Онлайн чтение книги Ревущие сороковые
КОГДА КАЧАЕТСЯ ЗЕМЛЯ

Флотилию «Эребус» полиция задержала на внешнем рейде Кейптаунского порта, запретив судам подходить к причалам и высаживать кого-либо на берег.

Джона Сэрби действия полиции обеспокоили. Прежде его так не встречали. Что могли узнать власти Южно-Африканского Союза?

Щедро угостив старшего полицейского, он вызвал его на откровенность. Оказывается, весть о преступлении на «Джеффрисе» поступила по радио с флотилии «Салют». Надо было действовать без промедления.

Джон Сэрби вместе с лоцманом и таможенными чиновниками встретил русских в море. Поднявшись по штормтрапу на борт «Салюта», босс флотилии «Эребус» первым делом кинулся радостно трясти руку Дроздову, уверяя, что давно мечтал познакомиться с известным русским мореходом.

Хозяин китобойной флотилии, со старомодным пенсне на носу, не походил на гангстера, а скорей на преподавателя провинциального колледжа. Горячо поблагодарив за спасение своего гарпунера, он вытащил чековую книжку и спросил, в какую сумму русские оценивают расходы по спасению.

Разговор велся на английском языке.

— Мы этого не подсчитывали, — ответил Дроздов. — Рады, что спасли человека и не позволили совершиться преступлению.

— Какому преступлению? Ха-ха! Это выдумка фантазера Хаугли. Он всегда немного заговаривался. Да, да! Не зря же его величают «Сигге Эйт». Мои мальчики на «Джеффрисе» перепились. У них радостное событие: найдена амбра. Они все были в таком состоянии, что не заметили, как потеряли в шторм своего собутыльника.

— Но Сигге Хаугли, когда его выловили, был трезв.

— В такой холодной воде быстро отрезвеешь. Не могли бы вы предоставить мне удовольствие переговорить с ним лично?

— К сожалению… спасенный еще находится на китобойце. Но на «Салюте» есть его соотечественники… вице-председатель Норвежского союза гарпунеров.

— О-о! Вице-председатель меня больше устроит, чем сам пострадавший, — сказал Джон Сэрби.

Раур Сенерсен, зная, какое богатство ждет его соотечественника, охотно взялся вести переговоры. Попросив подождать несколько минут, он прошел в радиорубку, связался с Сигге Хаугли, выяснил, нет ли у того возражений против его посредничества, и, поняв, чего следует добиваться, вернулся с видом важного посланника.

Первым делом Сенерсен поинтересовался: цела ли амбра? А узнав, что она в полной сохранности, принялся выторговывать самую крупную сумму. Ведь от этого зависел и его неожиданный заработок.

Джону Сэрби явно не хотелось связываться с полицией, поэтому делец не возражал. Он готов был подписать выгодное для пострадавшего соглашение, если Сенерсен немедля заявит полиции, что у Норвежского союза гарпунеров и у Хаугли нет никаких претензий к флотилии «Эребус».

Сенерсен дал слово. Он понимал, что трудно доказать покушение на жизнь Хаугли. Да и стоит ли это делать, когда деньги за амбру будут в кармане? Какая радость китобою от того, что кого-то посадят за решетку? С судом лучше не связываться — всегда будешь в убытке.

Вице-председатель Союза гарпунеров, несмотря на свой почтенный возраст, ловко пересел на катер Джона Сэрби и вместе с боссом флотилии «Эребус» отправился к властям для переговоров.

* * *

К причалам обе флотилии подходили почти одновременно. Около крупных судов суетились хлопотливые буксиры, а китобойцы рядами становились лагом друг к другу.

Долгое пребывание кораблей на рейде собрало на берегу у порта огромную толпу. Еще бы! Одновременно прибыли с промысла две солидные флотилии. Китобои несколько месяцев скитались в море, не зная береговых радостей. Все они теперь при больших деньгах, которые начнут тратить с буйным безрассудством.

К судам стремились пробиться юркие маклеры, зазывалы, сутенеры, продавцы наркотиков, порнографических открыток.

Большими группами толпились сильно на-крашенные девицы, знавшие, что больше всего китобои истосковались по женской нежности и ласке. Впереди с надменным видом стояли европейские красотки, чуть поодаль — мулатки, индианки, негритянки, не смевшие влиться в толпу белых, и вдали, на окраинах площади, — любопытные горничные, надевшие праздничные платья, и няни в накрахмаленных передниках, прикатившие к порту младенцев в нарядных колясках. Няни тоже пришли сюда с тайной надеждой на удачу: «А вдруг какой-нибудь разбогатевший китобой обратит внимание».

Они слышали от более опытных подруг, что многие китобои стороной обходят профессиональных красоток и ищут девушек попроще. А потом делают такие подарки, каких не купишь за несколько лет службы в горничных или нянях.

Волнующуюся толпу сдерживали и не подпускали к причалам рослые полицейские, носившие светлые шлемы с особым шиком: лакированные ремешки этих шлемов они опускали только до верхней губы и держали их под носом. Это придавало детинам более грозный вид.

До китобойцев долетали выкрики зазывал на английском, голландском и норвежском языках:

— Китобои! Фирма «Золотой гарпун» предоставляет кредит под залог.

— Одеваем с ног до головы во все новое! За два часа получите элегантный костюм по фигуре.

— Гарпунеры! Только для вас открыт новый бар с кабинетами. Домашний уют и радушие! Выполняем любую прихоть гостя. Ни в чем нет отказа. Дежурные автобусы ждут вас у порта. Ждем вас в гости к «Морской великанше»!

— Монастырь «Серых братьев» приглашает вас врзблагодарить всевышнего! Торжественные мессы. Цены умеренные! Не забудьте о господе боге!

— Передвижной кабинет красоты. Стрижем, моем, бреем, делаем прически по последней моде. Любой массаж. Мастерицы славятся мягкостью и нежностью рук. Посетите фургон мадам Жермен!

Каждому китобою хотелось скорей сойти на берег и ощутить под ногами не зыбкую осточертевшую палубу, а твердую, прочную землю. Но, оказывается, с непривычки не так-то просто ходить по земле: она качается не меньше палубы и норовит ускользнуть из-под ног. Рефлексы, выработавшиеся за сто двадцать дней непрерывного плавания, делали моряков смешными на суше: китобои поднимали ноги выше, чем следовало, и для устойчивости ставили их так широко, что походили на покачивающихся пингвинов.

Сигге Хаугли надо было забрать свои вещи с «Джеффриса». Одному ему не хотелось туда заглядывать. Он попросил меня и боцмана сходить с ним на судно.

Когда я сошел по трапу на берег, то в первую минуту мне показалось, что асфальт заколебался под ногами, словно тонкий молодой лед. Пришлось балансировать, делать невероятные усилия, чтобы удержаться, не упасть. В конце концов я вынужден был ухватиться за фонарный столб. — Что, покачивает? — спросил Демчук.

— Земля какая-то неустойчивая, — ответил я. — Но ничего, освою.

К судам флотилии «Эребус» мы пошли, так балансируя и задевая плечами друг друга, что невольно вызывали улыбки у береговиков.

— Хватайтесь за воздух, — предлагали одни.

— Не мешает выпить, — советовали другие. — На четвереньках больше устойчивости.

Нас нагнали несколько маклеров и зазывал.

Их интересовал только один вопрос: когда русские сойдут на берег? А узнав, что это произойдет не сегодня, они, не поблагодарив за сообщение, бегом кинулись к флотилии Джона Сэрби. Туда же за спинами полицейских стали пробираться белокожие девицы. Им давалась привилегия.

Нетерпеливые китобои флотилии «Эребус», наскоро переодевшись, обросшие и небритые покидали свои кубрики. Они останавливались с горящими глазами перед женщинами и, не зная, какую выбрать, спрашивали:

— Кто из вас желает бородатого кавалера? Везу в «Пристанище крокодилов».

— Есть ли среди вас охотницы прокатиться со мной на Адерлей-стрит?

Каждому хотелось, чтобы и женщина выбрала его. Это все-таки несколько походило на любовь.

Выходивших на призыв девиц китобои придирчиво рассматривали: поворачивали так и этак, заставляли улыбнуться: «Есть ли у тебя зубки, крошка?» — и приговаривали либо «файн», что означало: «я тебя выбираю, подходишь», либо «бай-бай» — «до свидания, отходи в сторону».

Все это нам пояснил Хаугли. Выбор «герлс» его не удивлял, он тут всего нагляделся.

Около «Джеффриса», ошвартовавшегося у стенки, в компании собутыльников стоял не отрезвевший Эб Балфор. Крошечные, широко расставленные глаза боксера горели под мощными надбровными дугами недобрым огнем, а его перебитый, почти расплющенный нос напоминал лиловую заплату на скуластом лице. Увидев приближавшегося норвежца, он с наигранной веселостью воскликнул:

— Внимание, мальчики! Не могу разглядеть: что за привидение тащится к нам? Как будто Сигге Эйт? А, мы полагали, что он отправился к кальмарам в гости. Хотели бутыль рома вдогонку послать.

— Вы много хотели, но меня не так просто утопить, — сказал Хаугли. — Я выплываю и приношу неприятности тем, кто зарится на чужую добычу.

Хаугли говорил так же плохо по-английски, как Балфор, но я его лучше понимал.

— Мальчики! Замечаете: он опять заговаривается, — продолжал скоморошничать боксер. — Кто на его добро зарился? Выкиньте ему вонючий мешок и скажите, чтоб норвежского духу тут не было. Мне достаточно китового дерьма. А если будет еще что-нибудь выдумывать — отправьте в дом умалишенных.

Сказав это, он повернулся спиной к нам и стал созывать гуляк:

— Эй, кто со мной? Пошевеливайтесь, красоток расхватают!

Сплюнув под ноги жвачку, боксер, растолкав толпившихся торговцев, подошел к девицам и стал выбирать себе по вкусу.

— Мне нужны разные, — бахвалился он. — Люблю, чтобы рядом были белые, рыжие и черные. Это поднимает тонус жизни. Беру тебя, крошка… не прочь и тебя взять… — тыча пальцем в сторону выбираемых девиц, громко объявил Балфор. — Занимайте места в такси!

Он явно торопился улизнуть с территории порта. Хаугли не стал его преследовать.

— Не будет пользы, — сказал он. — Этот раскал найдет свидетелей, которые будут говорить в его пользу.

Марсовый матрос вынес Хаугли его мешок с вещами и виновато сказал:

— Я ничего не мог сделать, Сигге. Они загнали меня в кочегарку. А потом пригрозили вышвырнуть за борт. Ты же знаешь их, а особенно этого — с перебитым носом. Последний раз плаваю у Сэрби.

— Я тебя не виню, Роер. Ты ничем не мог бы помочь мне. До следующей весны!

Когда мы вернулись к судам нашей флотилии, около «Салюта» уже собирались группами норвежцы, чтобы отправиться погулять в город. Увидев Хаугли, жировары, раздельщики и гарпунеры стали наперебой зазывать его в свои компании:

— Сигге, едем с нами. Не пожалеешь, знаем волшебное место!

— Не слушай потрошителей, у них все волшебство в жратве. А мы кутнем на славу, как принято у гарпунеров.

— Плюнь на старичье! Они боятся девочек. С ними подохнешь со скуки.

Нагрянувшее богатство уже делало свое дело. Те, кто прежде не обращал на Хаугли внимания или издевался над ним, теперь почтительно пожимали ему руку и напрашивались в друзья. Сигге, не привыкший к такому вниманию, смущаясь, говорил:

— У меня пока нет ничего. Деньги за амбру еще надо вырвать у Сэрби. А он не привык без боя с ними расставаться.

— Открываю кредит, — предложил Ула Ростад. — Такую удачу обязательно надо обмыть, иначе не будет другой. Сколько тебе на загул потребуется? В общем, располагай моими доходами, потом рассчитаемся.

— Вы заметили, какой конфеденс… доверие мне? — спросил Хаугли. — Волшебный день.

— Заметил, как доллары ценятся, — ответил я.

Ула Ростад, увидев меня, приветливо закивал головой и почтительно пожал руку.

— Успехи вашей «Косатки» больше чем удивили, — сказал он. — Даже норвежец, убив за короткое время столько китов, мог бы гордиться. Поздравляю с удачей.

— Спасибо. Но вы, как мне помнится, говорили, что русские не сумеют так быстро приспособиться и не смогут самостоятельно добывать китов. Мы же не прирожденные моряки!

— Бывают исключения, — не сдавался старик. — Вы просто сумели быстро схватить то, что другие постигают десятилетиями. И, думаю, не без моей помощи. Я все время ощущал на себе ваш внимательный взгляд.

— Спасибо за науку.

— Вы не смейтесь. Я искренне рад, если был полезен вам. Надеюсь, что мы опять поплаваем вместе?

— С удовольствием, — ответил я. — Мне ваши рассказы понравились, я многое записал.

— Значит, вы не будете возражать, если меня возьмут на промысел осенью?

Старик все еще был убежден, что у русских я весьма влиятельное лицо, поэтому стал хвастаться:

— Годы мне не мешают. Вместе с молодыми сейчас я поеду гулять. И не отстану от них. Могу и с вами посостязаться.

— Вот этого делать не надо. Лучше помогите скорей отправить Хаугли в Норвегию. Ему нельзя все прогуливать. Деньги понадобятся для Союза гарпунеров.

— О, теперь у Сигге хватит на все, — заверил меня Ростад. — Я думаю, что и экзамен будет только для проформы. Всем известно — Хаугли первоклассный гарпунер.

— А не найди он амбру, видно, никто бы этого не приметил?

— Возможно. Человек должен доходом подтверждать свое мастерство. А насчет Норвегии у вас неплохая мысль. Пусть он сохранит деньги для родины. Сигге теперь действует разумней: не стал связываться с полицией. С ней всегда будешь в убытке. Самые простые дела полицейские превращают в бедствие. Помню, в январе двадцать второго года блю-валу вздумалось в Панамский канал войти. То ли он за косяком рыбы увязался, то ли решил путь из Атлантического океана в Тихий сократить. Кит добрался до первого шлюза, а здесь — стоп. Кто будет шлюзование оплачивать? Был бы кит поменьше, проскочил бы незаметно за каким-нибудь судном, а блювал тридцатиметровый, не развернешься в канале.

Окажись в Панаме хоть плохонький китобой, обогатился бы человек, состояние нажил. Блювала приметили полицейские. О происшествии по начальству доложили. «Кто пустил? — заорал тот. — Не полагается китам входить-Задержать!» И сам прибыл на место происшествия. А кит, словно поджидая, когда откроют шлюз, спокойно выпускал фонтаны.

— Кыш!.. Вон отсюда! — стал гнать блювала начальник охраны. Он хлопал в ладоши, свистел. А кит — словно глухой, не обращал на него внимания. Тогда полицейский пальнул из пистолета в воздух. А блювал — ноль внимания на начальника. К тому же взял да и окатил его струей из ноздри. А вы ведь знаете — брызги из китового дыхала пахнут отвратительно и на белом кителе пятна оставляют. Полицейского такая непочтительность взбеленила. «Убрать! Из пулемета расстрелять!» — приказал он.

Приказано — сделано. Полицейские мигом прикатили два_ «Максима» и принялись строчить по киту. Тот от первых пуль, как от мух, хвостом отмахивался, затем забился в мелкой дрожи и стал тонуть. Тогда его подцепили на буксир, оттащили подальше в море и бросили на съедение акулам. А акулы почему-то забастовали. Дня через три ночью кит вдруг всплыл и опять вошел в канал. Его так раздуло, что он с трудом вмещался в узости и распространял невыносимый запах.

Суда не могли подойти к шлюзу, и населению не стало жизни от зловония. С трудом отыскали человека, который в противогазе подобрался к блювалу, накинул лассо на. его хвост и на катере опять отбуксировал в океан. А там звено военных самолетов принялось бомбить его, до тех пор пока кита не разнесло на куски. А куски вновь приплыли в канал. В Сен-Кристобле до сих пор по всему берегу белеют кости блювала.

Дело было простое, а вот ввязалась полиция — все осложнилось. Вместо прибыли компания одни убытки имела…

* * *

Вскоре к «Салюту» подкатил на сверкающей лаком машине Раур Сенерсен. Вице-председатель Норвежского союза гарпунеров был радостно возбужден.

— Все сложилось в твою пользу, — объявил он Хаугли. — Я воспользовался небольшим испугом Сэрби и выбил для тебя хороший куш. Свои четыре процента гонорара я заработал в поте лица. Поехали в банк получать деньги.

— Аи эм сорри…(Виноват, простите… (англ.)

Я бы хотел захватить с собой русских друзей, — сказал Хаугли.

— Бери кого хочешь, ты теперь богатый человек,

Наняв полдюжины такси, мы всей компанией поехали в банк. По пути я спросил у Хаугли:

— Сигге, ты способен на серьезные разговоры?

— Хотя говорят: «Сигге мэд, Сигге сумасшедший», но я всегда серьзный,

— Тогда отвечай: кто тебе эти люди? Они дороже партии? Нет. Ведь еще недавно эти бородачи были твоими недругами, а сейчас бесстыдно гуляют на твой счет. Тебе что — некуда деньги девать? Тогда сдай их в партийную кассу. Партия найдет им лучшее применение.

— Ты правильно говоришь, я тоже об этом думал.

— Давай прямо из банка покатим на аэродром.

— Может, это удобней сделать завтра?

— Нет, сегодня. Так будет верней.

— Вэри вэлл, — сказал Хаугли, посерьезнев. — Буду делать, как советуют мои спасители.

На одной из площадей машины вынуждены были замедлить ход, чтобы объехать упившихся китобоев с флотилии «Эребус», которые с воплями «ленд, ленд!»(Земля, земля! (а н г л.) падали на газоны, обнимали рыхлую землю, перекатывались по асфальту, кувыркались.

В парке напротив резвилась другая компания: дико гогоча, китобои ползали в кустах, карабкались на деревья, повисали на ветвях, как обезьяны, выли, куковали, мяукали и лаяли. Так они наслаждались жизнью на суше.

Здесь же склонялись под деревьями и сидели на скамейках, уставленных батареями бутылок, их подвыпившие подружки. Вид у девиц был растерзанный. Но они, не обращая на это внимания, подбивали китобоев на новые безрассудства. Гуляки оглашали парк пронзительными выкриками и хохотам.

Полиция, видимо боясь побоищ, не унимала расшумевшихся дикарей. Вторая столица Южно-Африканского Союза готова была терпеть все, лишь бы деньги, накопленные китобоями, не утекли за ее пределы, а остались в карманах дельцов.

«Полюбоваться» на гуляющих эребусцев остановился и автобус с экскурсантами «Салюта». Мой взгляд неожиданно встретился со взглядом Сорвачева. Председатель базового комитета, увидев меня среди норвежцев, с явным осуждением развел руками и покачал головой.

«Теперь он отыграется на мне, — подумал я. — Зря я высовывался из такси».

У банка наши машины долго не стояли. В Кейптауне все делалось быстро, чтобы угодить клиентам.

На аэродром мы прикатили прежде времени: до вылета самолета в Скандинавию оставалось более двух часов. Не бездействовать же китобоям столько времени? Был немедля отыскан бар и оккупирован всей компанией: норвежцы первым делом захватили вращающиеся тумбы у стойки, а затем оглушающим хохотом и выкриками вытеснили скучающих за столиками пассажиров.

Бармен запустил музыкальный автомат. Зал наполнился грохотом тамтамов, бумканьем банджо и воем свистулек. Под этот дикий джаз заработали машинки, выжимающие сок из лимонов и апельсинов, захлопали пробки, вылетающие из бутылей с шампанским, зашипели сифоны. Началось изготовление коктейлей.

Мы с боцманом хмельного не пили, налегали на бодрящую «кока-колу» и чувствовали себя хорошо.

Прощаясь, Хаугли расцеловал сначала боцмана, потом меня и сказал, что такие друзья, как мы, были у него только в партизанском отряде, что он нас никогда не забудет.

К концу Сигге так расчувствовался, что стал утирать слезы. Это, конечно, умилило китобоев, у которых трудно вышибить слезу, и даже вызвало несвойственный северянам энтузиазм. Норвежцы подхватили на руки своего растроганного соотечественника и гурьбой понесли к самолету.

Оставив опечаленного Сигге на попечение двух молодых стюардесс, мы с боцманом еще раз помахали ему фуражками и поспешили к выходу, чтобы оторваться от компании загулявших норвежцев.

* * *

В порту нас встретил обеспокоенный старпом «Косатки».

— Что вы в городе учудили? — спросил он. — Стайнов уже вызывал меня к себе. Мечет громы и молнии. Приказано с «Косатки» никого больше не отпускать в город. Сорвачев видел, как вы пьянствуете и буйствуете на центральной площади. Вы хоть к замполиту сходите и доложите о своем прибытии, — посоветовал он. — Он увидит, что вы не пьяны.

Не раздумывая, мы с боцманом поспешили на «Салют» и разыскали Куренкова.

— Кто из вас верховодил пьяной ватагой норвежцев? — строго спросил замполит. — Кто по деревьям лазал и валялся на площади?

— Такую чушь может выдумать только Сорвачев. Никто из нас ни того, ни другого не делал, — ответил Демчук. — Для этого надо упиться до белой горячки. А мы, как видите, трезвы.

Я без утайки рассказал все, как было.

— За то, что вы отправили домой Хаугли, хвалю, а за пьянку — на партийное бюро вызову, — пообещал Куренков.

— Но мы совершенно трезвы, — заверил я.

Дыхните! — уже с улыбкой потребовал замполит.

Убедившись, что мы действитено абсолютно трезвы, он удивился:

— Чего же на вас Сорвачев клевещет?

— Он на нас зуб имеет еще с того времени, когда мы на «Пингвине» плавали.

— Ну, хорошо, я с ним серьезно поговорю. А вас еще раз благодарю за Хаугли. Коммунисты всюду должны помогать друг другу. Вы доброе дело сделали.

* * *

Перед самым выходом флотилии в море радист-оператор «Салюта» на специальной удочке спустил мне радиограмму.

— Поздравляю с прибавлением! — крикнул он. — Приму ответ в двадцать слов, строчи быстрей.

Леля в радиограмме сообщала: «Родила тебе здоровущую девочку тчк Чувствую себя хорошо тчк Обнимаем с доченькой папу зпт ждем нетерпением домой тчк Проси чтобы ваши корабли прибавили скорости на обратном пути».

Это известие так меня обрадовало, что я прямо с мостика закричал:

— Братцы! Я стал папашей!

Узнав о новорожденной, косатковцы трижды прокричали «ура» в ее честь и столько же раз подбросили меня вверх. Только после этого я был освобожден и отпущен сочинять ответную радиограмму.

* * *

На обратном пути все повторялось с такой же последовательностью, какая бывает, когда запускают известный фильм с конца. Мы постепенно сбрасывали с себя одежду, опять вытаскивали из душных кают и кубриков матрацы и устраивались спать под открытым небом. Двигаясь на север, мы из осени через полосу вечного лета спешили навстречу весне, начинавшейся в другом полушарии.

Лежа на спине, я опять смотрел на небо южного полушария. Возле созвездия Южного Креста чернел таинственный «Угольный мешок» — пространство, лишенное видимых звезд. Оно всегда меня интересовало. «Неужели люди не пронижут его мощными телескопами и не разглядят, что скрывается за этой угольной тьмой?»

В пути нам явно не хватало китобаек Улы Ростада. С ним по вечерам было веселей.

Днем мы приводили в порядок отчетность по журналам и ведомостям, сдавали флагману запасы линя, гарпунов, пороха и одновременно наводили лоск на судне.

На флагмане пришлось снимать деревянный настил разделочной палубы и выбрасывать за борт, чтобы избавиться от тошнотворного, все пропитавшего запаха китовой сукровицы.

В Гибралтаре норвежцы должны были сойти на берег. Здесь наши пути расходились. Но местный консул норвежцев, зная, какими буйными бывают китобои на берегу, попросил капитан-директора «Салюта» не высаживать его соотечественников в Гибралтаре.

Пока мы запасались горючим, к «Салюту» на рейде подошел пароход «Осло-фиорд» и с борта на борт принял пассажиров.

За много месяцев совместного плавания норвежцы завели друзей среди салютовцев.

Прощаясь, они крепко пожимали руки нашим морякам.

Мы с китобойцев махали им шапками. А когда «Осло-фиорд», трижды прогудев, двинулся в открытый океан, русские китобои торжественно выстроились вдоль бортов и пожелали норвежцам счастливого плавания.