Чем выше ты забираешься, тем виднее твой зад окружающим. И как бы ты ни старался, твое прошлое перед кем-нибудь да вылезает.
И мне стало ясно, что он принадлежит к тем людям, угнетенная душа которых, как это часто бывает у низшей прослойки в армии, не может утвердить себя иначе, чем творя насилие. Я не сомневался в том, что где-то в тайниках его души сплелись в тугой клубок страдания тех долгих лет, которые он провел следуя пунктам тюремного устава, господствовавшего в этой военной тюрьме и над людьми в форме надзирателей.
Когда то, что исчезло навеки, вдруг опять появляется перед нами, наше сердце кричит от боли.
- Давным-давно кое-кто сказал: "Те, кто сжигает книги, в итоге будут сжигать людей"... - пробормотала я.
Когда мы ненавидим кого-то, мы ненавидим в его образе то, что сидит в нас самих. То, чего нет в нас самих, нас не трогает.
Почему все твердят мне, что я становлюсь человеком? Я был человеком всегда, даже до того, как меня коснулся нож хирурга.
Человек – как роман: до самой последней страницы не знаешь, чем кончится. Иначе не стоило бы и читать…
А что ж, может, и лучше, что оскорбляют люди: по крайней мере избавляют от несчастия любить их.
Любопытно, чего люди больше всего боятся? Нового шага, нового собственного слова они всего больше боятся…
Каждый человек на ниточке висит, бездна ежеминутно под ним разверзнуться может, а он еще сам придумывает себе всякие неприятности, портит свою жизнь.
– А я не вижу, почему нельзя высказать все, что имеешь на душе.
– Вы можете? – спросил Базаров.
– Могу, – отвечала Анна Сергеевна после небольшого колебания.
Базаров наклонил голову.
– Вы счастливее меня.
Подлецы любят честных людей, — вы этого не знали?
Нет документа, нет и человека.
Ничто не мешает думать и лежа.
Все мы готовы верить в других по той простой причине, что боимся за себя.
Тогда я чувствую, Гарри, что отдал всю душу человеку, для которого она - тот же, что цветок в петлице, украшение, которым он будет тешить свое тщеславие только один летний день.
Всю силу такого страха человек может понять, только очутившись лицом к лицу с таким ужасом.
Вообще, как я заметил, почти все вещи в этом мире выглядят на картинах куда лучше, чем в действительности.
Она ела, пила, спала, бодрствовала, но она не жила. Жизнь не давала ей никаких впечатлений. Ей ничего не нужно было от жизни, кроме спокойствия, и спокойствие это она могла найти только в смерти.
Забавная штука – жизнь, таинственная, с безжалостной логикой преследующая ничтожные цели. Самое большее, что может получить от неё человек, это – познание себя самого, которое приходит слишком поздно и приносит вечные сожаления.
Нет, это невозможно, невозможно передать, как чувствуешь жизнь в какой-либо определенный период, невозможно передать то, что есть истина, смысл и цель этой жизни. Мы живем и грезим в одиночестве…
Да ведь я ничьим мнением особенно не интересуюсь,(...) а потому отчего же и не побывать пошляком
Если ты в меньшинстве и даже в единственном числе, - это не значит, что ты безумец.
Многие парни будут дарить тебе цветы. Но однажды ты встретишь того, кто запомнит твой любимый цветок, твою любимую песню, твои любимые сладости. И даже если он окажется слишком бедным, чтобы принести их тебе, это не будет иметь значения, потому что он потратит время, чтобы узнать тебя так, как не знает никто другой. Только он заслуживает твою любовь.
Но каждый человек – это не только он сам, это еще и та единственная в своем роде, совершенно особенная, в каждом случае важная и замечательная точка, где скрещиваются явления мира так – только однажды и никогда больше. Поэтому история каждого человека важна, вечна, божественна, поэтому каждый человек, пока он жив и исполняет волю природы, чудесен и достоин всяческого внимания.
Истории – дикие создания, – сказал монстр. – Если отпустить их на свободу, кто знает, каких бед они могут натворить?
Нельзя по-настоящему понять человека, пока не станешь на его точку зрения…
Мы откармливаем всякую живность себе в пищу и откармливаем себя в пищу червям.
Коварство порождает коварство, насилие порождает насилие.
Смерть - не противоположность жизни, а ее часть.
— Как ни странно, написал это не литератор, не поэт. Это сказал психоаналитик по имени Вильгельм Штекель. Вот что он… да ты меня слушаешь?
— Ну конечно.
— Вот что он говорит: «Признак незрелости человека — то, что он хочет благородно умереть за правое дело, а признак зрелости — то, что он хочет смиренно жить ради правого дела».
Но почему? Разве я совершил преступление против природы, когда моя собственная природа таким образом обрела покой и счастье? Если я был таким, каким был, то виной тому моя кровь, а не я. Кто вырастил крапиву в моем саду? Не я. Она росла там сама по себе со времен моего детства. Я начал чувствовать её кровожадные укусы задолго до того, как понял, к чему это приведет. Разве я виноват в том, что, когда пытался обуздать свою страсть, чаша весов с разумом оказалась слишком легкой, чтобы уравновесить чувственность? Моя ли вина, что я не смог успокоить свои бушующие чувства? Судьба, словно Яго, ясно дала понять, что если я хочу обречь себя на муки ада, то могу сделать это более изящно, нежели утопиться. Я подчинился судьбе и перехитрил свое счастье.
Ну вот, опять, спугнула все-таки злобное чудище! И теперь кончено, уже затрещали сучья, – стук копыт идет по занесенной листьями чаще, непроходимой чаще души; никогда нельзя быть спокойной и радоваться, вечно стережет и готова напасть эта тварь – ненависть.
Время не течёт, как река, в которую нельзя войти дважды. Оно как расходящиеся по воде круги.
Устал так сильно, что почти уже разучился смеяться.
— Послушайте, послушайте! — прервал я ее. — Простите, если я вам скажу опять что-нибудь такое... Но вот что: я не могу не прийти сюда завтра. Я мечтатель; у меня так мало действительной жизни, что я такие минуты, как эту, как теперь, считаю так редко, что не могу не повторять этих минут в мечтаньях. Я промечтаю об вас целую ночь, целую неделю, весь год. Я непременно приду сюда завтра, именно сюда, на это же место, именно в этот час, и буду счастлив, припоминая вчерашнее. Уж это место мне мило. У меня уже есть такие два-три места в Петербурге. Я даже один раз заплакал от воспоминанья, как вы... Почем знать, может быть, и вы, тому назад десять минут, плакали от воспоминанья... Но простите меня, я опять забылся; вы, может быть, когда-нибудь были здесь особенно счастливы...
- Мне тридцать лет, — сказал я. — Я пять лет как вышел из того возраста, когда можно лгать себе и называть это честностью
Около горящей свечи кружат и бабочки, и всякие противные букашки. Может ли свеча этому помешать?
Никто не останется в одиночестве, во власти врагов. Мы не отдадим ни его тела, ни его души. Где сражается один, туда придут и все остальные! Никто не будет оставлен, никто не будет забыт!
- Что будем делать?
- Паниковать?
...когда мы несчастны, мы сильнее чувствуем несчастие других; чувство не разбивается, а сосредоточивается...
Хоть разок хотелось любви получить досыта. Чтобы аж хотелось сказать : «Хватит уже, сейчас лопну, спасибо». Хоть разок, хоть один разок. Но они ни разу мне ничего подобного не дали.
– Ребята, у вас нормальный внешний вид. Вспомните, как выглядят Виверны.
– …
Услышав о Вивернах, Желтый и Золотой Человек притихли.
Наверно, я и в молодости не понимал молодежь. Такое тоже случается.
И что за таинственные отношения между мужчиной и женщиной? Мы, физиологи, знаем, какие это отношения. Ты проштудируй-ка анатомию глаза: откуда тут взяться, как ты говоришь, загадочному взгляду? Это все романтизм, чепуха, гниль, художество. Пойдем лучше смотреть жука.
О том, что в водах, окружающих Архипелаг Айно, обитает доисторический ящер - плиозавр, Тате по "большому секрету" рассказали Толик и Игорь. Они взяли с нее слово, что она о ящере никому не расскажет. Свою доверительность, - в духе откровенности, - парни объяснили просто: информация о ящере является строго засекреченной. За разглашение тайны грозит страшная кара - изгнание с Острова!
-- Я ненавижу туман. Я боюсь тумана.
-- Значит -- любишь. Боишься -- потому что это сильнее тебя, ненавидишь -- потому что боишься, любишь -- потому что не можешь покорить это себе. Ведь только и можно любить непокорное.
Он не хочет засорять голову знаниями, которые не нужны для его целей. Все накопленные знания он намерен так или иначе использовать.
Они хорошо понимали, какое чувство дикости и свободы дарила защитная краска.
1..1011121314..143Мне было плохо, мне было хуже некуда. Идея завалиться к Хоби без предупреждения меня не радовала, ведь я пропал на три года. Я позвонил в звонок. Это я, - Тео, - он обнял меня крепко, по-родительски и так порывисто, что я расплакался. Потом – рука у меня на плече, увесистая рука-якорь, рука-безопасность, рука-сила, и он завел меня в дом, провел меня через мастерскую, сквозь тусклую позолоту и густые древесные ароматы, которые мне снились, и дальше - вверх по лестнице, в утраченную когда-то гостиную, к бархату, вазам-урнам, бронзе. Как же чудесно тебя снова увидеть, - говорил он, – и меня до того ошеломила дружеская радость на его лице, что я разревелся еще сильнее