитывал секунды, стараясь, чтобы разные по длительности произношения числа звучали – точнее, беззвучно произносились, – за примерно одинаковые промежутки времени. Секундомер Пробиркин сегодня опять забыл, такое с рассеянным Доктором случалось часто.

– Меня зовут Тамерлан, – сказал мальчик.

– Очень приятно, – машинально ответил Пробиркин, на секунду обернувшись к нему и считая про себя: че-т'ре… пя-ать… ше-есть…

Потом попытался вновь повернуться к “лягушатнику” – и не смог. Что за… Мышцы шеи казались парализованными. Доктор попытался развернуться всем корпусом – но и ноги, и все тело, похоже состояли с шеей в заговоре, – и никак не отреагировали на команду мозга.

Мысли метались в голове короткие и бессвязные – и параллельно продолжался отсчет секунд:

Что со мной?

во-семь… де-вять…

Перегрелся?

де-сять… один'-цать…

Солнечный удар?

двен'-цать… трин'-цать…

Пора им выныривать…

ч'тыр'-цать.. пятн'-цать…

На счете “шестнадцать” Пробиркин обнаружил, что глазные мышцы ему подчиняются – и скосил глаза на купальню. От увиденного у него перехватило дыхание. В самом прямом смысле слова. Горло словно сдавила невидимая петля.

В “ЛЯГУШАТНИКЕ” НЕ ВЫНЫРНУЛ НИКТО!!!

Теоретически, упражнение “поплавок” рассчитано на задержку под водой дыхания на десять-двенадцать секунд. Но из практики Доктор знал, что уже через пять-шесть секунд многие не умеющие плавать и боящиеся воды малыши выныривают.

СЕЙЧАС НЕ ВЫНЫРНУЛ НИКТО!!!

На поверхности по-прежнему виднелись загорелые спины и разноцветные трусики.

дв'дцать два… дв'дцать три…

Да что же происходит?! И с детьми – тоже?! Доктор хотел закричать и не смог. Хотел спрыгнуть в лягушатник – и остался на месте. Лишь глаза бешено вращались в орбитах.

Белоголовый мальчик с любопытством наблюдал за пантомимами Пробиркина. Потом сказал:

– Я буду спрашивать. Ты будешь отвечать.

Прозвучало это без особых эмоций. Как простая констатация факта.

Пробиркин слова услышал – но совершенно не понял их смысла. Таймер в его голове продолжал отсчет: тр'дцать пять… тр'дцать шесть… Доктор чувствовал, как под спортивным костюмом, по спине, сбегают липкие струйки пота. Взрослый человек может продержаться под водой и минуту, и две, и больше… Но дети восьми-девяти лет? С гораздо меньшим объемом легких?

Он скосил глаза еще сильнее. Неужели никто на берегу не замечает, что в “лягушатнике” творится неладное?! Но увидеть берег из этого положения Пробиркину не удалось. Плаврук пытался издать хоть какой-то звук, хоть как-то привлечь внимание – ничего не получалось.

– Ты давно знаком со Светланой? – спросил Тамерлан.

Вопрос снова прошел мимо сознания Доктора – так, по крайней мере, тому показалось. Механический голос в голове произнес отчетливо, уже не глотая звуки: ШЕСТЬДЕСЯТ.

Всё, понял Пробиркин. Конец. Никто не вынырнул… И уже не вынырнет. Одиннадцатый отряд в полном составе утонул непонятным образом в безопасном лягушатнике… Утонул из-за него, плаврука… Остается одно, подумал Доктор. Выбрать камень потяжелее и…

Больше ничего подумать он не успел.

Губы, гортань, язык, – короче говоря, весь речевой аппарат Пробиркина пришел в движение. Совершенно против его воли – точно так же, как только что против воли пребывал в безмолвии.

– Со Светой я знаком с июня, – сказал Доктор, и продолжал говорить, говорить, говорить что-то еще, не понимая, что и зачем говорит. Расширенные от ужаса глаза смотрели на усеянный детскими трупиками “лягушатник”…

Тамерлан внимательно слушал.

05 августа, 15:01, Выборгское шоссе.

План родился у него мгновенно.

Родился на месте, в лагере – после того, как человек в черном узнал все, что хотел. Родился при взгляде на огромную, вековую сосну, раскинувшую руки-сучья у волейбольной площадки…

Теперь надо все тщательно просчитать и еще более тщательно подготовить. Прокола быть не должно. Здесь – не должно. Последний долг он отдаст красиво…

Губы кривила усмешка – страшная. Нога давила акселератор. О том, что все может закончиться совсем не так – прямо сейчас, если его прихватит за рулем, на полном ходу, – черный человек не думал.

Он улыбался. Он был счастлив. Он был жив.

Пока – жив.

05 августа, 15:03, ДОЛ “Варяг”, берег озера.

И отчего у меня в голове засел этот новорусский (вернее, новоазербайджанский) парнишка? – подумала Света. Влюбилась, может? – невесело улыбнулась она собственной шутке. Шутки тут была лишь доля, всякие истории случались порой между парнями из старших отрядов и их вожатыми и воспитательницами, бывшими зачастую всего на три-четыре года старше своих воспитанников…

Со Светой, впрочем, такого не бывало. Но чем-то белоголовый мальчик по имени Тамерлан ее зацепил.

С этими мыслями она заперла библиотеку, вышла на улицу.

Дневная жара была в разгаре, и Света двинулась к своему коттеджику кружным путем, вдоль берега, здесь с озера тянуло хоть какой-то свежестью. Прошла мимо лодочного причала с прикованными здоровенными ялами – на них порой совершались экскурсии на остров, хотя ничего особо примечательного там не имелось – сосны, песок да непомерное количество чаячьих гнезд. Посмотрела, как в кристальной воде гоняется за мальками крохотный, с ложку размером, щуренок. Подходя к детскому пляжу, решила заскочить за купальником и тут же сходить искупаться…

В общем, про Тамерлана и свой не совсем объяснимый к нему интерес Света на время позабыла.

Но тут же вспомнила.

Увидела, как приметный издалека белоголовый мальчишка приблизился к Пробиркину, с важным видом расхаживающему по настилу купальни и руководящему “лягушатами”. Коротко спросил Доктора о чем-то, развернулся и пошел обратно. С “лягушатника” на берег была перекинута над мелководьем широкая четырехметровая доска – дабы не мочить зря ноги тем, кто раздевался на купальне. Но мальчишка к ней не подошел, срезал путь, перемахнув пресловутые четыре метра ловким прыжком почти без разбега.

Спортивный паренек, Лешке понравится, – подумала Света. Ей показалось, что на берегу Тамерлан внимательно посмотрел в ее сторону. Но, может быть, лишь показалось, – расстояние было изрядным. Интересно, что за дела у них с Пробиркиным? – думала Света, медленно приближаясь к “лягушатнику”, – вязкий сыпучий песок быстрой ходьбе не способствовал.

Тут Доктор как раз закончил занятие и решительно погнал свою голоногую команду на берег, игнорируя просьбы покупаться “еще совсем-совсем чуточку”. Подошедшая Света спросила у него, словно бы между прочим, стараясь говорить равнодушным тоном:

– Ты уже познакомился с новеньким? Колоритный паренек, правда? В Ленкином отряде будет…

Пробиркин, всегда отличавшийся болтливостью, а в общении со Светой в особенности, просто обязан был сейчас рассказать, зачем и для чего подходил к нему Тамерлан.

Не рассказал.

– Новенький? А-а… ну да… – неопределенно протянул Доктор.

Черные волосы его были, как обычно, всклокочены. Глаза смотрели несколько диковатым взглядом – тоже как обычно.

– А что он от тебя хотел? – спросила Света.

– От меня? Ну… в общем… как бы сказать… – замямлил плаврук, потом произнес с видимым облегчением: – Да, точно, просил записать в его команду по плаванию, на День Нептуна, вот…

Врет, с удивлением поняла Света. Совершенно точно врет. Неумело, но старательно. Интересные дела… Больше ни о чем она спрашивать не стала, пошла к себе, в крайней степени заинтригованная.

Пробиркин не врал. Почти не врал. Он абсолютно не помнил, о чем спросил у него мальчик со странными белыми волосами. Какое-то получилось секундное помутнение сознания… На жаре бывает.