Онлайн чтение книги Республика самбо
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. РОЖДЕНИЕ РЕСПУБЛИКИ, КОТОРОЙ НЕТ НА КАРТАХ

1

НА ОСОБОЕ ЗАДАНИЕ

АРАБЕСКИ ПОД СТУК КОЛЕС,

НЕЗАВЕРШЕННЫЕ РАССУЖДЕНИЯ О РИТМЕ

Стучат, стучат колеса. Им в такт поскрипывают полки. За окном проносятся желтые фонари, каждый раз неожиданно возникая из мрака. Деловито, торопливо тянет за собой вагоны в ночь паровоз-работяга. Антон сидит у окна. В темном стекле отсвечивает шапка его белокурых волос, тускло отражаются полки. Отовсюду несется тяжелое дыхание, всхрапывание. О будущем не думается, мысли с нею, с которой расстались на целый месяц. На целый месяц! Но ничего, завтра будет уже днем меньше. Сейчас она спит. Какие у нее мягкие волосы, какие большие глаза… Спи, хорошая, спи, любимая. Сколько страниц мы вместе прочитали, сколько экзаменов сдали! Как хорошо, что мы встретились! Помнишь, как допоздна сидели в читалке, а однажды в январе, когда было очень холодно, я принес свое пальто, и мы сидели вместе, накинув его на плечи, и читали, я отогревал в своих руках твои зазябнувшие пальцы, а потом нагнулся и поцеловал их, и ты не отняла руки. Красивая, стройная моя, каково тебе придется, каким ты будешь землекопом?

Стучат, стучат колеса… Лю-би-мая, лю-би-мая, лю-би-мая…

Мысль перебрасывается: в залитой ослепительным солнцем комнате университетского комитета комсомола сидят пятеро непохожих. Шестой напористо говорит:

— Все вы, товарищи, подали заявления с просьбой направить вас в июле на строительство ГЭС. Но комитет комсомола счел целесообразным использовать вас иначе. В нашем районе три тысячи членов народных дружин. Их надо обучить приемам самбо. Кому, как не вам, чемпионам университета, заняться этим делом? Для этого вы должны будете пройти тренерскую подготовку в спортлагере.

— Но…

— Никаких «но». Вас ждут непредвиденные трудности, вы будете жить в суровых условиях и заниматься по напряженной программе. Скажу прямо: трудность номер один — ваш тренер, Глеб Корженевич. Все мы знаем, что это за человек, но никого другого найти не удалось. Вы должны будете взять от этого первоклассного мастера все, что можно, а насчет отношений с ним — комитет надеется на вашу выдержку и принципиальность. Кого изберете комсоргом?

— Антона Жгутова.

— Возражений нет?

— Единогласно.

Что же бу-дет, что же бу-дет, что же бу-дет… Бегут, бегут колеса, постукивая на стыках… Объявили посадку, и масса народу ринулась к поезду. Самбисты, стремительно продвигаясь вперед, поддерживая друг друга и оттирая остальных, прорвались в вагон. Народ прибывал, держать места становилось все трудней, а Корженевича еще не было. Грузный пожилой мужчина сел рядом с ними.

— Придут ваши, сами и потеснитесь, нечего заранее места занимать — не очередь за стройматериалами.

Наконец появился Корженевич. Сначала в купе показалась пара чемоданов, затем узел и поверх всего огромный портфель.

— Ну, это мы расставим: это сюда, это сюда, это сюда, а это подержи пока… Где наши места? Понятно, понятненько. Здесь, здесь и здесь? Гражданин, попрошу вас освободить место — видите, спортсмены едут, им лежать надо, условия нужны!

Толстяк было запетушился, но Глеб спросил его:

— Вы что это… э-э-э… не понимаете… с вами пока по-хорошему говорят, интеллигентно… э-э-э… просят.

Гражданин оглядел плотную фигуру стоящего перед ним молодого человека со смуглым лицом и недобрыми карими глазами, забрал свой чемодан и ушел, бормоча ругательства.

Поезд отошел в час ночи. Вагончики старого типа скрипели, тряслись, качались в разные стороны.

— Вот что, э-э-э… мальчики, ехать пять часов, вас пять человек — каждому дневалить по одному часу: мало ли что, всякий народ едет, вещи надо беречь, — сказал Корженевич. Он разорвал листок блокнота на пять полосок, надписал цифры. — Тяните!

— Слушай, Глеб, это ни к чему. Кому наше барахло нужно? — заметил Женя Пильщиков.

— Э-э-э, давайте условимся сразу. Сразу условимся, ясно? Дисциплина у нас будет железная. Что будет сказано — надо делать. Вот так. Иначе придется отчислять. Я говорю, отчислять будем. Ясно? — по очереди переводя с одного на другого тяжелый немигающий взгляд, сказал Корженевич.

Пришлось тянуть бумажки. Первый номер вытащил Антон. Ребята забрались на полки, повозились и вскоре заснули. Глеб улегся на нижнюю полку и тоже уснул.

Ну и тип, ну и тип, ну и тип… Интересно, почему на постоянный ритм движения одинаково хорошо накладываются слова самых разных размеров, больше того — совершенно непохожие мелодии?

Замучен тяжелой неволей…

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…

Наверно, именно потому, что ритм один и тот же, мы и можем ставить любые ударения. Надо будет подумать. Как спать хочется!

Стучат, стучат колеса…

Антон стянул на пол Валентина, которому пришла очередь дежурить, и полез на его место.

2

КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ

НОВАЯ ОДИССЕЯ

ВРЕМЕННОЕ ПРИСТАНИЩЕ

Поезд пришел в Приозерск ранним утром. Невыспавшиеся самбисты, поеживаясь от свежего ветерка, потащились к пристани на Вуоксу. Там у рыбаков узнали, что катер отправляется только в пять вечера — без малого через полсуток.

— Хм, досадно, конечно, но против объективных закономерностей не попрешь, — рассудительно заметил невысокий буро-веснушчатый Валька Ярыгин. Он бережно снял с плеч футляр с аккордеоном и опустил его на землю.

— Какая концентрация мысли! — восхитился Сергей Смородинцев, сбрасывая рядом рюкзак. — С греко-римской лапидарной четкостью студент второго курса экономического факультета Вэ Ярыгин сумел сформулировать самую суть своей хронически отстающей науки!

— Объективные закономерности, говоришь? Ничего не попишешь, говоришь? Посмотрим, елы-палы. Посмотрим, — сказал Глеб. — Пока вот что. Времени терять не будем, лагерная жизнь началась. Живо раздеваться до пояса и строиться.

Корженевич тоже разделся и вышел вперед. Он был прекрасен. Белые трусики подчеркивали черноту мускулистого тела. Широкая грудь, могучий торс, тяжелые, как у штангиста, руки и стройные сильные ноги свидетельствовали о спортсмене чрезвычайно высокого класса. Все было великолепно в этом молодом мужчине, лишь глаза — их холодный небрежный взгляд — да еще фатовские тоненькие усики казались взятыми совсем от другого человека.

После легкой разминки начали бороться по-настоящему. Обнявшись, Глеб и Антон некоторое время безуспешно старались перегнуть или приподнять друг друга. Упруго вздулись мышцы, тесно переплелись руки, крепкие, как корни дуба. Вдруг Глеб молниеносной подсечкой бросил Антона плашмя на спину.

— Слушай, Глеб, — сказал Антон, вставая и невольно морща лицо от боли, — ты же нас предупреждал, что будем по классике. Зачем же ногами работать?

— А затем, елы-палы, что самбист должен иметь хорошую реакцию на все движения противника. Как автомат, э-э-э, как автомат. Понял?

Они опять принялись бороться. Антон уже тяжело дышал, а у Глеба дыхания не было даже слышно. Улучив удобный момент, Антон сделал резкий выпад — заднюю подножку — и… в тот же миг очутился на земле, припечатанный всей спиной. Глеб бросил его так быстро, что он не успел даже понять, как это произошло. Небрежно перешагнув через него, Корженевич скомандовал:

— Ну, хватит для начала. Теперь в воду. Доплыть всем вон до того буйка и — назад. Бегом!

Самбисты бросились в холодную обжигающую воду — все, кроме Кирилла Инылькана и Сергея Смородинцева.

— А вы?

— Я плохо плаваю, — сказал Сергей. — Как-то неудобно утонуть: я маме обещал вернуться живым. — Он развел руками и изобразил на своем насмешливом лице сожаление: приходится, дескать, приспосабливаться к чудачествам предков.

— Я совсем не плаваю, — тихо ответил Кирилл. — На Камчатке не приходилось.

— Ладно, ладненько. Научим. Всему научим, — пообещал Глеб и, прыгнув в воду, поплыл вперед стремительно, как торпеда, оставляя за собой бурун из пены.

После завтрака Глеб исчез. Но едва самбисты, убаюканные тишиной, растянулись на травке, явился.

— Вот что, елы-палы, катер имеется. Чем ждать до вечера, поедем сейчас. Я тут договорился с директором турбазы, полтора рубля берет с человека. Я думаю так: чем нам терять весь день, лучше переплатим. Правильно я говорю? Ну вот, быстренько давайте мне деньги и пошли, пошли, катер ждать не будет.

Он собрал деньги и побежал вперед, самбисты поднялись и потащили скарб. В укромном местечке за пристанью стоял миниатюрный, ослепительно белый красавец катерок, на палубе которого уже устроились несколько женщин с бидонами и корзинами. Под тяжестью самбистов с вещами он заметно осел в воду. Капитан катера, толстый и апатичный, с красным лицом, расхаживал по берегу, поглядывая изредка на часы.

— Эй, хозяин, ты что это, решил нас утопить?

Куда тут еще сажать! Давай поехали, иначе мы вылазим! — закричал Глеб.

Капитан кинул на него тусклый взгляд и молча полез в катер. Заурчал мотор, катер развернулся и, несмотря на глубокую осадку, быстро понесся по воде. Жестяной грохот встречного ветра сразу забил все другие звуки. Катер вылетел из бухточки, и беспредельный водный простор открылся перед путешественниками. И чем дальше уносился катер, тем шире распахивались за его кормой берега, словно руки, бессильные его удержать, и тем ослепительней сверкало все вокруг. На необозримой глади то тут, то там виднелись островки, некоторые из них были меньше рыбачьей лодки, но и на них из камней росли прямые веселые сосны. А над всем этим, над озером и окружавшими его лесами, раскинулось спокойное голубое небо с белыми медлительными облаками.

Монотонно ревел мотор, гремел ветер, взвихривая платки у колхозниц, бурлила вода за винтом и расходилась двумя высокими гребнями, проносились мимо островки — самбисты начали дремать. Вдруг катер круто повернул и направился к берегу. Причалили к невысоким мосткам, капитан вылез из своей рубки и стал молча принимать у сходящих колхозниц деньги. Затем что-то невнятно пробормотал и, быстро сойдя на берег, зашагал по направлению к поселку. Вскоре он вернулся, лицо его стало еще красней, а взгляд тусклых глазок еще бесцветней. Мотор взревел, и катер опять полетел по водной глади. Самбисты расположились свободней. Женька Пильщиков разделся до трусов и забрался на крышу. Под однообразный гул они снова задремали, а потом и вовсе заснули.

Проснулись все сразу от резкого толчка. Что-то заскрежетало, лязгнуло, и наступила тишина. Стало слышно, как за бортом плещется вода. Солнце стояло уже в самом зените. Катер медленно плыл по ветру, удаляясь от невысокой каменной гряды. Со всех сторон теснились маленькие скалистые островки. Капитан быстро раздевался. Взглянув на его опухшее заспанное лицо, самбисты сразу поняли, каким именно образом они очутились в этом диком месте.

— Так и есть, одна лопасть вдребезги, — сипло сообщил капитан, вынырнув.

— Ты хоть знаешь, где мы находимся? — спросил его Глеб.

Стуча зубами, тот вылез на борт и только махнул рукой.

В это время Женька Пильщиков, который осматривал из-под руки окрестности, вдруг неистово завопил, так что все вздрогнули:

— Рыбак! Эй, рыбак! Плыви сюда!

— Чего кричишь? — повернулся к нему Глеб.

Тот только отмахнулся и продолжал кричать во всю мочь. Вся его полуобнаженная фигура выражала призыв и нетерпение. Остальные самбисты тоже влезли наверх и ступенчатым гребешком взгромоздились на крыше, глядя туда, куда смотрел Женька.

Глеб для порядка строго прикрикнул на них и, внутренне усмехнувшись, отметил про себя пеструю цветовую гамму их волос: белокурая шапка Антона, редкие рыжеватые космы Вальки, непроходимые каштановые заросли Женьки, тщательная темная укладка Сергея и, наконец, прямые иссиня-черные волосы у коренастого Кирилла Инылькана. «Что волосы, что рост, что характер — все разное, — подумал он. — Ну, ничего, всех повышколим, повыбьем анархизм. Анархизм-то повыбьем», — самодовольно повторил он.

У Женьки Пильщикова дистанция между мелькнувшей мыслью и ее осуществлением была, как видно, очень короткой. Он в три энергичных шага разбежался по крыше, оттолкнулся так, что катер качнуло, прыгнул головой в воду и поплыл быстрыми саженками.

— Эт-то что такое? — возмутился Глеб. — Почему без разрешения? Пильщиков, назад!

Но Женька уже вдалеке отмахивал сажени и даже не обернулся.

— Безобразие! — со злостью процедил сквозь зубы Глеб. — Его судорога схватит, а отвечать кто будет?

Продолжая ругаться, он начал раздеваться, всматриваясь в слепящий блеск волн, среди которых удалялась черная точка — Женькина голова. Вскоре она исчезла за камнями, и спустя несколько минут из-за острова показались две лодки: большая, груженная бидонами, и на буксире у нее маленькая. Поглядывая из-за плеча на потерпевших бедствие, средних лет мужчина греб к ним сильными резкими толчками, а на корме пританцовывал от нетерпения Женька.

— Рёбцы! — заорал он. — Ура! Товарищ плывет, куда нам надо!

Передняя лодка мягко стукнулась о борт катерка, Женька навалился животом на палубу, вскарабкался на нее и побежал одеваться.

— Пильщиков! — резко обратился к нему Глеб. — Еще один такой случай, и отчислять будем. Я говорю: будем отчислять! Ясно?

— Ты, командир, прав, да ведь без него вы здесь бог весть сколько накуковались бы: ведь на безлюдье, в стороне от всех путей оказались, — не торопясь сказал гребец. — Между прочим, закурить не найдется? Все некурящие?! Вот так случай! А парень-то, почитай, полкилометра за мной гнался, по нашей воде это не шутка. Горячий парень. Молодой еще. Лет девятнадцать, поди?

У гребца было темно-коричневое от постоянного пребывания на свежем воздухе лицо, крепкие руки спокойно лежали на веслах. Будущий журналист Сергей Смородинцев, тренирующий зоркость глаза, уловил, правда, некую дисгармонию в его облике: умный взгляд, мужчина, что называется, в соку — рослый, сильный — и вместе с тем запущенный, какой-то неухоженный — заношенная рубаха, небрежно залатанные штаны, давняя седоватая щетина.

— Ну, ладно, ладненько! Потом разберемся, — пригрозил Глеб. — Разрешите представиться: Корженевич, мастер спорта СССР, тренер.

Мужчина слегка ухмыльнулся, встал и пожал протянутую с катерка руку, которая утонула в его громадной твердой ладони.

— Макар Васильев, пастух. Гоню вот лодки на дальнюю ферму.

«Ишь ты, — подумал Смородинцев, — а Глеба-то с его титулами он подкусил!»

— Ну, так что делать с вами будем? — спросил новый знакомый. — Эй ты, калоша, — обратился он к капитану, — атомный твой миноносец еще ходит или совсем разучился?

Тот вместо ответа скрылся в машинном отделении, и почти сразу же мотор зачихал, заработал, по временам чудовищно взвывая, и катер еле-еле стал подвигаться вперед.

— Стой! — скомандовал Макар. — Значит, дело ясное: дойдешь своим ходом. Держи за мной, все равно тебе деваться некуда. Теперь так: дело у нас легче пойдет, если ко мне кто-нибудь на подсменку сядет, да еще и маленькую лодчонку кто поведет. А?

— Глеб! Давай я! — взмолился Женька.

Глядя мимо него, Корженевич кивнул и громко распорядился:

— Смородинцев! Вторым номером на большую лодку! Э-э-э, Пильщиков, в маленькую, да греби покрепче, чтобы разогреться. Ясно? И без всяких фокусов!

Вскоре зачихал, завыл мотор, катер двинулся, гребцы налегли на весла, и эскадра из трех кораблей взяла курс на неведомую и невидимую за волнами землю.

— Горячий паренек, — пастух кивнул в сторону лодчонки, которую яростно гнал вперед Женька. — Ничего, быстро ухайдакается, все мы поначалу живо беремся, а потом…

— А что потом? — спросил Сергей.

— А что потом? А потом — капитан, который вон позади тарахтит. А ведь тоже человеком был когда-то. Все мы человеками были… Понял?

— Чего не понять, понять не трудно, — не то согласился, не то возразил Сергей задумчиво.

Кильватерная колонна, растянувшись, вышла из-за островов на синий простор, сразу задул крепкий ветер, и чем дальше, тем сильней он дул, тем крупней и злее становилась волна и холодные брызги, сорванные ветром с верхушек волн, все чаще обдавали путешественников.

Перегруженная большая лодка (ее борта всего на ладонь возвышались над водой) шла тяжело, волны нет-нет да и начинали плескать в нее. Маленькую бросало на волнах, как скорлупу от пустого яйца.

— Гляньте, гляньте! — вдруг заволновался на катере Кирилл Инылькан. — Что там происходит?

Маленькую лодку швыряло вверх и вниз, а Женьки на ней не было. Неожиданно он вынырнул рядом с лодочкой и сразу же, мелькнув пятками, снова ушел в глубину.

— Что за черт! — Корженевич пристально всматривался вдаль из-под руки. Потом повернулся к самбистам — Надо помочь. Кто из вас, елы-палы, сплавает к нему?

Смородинцев и пастух со своей лодки увидели, как Антон Жгутов, быстро стянув рубаху, прыгнул в воду и поплыл к Женьке, который, вынырнув, отдыхал, уцепившись за пляшущую корму лодчонки.

«Интересно, — подумал Смородинцев, выгребая вместе с Макаром против ветра. — Хороший матерьяльчик для анализа: Глеб плавает лучше всех, но остался; Валька Ярыгин — Женькин друг и земляк — тоже не бросился в воду, вон как жмется на борту…»

Антон тем временем подплыл к Женьке, они о чем-то переговорили и разом нырнули под лодку.

— Что случилось? — закричал Глеб, сложив ладони рупором, когда их головы появились над водой.

Из-за порывистого гремящего ветра удалось разобрать лишь отдельные слова: «…волна… пиджак с деньгами… документы… не нашли…» Ветер на мгновение затих, и до большой лодки неожиданно отчетливо донеслись и такие слова, которые адресовались уже буйной Вуоксе и которые никому другому слышать было вовсе ни к чему…

— Что? — охнул Валька и бросился к куче вещей на палубе. Перерыв все, он застонал и два раза крепко ударил себя кулаком по голове.

— Э, что делаешь? — Кирилл Инылькан тронул его за руку. — Этим местом люди думают.

— У Женьки в пиджаке были ведь и мои деньги, — Валентин жалобно посмотрел на него.

— Фиить! — только и смог присвистнуть Инылькан.

Антон и Женька безуспешно нырнули еще несколько раз, затем забрались в свою скорлупку и бешено, в четыре руки, погнали ее вдогонку за катером.

Еще час или полтора, долгих и мучительных, шли лодки. Солнце уже совершило большую часть своего дневного перехода и стояло невысоко. Порывы ветра стали слабее, а волны мельче. Перетруженные руки уже не тянули, но последние метры, ласковый плеск неглубокой воды — и днище прошуршало по песку. — Ну, орлы, бывайте здоровы, может, и свидимся еще, в одном лесу жить будем, — пошутил Макар. — А мне надо на ферму.

К нему в лодку, что-то буркнув, сел капитан, и вскоре она, увлекая за собой на буксире маленькую, исчезла за поворотом.

— Сидите здесь… я пойду за начальником лагеря Подвысоцким, — сказал Глеб и ушел.

— Так что же случилось? — налетел Валентин на Женьку.

Женька выругался.

— Все пропало, вот что случилось! Снял я пиджак, чтобы грести удобней, а волна пиджак и смыла. Я нырял, не нашел. Такие дела. В пиджаке, между прочим, были документы и все наши с Валькой деньги: без малого шестьдесят рублей. Какой тут лагерь — лапу сосать там, что ли! — энергично заключил он. — Хорошо, в общем, съездили!

— Заныл! — сказал Антон. Он сидел на корточках у воды и тихонько, бережно промывал ободранные ладони, — Проживем и без этих денег.

— Рыбу ловить будем, ягоды собирать, грибы искать, знаешь, как заживем? — поддержал его Кирилл. — А тебе, Женька, за ротозейство больше всех придется рыбачить.

— Да, Пильщиков, как же это ты не поймал пиджак? — спросил Сергей. — Зря тебя, что ли, теории вероятности учили? Рассчитал бы площадь озера и площадь пиджака, а затем вычислил бы, учитывая скорость течения и положение луны, где наибольший процент вероятности нахождения пиджака, нырнул — и все было бы в норме! Эх, физики, физики! Несерьезный вы народ, погляжу я на вас!

Невдалеке послышались голоса, ветви кустов раздвинулись, и на берег вышли Корженевич и Подвысоцкий — высокий белокурый мужчина.

— Привет, орлы! — поздоровался Подвысоцкий. — Сэкономили, значит, время? Вон как раз катер свистит, из Приозерска приехал. Да еще документы и деньги утопили! Молодцы, молодцы! Начали вы хорошо, посмотрим, как кончите.

Глеб с Подвысоцким, о чем-то разговаривая, пошли вперед. Самбисты нагрузились вещами и побрели вслед за ними.

Наступал ясный тихий вечер. Наверху ветерок шевелил ярко-зеленые верхушки деревьев, освещенные заходящим солнцем, а внизу было сумрачно. Дорога сделала резкий поворот у гигантских валунов. Круто нырнув вниз, она затем еще круче пошла вверх. С трудом поднявшись на гору, путники остановились на развилке дорог.

— Значит, так, — сказал Подвысоцкий, — мы с Глебом пойдем налево, я ему тут неподалеку избушку снял, а вы пойдете направо, метров через шестьсот будет домик у озера — завтра туда приедут пловцы. Там вас дожидается покрышка и штанга. Можете там переночевать, а утром пройдете еще три километра, найдете художественную гимнастику, они вам покажут вашу… как бы это сказать… базу. Все ясно? Ну, пока, ребята, ешьте, отдыхайте.

— Э-э-э, надо бы помочь донести мне вещи. Кто из вас, э-э-э, пойдет с нами? — спросил Глеб и, видя, что желающих нет, сказал: — Вот ты, Ярыгин, у нас богатырь.

Валька издал «хм», посредством которого он мог выразить все чувства на свете, и пошел с двумя чемоданами.

Уже заметно стемнело и похолодало, с земли поднимался туман. Как и сказал Подвысоцкий, метрах в шестистах по этой же дороге стоял дом. Около него горел небольшой костер, у костра сидел парень.

— Ты кто такой? — спросил его Женька.

— Пловец, — отвечал он. — Завтра сюда все наши приезжают.

— Ну ладно, сиди, — милостиво разрешили ему.

Антон и Кирилл натащили хворосту и, сварив из концентрата каши, разложили дымящееся хлебово по мискам.

— Ну, ребята, утро вечера мудренее, не будем экономить, хватит на сегодня, намучились, — сказал Антон.

Повторять не пришлось.

Вместе с туманом и темнотой вышли на ночную охоту комары, их трубный звон зазвучал отовсюду. Ежесекундно раздавалось хлопанье ладонями по шее, по ногам, по лицу.

— Хм, местечко здесь как будто сыроватое, — заметил Валька Ярыгин.

— Чего ты хочешь, тут же все готово для пловцов, а эти люди уважают влагу во всех видах, — серьезно ответил Смородинцев.

— Все это мелочи быстротекущей жизни. Давайте-ка лучше разберемся с деньгами, — сказал Антон. Он расстелил наволочку, и все, у кого были какие деньги, высыпали их на нее. Кучка получилась весьма скромная. Разделив ее на пять частей, самбисты принялись считать деньги.

Пловцу, который скромно сидел в сторонке, показалось, что он неожиданно перенесся на много веков назад — в эпоху Робин Гуда: ночь, в глухом лесу, далеко от дорог горит на поляне костер, его скачущее пламя выхватывает из темноты то по одному, то всех сразу здоровенных молодцев, устроившихся вокруг горки денег и неумело подсчитывающих свои богатства. Ему представилось даже, что у опушки пасутся их верные кони, готовые унести удалых разбойников по первому тревожному сигналу гнусавого охотничьего рога…

— Итак, шестьдесят утонуло, восемьдесят четыре осталось, — подытожил Антон. — Из них сразу вычитаем девять рублей на обратную дорогу, остается семьдесят пять рублей, делим на тридцать дней — два с полтиной, или пятьдесят копеек ежедневно на нос. Вполне достаточно на хлеб, молоко и всяческий приварок.

— Ба! — воскликнул Валька. — Еще есть деньги!

— Где?

— Мы Глебу давали на катер?

— Давали.

— А он заплатил капитану?

— Нет.

— Постойте, а может быть, заплатил? Перебрали в памяти весь день: нет, не платил.

— Ну, тем лучше.

— А почему же он не отдал нам деньги? — спросил Кирилл.

— Забыл, должно быть. Видишь, какой день суматошный. Завтра отдаст.

— Ну, ребята, спать!

Расстелив на полу сложенную вчетверо брезентовую покрышку, самбисты улеглись.

— Нет, не нравится мне так, — вздохнув, сказал Кирилл Антону.

— Что, комары?

— Нет, все как-то не так. Неразбериха. Завтра не начнем занятий.

— Обстоятельства такие.

— Нет. Мы тоже виноваты.

Антон вздохнул и ничего не ответил. Прошло ровно двадцать четыре часа с того момента, как они сели в поезд. И был день первый…

3

БОИ. ИЗГНАНИЕ

В ЦАРСТВЕ АМАЗОНОК

НЕПРИСТУПНЫЙ ЗАМОК НА ГОРЕ

Проснувшись рано поутру, самбисты с гиканьем спустились к озеру, выкупались, освежились и обнаружили, что находятся в необыкновенно красивых краях: дремучий лес стеной отражался в зеркально-неподвижной темной воде, по которой изредка расходились широкие круги; ласковое солнышко, проникая сквозь заросли, струилось на землю, пятная причудливым узором сочный зеленый мох.

— Есть идея, — сообщил Пильщиков, когда они энергично доскребывали из мисок остатки каши.

— Одна? — кротко спросил Смородинцев.

— Зато стоит твоих четырех, — парировал Женька. — А почему бы нам не остаться именно в этом доме, а? В конце концов воды тут кругом много, пускай пловцы едут на наше место, а нам и здесь хорошо.

— Точно! И не надо тащиться еще три километра со всем грузом, — поддержал его Валька, досуха вытирая миску хлебом, — и к тренеру близко.

— Поговорить, конечно, можно, — сказал Антон, блаженно развалясь на спине, — да только ничего не выйдет: ведь у них места заранее спланированы.

— Спланированы, говоришь? — Смородинцев вскочил на ноги. — А ты знаешь, что план не догма? А может быть, ты слыхал о всемерном развитии демократии, а? Которая как раз и должна разрушать всяческий догматизм? Слыхал?

— Демократия — это не анархия, — возразил Кирилл.

— Лошади едят овес, Волга впадает в Каспийское море, — с готовностью согласился Смородинцев. — Тем более тут дело ясное: начальник лагеря — тренер пловцов. Своя рубашка ближе к телу, им он и подобрал, что получше, а нам — неизвестно что да еще черт-те где. Знаем мы этих бюрократов! А что касается анархии, так мы не для себя стараемся, а для дела!

— А пловцы что, не для дела? — не сдавался Кирилл.

— Да, кстати, а где пловец? — спросил Валька.

— К Подвысоцкому пошел, — мрачно произнес Пильщиков. — Сейчас начальство прибежит. Надо выработать позицию.

На состоявшемся немедленно военном совете решили, что Кирилл Инылькан и Валентин Ярыгин остаются караулить дом. В случае тревоги один отражает нападение, не щадя самой жизни, а другой бежит за подкреплением на озеро, куда остальные идут удить рыбу.

Срезав лозу для удочек, рыболовы с Женькой во главе отправились в поход. Пильщиков с непоколебимой уверенностью повел их вдоль берега. Он вел их подобно полководцу, озаренному предчувствием близкой победы, который устремляет войска навстречу бессмертным подвигам. Ветер славы трепал его волосы, спадавшие на вдохновенно раскрытые глаза, шаг его был легок и стремителен.

— Куда ты ведешь нас? Не видно ни зги, — сказал Смородинцев. — Или ты еще вчера назначил свидание какой-нибудь симпатичной щуке в определенном месте?

— Эх ты, одно слово — щелкопер! Какую же это щуку на червя ловят? Нет, братцы, пропадете вы без меня. Того и гляди стали бы червя на крючок головой надевать!

— А какая разница?

— Какая разница? Охо-хо-хо-хо! — заржал Женька. — «Какая разница», уморил! — и махнул рукой, не снисходя до объяснений.

Наконец нашли подходящее, по его мнению, место. Лес, который везде вплотную подступал к озеру, здесь переходил в заросший мелкой травой лужок, выдававшийся полуостровом. Женька направился к воде, но под ногами у него сильно зачавкало. Все сняли ботинки и прошли через заболоченный участок на высокий камень над водой. Насадили червяков на крючки — обязательно с хвоста! — и стали ждать. Клевало довольно прилично: то один, то другой рыболов снимал с крючка трепещущую гибкую рыбешку. Через час в ведре плескалось с десяток окуньков.

Самбисты уже собирались возвращаться домой, как вдруг сильно заколыхались кусты, раздался треск сучьев, и на тропинку вырвался огромный бык. Это был черный бык-великан, бык-красавец, воплощенная в реальность идея быка. Необъятная грудь переходила в могучую шею, которая держала тяжелую голову с широко расставленными толстыми рогами. Бык, очевидно, от кого-то спасался, дыхание его было прерывистым. Неожиданно для себя увидав людей, он остановился и забил хвостом, в упор глядя на них. Дикие выпученные глаза быка налились кровью, на губах появилась желтая пена, он затряс головой и заревел, направляясь к самбистам. Куда деваться? Антон и Женька могли отплыть, но что было делать Сергею? Сразу у берега начинался обрыв… Они ничего еще не успели сообразить, как, к счастью, передние ноги быка сразу же глубоко увязли, и он торопливо стал выбираться обратно. Выбравшись, бык как будто успокоился и стал ходить, пощипывая траву, но не забывая поглядывать на пленников.

Так прошло с полчаса, рыбы самбисты наловили уже больше, чем им было нужно.

— Н-да, придется сидеть здесь, пока эта скотина не околеет с голоду, — сказал Сергей. — Хотя травы тут таки достаточно…

— Черт его знает что делать, — Женька почесал затылок.

— Ладно, вот что сделаем, — решительно сказал Антон. — Собирайте вещи, я его задержу, а вы быстрее в лес.

Не дожидаясь возражений, он подошел по чавкающей почве к кустарнику и сломал толстый прут. Бык опустил голову, издал скрипучий рев и направился к Антону. Тот неподвижно стоял, оценивая расстояние: должно быть, так же стоял бы в своем мерцающем скафандре космонавт, высадившись на Венере и глядя на устремившегося на него громадного ящера с крошечным мозгом; две далекие, разнесенные на миллионы лет эпохи столкнулись, и холодная пронзительная сила интеллекта неизбежно должна была одолеть тупую механическую мощь — в этом Антон не сомневался.

Когда до черного лба, широкого как табуретка, оставалось не более метра и Антон уже поднял прут, чтобы хлестнуть по влажным вывернутым ноздрям, на поляну выскочил запыхавшийся мальчуган лет одиннадцати — двенадцати. Невообразимо грязный ватник, из которого во все стороны торчали клочья серой ваты, болтался у него до колен. Бахрома от брюк спускалась на загорелые исцарапанные ступни. Соломенные волосы, к которым ножницы и расческа, очевидно, никогда не прикасались, лохматой шапкой покрывали его голову.

— Кирька! Кирька! — завопил он тоненьким голоском — Пират ты окаянный! Отвернуться нельзя от тебя. В других колхозах быки как быки, а тут леший какой-то, пошел вон отсюда! Вот погоди я бате скажу, он тебе поспустит шкуру за твою беготню.

Бычище пугливо кося глазами, развернулся и затрусил назад по тропе. Большой и маленький быстро проследовали мимо опешивших самбистов.

— Ну, слава те господи, — Сергей вздохнул с облегчением, — озоном мы надышались вволю благодаря этому чудищу облу, огромну, стозевну и лаяй, как говаривал, бывало, старикан Тредиаковский. Пора и домой, пожалуй.

Подхватив ведерко с добычей и удочки, самбисты направились в обратный путь.

— А между прочим, — сказал Сергей Антону, — я думал, что ты больше языком умеешь, чем на деле. Есть у нас такие начальники. «Товарищи, мобилизуемся! Товарищи, вперед! Товарищи, подтянемся!»— передразнил он кого-то. — А как до дела дойдет: «Вы, товарищи, работайте, а я посмотрю, как у вас получается». Нет, ты молодец — что вчера, что сегодня. Нетипичный начальник.

— Вообще-то, Сергей, трепло ты изрядное и пижон к тому же, — перебил его Женька, — судишь, рядишь, а сам не знаешь, о чем. Ты хоть одного живого начальника видел?

— Тебе бы столько повидать…

— Иди ты!.. У меня папаша директор совхоза. Вот кто работает так работает! Конь любой в один день от его нагрузки загнулся бы. Понял?

— Але, хоп! — и Сергей неожиданно подставил ногу, выхватил у падающего Женьки ведро с рыбой и побежал вперед. Понял! Тот со смехом бросился за ним. Прибежав к дому и побросав снасти, они стали носиться по поляне друг за другом.

— Тихо! — воскликнул Кирилл. — Стойте!

Все насторожились. Сквозь неумолчный шум леса едва слышно донеслось завывание мотора.

— Так, грузовик едет. Хозяев везет, — определил Сергей. — Приготовимся к осаде.

Отдаленный звук мотора становился все слышней.

Вскоре за поворотом раздался гудок машины. Самбисты плотно заперли дверь и стали у окон. К дому подкатил грузовик, полный ребят и девушек. Он затормозил, и первым из кузова выпрыгнул пловец, который ночевал с самбистами. Из кабины вышел Подвысоцкий. Он направился к дому и дернул дверь.

— Эй, самбисты! — крикнул он. — Выходите сейчас же!

Глухое молчание было ответом.

— Выгружайте вещи! — скомандовал Подвысоцкий пловцам и вновь застучал в дверь: — Что это такое? Не успели приехать, уже разбоем занялись? Выходите немедленно!

— Сами там живите! — был мрачный ответ.

— Я вам покажу — «сами живите»! Отворите дверь!

Тишина.

— Мы войдем, хуже будет!

— Попробуйте! — коротко ответили изнутри.

Подвысоцкий увидел, что так ничего не добьешься, и решил изменить тактику.

— Ребята, откройте, я вам должен сказать что-то важное.

— Говорите.

— Нет, при всех нельзя.

За дверью почувствовалось колебание. Заскрипело железо, дверь приоткрылась.

— Вы один войдете?

Подвысоцкий поставил ногу и не дал затворить дверь.

— Измена! — вскричали внутри. Но было уже поздно. Десятки рук уцепились за дверную щеколду, и поток пловцов хлынул в дом.

— Ну вот что, хлопцы, собирайте вещи и давайте быстренько на свое место. Я вам и пловцов дам до развилки штангу донести, а не то сами все потащите, — не скрывая улыбки, обратился Подвысоцкий к загнанным в угол завоевателям. — Я бы и машину дал, да у нас бензина в обрез, а надо еще в город за продуктами.

Сраженные великодушием победителей, неудачливые агрессоры, не поднимая глаз, прошествовали сквозь строй злорадно ухмылявшихся пловцов. У развилки помощники сбросили поклажу и с хохотом умчались назад.

Делать нечего, деваться некуда: подхватив осточертевшие уже чемоданы и рюкзаки, взвалив на себя скатанную колбасой толстенную покрышку и перекинув от переднего к заднему пятипудовую штангу (будь она трижды проклята!), самбисты двинулись вперед, мрачные, как земля при солнечном затмении. Сначала путь не вызывал у них сомнений, но, пройдя километр, они стали спорить у каждой поперечной тропинки. Лишь Кирилл Инылькан шел молча, остро поглядывая по сторонам черными раскосыми глазами, — так чутко и неутомимо, вероятно, шли охотничьей тропой десятки поколений его предков. Минут через двадцать, Кирилл уверенно повернул влево.

— Эй, а не заблудимся?

— Идем, идем!

— Откуда ты знаешь?

— Смотрите, — он показал на едва заметные следы на обочине.

— Ну и что?

— Два следа, оба маленькие, женские. Тапочки резиновые, спортивные. Ясно?

— Ай да Кирилл! — восхитились самбисты. — С тобой не пропадешь!

Пошли дальше. Когда тропа вывела к лощине с темной влажной почвой, развеялись последние сомнения в правильности выбранного Кириллом пути: повсюду во множестве отпечатались следы тапочек с резиновой насечкой. Так на будущее само собой и определилось: куда бы ни шли они, впереди легким экономным шагом выступал Кирилл.

Вскоре глазам открылась обширная солнечная поляна, в конце которой стоял большой деревянный дом. Самбисты направились к нему, но едва прошли несколько шагов, как пронзительный звенящий самозабвенный женский визг заставил их вздрогнуть и остановиться. Дружно визжало множество голосов сразу. Самбисты увидели, что на цветущей поляне лежали, загорая., обнаженные девушки, разумеется не предполагавшие никакого вторжения в свое царство.

— Ребята, назад!

Они помчались в лес, теряя вещи. Через некоторое время услыхали крик: «Мальчики! Идите, уже можно!» Степенно пошли, опустив головы и пофыркивая в ладони. Около дома стояла группа девушек, человек десять, из окон выглядывало еще несколько. Девушки были уже одеты, некоторые спешно причесывались.

— Здравствуйте, мальчики! — Одна из девушек, загорелая, кареглазая, выступила вперед. — Вы самбисты, наверное? Будем знакомы.

Она держалась ровно и спокойно, и самбисты по каким-то неуловимым признакам, вероятней всего по тому, как уважительно относились к ней подруги, безошибочно определили, что это староста художественных гимнасток.

— Будем знакомы? Да мы сразу познакомились, можно сказать, очень коротко, — сказал Сергей, улыбаясь.

Все засмеялись.

— Проходите к нам, мальчики! Ну, как поживаете?

— Прекрасно! Вот только нет ни жилья, ни еды. Денег два пая утопили, а так все замечательно, — сказал Антон.

— Приобретаем, как говорится, жизненный опыт, — разъяснил Валька.

— Эх вы, бедненькие! — полушутя, полусерьезно сочувствовали девушки. — Приходите к нам, мы вас и напоим, и накормим.

«И спать уложим», — хотел было добавить Женька, но глянул на кареглазую старосту и проглотил присказку.

— Да нет, этак мы вас объедим в два счета, — ответил Антон. — А взаймы пару буханочек и пачку соли мы бы взяли.

— Господи! Вот вы зачем пришли! С этого бы и начали, — съязвила одна из гимнасток, — а то: тары-бары, растабары, катер, приключения…

Снова все рассмеялись.

— Вы нам хлеб и соль, а мы вам рыбу и Вальку Ярыгина, — галантно предложил Сергей.

— То есть рыбу и мясо? — кротко уточнила та же неугомонная девушка.

Сергей только руками развел: не язык, а бритва!

— А кто это Валька Ярыгин? Вы? Вы? Ах, вы! А с чем вас едят?

Валька нестерпимо покраснел, хмыкнул, сказал: «М-да, вообще-то» — и больше ничего не смог добавить.

— Да что вы?! — удивилась мучительница. И окончательно сразила его заключением: — Очень красноречивый товарищ!

— Вальку — в виде культурного обслуживания. Замечательный аккордеонист, — выручил друга Женька.

— А как будете играть? За деньги или хлебом предпочитаете?

— Перестань, Лиза, совсем заклевала парня, — вмешалась староста — Мария, как они узнали из разговора. — Зря вы всю эту бучу затеяли. Ведь ваше помещение на горе, по-моему, удобнее, чем домик пловцов.

— Ага! — вскричал Сергей. — Чуете? Опять «помещение»!..

— Да постой ты! — перебил его Антон. — Может быть, вы нас туда проводите?

— Пожалуйста! Девчата, отведем самбистов?

Шумной гурьбой отправились дальше. Вскоре увидели довольно большой, крутой и лесистый холм, окруженный понизу широкой протокой, — своего рода естественным крепостным рвом. Через воду вали мостки, настеленные на сваях. Вся компания перешла по прогибающимся доскам на ту сторону. Поднявшись, самбисты увидели, что холм полого спускается к озеру. Он оказался островом. На верхушке холма, среди высоких сосен, скрывалась поляна, густо поросшая травой. На опушке леса стояли два сарайчика. Самбисты взбежали по ступенькам в один сарайчик, побольше, и в другой, поменьше.

«Великолепно! Лучше не придумать», — было единодушное мнение.

— А кто подбил нас на бунт? Смородинцев? Накостылять ему по шее! — вскричал Женька.

— Минуточку! Минуточку! — взмолился Сергей, которого вмиг скрутили и пригнули головой к ногам. — Дозвольте перед казнью слово молвить!

— Говори, — разрешили ему.

— Пусть ударит меня тот, кто не принимал участия в бунте…

С хохотом бросили его на траву.

— Девочки, а у вас топор и пила есть? — спросил Женька.

— У нас нет, но посоветовать кое-что можем, — ответили девушки. — Пойдемте с нами, минуете дом, увидите тропинку к избушке на курьих ножках. Там живет пастух Макар с сыном Володькой…

— Коричневое лицо, голубые глаза, разноцветные заплаты, философия Шопенгауэра? — быстро спросил Сергей.

— Точно! А вы откуда знаете?

— Спрашиваете! На то мы и самбисты.

— На то вы и хвастуны! — вмешалась Лиза. — А вы знаете, почему он такой неряшливый и унылый?

— А вы знаете?

— Нам доярки рассказывали, он раньше председателем колхоза был. А потом у него жена умерла, он запил беспробудно, проштрафился, его из председателей и выгнали. Теперь работает пастухом на Дальних пастбищах.

Антон и Сергей, проводив девушек, пошли в указанном направлении. Действительно, дом выглядел крайне неприглядно. Зашли в комнату. За грязным столом у опорожненной миски сидел Макар, курил.

Рядом с ним сидел и плел кнут давешний знакомый пастушок.

— Привет! — бодро воскликнул Сергей. Пастух кивнул им.

— Мы вашими соседями будем, — сказал Антон. Тот кивнул еще раз.

Озадаченные, ребята молчали.

— Не найдется ли у вас топора и пилы? Нам надо сделать нары, стол, скамейки.

— Володька, достань.

— Если можно, дайте и косу, травы в матрацы накосить.

Володька нырнул под незастеленную кровать, порылся там и вылез, держа ржавый топор и такую же пилу-одноручку. Затем снял со стены старую косу.

— Мы вернем дня через два, три.

— Хоть через год, — ответил пастух. — Володька, проводи.

Когда ребята вернулись, работа закипела: выпрямляли на камне старые гвозди, настилали нары, выкашивали поляну, ставили стол. Спустившись к мосткам, починили и их.

— Ребцы! — воскликнул Женька. — А ведь средние-то две доски всегда можно снять, тогда мы будем как в замке, ни одна душа к нам не заберется. Если захотим никого не пустим, хоть Подвысоцкого, хоть Поднизоцкого! Тут уж нас не обманешь! — И он, не долго думая, снял две доски.

— Спортлагерь самбо считаем открытым! — провозгласил Антон.

Валька в темноте сыграл на аккордеоне туш.

— Рано ты эту музыку вспомнил, — заметил Кирилл. — За двое суток всего-то жилье нашли.

— Э, ладно тебе ныть! — возразил Женька. — Ты лучше представь, как на нашем вчерашнем месте комары пловцов жрут! Айда спать!

Антон лежал на спине, заложив руки за голову: чередой неслись перед внутренним взором события и люди. Звучали обрывки фраз. Последней была мысль, беспокоящая, как зубная боль: к занятиям еще не приступили…

4

АКТИВНАЯ ОБОРОНА

СОБСТВЕННЫМ ПОТОМ И КРОВЬЮ, ТЯЖЕЛЫМ ТРУДОМ

МОЛОДОСТЬ, МОЛОДОСТЬ, СКОЛЬКО СИЛ У ТЕБЯ…

Утром принялись за главное — устройство борцовского ковра.

Аккуратными полосками нарезали дерн и свернули его в огромные рулоны. Один долбил ломом землю, двое копали, двое бегом относили носилки с землей в лес. Через каждые полчаса менялись. Ритм задавали носильщики, стремительно убегавшие в лес и так же быстро возвращавшиеся назад. Сразу стало жарко.

— Шесть на шесть, да еще полметра в глубину, итого — восемнадцать кубометров, — сказал Антон, методически долбя ломом грунт. — Значит, в два Раза больше, чем была бы на пятерых дневная норма на стройке. Сделаем?

— Сделаем!

Когда солнце подошло уже к зениту, Валька вдруг воткнул лопату и с кряхтением разогнулся:

— Послушайте-ка!

Все услыхали, как снизу, со стороны мостков, кричал Глеб:

— Эге-ге-ге! Умерли там, что ли? Самбисты! Эге-ге-ге!

Сергей побежал вниз и перекинул доски на недостающую часть мостков.

— Как маленькие дети, все равно! Захватывать чужие дома им понадобилось! — Глеб появился на поляне и, не поздоровавшись, продолжал: — Кто вам разрешил самовольничать? Безобразие! В игрушки приехали играть, чингисханы нашлись, понимаете!

«Сыграем?» — Антон обменялся быстрым взглядом с Сергеем и Женькой и спокойным дружелюбным голосом спросил:

— Как поживаешь? Каково тебе на новом месте?

— Привет! — бросил Глеб. — Тебе-то как не стыдно? Комсорг! Должен воспитывать людей! Безобразие!

— Глеб, да ведь мы о тебе в первую очередь беспокоились, — вступил в игру Смородинцев. — Пришли туда и думаем: тренеру ведь совсем близко добираться, а куда-то ходить — это ему массу времени понапрасну тратить, мыслимое ли дело? И решили остаться там — ради тебя!

У Корженевича, на миг оторопевшего от такой беспардонной выдумки, раздраженно блеснули глаза, но не успел он открыть рот, чтобы надлежаще высказаться, как Антон задал вопрос:

— Да, кстати: ты ведь не уплатил капитану наши деньги? А они нам как раз нужны.

Глеб почувствовал себя чем-то вроде баскетбольного мяча, который стремительными неожиданными пасами переходит от одного хладнокровного игрока к другому, неотвратимо приближаясь к корзине на другой стороне поля.

— Да вы что? — возразил он по привычке громко, но неуверенно, что сразу отметили все, в том числе и он сам. — Я же ему на прощание и передал плату.

— Это когда же? — Женька сделал заключительный бросок. — Вроде бы он все время был сам по себе, а ты сам по себе.

— Ну, ладно! — обозлился Глеб, но продолжать разнос уже не решился. — Хватит терять время на разговорчики, и так вы проболтались больше, чем надо. Быстро несите тетради, начнем лекцию.

Самбисты перемигнулись и расселись на рулонах дерна.

— Ну-с, записывайте. Лекция первая. Тема… Вопросы по теме…

Занятие пошло полным ходом. Никто не услыхал, как подошел Подвысоцкий. На него обратили внимание лишь тогда, когда раздался его голос:

— Ну, что же, работа началась? Прекрасно. Ладно, мальчики, не буду вам мешать. У меня только одно сообщение: машина сломалась, придется кому-либо из вас съездить в магазин в Ряйселе, это семнадцать километров отсюда. Велосипед я свой рискну вам доверить, хоть вы и разбойники, — он рассмеялся.

— Напрасно вы их балуете, Василий Ефремович, — вмешался Глеб. — Ясно, что тут дисциплиной и не пахнет, сплошная разболтанность. Закручивать гайки надо, а не велосипеды предлагать! Помяните мое слово: вы еще пожалеете об этом.

— Серьезный у вас преподаватель, — Подвысоцкий сочувственно похлопал его по плечу. — Уж он-то вас не разнежит, не разбалует. Только гляди, Глеб, ребята тебе умные попались, индивидуумы, так сказать. Не сорви резьбу с гаек без толку… А молоко и творог будете получать у доярок, я договорился.

Он посмотрел, как самбисты устроились, заглянул в сарайчики, попрощался и ушел. Глеб ушел вместе с ним, пообещав прийти назавтра с утра. «Вы давайте поднажмите, тут дела-то — раз плюнуть. Завтра чтобы уже могли бороться! График-то надо выполнять».

Подкрепившись молоком, за которым на ферму сходил Кирилл, самбисты снова принялись за работу. Котлован заметно углублялся. Все так же вздымался и падал лом, все так же быстро выбрасывали землю лопаты, все так же бегали носильщики, унося землю в отвал. Смеркалось. Сделали перерыв, сходили помылись в озере. Поужинав, снова приступили к работе. Болели все мышцы, трудно было разогнуться, но цель была ясна и достижима, и землекопы стремились к глубине, достигнутой уже в одном из углов. Чем глубже, тем чаще попадались камни, лопаты звенели от удара и не шли вглубь. Главную роль играл лом. Стали чаще меняться, но работа все же заметно замедлилась. В центре котлована торчал как будто небольшой остроконечный камень, но когда выбрали всю землю, он по-прежнему острым, но уже длинным клыком возвышался почти до самой поверхности. Попробовали ломом разбить его — куда там! Только поотбивали руки, лом с гудением отскакивал от камня, как от брони. Стали окапывать проклятый клык и убедились, что он становится все шире, яма уходила все глубже, а камню не было конца.

— Хм, этот камень, вероятно, идет до центра земли? — невесело пошутил Валька.

Стали подрываться под основание камня и, забравшись в яму, попытались приподнять огромный скользкий осколок скалы. Не тут-то было: камень слипся с глиной и стоял непоколебимо. Попытки раскачать его ни к чему не приводили, пока не использовали в качестве рычага лом, а затем и гриф от штанги. С напряжением всех сил, таким, что чуть не лопались жилы и трещали кости, самбисты начали вытаскивать камень, поочередно подпирая его то ломом, то грифом.

Наконец камень подняли. Перекатить его к лесу теперь было сущим пустяком. Это была остроконечная пирамида высотой метра в полтора, вероятно отломанная ледником верхушка какой-то скалы. На дне котлована зияла огромная яма, ее нужно было закидать, но сил на это уже не было. Все упали на траву, кто где стоял, бешено колотились сердца, в ушах стоял звон.

Наступила ночь. Было совершенно тихо, ни один лист не шевелился на деревьях. Вдруг издалека донеслась музыка.

— Ребята! У гимнасток танцы!

Всех как ветром подняло с земли. Забыт четырнадцатичасовой трудовой день, забыты кубометры грунта и носилки, лом и лопата, забыта ноющая боль в мышцах…

Самбисты вмиг простучали ботинками по мосткам над водой. А через несколько минут уже подходили быстрым шагом к дому художественной гимнастики и были встречены кликами восторга… И они танцевали, пели и опять танцевали — без конца, а потом девушки провожали их, а они — девушек, и звонкий смех торжествующей юности еще долго тревожил темные неподвижные леса, тихие озера и спящие луга.

…Молодость, молодость, сколько сил у тебя!.. Ты смеешься даже над всемирным законом сохранения энергии: чем больше сил тратишь, тем больше их прибывает. Пора, когда каждая клеточка мозга свежа и жадно стремится вобрать, втянуть в себя знания, когда каждая мышца способна стать мощной и эластичной. В эти годы нет невозможного, нет таких головокружительных вершин мысли, которые были бы недоступны молодым, нет такого труда, который был бы им непосилен: юные могут все!

5

ИМЕЯ ПЕРЕД СОБОЙ БОЛЬШУЮ ЦЕЛЬ,

РАСТЕТ ЧЕЛОВЕК И ЧЕЛОВЕЧЕСТВО

НОЧНАЯ ТРЕВОГА

Антон проснулся от лучика солнца, который щекотал ему лицо. Взглянул на часы — восемь! Он соскочил с нар и распахнул дверцу сараюшки. Солнце золотым потоком хлынуло в темную комнатку. Самбисты спали, в том числе и дежурный — Сергей, который давным-давно уже должен был встать, принести воды, наловить рыбы и сварить завтрак. Лишь Кирилл открыл глаза — и, тотчас сбросив ноги на пол, сел. Он посмотрел на Сергея, качнул головой и, без единого слова взяв пару удочек и ведро, отправился к озеру.

— Подъем! — загремел Антон. — Подъем! Вставайте! Смотрите, каких Сергей щук наловил, пока мы спали. Подъем!

— Где? — ревниво спросил Женька. — Какие щуки? — Он тотчас выскочил из сарайчика искать добычу Сергея. Проснулся и Валька, с хрустом потянулся, выгнулся, встал. Один только дежурный не шевельнулся.

— Эй, Сергей, дежурный, вставай! — стали его тормошить. — Эй, молодец! Проспишь царство небесное!

Сергей приоткрыл глаза, что-то зло буркнул, перевернулся на другой бок и под общий хохот стал натягивать одеяло на голову. С него попытались стащить одеяло, он отбивался ногами.

— Эй, вставай!

— Чего пристали? Я уже не сплю, сейчас встану, уйдите вы! — А сам спал.

— Ладно, шутки шутками, а впереди работа! — строго сказал Антон. — Ты нас с питанием подвел, нехорошо получается.

Смородинцев перестал брыкаться, сбросил с головы простыню и сел:

— А который час?

— Девятый.

Он разметал одеяла, кинулся к удочкам, схватил две штуки и лихорадочно стал искать банку с червями.

— Не торопись, Кирилл уже ушел.

— Антон, дай-ка мне денег, — сказал Сергей. — Схожу к Подвысоцкому, возьму велосипед и поеду в Ряйселе.

Жгутов молча выдал ему пять рублей. Сергей взял вместо мешка для провизии свободный матрасник и пошел к мосткам.

— Куда? Дождись завтрака!

Он только махнул рукой.

— Что ж, сам себя наказал, правильно сделал, — жестко сказал Антон. — В противном случае мы бы наказали. Для себя спи сколько хочешь, а общество — дело святое.

Вскоре появился Глеб.

— Становись! — скомандовал он. — По порядку номеров рассчитайсь! Так. А где пятый?

— Сергей уехал в Ряйселе за продуктами, — ответили ему.

— Не все сразу. Кто дежурный?

— Смородинцев же.

— Непорядок, елы-палы. В следующий раз не забудьте отдать рапорт. А тебя, — обратился он к Жгутову, — я прошу обеспечить порядок. Порядочек чтоб был. И чтобы без моего разрешения никто никуда не отлучался. Ясно? Вот так. Стоять вольно, — разрешил он. — Что же это вы? Я думал, у вас уже все готово, а тут работы еще — начать и кончить? А?

Ему показали на камень и на яму, которые, впрочем, он и сам прекрасно видел.

— Ясно, ясненько. Ну что ж, продолжим. Двое — Жгутов и Инылькан — засыпать яму. Ярыгин — косить осоку. Пильщиков, пойдешь со мной. Где у вас топор?

Кирилл и Антон вкатили в яму несколько рулонов дерна. Дно заровнялось, и тогда его густо стали закладывать сосновыми ветками. Хвою покрыли толстым слоем травы, по бокам котлована вбили колышки и привязали к ним тяжелую брезентовую покрышку.

Долгожданный момент наступил, борцовский мат был готов! Самбисты закричали «ура!» и бросились кувыркаться и возиться на новом ковре. Корженевич, величественно улыбаясь, не препятствовал им.

Восторг возрос вдвое, когда подошел Сергей и сбросил с плеч на землю тяжело набитый мешок.

— Рассаживайтесь, — приказал Глеб. — Итак, чем мы будем заниматься? Записывайте. Название нашей борьбы образовано из трех слов: самозащита без оружия — сам-бо. Записали?

— Да это мы знаем.

— Система, система должна быть. Пишите. Вам известно также, — продолжал он, — что самбо состоит из двух разделов: боевого комплекса и спортивной борьбы. Запишите темы…

Он диктовал, и самбисты невольно отмечали четкость формулировок, многообразие и строгую последовательность предстоящего курса.

— Ну а теперь я вас опробую, — сказал Глеб в конце урока. — Поборемся, я буду знать, чего вам не хватает, что вам давать дополнительно. Ну, кто первый?

Самбисты смущенно переглянулись.

— Да стоит ли, Глеб? Все же ты мастер, а мы…

— Вот что, братцы! Я вас просить не буду, приказ есть приказ. Ясно? Или повторить? Кто первый?

— Ну, давай я пойду, — сказал Антон.

Началась схватка. Через пять минут Антона сменил Женя, затем с Глебом боролись Сергеи, Валя, Кирилл. Глеб работал как машина, — и сила его бросков вызывала восхищение у зрителей, да и у партнера.

Он не оставлял безнаказанно ни одной ошибки, ни одной оплошности ни в стойке, ни в положении лежа. Работал легко, без напряжения, полностью расслабляясь, и вдруг неуловимо для глаз проводил прием. Невозможно было заранее предугадать, что он задумал. А если партнер не делал ошибок или становился в глухую стойку, упираясь всеми силами, он неожиданной комбинацией заставлял его терять ориентировку, и тот все равно попадался.

С каждым он боролся по-разному и побеждал противника его же оружием. Антону предложил грубую силовую борьбу и, измотав его, провел несколько резких, внезапных бросков. Женьке, который боролся с азартом и выкладывался до конца, предложил бурный темп и неистовый натиск, он просто затаскал его по ковру. С ловким, как пантера, Сергеем плел сложнейшие кружева комбинации, и все это неизменно кончалось падением Сергея. Гибкости Валентина он противопоставил еще большую гибкость, а против железной хватки и неутомимости Кирилла, который с ним боролся последним, выставил еще более цепкий захват и еще лучше поставленное дыхание. Это была поголовная трепка, избиение, но из него рождалось неукротимое желание научиться бороться так же виртуозно, побеждать так же неумолимо, так же совершенно владеть своим телом.

Поражения и неудачи неизбежны в жизни у каждого, и умен тот, кто делает из них верные выводы, у кого они не порождают уныния и растерянности, а возжигают в душе яркое, святое стремление преодолеть обстоятельства, превзойти победителя. Умен тот, кто соревнуется с сильнейшим, ибо, только имея перед собой большую цель, растет человек и — человечество.

— Ну вот, чемпионы, картина ясна. Будем работать. Данные у вас есть, толк выйдет, — сказал Глеб. — Молодцы, молодцы, для начала неплохо.

Глеб попрощался и быстро ушел, крикнув с мостков:

— Завтра чтоб дежурный не забыл рапортовать! У меня чтоб дисциплинка была!

Усталость сковывала руки и ноги. Кое-как завершив после обеда строительные работы, самбисты, едва стемнело, улеглись спать и уснули мертвым сном.

Но без происшествий не обошлось. Было уже совсем темно, когда Кирилл растолкал Антона: «Слушай! Зовут». Снизу от лощины несся отчаянный призыв:

— Самбо! Самбо! Самбо!

— Ребята! Тревога!

Они выскочили из сарайчика и, ежась от ночной свежести, бегом спустились к мосткам. По ту сторону в темноте смутно белели платья. Гимнастки ожидали их внизу.

— Мальчики! Идите к нам ночевать!

— Что-о???

— Около нас бродят бандиты!

— Да бросьте! — Они перешли к девушкам.

— Какой ужас! Какой ужас! — шумели гимнастки. Из их сбивчивого рассказа самбисты поняли, что с веранды после ужина пропала кастрюля с кашей и большой кусок мыла.

— Тише, спортсменки называются! — сказал Антон. — Всем нам идти незачем. Хватит и одного сторожа. — Он взял у ближайшей девушки дубину, которой та была вооружена, и самбисты принялись перехватывать дубину ладонями: одна над другой. Последней была ладонь Ярыгина. Ему вручили дубину, посоветовали бандита сразу не убивать, а лучше брать живьем, и Валька в толпе девушек, доверчиво жавшихся к нему, отважно зашагал навстречу опасности.

Его поместили на веранде. Девушки еще немного пошумели в комнате и затихли. В доме наступила тишина. Вокруг шумел лес, то затихая, то расходясь под ветром, а Валька, сидя на полу, вслушивался в непонятные шорохи и до боли таращил глаза в темноту…

Проснулся он как от толчка, когда уже светало: кто-то потихоньку снаружи приподнимал палочкой засов. Валька весь напрягся, готовый к броску. Бесшумно, не скрипнув, отворилась дверь, и, неслышно ступая, на веранду проскользнул мальчик в рваном ватнике. Он поставил пустую кастрюлю на пол, пошарил глазами и направился к куску хлеба, лежащему на столе. Валька тигром прыгнул к двери, отрезав преступнику путь к отступлению. Малыш жалобно пискнул, попытался выскользнуть, но забился в железных Валькиных руках.

Ярыгин вытащил преступника на лужок перед домом, чтобы получше его рассмотреть. Все это время мальчик, ни слова не говоря, пытался вырваться.

— Э! Да это пастушонок! — узнал Валька. — Вот так так! Послушай, как же тебе не стыдно: ты все же работник, уважаемый человек, в школе, наверно, учишься — и так поступаешь! Разве это хорошо? Подумай сам!

Пастушонок оставил бесполезные попытки вырваться и только пошмыгивал носом. Через некоторое время он понял, что бить не будут, потерял к событию интерес и, посмотрев на Вальку, стал ждать, чем все это кончится.

Ярыгин еще долго внушал ему высокие понятия о честности и отпустил его, сказав:

— Ты понял, я думаю? Смотри, чтоб это было в последний раз!

У малыша только пятки сверкнули, а Валька с чувством удовлетворения отправился к себе досыпать, предоставив девушкам по пробуждении ломать голову, куда делся сторож и откуда взялась кастрюля.

6

СЫН СВОЕГО НАРОДА

ВСЕ НОВЫЕ СТОРОНЫ ЖИЗНИ

ПРОВОЗГЛАШЕНИЕ РЕСПУБЛИКИ САМБО

Валентин, опершись на дубину, перемахнул проем между мостками и поднялся на поляну. Вдруг он заметил, что дверь сарайчика-столовой приоткрыта. «Черт побери! Неужели и сюда какой-нибудь воришка забрался?» Он подкрался к сарайчику и заглянул внутрь.

За столом сидел Кирилл. Нагнув голову так, что иссиня-черные волосы его крылом свесились вниз, он писал. Весь стол был завален исписанными листками бумаги. Валька продолжал следить за ним, стараясь понять, что именно он пишет. Дописав очередной лист, Кирилл отложил его в сторону и оперся подбородком на руку. Его узкие раскосые глаза глядели далеко-далеко, не замечая Валентина. Тот пошевелился и кашлянул.

— А, Валька! Это ты сейчас на мостках шумел?

Ну, поймал разбойников?

— Какие там разбойники, пастушонок голодный… А ты что, роман подтихую пишешь?

— Роман, — Кирилл улыбнулся.

— О чем, если не секрет? Вообще это дело, говорят, выгодное. — Валька поднялся по ступенькам и подошел к столу.

— О чем? Обо всем, что встречается на свете.

— Ого! Энциклопедия нашего времени? Помнишь, в школе писали сочинение «Евгений Онегин» — энциклопедия русской жизни начала XIX века»… — Вдруг среди бумаг Валька заметил книгу, которую никак не ожидал встретить здесь: «Букварь».

— Хм, вот так так, и верно, что энциклопедия — для младшего школьного возраста. А тебе-то для чего?

— Надо.

Не мог же объяснять Кирилл Вальке, который первым делом заговорил о выгоде, что сердце его билось великим чувством любви к своему отважному и честному народу охотников и оленеводов, который воспитал его, дал ему среднее образование и, лучшего из лучших, послал в университет, веря в него и надеясь на его обогащенный знаниями разум. Не хотел он объяснять Вальке, что, когда дети его маленького народа нуждаются в учебниках на родном языке, не может он ждать, пока окончит университет, и должен отдавать свои знания уже сейчас, немедленно. Он сказал только: «надо».

— Чудак, для чего надо?

— Чтобы издательство из плана не исключило, — объяснил он Вальке на наиболее доступном для того, как он думал, языке.

— Хм, скажи-ка! — с большим чувством произнес Ярыгин. — Молодец ты, Кирилл! А когда же ты будешь работать?

— А вот по утрам буду вставать раньше.

Они помолчали.

— Я, понимаешь, тоже себе план наметил: английским подзаняться да на аккордеоне кое-что разучить. Потом решил — не выйдет здесь. Скис… Надо будет последовать твоему примеру. Вот встану завтра пораньше…

— Почему завтра?

— Я, видишь ли, недоспал. Хм, а впрочем, не будем медлить!

Он тихо, чтобы не разбудить спящих, прокрался в спальный сарайчик, вытащил из своего рюкзака сверток бумаг и, устроившись на покрышке, разложил карточки: с одной стороны слово по-русски, с другой — по-английски.

Вовсю щебетали птицы, солнышко поднялось уже выше леса. Напряженно занимался в своем сарайчике Кирилл, и Валька, поглядывая на него, с новой энергией твердил английские слова. Закончив занятия, они натаскали хворосту, принесли воды и, когда уже варилась каша, разбудили остальных. Со смехом и шутками расспросив Вальку о его ночных приключениях, самбисты отправились к озеру делать зарядку.

После завтрака явился Корженевич в шерстяном тренировочном костюме, облегающем фигуру. Он продиктовал самбистам тему, и урок начался. Глеб заставлял их делать неизвестные им раньше упражнения, ввел элементы акробатики, разогревал у штанги, а сам тем временем, командуя, тщательно и по многу раз повторял свои, особые движения. Темой занятий была задняя подножка — бросок, казалось, элементарный. Поначалу ребята отнеслись к нему без всякого интереса. Но Глеб показал уйму нового в этом досконально им известном, как они прежде думали, приеме.

— Э-э-э… елы-палы, я подготавливаю книгу по самбо, так у меня задняя подножка дана во всех вариантах, комбинациях, подготовках и продолжениях. Пятнадцать страниц, между прочим.

— Пятнадцать! — изумились самбисты.

— Да. Как-нибудь дам вам взглянуть. А вам задание — к завтрашнему дню напишите мне контрольную на тему: проведение задней подножки. Надеюсь, будет без списывания. Без списывания будет. Ведь вы комсомольцы и все такое. Сознательность — вот что нужно. А теперь — на плавание.

Он отпустил всех, а Жгутова задержал.

— …Ты, э-э-э, тут староста. В общем, распишись в журнале. Пустяки, формальность, для отчета.

Он развернул перед ним журнал. Антон спросил:

— Постой, Глеб, тут написано — шесть занятий по два часа. Когда же это было?

— Не все ли тебе равно? Вы свое получите, и ладно. Вот тут подпиши… — Он совал ему в руку свою авторучку.

— Нет, объясни.

— Вот, елы-палы, четыре часа лекции было? Было. Вчера два и сегодня, можно сказать, два. В первый день в Приозерске занятия проводили на берегу? Проводили. Мат оборудовали? Оборудовали! Это еще потрудней, чем какие-нибудь прыжки в ГТО. Подписывай быстрей, мне надо идти. Ну, давай, давай!

К отпору Антон оказался не готов, медленно, нехотя он подписал. Глеб повеселел, небрежно попрощался и ушел.

С тяжелым чувством Антон поплелся вслед за товарищами.

Минут через тридцать, миновав памятный им домик пловцов, самбисты вышли на берег озера. Пловцы сидели вокруг Подвысоцкого, который им что-то объяснял. Увидев самбистов, все с веселым любопытством уставились на них.

— Ну что, завоеватели, не будете сегодня захватывать наш дом? — прищурясь, спросил Подвысоцкий.

— Кто старое помянет, тому глаз вон, Василий Ефремович, — ответил Женька. — Теперь вы довольны и мы довольны. Всех приглашаем к нам в гости, ковер мы соорудили замечательный, приходите, научим вас бороться.

— И девушкам можно?

— А что же, пожалуйста!

Пловцы окружили самбистов и, войдя в воду, наперебой принялись их учить, кто во что горазд. Поднялся хохот, шум, плеск.

— Стоп, стоп, ребята! — закричал Подвысоцкий. — Так дело не пойдет.

Он отправил половину пловцов тренироваться, и они дружной стремительной стайкой поплыли к дальнему островку. Женька увязался за ними, но, как ни махал саженками, быстро отстал и вернулся назад. Его, Антона и Вальку взял под свою опеку Василий Ефремович и заставил их делать по пояс в воде подготовительные упражнения к стилю кроль. Что же касается Сергея и Кирилла, то на каждого из них пришлось чуть не по пять учителей, преимущественно девушек. От их чрезмерного старания самолюбивый Сергей разнервничался, вылез на берег, уселся в одиночестве и стал смотреть, как пловцы истязают Кирилла. Тот с мрачной настойчивостью выполнял все, что ему ни говорили. Велят лечь на воду и убедиться, что тело не тонет, он ложится — и плашмя идет ко дну; велят сесть на дно, обхватив колени руками, чтобы удостовериться, что тело моментально всплывет, он садится на дно и кротко сидит там, пока учителя не забеспокоятся и не начнут нырять за ним.

Одно только хорошо у него стало получаться с первого раза — упереться руками в дно у берега и бить ногами по воде, поднимая целую бурю. Сидя на камне, Сергей с завистью смотрел на Кирилла.

Домой самбисты пошли напрямик через лес; они уже достаточно хорошо ориентировались. Чем дальше шли, тем глуше и запущенней становился лес. То и дело буреломы и овраги преграждали им путь. Лес то поднимался на гору, то резко сбегал вниз; иногда среди темных хвойных массивов встречались веселые березовые рощицы, звенящие птичьим гомоном, иногда молчаливый ельник стеной вставал перед ними, и приходилось идти в обход.

Самбисты без труда наполнили грибами Женькину майку. На одном из косогоров наткнулись на фантастические россыпи черники: ее нельзя было бы обобрать и за много дней. Это место запомнили.

Вечером Глеб провел первый урок боевого комплекса. Он показал им защиту от ударов и вместе с тем некоторые ужасающие по силе воздействия приемы.

— Еще раз напоминаю: это наша профессиональная тайна, — сказал Глеб. — Чтобы нигде вы приемами не хвастались и без крайней нужды их не применяли! Ясно? Это дело судом пахнет!

Перед сном самбисты уселись на ступеньках сарайчика.

Над землей плыл тихий ласковый вечер. Солнце уже село, но северное небо оставалось нежно-голубым. Не умолкая, шумел лес.

Валентин принялся тихонько наигрывать на аккордеоне. Глаза его стали печальными, это был уже не круглолицый конопатый парнишка, нет, это был музыкант, чутко улавливающий все прилетающие звуки и перелагающий их в серебряную повесть. Он играл очень хорошо, и музыка властно захватывала ребят. Но Валька был настроен грустно, и постепенно на сердце у всех стало пасмурно.

— А ну тебя, завел похоронную! — остановил его Женька. — Уморить нас захотел? Давай-ка смени пластинку!

Валька вздохнул и стал играть бодрые песни и танцевальные мелодии, все повеселели. Повеселел и сам музыкант и стал выделывать немыслимые фортели на клавиатуре. Женька спрыгнул со ступенек и лихо отбил «цыганочку» под плескание ладоней и вскрики остальных.

— Отбой! — возвестил Антон, взглянув на часы.

Ярыгин сыграл протяжный «Отбой», и все отправились к себе на нары. И в последующие вечера, если только не мешал дождь или если самбисты не были смертельно усталыми, они провожали пением уходящий день, сидя тесной кучкой на ступеньках или вокруг костра. Иногда к ним приходили девушки, и потом самбисты провожали их, а иногда они сами ходили к девушкам, и тогда девушки гурьбой провожали их до мостков. Пение и вечера эти надолго запомнились им…

— А между прочим, чем у нас не республика? — спросил Сергей, когда они улеглись. — Отдельная территория есть? Есть. Своя экономическая жизнь есть? Пожалуйста! Язык? «Ущемление ахиллесова сухожилия», «отхват», «подсечка» и так далее — сколько хотите. Правда, немного не хватает до миллиона жителей…

— Миллион? Пустяки! — воскликнул Женька. — Это здорово! Республика Самбо! Завтра же надо вывесить свой флаг.

Утвердив форму и цвет флага (ярко-синяя борцовская куртка, которая валялась у них без рукава), активно приступили к распределению портфелей в правительстве.

Премьер-министром и министром иностранных дел без прений назначили Антона.

— Ты, брат, гляди не зазнайся, — строго предупредили его, — а то уж больно много важных должностей: и комсорг, и премьер-министр, и министр иностранных дел. Тут и до культа личности недалеко. Мы тебя будем жестоко контролировать!

Также без прений прошло утверждение Евгения Пильщикова министром обороны, главнокомандующим всеми сухопутными, а также военно-морскими вооруженными силами республики.

— Вальке я предоставил бы в своем кабинете пост министра по делам искусств, больно хорошо играет, — сказал Антон.

— Какая недооценка его многогранной натуры! — ужаснулся Смородинцев. — А его богатейший опыт по борьбе с чуждыми элементами? А?

— С пастушонком, что ли? — спросил министр обороны.

— Согласен! — сказал премьер. — И по совместительству — министра общественной безопасности.

Нелегкая участь возглавлять министерство рыбной промышленности выпала на долю Кирилла. Его утвердили также председателем стратегического комитета по заготовке червей.

Поблагодарив коллег-министров, Кирилл предложил на вакантную должность министра лесной промышленности баллотировать кандидатуру Сергея Смородинцева и ему же по совместительству вручить министерство внешней торговли.

— Но позвольте, — заскромничал польщенный Смородинцев, — я полагаю, что на этом втором высоком посту уместней был бы высокочтимый коллега, студент экономического факультета Вэ Ярыгин…

— Да, но кто лучше тебя сумеет заговорить зубы и подъехать к дояркам? — возразил Валька, и единогласным голосованием на Смородинцева были возложены также внешнеторговые обязанности.

Вдоволь насмеявшись, министры уснули.

Наступила ночь, и темная река сна бесшумно понесла их по своим причудливым изгибам. Они спали, и дружный разноголосый храп свидетельствовал всему миру, что они были бесконечно далеки от мыслей о тех коварных водопадах, грохочущих порогах и злых водоворотах, которые ожидали их впереди.

Республика Самбо образовалась и вступила в свое славное, многотрудное существование.