Онлайн чтение книги Рассекреченное королевство. Книга вторая. Испытание Fray
14

Окинув настороженным взглядом улицу, на которой царила безмятежная тишина, Эмброз затворил дверь.

– Четвертый полк поднят по тревоге, и отец дал приказ по мере необходимости применять силу.

– Что? – задохнулась я. – О нет, только не это!

Нико мне обещал, что люди не восстанут, пока обсуждается Билль, пока остается надежда, что он отвечает народным чаяниям.

По каменным переулкам Галатии прокатилось эхо выстрелов. Отдаленные, но гулкие, они вспугнули вечернюю тишину города.

– Черт! – Теодор кинулся к двери и закричал слугам, чтобы подавали карету. – Эмброз, где сейчас отец? Во дворце или в Каменном замке?

– В Каменном замке. Но, погоди, Теодор. Что ты удумал? – увещевал его Эмброз. – Все закончится раньше, чем ты выйдешь из дому. Вооруженные солдаты против горстки мятежников! Да они разобьют их наголову!

Словно подтверждая слова Эмброза, послышался треск ружейных выстрелов и крики.

Теодор задумался.

– Все верно. Но меня терзает вопрос – что дальше? Мне надо переговорить с отцом.

– Вот уж не уверен, что из этого разговора выйдет хоть какой-то толк, – вздохнул Эмброз. – Отец словно муж-подкаблучник под пятою консервативной, деспотичной жены-дворянства. Он понимает, как опасно закрывать глаза на изъявление воли простого люда, и все же ему, всю свою жизнь вращавшемуся среди сливок общества, недостает сил, чтобы выступить против богатейших и влиятельнейших дворян, обладающих неограниченной властью.

– В том-то все и дело, – не уступал Теодор. Он сдернул со стула у двери свою шляпу. – По крайней мере там появится человек, который даст отпор Поммерли и подобным ему маразматикам-недоумкам и не позволит безжалостно покарать схваченных бунтовщиков.

Прежде чем Эмброз успел его остановить, он очутился за дверью. Я не знала, что и сказать.

– И что нам теперь делать? – громко спросила я.

Стрельба смолкла. Меня обуял страх: что, если Билль теперь окажется мертворожденным? Что, если кто-то из моих друзей истекает кровью на площади? Что, если это – начало гражданской войны?

– Я поспешу в Каменный замок следом за этим болваном, моим братцем, и посмотрю, что можно сделать, – вздохнул Эмброз. – Думаю, вас нельзя отпускать домой одну. Вы поедете со мной. Или предпочитаете остаться здесь?

Я отрицательно мотнула головой. В сложившейся ситуации разумнее было довериться Эмброзу, чья юридическая сноровка позволяла ему принимать взвешенные и здравые решения.

Мы сели в карету и покатили в центр города. Улицы были пустынны, лишь разрозненные кучки людей толпились на порогах домов да жались по углам под крышами таверн. Площадь фонтанов мы обогнули, не заезжая на нее, но я заметила марширующую по булыжной мостовой одну из рот Четвертого полка. Я заметила кровь.

– Если бы… – я оборвала себя на полуслове.

Какой толк говорить «если бы я могла чем-нибудь помочь». Здесь и сейчас я ничем помочь не могла. Только путалась бы под ногами у лекарей и санитаров, которые наверняка уже развернули полевой госпиталь в стенах Каменного замка или кафедрального собора. Если б только было время, чтобы вшить чары в бинты или перенести чары, порожденные музыкой Теодора, в перевязочный материал. Но времени у меня не было, как не было и Теодора, который умчался отводить от Билля грозящий катастрофой удар, нанесенный ему восставшими.

Эмброз скрылся из глаз прежде, чем я открыла дверь своего скромного и тихого домика, в котором мы когда-то жили вдвоем с Кристосом. Вскоре придется покинуть его – через несколько месяцев истечет срок аренды, и я лишусь своего неприметного убежища: не заметить дом принца Вестланда попросту невозможно. Я пошарила в кармане, отыскивая ключи.

– Софи.

Я круто обернулась: Нико, маячивший в узком тесном переулке, пролегающем между моим домом и чередой соседних, знаками подзывал меня к себе. Из-за низко висящих карнизов в переулке всегда царила кромешная тьма – я могла бы десяток раз пройти мимо Нико и не заметить его.

– Что ты…

– Сюда! – гаркнул он.

Я ощетинилась было – по какому такому праву он здесь раскомандовался и рявкает на меня, словно офицер на новобранца, – но затем послушно спрятала ключи в карман и побрела за ним по переулку. Его сапоги и обшлага брюк заляпала грязь, и мне показалось, я разглядела пятна крови на его коричневой льняной куртке.

– Многие ранены? Убиты? – спросила я. Меня снедал страх – насколько все плохо?

– Да они даже толком не успели штыками помахать, – ответил Нико. – Они просто взяли и подстрелили ребят, что стояли со мной рядом. Даже закалывать их не стали.

Вот уж утешил так утешил. Я схватила его за руку. Рукав его куртки пропитался кровью.

– Сколько, Нико?

– Пока не знаю. Двадцать, тридцать, может, больше. Солдаты из Каменного замка подошли к Площади фонтанов, выстроились в ряд, дали несколько залпов, и восставшие разбежались кто куда. Солдатам чертовски повезло, что мятежники не успели вооружиться, вот и все. Иначе не миновать бы кровавой бани.

Нико плотно сжал губы, словно прикидывая шансы повстанцев на победу.

– Этого вы и добивались? – сорвалась я на крик. Нико зыркнул на меня колючим взглядом, и я перешла на шепот: – Кровавой бани? Рукопашной схватки на площади?

– Разумеется нет, мы вообще этого не планировали.

– Тогда объясни, что произошло.

– Объяснить? Как объяснить гнев разъяренной толпы, которой я не только не управлял, но которую я даже не подстрекал к действию? Да черт тебя подери, Софи! Тебя комар укусит, и то ты решишь, что это я его надоумил!

– Тогда что, – отчеканила я, – сегодня произошло?

– У народа лопнуло терпение. Вчерашние дебаты выбили всех из колеи. Люди двинулись в таверны, накатили на грудь, пошли из таверны в таверну и наконец вышли на улицы. Достаточно было одной капли, чтобы переполнилась чаша. Так обычно все и происходит… – Нико дернул плечами. – Как снежная лавина.

– Но почему? – всплеснула я руками. – Почему именно сейчас? Вот-вот начнется голосование. Реформы.

– Люди разочаровываются, теряют терпение. И… помнишь недавнюю поправку к Биллю?

– Да, советники отклонили предложение об отмене обязательной воинской повинности… Помилосердствуй, Нико, не из-за нее же они взбунтовались!

– Именно из-за нее. Я пытался остановить их, но ситуация слишком быстро вышла из-под контроля. Народ отказывается доверять правительству, которое только и делает, что все у него отнимает!

– Но… – у меня перехватило дыхание, – положение о воинской обязанности было нашей разменной монетой. Мы понимали, что его наверняка отклонят, но нам пришлось им пожертвовать, Нико. Если не жертвовать какими-нибудь малоценными положениями, процесс никогда не сдвинется с мертвой точки.

– Вы специально внесли это положение, чтобы его провалили? Вы знали, что его отвергнут? – Нико так рассвирепел, что я испугалась, он меня ударит. – Ну ты и змеища…

– Это политика, Нико! Здесь надо уметь договариваться. Не потеряешь – не найдешь…

– Да? И что же потеряла знать?

Я не сразу нашлась что ему ответить.

– Большинство дворян вообще не желают ничего терять, мы вынуждены идти на уступки и давать им возможность проваливать некоторые наши предложения.

– Вы им доверяете?

– Кому?

– Знати. Например, дворяне голосуют «за» и проект проходит – вы уверены, что на следующий день они не отступятся от своих слов?

Сколько раз точно такие же слова бросала я в лицо Теодору. Я вздохнула.

– Да. Нам приходится им доверять. Иначе мы ничего не достигнем.

– Ты такая же, как и мы – голь перекатная, – процедил Нико. – Можешь сколько угодно корчить из себя королевскую болонку – твое дело. Но ты понимаешь, что они играют краплеными картами. В их руках – власть. Они решают, делиться этой властью или нет. И все, что нам остается… – Нико коротко зло рассмеялся, – это сражаться с ними до последнего. И мы будем сражаться. Не сомневайся.

Душу мою, тело мое пронзила свербящая боль – за Галатию, за простой народ, за нацию, готовую разорвать свою страну на куски.

– Реформы одобрят. Непременно. Ты сам это понимаешь, иначе бы ты не просил меня о помощи.

Нико вздохнул, морщинки у его глаз обозначились резче, много резче, чем тогда, накануне мятежа Средизимья.

– Да, верно. Просил. Можешь обозвать меня неисправимым оптимистом.

– А вот этого – не дождешься, – заверила его я.