Онлайн чтение книги Снежинка Snowflake
Пассажирка из пригорода

Сегодня первый день занятий, а я опоздала на поезд. Билли уверял, что я успею. Прежде чем подбросить меня на станцию, он слишком долго провозился с дойкой. И теперь я опаздывала. Сама точно не зная куда. Наверное, я спешила завести друзей. И беспокоилась, что к полудню всех хороших разберут. Начиналась ознакомительная неделя, а я видела фильмы про кампусы. Если мне суждено повстречать будущую лучшую подругу или возлюбленного, это непременно случится в первый день.

В Дублине я бывала только в декабре. Каждый год под Рождество Билли возил меня посмотреть на иллюминацию. Мое первое воспоминание о Дублине – как мы с Билли стоим на мосту О’Коннелла и дожидаемся автобуса домой. Мне тогда было лет пять-шесть. Когда тот наконец пришел, это было счастье – укрыться в нем от хлещущего дождя и ветра, выворачивающего зонтики. Билли постучал по окну водителя, показал ему десять евро, сложил купюру и, будто фокусник, попытался просунуть в щель для монет.

Водитель поглядел на него:

– И что прикажете с ней делать?

Билли вытащил купюру из щели и посторонился, давая расплатиться другим пассажирам.

– У тебя же наверняка полно мелочи, командир, – сказал он, кивая на звонко падающие в щель монеты.

– Я похож на разменный автомат? – Водитель в упор смотрел на нас, пока Билли не отступил.

Мы вышли из автобуса назад под дождь и после этого всегда ездили на поезде.

С незнакомыми людьми Билли вел себя странно. Казался гораздо менее уверенным. А когда просил взять его за руку, то было непонятно, кому из нас это нужнее.

И все-таки мы нашли удобный способ путешествовать по городу. Годы слились все вместе в один-единственный: вот мы останавливаемся у главпочтамта, чтобы отдать дань уважения древнему герою Кухулину и парням, погибшим за независимость, переходим мост и идем по Дейм-стрит до булочной на Томас-стрит, чтобы купить у страшной женщины с мучнистым лицом сосиски в тесте по пятьдесят центов за штуку. Как-то раз Билли угостил сигаретой бездомного на набережной канала. Мы посидели с ним на скамейке и душевно поболтали, как прихожане у церковных ворот после мессы.

На Графтон-стрит мы глядели, как в витрине универмага «Браун Томас» марионетка грозится туфле молотком и гвоздем. Игрушечные поезда, пыхтя, кружили по заданным маршрутам. Билли спросил, кем я хочу стать, когда вырасту. Я показала на уличного артиста, раскрашенного под бронзовую статую, и сказала, что не отказалась бы стать одной из них, потому что их работа – радовать людей. Либо актрисой, либо священником.

– Ну-ну, удачи, – с улыбкой сказал дядя.

Билли всегда хотел, чтобы я подала документы в Тринити-колледж:

– Только туда и стоит поступать. Хотя они и зазнайки.

Он показывал на высокие каменные стены и решетку с острыми зубьями у бокового входа со стороны Нассау-стрит, но внутрь мы никогда не заходили. По-моему, дядя не понимал, что колледж открыт для публики. Мне всегда казалось, что Тринити – это как Шоушенк наоборот: чтобы туда попасть, надо подкупить Моргана Фримена сигаретами и прорыть подкоп.

В прошлом году, когда школа возила нас на выставку высшего образования, на стенде Тринити стоял не Морган Фримен, а серолицая женщина в темно-синем брючном костюме. Женщина вручила мне брошюру, смерила взглядом мою поношенную школьную форму и сказала, что для того, чтобы поступить в Тринити, требуются незаурядные умственные способности. Она ошибалась. Никаких умственных способностей мне не потребовалось. Чтобы попасть в Тринити, не обязательно быть умной – достаточно простого упрямства.

* * *

В поезде я потеряла билет и заметила это только перед турникетами на станции Коннолли. Пришлось подойти к будке с надписью «Справочная» и сообщить об этом мужчине за стеклянным окошком.

– На какой станции вы сели? – спросил он.

– В Мейнуте.

– Сколько стоил билет?

– Не помню.

– Могу я взглянуть на ваши документы?

– У меня с собой ничего нет.

– Как тебя зовут, милая?

– Дебби. Мм, Дебора Уайт.

– Тебе есть восемнадцать?

– Да.

– Что ж, Дебора, с тебя штраф сто евро. – Мужчина показал на нижний угол окошка, где висело небольшое объявление с надписью «Штраф за безбилетный проезд», и сунул в окошко лист бумаги. Я пробежала его глазами: «…должен быть оплачен не позднее 21 дня… в случае неуплаты штрафа… взыскание в судебном порядке… может быть наложена пеня в размере до тысячи евро по решению суда».

– Я потеряла билет, – сказала я.

– Дорогуша, если бы ты купила билет, то запомнила бы, сколько он стоил.

– Но я правда не помню.

– Сомневаюсь. Покажи этот документ дежурному вон у того турникета, и он тебя выпустит.

* * *

Впервые я приехала в Дублин одна – и сразу в качестве преступницы.

* * *

Я поймала себя на том, что иду вслед за спешащей на работу женщиной. На ней кроссовки, юбка-карандаш и колготки, в одной руке стаканчик кофе, в другой – портфель. Она шагает так, словно пытается догнать остаток дня. Я держусь в нескольких шагах позади. Мы переходим широкий мост, который вибрирует от наших шагов и пружинит под ногами, будто пытаясь нас приободрить.

Только на О’Коннелл-стрит я набралась смелости спросить у полицейского, как пройти к Тринити. Он рассмеялся, а я покраснела, сама себя ненавидя. И пошла в указанном им направлении с решительным видом, как будто знала, куда иду.

Я помедлила у ограды перед главным входом, глядя, как люди входят и выходят через мышиный лаз, ведущий в колледж, и раздумывала, зачем вход сделали таким маленьким. Мне вспомнился жуткий эпизод из «Опры», который я нечаянно услышала в шесть лет. Дедушка был еще жив, и дневные передачи были его слабостью. Пообедав в середине дня, он садился перед теликом и смотрел либо «Опру», либо «Судью Джуди», либо «Слабое звено» с Энн Робинсон. В том выпуске «Опры» какой-то психолог с растрепанными волосами сказал, что, попадая в дверной проем, человек испытывает кратковременный провал в памяти. Зрительницы в зале ахнули и закивали, вспомнив, как часто, выйдя зачем-то из комнаты, останавливались как вкопанные и растерянно чесали в затылке.

Я отказывалась выходить из гостиной, в полной уверенности, что теперь, когда я знаю это свойство дверных проемов, они начисто сотрут мне память. Я цеплялась за кресло, зарывалась лицом в подушки, пиналась и кусала маму за ладони, когда она пыталась меня поднять. Вечером я сдалась, и мама потащила меня в кухню ужинать. Переступив порог, я задалась вопросом, скоро ли забуду, кто я такая.

Пожалуй, двери колледжа тоже способны на нечто подобное. Неважно, кто я. Стоит войти в них, и я изменюсь. Я к этому не готова. Казалось, я шла на собственные похороны.

На случай, если за мной наблюдают, я сделала вид, что кого-то жду, – поглядывала то на телефон, то на часы, то на диковинную вереницу студентов: андрогинный гранж, блейзеры в стиле преппи, обрезанные брюки капри, джемперы от «Аберкромби и Фитч», футболки от «Ральф Лорен», сумки-тоут, украшенные значками неведомых политических кампаний.

Вот с велосипеда слезает девушка в желтом дождевике. Велик винтажный, с плетеной корзиной впереди. Поразительно, как ей удается так здорово выглядеть в этом дождевике! Черные волосы. Челка. Веснушки. Пирсинг в носу. Вид у девушки был счастливый – радостное волнение, но ни малейшей растерянности.

На мне были мои лучшие джинсы и одна из дядиных клетчатых рубашек с закатанными рукавами. Я выглядела так, будто собралась копать картошку. Проводив девушку взглядом, – она исчезла в норе, ведущей на переднюю площадь, – я набрала в грудь воздуха и пошла следом.

* * *

Я стояла под растяжкой, провозглашающей неделю новичка, и страдала от всей этой новизны. Не знаю, на что я рассчитывала – видимо, на то, что желающим завести друзей выделят специальный уголок. Обычно я не рискую заговорить с человеком, если не знаю его по имени, не знакома с его собакой и не видела его отца пьяным. Вокруг в палатках и шатрах толпились люди, которые, похоже, уже перезнакомились. Английский акцент отдавался от брусчатки. Я бродила, как застенчивый призрак, в ожидании, что кто-нибудь меня заметит.

– Привет!

– Господи.

– Извини, не хотел тебя пугать, – обратилось ко мне бородатое авокадо. – Я из Веганского общества, мы стремимся развеять мифы вокруг веганства. Давай сыграем в ассоциации. Допустим, я говорю «веган» – о чем ты думаешь в первую очередь?

– О Гитлере.

– Прошу прощения?

– Гитлер был веганом. По крайней мере, так говорят. Скорее всего, это пропаганда. Или брехня.

– Понятно, интересно. Ты по-прежнему ассоциируешь термин «веганство» с этим фактоидом, несмотря на то, что он давно опровергнут?

– Байки о Гитлере западают в память.

– Как думаешь, ты могла бы когда-нибудь стать веганкой?

– Не знаю. Я живу на молочной ферме.

– На молочных фермах младенцев отнимают у матерей, – то ли пошутил, то ли всерьез сообщил бородач. – Коров веками подвергали селекции ради человеческого потребления. Сегодняшние коровы – это чудовища Франкенштейна, все до единой.

– Но у Франкенштейна было только одно чудовище, – заметила я.

Он задумался и, похоже, пришел к некоему заключению.

– Вот именно, – сказал он, наставив на меня палец с таким видом, будто пересек финишную черту и выиграл спор.

– Как тебя зовут? – нерешительно спросила я.

– Рики.

– Рики, – повторила я. – Постараюсь запомнить.

– Неправда. – Кажется, Рики хотел сказать что-то еще, но не стал. – Выбирай веганство! – заключил он, вскинув кулак.

* * *

С деловитым видом я встала в конец какой-то очереди.

– Это очередь на регистрацию? – спросила меня девушка в желтом дождевике.

– Кажется, да.

– Здорово, мне как раз надо зарегистрироваться сегодня. Ты с какого факультета?

– Английской литературы, – сказала я.

– Ой, здорово, я тоже. Ты в общаге?

– Что?

– Ты в общаге? Ну, в общежитии живешь?

– Нет, я живу дома. Примерно в часе езды.

– Ой, так ты на поезде добираешься? И как оно? – Девушка расспрашивала меня с явной озабоченностью моим благополучием.

– Ну, я пока только один раз ездила.

– А, ну да, глупый вопрос. – Она ненадолго умолкла. – Кстати, я Санта.

– Приятно познакомиться, Санта. Классное имя.

– Спасибо большое. Родители обожают греческую мифологию.

– Ясно… – Я никогда не слышала ни об одной гречанке по имени Санта.

– А тебя как зовут?

Такие зеленые глаза, как у Санты, я видела только в музыкальных клипах.

– Дебби.

– Извини, просто… – Она засмеялась. – Ты только что показала на себя.

– Серьезно? Извини, я не привыкла сама представляться.

Санта была из Дублина, но говорила не так, как дублинские детишки из гэлтахтов[2]Гэлтахты – районы, в которых в основном говорят по-ирландски.. У тех выговор, будто у иностранцев. А у нее как у нормальной. Без выкрутасов. С ней наверняка что-то не так.

– Санта! – К нам подошла коренастая девушка в берете, дорогих очках и с коричневым кожаным портфелем.

– Приветик! Дебби, это моя соседка Орла. Она из Клэра.

– Приятно познакомиться! – Я крепко пожала девушке руку.

Любой другой провинциал – конкуренция мне. Места хватит только для одной лохушки из захолустья. Впрочем, волновалась я зря: произношение у Орлы оказалось как у членов королевской семьи.

– Что сегодня делаем? – спросила она Санту.

– Мне надо зарегистрироваться, – ответила та.

– Здорово, мне тоже. – Орла достала из портфеля какую-то папку. – Кажется, у меня все с собой.

– Надо было что-то принести? – спохватилась я.

– У тебя что, нет бланков? – удивилась Орла.

– Каких бланков?

– Сперва нужно было зарегистрироваться онлайн. Тебе присылали имейл.

– Я его еще не видела, – ответила я. – У нас дома паршивый интернет.

– О боже. – Орла словно смутилась за меня. – Бесполезно стоять в очереди, если у тебя нет бланков.

Санта, склонив голову набок, глядела на меня, словно на прибившуюся к ней на двор бездомную собаку.

– Ничего страшного, можешь зарегистрироваться в любой день до конца недели, – наконец произнесла она. – Сейчас нам только выдадут презервативы и свистки от насильников.

– Интересно, парням тоже дадут свистки? – спросила Орла.

– Наверное, – ответила Санта. – Иначе получится сексизм.

– Не знаете, где можно найти компьютер? – спросила я.

– В библиотеке не смотрела? – Орла явно держала меня за идиотку.

– А, ну да, простите, – пробормотала я, с извинениями выбираясь из очереди.

– Тебе туда. – Орла показала в противоположную сторону.

– Спасибо.

Я притворилась, что иду в библиотеку, а сама открыла сумку и пересчитала мелочь – хватит ли на билет до дома.