Глава 8. Армия кошмаров. (перелётъ изъ Москвы на Мальту)

Онлайн чтение книги Скелет бога
Глава 8. Армия кошмаров. (перелётъ изъ Москвы на Мальту)

Алисе стоило нереального, просто титанического труда не завизжать, не затопать ногами и не убить Каледина на месте. Мешало огромное количество людей в VIP-зале аэродрома «Шереметьево». Следственная группа прибыла сюда полтора часа назад рейсом из Архангельска и теперь, попивая лимонад «Поддубный», ожидала вылета в Валетту. Собственно, в случившемся Каледин был вообще ни при чём, но от привычки, что он виноват во всём и всегда, отступать тоже не следовало, дабы не расхолаживаться. Алиса сжала кулаки, врезав ногти в ладони, и сухо спросила стоявшую перед ней Варвару:

– Дочь моя, объясни, какого игрушечного кролика ты делаешь в «Шереметьеве»?

– Я взломала твой яблозвон, – радостно сказала Варвара, – и наблюдала презентацию. Жуть как интересно – расследование, мертвецы, исчезнувшие люди. Всё, как я люблю, – вроде сказок, которые фатер всегда на ночь рассказывал ( убийственный взгляд Алисы в сторону Каледина ). Поэтому я объяснила гувернантке, что в шкафу живут чудовища и сие обстоятельство не даёт мне возможности уснуть после обеда. Она полезла туда посмотреть, дабы доказать мне безосновательность моих страхов, и я закрыла её внутри. После ухода позвонила в Службу спасения и попросила извлечь фрау Кноблох из шкафа. Вызвала «Жёлтый фаэтон», доехала до аэродрома, оплатив заранее данными твоей карточки, сказала персоналу, что потерялась и ищу VIP-зал – ибо где ж ты ещё-то можешь быть. Мутер, я просто обожаю приключения! Скоро я пойду в гимназию, и у меня наступит скучная жизнь вплоть до замужества, когда я наконец-то смогу развлекаться, собачась с супругом круглосуточно, как ты с папой. Я лечу с вами!

Ещё в середине этой речи Алиса всем сердцем и умом поняла зловещую героиню древнегреческого эпоса Медею, прикончившую своих детей. Крикам ярости по-прежнему мешало наличие Шварца и Майлова, с любопытством наблюдавших за сценой.

– Тыыыыы… – сбиваясь на змеиное шипение, заговорила Алиса. – Ты сейчас же поедешь домоооооой… я позвоню в полицию, и тебя заберут под охраной…

Варвара переложила мороженое в другую руку и цинично усмехнулась. Встав на цыпочки и дотянувшись поближе к лицу мамочки, она довольно-таки спокойно и доходчиво прошептала:

– Я предлагаю договориться, мутер Трахтенберг. Боюсь, иначе мне придётся рассказать о снимке в твоём яблозвоне, селфи со свидания в ресторане «Бавария» с герцогом Гессен-Дармштадским на прошлой неделе. Вы там оба такие довольные… правда, не знаю, понравится ли это папе… ты же знаешь, он у нас отчаянный дуэлянт, о майн готт…

Шварц не услышал ни единого слова – он лишь видел, как полыхнули огнём глаза Алисы. Стоит отметить, что Хайнц Модестович без повязки оказался стандартным саксонцем – с плоским лицом, невыразительным маленьким носом, сжатыми в ниточку губами и крайне жидкими, прилипшими к черепу светлыми волосами. На фоне громадного горбоносого Майлова и щёголя-блондина Каледина обер-медэксперт проигрывал зрительно, но его это не волновало. С оттенком уважения он посмотрел на Фёдора:

– У вас такая умная дочь, – восхищённо заметил Хайнц Модестович. – Сколько ей лет?

– Семь, хотя по жизненному опыту я легко дал бы и тридцать, – сказал Каледин. – Искренне не советую с ней связываться. Это человек, способный ради мороженого устроить государственный переворот. Она обожает приключения, мистику и фильмы ужасов. В три года, имея при себе запас сухарей, шоколада и воды, сбежала из детского сада с целью попасть на Гаити и остаться там в качестве жреца вуду. В пять лет уже читала на двух языках, отгадывала телевизионные викторины и взламывала пароли от домашнего компьютера. Мне страшно подумать, что с ней случится в двенадцать.

– Возможно, она станет государыней, – любезно улыбнулся обер-медэксперт Шварц.

– Да. Причём самодержавной, потому что императора она отправит в сибирскую ссылку.

Хайнц Модестович перестал улыбаться.

Алиса, таща дочь за руку, двинулась к стойке авиакомпании «Двуглавый орёлъ» – покупать билет в салон первого класса для Варвары (получив в собственность золотую карточку «Visa-Патриотъ», она не могла действовать иначе). Каледин сделал из этого свои выводы и прикинул, что лететь будет весело. В предположениях он ничуть не ошибся.

…В салоне первого класса Алиса и Фёдор сели рядом. Сзади разместились обер-медэксперт Хайнц Шварц и Варвара Каледина. Скромного Майлова, настаивавшего на экономе, уговорили лететь вместе только обещанием бесплатного алкоголя в любых количествах. Воздух-барышня (как на новославянском именовали стюардесс) разнесла напитки, и Алиса, откинувшись на спинку кресла, злобно посмотрела на Каледина. Тот подмигнул.

– Не думай, что я тебя простила, – проинформировала графиня фон Трахтенберг.

– А мне это нужно? – осведомился Каледин. – Как-то я вроде и не умолял.

– Будешь, – твёрдо пообещала Алиса.

– Жду с нетерпением, – пожал плечами Фёдор.

Алиса на секунду замялась.

– Слушай, – сказала она. – А после нашего развода… ну… у тебя кто-нибудь был?

Ответ последовал не сразу – Фёдор чувствовал себя сапёром, идущим по минному полю. Одно неправильное движение (в данном случае – слово), и от него не найдут даже фрагментов ДНК. Однако затягивать было нельзя – всё могло кончиться очень плохо.

– А как ты сама думаешь?

Вопрос был дурацкий, но помог выиграть время на пару секунд. Этого вполне хватило для лихорадочных мыслей о второй фразе.

Алиса вдруг поняла: знать правду она не хочет.

– Я полагаю, что не было, – произнесла она сквозь зубы.

– Ну, вот видишь, – обрадовался Каледин своим шансам на жизнь. – Так оно и есть.

– Но с другой стороны, я тут подумала… если ты вызываешь на дуэль моих кавалеров, я имею право требовать сатисфакции от дам, заявляющих права на тебя. Ты ведь знаешь, государь император подписал петицию суфражисток,[12]От фр. suffrage, «избирательное право». Представительницы женского движения за возможность участвовать в выборах в XIX–XX вв. В России прекрасный пол получил шанс ходить на участки в 1906 г. на территории Финляндии и в марте 1917 г. после Февральской революции – раньше, чем в США. уравняв возможности женщин и мужчин в дуэльном кодексе. Так что уверена, мне надо разобраться, кому ты там, скотина, втихую отправляешь эсэмэски, хотя рухлядь вроде твоего телефона, конечно же, не взломать. Для первой дуэли я выберу снайперскую винтовку. Уложу соперницу наповал. Ты помнишь, я в последнее время активно занималась спортивной стрельбой?

Каледин растёр похолодевшие кончики пальцев.

– Тебе некого вызывать. Клянусь могилой дядюшки.

– Он ещё жив.

– Я на будущее.

…Варвара оценивающе посмотрела на Хайнца Модестовича. Тот казённо улыбнулся, но холодный взгляд дочери Калединых-Трахтенбергов заставил его ощутить тревогу. Она напоминала ему маленькую вдову – зловещая блондинка с рыжинкой в волосах, одетая в тёмное платье с чёрными кружевами в виде пауков и красные, как кровь, туфельки.

– У вас, наверное, куклы с собой? – деликатно спросил Шварц.

– Какие куклы? – удивилась Варвара, глядя на собеседника карими глазами. – У меня их с трёх лет нету, сударь. Одну я выпотрошила кухонным ножом, дабы изучить её анатомию. У другой отрезала голову, когда мы с папой изображали его командировку на Гаити и я выступала в качестве лидера обезглавленных зомби. Третью запекла в микроволновке, играя в «ужин людоеда». По причине моих невинных игр родители с десяток гувернанток сменили: одна лечит нервный срыв, двое ходят на курсы психологической реабилитации, к последней недавно вернулся дар речи. Про судьбу остальных мне не рассказывали.

Хайнц Модестович издал странный горловой звук – нечто вроде «угумс» или «магму».

– Я предлагаю соглашение, – благосклонно произнесла Варвара. – Моё общество могут переносить только мутер и фатер, да и то далеко не каждый день. Гувернантка, которая в дурдоме, была уверена, что в моё тело вселился дьявол. Сударь, всё очень просто: вы сейчас идёте и приносите мне мороженое. Это гарантия, что вы долетите до места назначения в здравом уме.

У обер-медэксперта Шварца отвисла челюсть.

В этот краткий, но эмоционально насыщенный момент он успел подумать о многом. В мозгу искрой пронеслась мысль: двадцать пять лет каторги за убийство семьи Калединых-Трахтенбергов в полном составе – в принципе не так уж и страшно. Накатившая волна холодного бешенства разбилась о камень сожаления – вспомнилось, что в самолётах пассажирам не выдают парашютов, – и затащила Хайнца Модестовича в чёрный омут безысходности. Он открыл рот, дабы высказать ужасной девице всё раз и навсегда, но наткнулся на её взгляд. Варвара смотрела на медэскперта, как генерал на проштрафившегося солдата.

– Мороженое, – отчеканила она. – Сейчас. У вас десять минут, сударь. Время пошло.

Шварц, не глядя на Варвару, поднялся и, сжав зубы, пошёл в конец самолёта.

Он миновал скромного Майлова, изучавшего листочек с меню бара.

– Простите, барышня, – робко говорил вахмистр, – а вот «беленькая» сколько стоит?

– Бесплатно, – улыбалась видавшая виды стюардесса.

– Агась, – вникал Майлов. – А вторая стопочка тоже бесплатно?

– Да.

– А если вдруг третья?

– Хоть ведро, – не выдержала воздух-барышня.

Майлов завёл глаза к потолку и крайне удовлетворённо возблагодарил все святых.

– Хорошо, – констатировал казак. – Тогда ведро мне и принесите.

– Что будете кушать? – поинтересовалась бортпроводница.

Майлов непонимающе уставился на неё.

– Вот её-то, родимую, – произнёс он, предчувствуя блаженство, – я и буду кушать.

…Каледин и Алиса между тем, временно свернув со скользкой тематики амурных похождений, обсуждали ситуацию с массовым убийством в городе Корнилове. Оба смаковали греческий бренди «Метакса», предоставленный авиакомпанией. Из патриотических соображений его полагалось разбавлять квасом, однако Алиса умудрилась протащить на борт пару банок кока-колы. Коктейль добавлял беседе философии.

– Ну, если серьёзно, что, по-твоему, это может быть? – поинтересовался Каледин.

– Первая мысль, приходящая в голову, – колдовство, – ответила Алиса. – На самом деле, какая у нас есть информация о средневековых волхвах? Мы слишком материалистичны, хотя жизнь убеждает нас в обратном. Меж тем магией занимались очень серьёзные умы, и инквизиция боролась с ней не зря – потому что магия существовала . Но тут колдовство такого уровня… как ядерная ракета. Никто из колдунов раньше не уничтожал целый город.

– У меня первая мысль – жертвоприношение, – кивнул Каледин. – Очень похоже на стиль, процветавший в Вавилонском царстве, а также на религию «народов моря» – тех самых филистимлян, чьи дивизии в Библии изрядно потрепал силач Самсон. Причём ведь никто не знал, откуда взялись эти люди – согласно летописям, они пришли из ниоткуда, словно всплыли с морского дна… очень давно, примерно пять тысяч лет назад. Отменные воины, филистимляне предали огню города побережья Ханаана. Главным филистимским божеством был Дагон – получеловек, полурыба, способный жить как на суше, так и в воде. Он считался повелителем океанов, морских существ, а аккадские цари верили, что Дагон – отец бога Баал-Хаммона… да-да, того самого, Алиса.[13]Каледин и Алиса обсуждают события, изложенные в книге «Печать Луны».

Трахтенберг слегка поперхнулась «Метаксой».

– И что? – спросила тревожно она. – Ты думаешь, он пришёл за нами?

– А смысл ему так поступать? – резонно заметил Каледин. – Мы-то лично Баал-Хаммону ничего не сделали. Вообще, тебе известно, в чём наша нынешняя проблема? В неведении. Христианство отменило существование прежних богов, заявив: это ложные идолы. И все сказали: «Аааааа, ну конечно», – и принялись поклоняться распятию. Никто не попытался сесть и поразмыслить – интересно, вдруг эти боги действительно существовали и в прежние времена были не менее, а то и более могущественны, чем сам Иисус?

Графиня, запрокинув голову, залпом допила бренди.

– Я читала про Дагона у Лавкрафта… Жутчайшее, мерзкое существо.

– Хотел бы я прочитать у Лавкрафта про миленьких веснушчатых девочек в розовых бантиках, – усмехнулся Каледин. – Он в принципе с других вещей популярен стал – чтобы, закрыв последнюю страницу, люди месяц заикались, ночью просыпались в холодном поту и получали инфаркт, если скрипнет половица. Конечно, его Дагон хуже крокодила.

– Прямо как ты.

– На меня похожа наша дочь.

– Я тебя ненавижу.

– Спасибо, ты мне тоже не очень нравишься. – Каледин разлил по стаканам остатки бренди. – Так вот, – продолжил он. – Дагону, по обычаям того времени, приносили жертвы. Массово. Не по десять-двадцать человек. Тысячами. В основном перед урожаем или военным походом. Пленных, рабов, девушек покорённых народов связывали сетями и топили в море под молитвы жрецов. В древности развлекаться подобным образом было модно, синематографа и гуляй-ящика не было. Но это далеко не всё. Потом утопленников вытаскивали из воды и выкладывали на суше в виде различных фигур – треугольников, открытого глаза… и в частности, цветка.

Алиса подпрыгнула на месте, едва не разлив «Метаксу».

– Так что ты молчал?!

– Ты же знаешь – я по натуре тормоз. Вертелось что-то в голове, за кончик мысль поймать не мог. А сейчас осенило. Да и ты с таким упоительно королевским видом толкала умную речь, что совсем не хотелось портить тебе малину. Ну, Шварца, разумеется, желательно тоже было уесть, а то слишком умный нашёлся на нашу голову.

– Ты мой лапочка.

– Отблагодаришь в постели?

– Мечтай.

Оба, не сговариваясь, покончили с «Метаксой».

– Так значит, банально – жертвоприношение в честь древних богов? – уточнила Алиса.

– Не вполне, – ответил Каледин. – До моря-то идти и идти. Тут правильно сто раз подметили – что ж, силы зла всё население Корнилова специально на поезде топиться возили? Не сходится. В твоей версии о загадочно пропавших группах людей больше логики… хотя да, почему тела не исчезли сейчас? Ладно. Может быть, мы имеем своеобразный микс твоей и моей идеи. И это прекрасно, поскольку болтовня о том, что во всём виноваты попсовые древние божества вроде Ахурамазды, уже надоела. Возьми любую книгу, первый попавшийся фильм из области мистики – боги в каждой бочке затычка. Я не знаю, как тебя, а меня до оскомины заколебал этот банальный сюжет.

– На прежних богов в мэйнстриме привычно всё валить, – согласилась Алиса. – Но понять режиссёров и писателей можно. Ассортимент монстров в древнем мире – на все вкусы, выбирай не хочу, и психов, готовых проливать кровь, словно водицу, во имя своих кумиров, во все времена было предостаточно. Я бы не списывала вариант Дагона или Иштар со счетов. Вот представь себе, Фёдор… ну так, примерно, теоретически… скажем, ты у нас – древний бог.

– Представил, – после краткого раздумья заявил Каледин.

– И в тебя никто не верит…

– Да мне по хрену…

– Я не об этом. Просто чисто философски поразмысли…

– Мне всё ещё по хрену.

– Да боже мой! Тебе так трудно? Что за натура?! Что ты за сволочь вообще?!

– ( Вдох. ) Ладно. Я бог.

– У меня желание отпало это обсуждать. Ты не бог, а мерзавец и тварь, Каледин.

– Ещё по стаканчику?

– Наливай.

…Медэксперт Шварц, увидев, что Варвара уснула, осторожно поднялся с кресла. Девочка без промедления открыла глаза, вонзив ему в спину пронзительный взгляд.

– Я вас не отпускала, сударь.

– Ещё мороженого? – обречённо спросил Хайнц Модестович.

– Да.

Штабс-капитан подумал, что если он сейчас выбросится из самолёта без парашюта, его поймут все без исключения. «Не семья, а армия кошмаров. – Он покосился на смеющихся в креслах впереди Фёдора и Алису. – Остаётся лишь радоваться, что они не завели двоих или троих детей». Шварц поднялся и двинулся по салону, миновав мирно дремлющего вахмистра Майлова, в порыве нежности обнявшего опустевшее ведро. Самолёт плавно снижался – за иллюминаторами мелькнули огни ночного города, лётчик объявил по громкой связи о посадке. Ускорив шаг, Шварц зашёл за шторку, где неподалёку от туалета кучковались стюардессы, поднял глаза и замер – в лоб ему смотрел пистолет.

– Пожалуйста, тихо… – сказал человек в синей форме спокойным, бархатным голосом.

Проблеск № 3

Последний храм

(граница с Египтом, 402 г.)

Они долго шагали через пустыню. Всю ночь. Горстка воинов, всего одна центурия, сотня человек, зато как на подбор – безжалостные меченосцы, принявшие боевое крещение в Константинополе в сражении с остготской нечистью.[14]Имеется в виду восстание против готов в Константинополе в 400 г., когда, возмутившись поведением варваров, жители перебили незваных гостей. Лучший отряд знаменитого Августова легиона, сформированного самим Юлием Цезарем. Лошадей пришлось оставить: конница привлекает излишнее внимание, а им оно вовсе не требовалось. Центурион Константин Флавий разрешал короткие остановки, чтобы утолить жажду и вознести молитвы – все его легионеры, кроме чернокожего нубийца, были христианами. Подумать только, какое-то жалкое столетие назад за тайное поклонение прибитому к кресту жителю Иудеи без разговоров бросали на съедение львам. Но сейчас всё повернулось иначе – по приказу благородного императора Аркадия, правителя Востока, сына великого Феодосия и брата властителя Запада Гонория,[15]В 395 г., согласно завещанию императора Феодосия Великого, Римская империя была разделена на Западную и Восточную между сыновьями августа Гонорием и Аркадием. Формально обе части назывались одинаково. солдаты повсеместно разрушают языческие святилища с целью оставить в государстве одну религию – церковь сладчайшего Иисуса Христа. Их сохранилось совсем мало. По пальцам счесть. Но во имя святого креста, от капищ не должно уцелеть и камня на камне. Ещё достаточно свежа память о кратком периоде правления Юлиана Отступника,[16]Юлиан Отступник – римский император в 363–364 гг., попытался сменить в государстве христианство на язычество в качестве ведущей религии, однако потерпел неудачу. После его смерти империя вернулась к христианству. рискнувшего, пусть и неудачно, вернуть империю во власть язычества. Подобных действий в будущем следует избегать: пусть «поганым» станет негде молиться и класть жертвы на алтари.

Флавию, впрочем, было всё равно. Он не видел разницы между Галилеянином и, скажем, Юпитером. Однако приказ есть приказ, тем паче отданный от имени августа епископом Порфирием, получившим подробные сведения благодаря доносчику. В принципе отрывочные слухи будоражили сановников империи и ранее… Будто бы далеко в пустыне чудом сохранилась секта давно вымершего народа, упомянутого в Библии, – филистимлян. Очень странно, конечно. Филистимляне исчезли более шести веков назад, уничтоженные в битвах с эллинами, иудеями и римлянами. Загадочный народ, появившийся из ниоткуда, жестокие племена, именуемые «людьми моря». Собственно, они и поклонялись морю. Их главного бога Дагона рисовали в виде бородача в тюрбане и с рыбьим телом. Библия отражает всеобщий страх людей прошлого перед филистимлянами – лживые рассказы о могуществе силача Самсона, одним ударом убивавшего по тысяче врагов… сладкие мечты, не имевшие ничего общего с действительностью…

Доносчик шёл вместе с центурией в качестве проводника. Флавий с омерзением посматривал в его сторону – воистину, предающие своих братьев за звонкую монету отмечены всеми печатями пороков. Квёлый, с висячим носом-грушей, клочковатой бородёнкой, кривыми ногами и лицом пьяницы – таков этот Валерий. Он, безусловно, будет уверять, что действует сугубо во славу Господа нашего Иисуса Христа, но каждому в окружении префекта Египта известно – дорожки шпионов епископа Порфирия щедро посыпаны золотом. Именно поэтому Валерию стоит доверять. С его помощью были разоблачены тайный храм Баала в Ашдоде и капище Астарты в Ашкелоне. Язычники пытались сопротивляться, но что стадо овец может противопоставить отряду львов? Флавий своей рукой заколол двенадцать человек. О таинственном храме в песках ходят легенды – Марнеион, гранитный комплекс, посвящённый богу Марнасу, ещё одному властителю умов филистимлян и некогда перешедших в филистимскую веру греков. Удивительно, но до дрожи обожавшие статуи своих идолов язычники практически не изображали Марнаса – известны лишь древние легенды о нём, одна другой страшнее. Якобы Марнас – отец Дагона и ещё более могущественен, управляет тьмой подводных глубин… в общем, нечто вроде Нептуна, однако в самом мрачном варианте. Существует только одна статуя Марнаса – установленная в том храме. Её видят избранные жрецы, и доступ к ней простым смертным закрыт навеки.

Флавий окинул взглядом своих солдат. Они не выглядят уставшими. Марш через пустыню – ерунда. Что дальше? Уже известно. Короткая резня (возможно, воины получат пару царапин), затем привал, отдых, четырёхчасовой сон и обратно в путь – доложить о выполнении приказа, принеся в доказательство обломки идола и го́ловы язычников. Центурион наизусть знал, что последует затем – епископ Порфирий запустит жирные пальцы в волосы на одной из голов (обычно он выбирает женскую), приподнимет, внимательно разглядит, перекрестится свободной рукой – и смачно плюнет в мёртвые глаза.

До храмового комплекса они дошли на рассвете.

Огромное строение скорее смахивает на крепость. Обнесено глиняным валом. В стенах – бойницы для лучников. Солдаты проникли в открытые ворота, зажав в руках мечи. Во дворе – ни единой души. Удивительно. Флавий ожидал чего угодно – криков гнева, испуга, визга, ужаса в глазах… однако храм был пустынен, и камни у входа занесены песком. Неужели жрецов предупредили, и они успели уйти?

Доносчик, обернувшись, поймал недовольный взгляд центуриона и поспешил отреагировать:

– Не беспокойтесь, господин. Они наверняка внутри.

Солдаты ступили в пределы храма. Возле колонн оплывали жиром свечи, и это успокоило сердце Флавия – за освещением должны следить, значит, все на месте. Центурион поймал себя на мысли, что никогда в жизни не наблюдал столь величественного и просторного святилища язычников. Потолки высотой 20 локтей, гигантские алтари, ведущие к ним массивные ступени… и разумеется, само божество. На своём веку Флавий встречался лицом к лицу с различными идолами… но этот не был похож ни на что. Римлянин рассматривал скульптуру Марнаса, поражаясь, какой же извращённый разум мог додуматься до создания такого вот бога. Будучи от природы прагматиком, Флавий точно знал, что все боги – плод ума человеческого, на деле их не существует.

Идол бесстрастно смотрел на него слепым взглядом, раскрыв рот. Ощущение, будто видит насквозь…

На морде из гранита зажглись зелёные глаза.

Флавий слишком поздно осознал – чудовище вовсе не каменное, оно ЖИВОЕ. Солдат справа выронил меч и схватился за горло обеими руками. Словно по команде, бойцы стали оседать на пол, корчась в конвульсиях. Центурион внезапно почувствовал удушье, тело больше не подчинялось ему. Упав, он ощутил холод каменных плит, лёгкие изрыгали горечь… на языке возник привкус морской воды. Гаснущее сознание выхватило мысль: это засада, их привели сюда специально, их ждали… Послышались шаги, над Флавием склонилось расплывающееся лицо доносчика. Так вот почему он не зашёл в здание, а мудро остался снаружи…

– Я не стану извиняться, господин, – сказал Валерий неузнаваемым, холодным голосом. – Вы это заслужили. Храм будет существовать, и вы ему больше не помешаете.

…Через три дня епископ Порфирий получил от своего верного слуги и богобоязненного христианина Валерия заверения, что храм Марнаса разрушен, а центурион Константин Флавий обрёл мученичество, геройски пав в битве с «погаными». В доказательство епископу были предоставлены три отрубленные головы нечестивцев, включая одного чернокожего, по виду – из Нубии. Порфирий общался лично только с центурионом и уж само собой не знал в лицо его солдат. Плюнув в глаза мертвецам, он щедро вознаградил доносчика и отметил в своих записях, что очаг зла в пустыне уничтожен милостью доброго августа Аркадия. Отныне можно успокоиться: веру в Иисуса Христа ничто не поколеблет…


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
Глава 8. Армия кошмаров. (перелётъ изъ Москвы на Мальту)

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть