Одиночество либо ожесточает, либо учит независимости.
Слово «отец» тогда имеет смысл, когда сын вырастает достойным человеком!
Легко ль учуять вам подвох?
Как сочен спелый плод,
Покуда мякоть внешнюю уста с него не снимут,
Так, словно спелый плод,
Налито жизнью сердце Человечье,
Покуда на раскопана в него лазейка,
Дурманят взор его цветы, покуда мерзостная гниль
Вслед за укусом не пойдёт из затхлой сердцевины...
Существует десять частей речи, и с каждой хлопот не оберёшься. Самое обычное рядовое предложение в немецкой газете представляет собой неповторимое, внушительное зрелище: оно занимает пол-газетного столбца; оно заключает в себе все десять частей речи, но не в должной последовательности, а в хаотическом беспорядке; оно состоит из многоэтажных слов, сочинённых тут же, по мгновенному наитию, и не предусмотренных ни одним словарём, - шесть - семь слов наращиваются друг на дружку просто так, без швов и заклёпок (разумей, дефисов). Такое предложение трактует о четырнадцати - пятнадцати различных предметах, каждый - в своём особом вводном предложении, причём несколько малых вводных включены в одно большое, как круглые скобки в квадратные; наконец, все большие и малые скобки заключены в скобки фигурные, из коих первая стоит в начале величественного предложения, вторая - на середине последней строчки, а уже за нею идёт глагол, и только тут вы узнаете, о чем, собственно, речь; следом же за глаголом - как я понимаю, украшения ради-пишущий подсыпает с десяток всяких "haben sind gewesen gehabt haben geworden sein", и прочее и тому подобное, и только теперь импозантное сооружение завершено. Это заключительное "аминь" представляет собой нечто вроде росчерка при подписи: не обязательно, но красиво. Немецкую книгу читать не так уж трудно - надо только поднести её к зеркалу или стать на голову, чтобы перевернуть порядок слов, - научиться же читать и понимать немецкую газету не способен, по моему, ни один иностранец.
Жизнь была бы намного краше, если бы каждый мог взять с собой туда, где ему приходится бывать, запахи материнского дома.
- Безгрешны только младенцы.
Люди, обладающие способностью жить в прошлом, не знают, какое им уготовано будущее.
С моей-то репутацией мне вряд ли удастся получить приглашение даже на собственные похороны.
Хорошо, что некоторые организованнее других.
Мы знали, что мир уже не будет прежним. Кто-то смеялся, кто-то плакал. Большинство молчали.
Как гласит старая поговорка – от вашей глупости может пострадать ваше тело. Очень жаль, что смысл этих слов Виид понял слишком поздно.
Разумеется, я попал к ней в обучение не совсем диким человеком. Её умиляло, сколько всего я знаю наизусть, в том числе из разной советской дряни - но где было взять другое? Чем кормили, то и ел.
Чего он ждет - смерти или безумного чувственного наслаждения? Одно ожидание наслаивалось на другое, и казалось, что смерть и есть объект его вожделения.
Уже осень. А осенью не следует оставаться одной. Пережить осень и так достаточно трудно.
- Самые знаменитые трюки всегда оказывались наипростейшими.
В совсем раннем возрасте находящаяся рядом мать, потом — из несколько большего отдаления — отец, потом те, кому по должности доверено воспитание, да и вообще каждый взрослый и каждый старший никогда не в состоянии удовлетворить свою страсть к указаниям, приказам и запретам, адресованным ребенку. С самых нежных лет в нем копятся и копятся жала, которыми и объясняются все причуды и неврозы его последующей жизни. Он вынужден искать тех, на кого можно будет перебросить свои жала. Вся жизнь, таким образом, становится одним бесконечным поиском избавления или освобождения от жал. И он не знает, почему совершает тот или иной необъяснимый поступок, почему вступает в ту или иную вроде бы бессмысленную связь.
Там -цензура и портвейн. Здесь - свобода и коньяк.
Только трусы убирают в бурю снасти своих мозгов.
Да и к чему мешать людям умирать, если смерть есть нормальный и законный конец каждого? Что из того, если какой-нибудь торгаш или чиновник проживет лишних пять, десять лет? Если же видеть цель медицины в том, что лекарства облегчают страдания, то невольно напрашивается вопрос: зачем их облегчать? Во-первых, говорят, что страдания ведут человека к совершенству, и, во-вторых, если человечество в самом деле научится облегчать свои страдания пилюлями и каплями, то оно совершенно забросит религию и философию, в которых до сих пор находило не только защиту от всяких бед, но даже счастие.
А это только ваше мнение, или другие тоже так думают?
Если бы у вас была хоть малейшая возможность изменить то, что сделано, тогда стоило бы задумываться над старыми ошибками. Но раз их нельзя исправить – пусть мёртвые оплакивают мёртвых.
Если кто-то по ночам смотрит на небо, это еще не значит, что мы имеем дело с астрономом.
- Когда же духовные лица или миряне, принцы и аббаты, рыцари и монахи приходят к Исааку, стучатся в его двери и занимают у него шекели, они говорят с ним совсем не так грубо. Тогда только и слышишь: «Друг Исаак, сделай такое одолжение. Я заплачу тебе в срок - покарай меня Бог, коли пропущу хоть один день», или: «Добрейший Исаак, если тебе когда-либо случалось помочь человеку, то будь и мне другом в беде». А когда наступает срок расплаты и я прихожу получать долг, тогда иное дело - тогда я «проклятый еврей».
И все же иногда случаются моменты, когда брат с сестрой способны отложить в сторонку пыточные инструменты и поговорить друг с другом как цивилизованные люди...
Разберись с другими, пока они не разобрались с тобой.
Вы приглашаете свидетеля, когда хотите хвалить себя; и когда вы склонили его хорошо думать о вас, сами вы хорошо думаете о себе.
Любой наркоман знает о себе две вещи: ему надо завязать, но завязать он не может. Или можно сказать по-другому: ему нужна наркота, но дальше так продолжаться не может. Это как узел в сознании, в голове. Его нельзя развязать и нельзя разрубить, поэтому надо оставить его позади и идти дальше. Это возможно, главное - выбрать правильное надо и правильное не могу.
Что нового покажет мне Москва?
Вчера был бал, а завтра будет два.
Тот сватался – успел, а тот дал промах.
Всё тот же толк, и те ж стихи в альбомах.
«Что вы делаете для очищения?»
«Я просто повторяю: “Я люблю тебя”, “Мне очень жаль”, “Пожалуйста, прости меня” и “Благодарю тебя”».
Доктор Хью Лин пояснил, что в простой фразе «Я люблю тебя» есть три элемента, с помощью которых можно преобразовать все что угодно. Он сказал, что это благодарность, уважение и преобразование. Я продолжил свое объяснение.
«Фразы, которые я произношу, напоминают мне магическое заклинание, которое открывает двери Вселенной. Когда я декламирую эти фразы как стихи, я открываю самого себя для Бога, чтобы он мог очистить меня и стереть все программы, которые мешают мне жить».
Ты играешь с огнем. Опасная забава, когда под рукой нет огнетушителя.
Можно привыкнуть считать всех, кто ниже тебя ростом, мелюзгой, недостойной внимания. А это ведёт к высокомерию.
Мать всегда остаётся матерью.
При жизни человека ничего невозможного нет — невозможность наступает только со смертью. Да и то не обязательно.
Рано или поздно мы все меняем невинность на жизненный опыт.
От того, что ты засунул в жопу перо, ты еще не стал павлином.
Моё лицо — вот моя самая надежная маска.
И все же я пишу не обыкновенными чернилами, а красной кровью, которая сочится у меня из сердца, потому что теперь вскрылись все его зарубцевавшиеся раны, и оно сжимается и болит, и то и дело капает слеза на бумагу.
Что такое любовь по сравнению с бифштексом?
...утром деньги - вечером стулья. Или вечером деньги - ночью стулья...
Не надо чинить того, что не ломается.
"Заслужить". Как нас это волнует… Волнует, что у нас должно быть то и это и нам должны то-то и то-то. Сколько сердец разбивалось из-за этого слова, и не сосчитать…
Эрика ничего не чувствует и никогда ничего не чувствовала. В ней столько же чувства, как в обломке кровельной черепицы, поливаемой дождем.
Фашизм – это технически оснащённый архаизм.
Порой одних инструкций мало.
Что бы там с вами ни стряслось - не переживайте. На свете не так уж много вещей, из-за которых стоит переживать.
Опять-таки вы меня не удивляете, – заметил он после некоторого молчания, – все это слишком давно перестало меня удивлять. Предпосылов, так тот прямо бы вам отрезал, что подобное ваше непонимание вещей самых естественных происходит от извращения самых обыкновенных чувств и понятий ваших – во-первых, долгою нелепою жизнию, а во-вторых, долгою праздностью.
Многое на свете выглядит не тем, чем является на самом деле. И уж к самым плохим вещам это относится в первую очередь.
Истинный реалист, если он не верующий, всегда найдёт в себе силу и способность не поверить и чуду, а если чудо станет пред ним неотразимым фактом, то он скорее не поверит своим чувствам, чем допустит факт.
Шрамы - это не раны. Шрам - это зажившее место. После ранения шрам восстанавливает ваше тело.
1..119..143Как говаривал доктор Джонсон: "Сам Бог не намерен судить человека до конца его дней." Почему же это можем делать вы или я?