Онлайн чтение книги Семь сестер The Seven Sisters
4

Всю вторую половину дня я бесцельно прошлялась по нашим садам, потом даже взялась за перевод, пытаясь переключить свои мысли об отце на что-то другое. Но вот уже в шестом часу вечера я наконец услышала нарастающий гул мотора. Катер приближался к берегу. Обрадовавшись, что Тигги наконец приехала и мне больше не надо будет терзаться своими невеселыми мыслями в полном одиночестве, я распахнула настежь входную дверь в своем домике и опрометью ринулась напрямик, через лужайку, к пристани, чтобы поприветствовать сестру.

Стоя на пирсе, я молча наблюдала за тем, с какой грацией она соскочила с палубы катера на причал. Отец, когда Тигги была еще маленькой, часто предлагал ей брать уроки в балетном классе. Она ведь не ходила, наша Тигги, как все простые смертные. Она у нас парила в воздухе, порхала словно пушинка. Ее гибкое, стройное тельце почти не касалось земли. Что-то в ней было ангелоподобное: широко распахнутые, огромные и прозрачные глаза, обрамленные густыми черными ресницами, маленькое личико, похожее по форме на сердечко. Глядя на нее сейчас, я вдруг подумала, что Тигги и сама похожа на одного из ее питомцев, хрупкого молодого олененка, за которыми она так ревностно ухаживает где-то высоко в горах Шотландии.

– Моя дорогая Майя! – воскликнула сестра, простирая руки мне навстречу.

На какое-то время мы обе замерли, слившись в молчаливом объятии. Когда она оторвалась от меня, я увидела, что глаза ее полны слез.

– Ну, как ты? – спросила она у меня.

– В полнейшей прострации… Убита… А ты?

– То же самое. До сих пор не могу поверить, – ответила Тигги, когда мы, обняв друг друга за плечи, стали взбираться вверх по склону, направляясь к дому.

На террасе Тигги вдруг резко остановилась и повернулась ко мне лицом.

– Папа еще?.. – Она бросила быстрый взгляд на дверь. – Если он пока еще… Мне нужно немного времени, чтобы подготовиться.

– Нет, Тигги, дома его больше нет.

– Ах вот как! Я так и предполагала, что его заберут на…

Тигги замолчала, не в силах закончить начатую фразу.

– Пошли в дом. Выпьем по чашечке чая, и я тебе все объясню.

– Знаешь, а я ведь все время пытаюсь почувствовать его… Я имею в виду его дух. – Тигги тяжело вздохнула. – Но ничего не чувствую. Сплошная дыра и только.

– Может быть, еще слишком рано искать встречи с его духом, – осторожно предположила я. К странным идеям сестры я давно привыкла, и мне не хотелось сию же минуту начинать крушить их своим трезвым прагматизмом. – Я тоже пока ничего не чувствую. Не могу, – добавила я, когда мы вместе вошли на кухню.

Клавдия возилась с посудой у раковины. Она тотчас же повернулась навстречу Тигги. Подозреваю, та всегда числилась в ее любимицах. Глаза Клавдии были полны сочувствия.

– Какое горе, да? – воскликнула Тигги, обнимая домоправительницу. Пожалуй, она единственная из всех нас шестерых, кто осмеливался на подобные нежности с этой внешне суровой женщиной.

– Да, ужасное горе, – согласилась с ней Клавдия. – Ступайте обе в гостиную. Чай я принесу вам туда.

– А где Ма? – поинтересовалась у меня Тигги, пока мы шли в гостиную.

– Наверху. Хлопочет, наводя идеальный порядок в ваших комнатах. Наверное, решила, что какое-то время нам с тобой надо побыть наедине, – добавила я, усаживаясь на диван.

– Она была здесь? То есть, я хочу сказать, она присутствовала при кончине папы?

– Да.

– Но почему же она сразу не связалась с нами? – задала Тигги вопрос, который ранее я сама задала Марине.

Следующие полчаса ушли на то, чтобы ответить на все вопросы, которые волновали сестру не меньше, чем меня саму. Ведь еще вчера я бомбардировала ими бедняжку Ма. Разумеется, я сообщила Тигги, что тело отца в свинцовом гробу покоится в данную минуту где-то на морском дне. По правде говоря, я ожидала от нее такого же взрыва чувств, который случился у меня самой. Но Тигги лишь понимающе пожала плечами.

– Он просто захотел вернуться в ту стихию, которую любил больше всего на свете. Пожелал упокоиться на дне океана. В какой-то мере, Майя, я даже рада, что не видела его… то есть его тела . Зато я всегда буду помнить его живым.

Я бросила на сестру удивленный взгляд. Несмотря на то что Тигги была самой чувствительной из нас, новость о смерти отца, казалось, не сильно подействовала на нее, во всяком случае, внешне. А я ведь так боялась за Тигги. И вот вам, пожалуйста! Ее густые каштановые кудри блестящей пеленой обрамляли миленькое личико, огромные карие глаза безмятежно смотрели на меня. Лишь легкая тень удивления мелькала где-то в самой их глубине, а в целом сверкающий взгляд был позитивным, и ни капли испуга. Поразительное самообладание Тигги вселило в меня надежду, что и остальные сестры постараются продемонстрировать, хотя бы внешне, подобное хладнокровие и выдержку. В отличие от меня…

– Несмотря ни на что, выглядишь замечательно, Тигги, – похвалила я сестру от чистого сердца. – Судя по всему, здоровый свежий воздух шотландского высокогорья тебе только на пользу.

– Это точно, – согласилась она со мной. – Все детство я промучилась со своими болезнями в четырех стенах, без глотка свежего воздуха. И вот наконец-то вырвалась на волю. Я просто без ума от своей работы, хотя сама по себе работа очень тяжелая. Да и условия проживания… В домике лишь минимальный набор удобств. Достаточно сказать, что туалет у нас на улице.

– Вау! – невольно воскликнула я, восхитившись, с какой самоотверженностью Тигги отринула от себя самый обыкновенный человеческий комфорт, и все во имя своей непреодолимой страсти к животным. – То есть твоя нынешняя работа приносит тебе больше удовольствия, чем тогда, когда ты торчала в лаборатории при женевском зоопарке Сервион?

– О господи! Конечно! – Тигги удивленно вскинула брови. – В лаборатории, если честно, тоже было интересно, но все равно сама работа мне не нравилась. Ведь там я практически не соприкасалась с животными, просто сидела в кабинете и анализировала имеющийся в нашем распоряжении генофонд. Быть может, тебе кажется, что я совсем спятила. Бросила перспективную работу, карьеру ученого и подалась куда-то в горы, где приходится вкалывать сутками напролет за мизерную зарплату. Но лично мне такой расклад больше по душе.

Она подняла глаза и улыбнулась Клавдии, которая появилась на пороге гостиной с подносом в руках. Его она поставила на низенький столик рядом с диваном и тотчас же покинула комнату.

– Ничего ты не спятила, Тигги! – возразила я. – Лично я тебя очень хорошо понимаю.

– Честно, до нашего с тобой разговора вчера ночью я чувствовала себя самым счастливым человеком на свете.

– Потому что ты нашла себя. Уверена в этом, – улыбнулась я в ответ.

– Да… нашла… и не только себя, – согласилась Тигги и слегка покраснела. – Но об этом потом. А остальные девочки уже дома?

– Сиси и Стар должны приехать к семи вечера. А прибытия Электры ждем где-то ближе к утру, – сказала я, разливая чай по чашкам.

– Как отреагировала Электра, когда ты разговаривала с ней? – поинтересовалась у меня Тигги. – Хотя можешь не отвечать. Догадываюсь.

– Вообще-то с ней разговаривала Ма. Говорит, рыдала навзрыд прямо в трубку.

– Могу себе представить! – Тигги сделала глоток из своей чашки и тяжело вздохнула. Свет внезапно померк в ее глазах. – Знаешь, у меня такое странное чувство… Будто папа сейчас войдет в эту комнату. А он уже никуда и никогда не войдет.

– Это точно! – печально подтвердила я.

– Какие-то дела у нас сейчас есть? – Тигги пружинисто поднялась с дивана и подошла к окну, уставившись куда-то вдаль. – Нам надо срочно заняться… хоть чем-то.

– Когда приедут все остальные, в Атлантис пожалует папин нотариус. Он должен многое объяснить нам. А пока, – я сокрушенно пожала плечами, – все, что нам остается, это запастись терпением и дожидаться приезда остальных сестер.

– Ты права.

Тигги прижалась лбом к оконному стеклу.

– А ведь никто из нас не знал его по-настоящему. Правда ведь? – тихо спросила она.

– Не знал, – коротко согласилась я с ней.

– Майя, можно я задам тебе еще один вопрос?

– Можно.

– Тебя никогда не интересовало, откуда мы все взялись? Как сюда попали? То есть, я хочу сказать, тебе не интересно узнать, кто твои настоящие родители?

– Иногда подобные вопросы приходили мне в голову. Но, Тигги, отец для меня был всем. Его я считаю своим родным отцом. А другие мне и не нужны. Даже думать о них не хочу.

– Считаешь, это будет нечестно по отношению к папе – попытаться выяснить свое настоящее происхождение?

– Может, и так. В любом случае отцовской любви мне всегда хватало с лихвой. Ведь трудно представить себе более любящего и более заботливого отца.

– Понимаю. Вас с отцом действительно связывали особые узы. Наверное, потому что ты старшая. Так всегда в семьях и бывает.

– А по-моему, у каждой из нас были с ним свои особые узы. Ведь он любил нас всех.

– Да, я знаю, как он любил меня, – едва слышно согласилась со мной Тигги. – Но все равно не перестаю думать о том, кто же я есть на самом деле. Мне часто хотелось расспросить отца, но я боялась спрашивать, не хотела расстраивать его. Так и не рискнула. А сейчас уже поздно. – Тигги подавила зевок. – Не возражаешь, если я пойду к себе и прилягу на часок? Что-то на меня вдруг навалилась страшная усталость. То ли пережитый шок начал действовать, то ли тот факт, что последние несколько недель я работала без выходных. Но просто сил нет никаких…

– Конечно, ступай. Приляг, переведи дыхание.

Я молча проследила за тем, как Тигги направилась к дверям.

– Увидимся позже, ладно? – бросила она напоследок.

– Постарайся поспать хоть немного, – посоветовала я.

Дверь за сестрой закрылась, и я снова осталась в комнате одна. И меня вдруг охватило странное раздражение. Неужели дело во мне? Нет. Внезапно до меня дошло очевидное. Врожденная отчужденность от всего на свете у этого воздушного, неземного создания по имени Тигги с годами проступала все резче, все отчетливее, она стала даже бросаться в глаза. В конце концов, чего же я от нее хочу сейчас? Не я ли сама страх как боялась чрезмерно эмоциональной реакции сестер на известие о смерти отца? Так что надо только радоваться тому, насколько уравновешенно восприняла эту страшную новость Тигги.

Впрочем, вполне возможно, причина кроется в другом. Просто все мои сестры уже давно живут каждая своей жизнью, далеко за пределами дома Па Солта и всего того, что связано с их детскими годами, проведенными под крышей Атлантиса. А лично для меня и сам отец, и Атлантис по-прежнему составляют суть и смысл всей моей жизни.

* * *

Стар и Сиси прибыли уже после семи вечера. И снова я встречала их на пирсе. Обычно не любящая всяческие нежности, Сиси на сей раз даже позволила мне слегка обнять ее за плечи и тут же отстранилась.

– Ужасно, Майя! Просто ужасно, – воскликнула она. – Стар очень расстроена.

– Могу себе представить, – ответила я. Стар действительно выглядела бледнее обычного.

– Ну, как ты, моя родная? – Я протянула руки к ней, намереваясь заключить ее в объятия.

– Полностью раздавлена, – прошептала в ответ Стар и положила свою головку, обрамленную серебристо-белыми кудряшками, мне на плечо.

– Но, слава богу, мы все вместе, – сказала я, наблюдая за тем, как Стар оторвалась от моего плеча и снова вернулась к Сиси, которая тут же обхватила ее своею крепкой рукой за талию.

– Что нужно делать? – спросила меня Сиси, пока мы все трое шли домой.

И я снова, как и в случае с Тигги, проводила сестер в гостиную и усадила на диван. А потом коротко повторила все подробности, связанные с кончиной отца и его последней волей, согласно которой он не захотел, чтобы кто-то из нас присутствовал при его погребении.

– Так кто тогда доставил его тело на борт яхты? – спросила у меня Сиси, как всегда самая дотошная и логически мыслящая из всех нас, ее сестер. Я поняла, что она вовсе не хотела показаться такой уж бесчувственной особой. Ей, как всегда, нужны были факты, и только факты.

– Если честно, я даже не спрашивала. Но мы это легко выясним. Наверное, кто-то из членов команды «Титана».

– И где именно опустили гроб с его телом в воду? Вблизи Сен-Тропе? Ведь именно там яхта стояла на приколе. Или они все же вышли в открытое море? Наверняка вышли, – задумчиво бросила Сиси.

Нас обеих, и меня, и Стар, невольно передернуло от этого неуемного желания сестры узнать как можно больше подробностей.

– Ма сказала мне, что его похоронили в свинцовом гробу, который уже давно находился на борту яхты. Но конкретно, где и как опустили гроб в воду, я не знаю, – ответила я, надеясь, что на этом дальнейшие расспросы со стороны Сиси прекратятся.

– Вполне возможно, нотариус ознакомит нас с его завещанием. Огласит нам его, так сказать, последнюю волю, – не успокаивалась Сиси.

– Очень даже возможно.

– Итак, отныне для всех, кто нас знает, мы – сестры, оставшиеся без средств к существованию, – слегка пожала плечами Сиси. – Ты же помнишь, отец всегда повторял нам, что надо научиться зарабатывать себе на жизнь. Впрочем, вполне возможно, какой-то кусок он и кинул нам в качестве благотворительного дара, – добавила она.

И хотя я понимала, что за врожденным цинизмом Сиси, который особенно заметно проступил в ее последней реплике, наверняка скрывалось желание хоть как-то совладать с той болью и горечью потери, которые она испытывала в глубине души, но, честно, я немного разозлилась. Намеренно оставив ее замечание без комментариев, я повернулась к Стар. Та молча застыла на диване рядом с сестрой.

– Ну, как ты? – мягко поинтересовалась я у нее.

– Я…

– Она в шоке, как и все мы, – тут же сказала, как отрубила, Сиси, не дав сестре даже раскрыть рот. – Но вместе мы как-то с этим справимся, верно?

Она протянула свою сильную смуглую руку к Стар и сжала в своей ладони ее тоненькие белые пальчики.

– Какая жалость! А у меня была припасена для папы такая хорошая новость.

– И что за новость? – осторожно поинтересовалась я.

– Мне предложили годичный курс со стипендией в Королевском колледже искусств в Лондоне. Занятия начнутся в сентябре.

– Действительно, очень хорошая новость, – сказала я, хотя, по правде говоря, никогда не понимала довольно странных «инсталляций» Сиси, как она сама называла свои творения. Даже в современном искусстве я предпочитала более традиционные направления. Но я знала, что для Сиси ее эксперименты и самовыражение значили очень и очень многое, а потому искренне обрадовалась за сестру.

– Здорово! – воскликнула я. – Мы все за тебя очень рады. Правда, Стар?

– Да, – послушно согласилась со мной Стар, хотя никакой особой радости я на ее лице не прочитала. Я даже заметила, как у нее слегка задрожала нижняя губка.

– Мы поселимся в Лондоне, – оповестила нас Сиси. – Если, конечно, средства позволят. Но это мы узнаем после встречи с папиным нотариусом.

– Если честно, Сиси, – не выдержала я наконец, – то я думаю, что сейчас совсем не время думать о подобных вещах.

– Прости, Майя. Я, как всегда, на своей волне. Но ты же знаешь, как сильно я любила папу. Он был изумительным человеком и всегда так горячо поддерживал меня в моей работе.

На какую-то долю секунды на лице Сиси отразилась растерянность, а в ее светло-коричневых глазах в крапинку мелькнул испуг.

– Все так, – коротко подтвердила я.

– Тогда мы со Стар пойдем к себе наверх и распакуем наши вещи. Пошли, Стар! – скомандовала Сиси. – А во сколько ужин, Майя? Мы можем помочь что-то приготовить. Вообще-то уже кушать хочется.

– Пойду, скажу Клавдии, чтобы она поскорее накрывала на стол. Больше ждать некого. Электра ведь появится здесь только под утро. А от Алли у меня вообще пока нет никаких известий.

– Хорошо. Тогда до встречи за ужином, – проговорила Сиси, поднимаясь с дивана. Стар мгновенно подхватилась следом. – Если я чем-то могу помочь, только скажи, и я буду тут как тут. – Грустная улыбка тронула губы сестры при этих последних словах. Какой бы черствой она ни казалась чисто внешне, я знала, что она не кривит душой.

После того как обе покинули гостиную, я еще некоторое время сидела, раздумывая о том, что за странная связь существует между этими двумя моими сестрами. Мы с Мариной не раз обсуждали эту тему еще тогда, когда они были маленькими, и потом, когда стали взрослеть, и пришли к выводу, что Стар просто прячется в тени своей сестры, а Сиси, как более сильная личность, целиком подавляет ее своей волей.

– Такое впечатление, что у Стар и мнения-то своего нет, – не раз раздраженно повторяла я. – Вот я, к примеру, понятия не имею, о чем она думает на самом деле. Ну разве это нормально?

Марина всегда соглашалась со мной. Но, когда я однажды поделилась своими соображениями с отцом, тот лишь улыбнулся в ответ своей неуловимой и немного таинственной улыбкой и посоветовал мне не волноваться понапрасну.

– Вот увидишь: в один прекрасный день наша Стар расправит крылышки и взлетит высоко в небо, воспарит, словно ангел в небесах. Впрочем, она и есть ангел. Так что подожди немного и сама убедишься в том, что я был прав.

Помнится, в тот момент слова отца не очень успокоили меня. Потому что я видела, что не только Стар прикипела к Сиси, но и сама Сиси, несмотря на всю свою внешнюю самостоятельность, точно так же намертво приклеилась к сестре. А значит, если в один прекрасный день Стар расправит свои крылышки и взлетит в небо, как в том был уверен отец, то Сиси тут же почувствует себя брошенной. И страшно одинокой…

* * *

За столом у всех было подавленное настроение. Сестры заново привыкали к родительскому дому, где буквально каждая вещь напоминала нам о том, сколь велика наша потеря. Марина изо всех сил старалась расшевелить девочек, хоть чуть-чуть поднять настроение, но, видно, она и сама плохо представляла себе, с какой стороны к нам лучше подступиться. Она беспрестанно сыпала вопросами, интересовалась в мельчайших подробностях тем, чем сегодня живут ее дорогие девочки, но тень отца незримо витала в комнате, а случайные воспоминания о том или ином эпизоде, связанном с ним, моментально вызывали слезы на наших глазах. В результате все разговоры увяли сами собой, и за столом воцарилось тяжелое молчание.

– Я буду только рада, если Алли наконец-таки объявится и мы сможем услышать из уст нотариуса, что именно Па Солт хотел сказать нам. – Тигги издала протяжный вздох. – Простите меня, но я отправляюсь спать.

Она перецеловала всех нас по очереди и ушла. Через пару минут ее примеру последовали Сиси и Стар.

– Ах, боже мой! – тяжело вздохнула Марина, когда мы с ней остались за столом вдвоем. – Девочки полностью сломлены… Убиты горем. Я согласна с Тигги. Чем быстрее мы отыщем Алли и она приедет домой, тем скорее все мы сможем двигаться дальше.

– По всему получается, что Алли сейчас находится в таких местах, где отсутствует мобильная связь, то есть вне зоны связи, – предположила я. – Ма, у тебя страшно усталый вид. Ступай тоже в постель. А я останусь и буду дожидаться Электру.

– А у самой сил хватит, милая?

– Хватит-хватит, – заверила я Ма. – Не беспокойся за меня.

Я прекрасно знала, как непросто в прошлом складывались отношения Марины с моей младшей сестрой, а потому сознательно решила пощадить ее на сей раз.

– Спасибо тебе, Майя, – прочувствованно поблагодарила меня Марина, не сильно сопротивляясь. Она поднялась из-за стола, ласково поцеловала меня в макушку и вышла из кухни.

Следующие полчаса ушли на мытье посуды. Я сама настояла на том, чтобы помочь Клавдии убрать со стола. Все какая-то работа, помогающая скоротать время в ожидании Электры. Зная обычную неразговорчивость нашей домоправительницы, сегодня я даже была благодарна ей за то, что она продолжала хранить упорное молчание. Тишина действовала на меня успокаивающе.

– Запирать парадную дверь, мисс Майя? – спросила она у меня.

– Пока не надо. У вас, Клавдия, тоже сегодня выдался очень трудный день. Ступайте спать, а дверь я запру сама.

– Как пожелаете. Гут нахт!  – пожелала она мне доброй ночи по-немецки и тоже покинула кухню.

Я неспешно прошлась по дому, зная, что в запасе у меня как минимум два часа до того момента, как приедет Электра. Спать не хотелось совершенно. Наверное, все же успела выспаться. Утром ведь проспала полдня, что для меня абсолютно нетипично. Но вот и папин кабинет. Внезапно мне захотелось хоть как-то почувствовать его присутствие рядом. Я дернула дверную ручку, чтобы зайти в комнату, но дверь оказалась заперта.

Странно, подумала я, и мне почему-то сделалось не по себе. Когда папа бывал дома и занимался делами у себя в кабинете, двери всегда были широко распахнуты. Полный и беспрепятственный доступ к нему всех девочек. Как бы он ни был занят, он всегда улучал минутку, чтобы встретить меня дружелюбной улыбкой, когда я тихонько царапалась в дверь. А мне страшно нравилось просто сидеть в папином кабинете. Здесь он был самим собой, и все предметы вокруг отражали его истинную суть. Ряд мониторов на письменном столе с самой свежей банковской информацией. Большой видеоэкран на стене, всегда готовый включиться в режим интерактивной связи через спутниковые ретрансляторы с деловыми партнерами, разбросанными по всему земному шару. С особым интересом я разглядывала папины любимые и дорогие его сердцу сокровища, которые в беспорядке теснились на полках за его спиной.

Впрочем, ничего из ряда вон. Он сам как-то сказал мне, что собирал эти свои сокровища, странствуя по всему миру. Среди прочего на полке хранился образ Богоматери в изящной позолоченной рамочке. Образок был такой миниатюрный, что с легкостью помещался на ладони. А рядом – старинная скрипка, потрепанный кожаный кошелек и разорванная книженция со стихами совершенно не известного мне английского поэта.

Словом, никаких раритетов, ничего ценного. Вещи, которые дороги исключительно отцу как память о чем-то.

Надо сказать, что в нашем доме вообще было мало по-настоящему ценных и дорогих вещей, хотя я не сомневалась ни на секунду: при желании папа мог бы с легкостью забить весь дом под самую крышу дорогущими предметами антиквариата и произведениями искусства. Но ничего подобного у нас не было, разве что пару живописных полотен и еще несколько каких-то артефактов. Мне даже казалось, что отец испытывал некую изначальную неприязнь к самому коллекционированию произведений искусства. Так, он откровенно надсмехался над своими богатыми приятелями, тратившими баснословные суммы на приобретение известных произведений искусства. Не раз он говорил мне, что в итоге все их покупки обретут свое место в какой-нибудь бронированной комнате, похожей на сейф, и все ради того, чтобы их – не дай бог! – не украли.

– Произведение искусства должно быть доступно любому, – часто повторял отец. – Ведь в каждую картину художник вкладывает свою душу. Полотно, которое спрятано от людских глаз, превращается в пустышку. Оно ничего не стоит.

А когда я осторожно возражала ему, говорила, что вот он, дескать, тоже имеет в своем распоряжении и огромную роскошную яхту, и целый самолет, он лишь удивленно вскидывал брови в ответ.

– Ну как ты не понимаешь, Майя! – кипятился Па Солт. – Это всего лишь транспортные средства. Они имеют практическую ценность, и только. Сгори они завтра ясным пламенем, и я ни капельки не расстроюсь. С легкостью заменю их на новые. Что же до произведений искусства, то с меня вполне хватит и шестерых моих дочурок. Вот они действительно настоящие произведения искусства, мое самое главное богатство и сокровище. И все они незаменимы для меня. Потому что те, кого мы любим, эти люди поистине незаменимы . Запомни мои слова, Майя, ладно?

И я действительно запомнила навсегда отцовские слова, сказанные много-много лет тому назад. Лишь один-единственный раз память меня подвела… О, как же я изнывала всеми фибрами своей души о том, что в тот момент, когда должна была вспомнить эти папины слова, я ничего не вспомнила.

Немного опустошенная нахлынувшими на меня воспоминаниями, я тихонько отошла от кабинета Па Солта и направилась в гостиную, продолжая недоумевать по дороге, кто и зачем запер отцовский кабинет на ключ. Надо будет завтра расспросить об этом Марину, рассеянно подумала я, усаживаясь в кресло возле журнального столика. Машинально взяла в руки фотографию в рамочке, стоявшую на столе. Снимок был сделан на «Титане» несколько лет тому назад: отец в окружении нас, шестерых сестер. Сгруппировались прямо возле поручней на борту яхты. Отец широко улыбается, красивые черты его лица разглажены, роскошную шевелюру седых волос растрепал морской бриз, загорелое мускулистое тело, крепкое, никаких следов старческой дряблости.

– Так кто же ты, папа, есть на самом деле ? – вопросила я его, слегка нахмурившись.

Чтобы чем-то заняться, я включила телевизор и стала переключать каналы, пока не отыскала новостную программу. Как всегда, пугающая информация: войны, страдания, разрушения. Я уже приготовилась выключить телевизор, но тут диктор объявил, что найдено тело Крига Эсзу, известного магната и воротилы бизнеса, владельца множества международных компаний, занимающихся вопросами коммуникации и связи. Тело вынесло волной на берег небольшой бухты на одном из греческих островов.

Я подалась к экрану, забыв о том, что держу в руках пульт дистанционного управления. Между тем диктор сообщил, что, согласно информации, полученной от семьи покойного, у Крига сравнительно недавно диагностировали рак в последней стадии. Вывод из сказанного напрашивался сам собой. Дескать, человек, узнав свой страшный диагноз, не стал дожидаться мучительного конца, а решил сам свести счеты с жизнью.

Я почувствовала, как глухо заколотилось сердце в моей груди. И не только потому, что мой отец тоже предпочел встретить вечность на дне океана. Просто вся эта история имеет самое прямое отношение ко мне самой…

Далее диктор сказал, что сын покойного, Зед, который все последние годы трудился вместе с отцом и под его началом, незамедлительно возложил на себя обязанности исполнительного директора компании «Артениан Голдингс». На экране мелькнуло лицо Зеда, и я тут же инстинктивно закрыла глаза.

– О боже! – Из моей груди вырвался стон. Ну почему судьба выбрала именно этот момент, чтобы напомнить мне о человеке, которого я старалась забыть все последние четырнадцать лет?

И вот она, ирония судьбы. По всему выходит, что за какие-то несколько часов мы с ним потеряли своих отцов. И оба они упокоились в морской пучине.

Я поднялась с кресла и стала нервно расхаживать по комнате, пытаясь изгнать из своей памяти лицо Зеда, только что мелькнувшее передо мной на экране. А он за минувшие годы стал еще красивее, невольно отметила я про себя. Гораздо красивее, чем был тогда.

«Подумай, Майя, о том, сколько горя он тебе причинил,  – попыталась я привести себя в чувства. – Все кончено, все закончилось много лет тому назад. Не смей возвращаться в прошлое. Ни под каким предлогом».

Я вздохнула и почти рухнула без сил на диван. Как себя ни уговаривай, но в глубине души я хорошо понимала, что такое никогда не закончится. Никогда!