Онлайн чтение книги Союз хищников La conjuration primitive
4

Сирены умолкли, не было даже мигалок. Только резкий свет неоновых огней на платформах и более тусклый, почти желтый, свет лампочек на вокзале.

Главный вход перегораживали пожарные машины, и еще пластиковые ленты, наспех закрепленные на фонарных столбах, чтобы загородить проход.

Алексис, Сеньон и Людивина показали удостоверения, и дежуривший у входа полицейский на мгновение заколебался. Он не привык видеть на своей территории жандармов и уж тем более в штатском.

– Парижский отдел расследований, – просто уточнил Алексис. – Ваше начальство в курсе, их предупредили о нашем приходе.

Людивина натянула пуховик на подбородок, чтобы спрятаться от холода. Октябрьский ветер обдувал непромокаемую ткань.

Мужчина впустил их без дальнейших формальностей, одновременно подошел офицер судебной полиции – лет тридцати, небритый, короткостриженый, в черном бомбере.

– Вы из парижской жандармерии? Как мило, что приехали полюбоваться бойней.

– Спасибо, что пригласили, – парировал Алексис.

– Говорят, у вас есть объяснение поступку этого психа? – сказал он, открывая дверь.

– Вас дезинформировали. Зато нас интересует граффити, которое он сделал перед тем, как прыгнуть под поезд.

Внутри маленькой станции царила ужасная суета, пахло кофе, дезинфекцией и потными телами. Психологи, психиатры и медсестры отделения срочной медико-психологической помощи работали с дюжиной мужчин и женщин, которые еще пребывали в состоянии шока, и среди них – совершенно невменяемый молодой человек, который безостановочно кивал. Несколько пожарных уселись за импровизированный стол и пустили по кругу термос с чаем. Тут вперемешку толпились полицейские, местные журналисты с фотоаппаратами на груди вместо пресс-карт, множество представителей муниципалитета и региональных властей.

Офицер провел трех жандармов сквозь толпу и пальцем указал на стену между дверью и кассовым окошком.

*е.

Размером с плакат.

Буква была нарисована красным аэрозольным баллончиком. На высоте человеческого роста.

Зловещий загадочный росчерк.

– Он что-то сказал? Свидетели слышали? – спросила Людивина.

– Нет. Спасатели сразу занялись пострадавшими, наши коллеги старались собрать как можно больше свидетельских показаний, но на данный момент ясно только, что действовал молодой человек и что он вел себя очень нервно.

– Личность установили? – спросил Сеньон.

– Еще нет. Понадобится какое-то время.

Офицер судебной полиции повернулся к путям и посмотрел на белый шар, сиявший вдали, как полуденное солнце. Поверх платформ, нависавших над рельсами, светили переносные прожекторы, установленные на высоких штативах. В их лучах темнели склоненные фигуры спасателей, работавших на путях. У одних лица были почти зеленые, другие, спотыкаясь, ходили вокруг. Двое укладывали на спасательное одеяло, расстеленное на краю платформы, что-то вроде большого окорока. Были и другие куски мяса, некоторые – упакованные в темную пленку. Обрывки одежды.

– Парень не промахнулся, – снова заговорил офицер. – Обычно, если человек попадает под поезд, ему отрезает руки-ноги… Если умеешь складывать пазлы, можно все быстро собрать. Но тут он прямо нырнул головой. Все всмятку. Что осталось – перемололо колесами. Все кости раздроблены. Кожа внутрь, мясо нару…

– Мы поняли, спасибо, – остановил его Сеньон.

Людивина, увидев еще четыре солнца на другом пути, спросила:

– А другие жертвы?

– Мать и младенец опознаны по документам, еще одного человека назвала присутствовавшая на месте родственница. По последней жертве еще ждем.

Алексис протянул свою визитку с дописанным от руки мобильным номером:

– Я направлю официальный запрос, но если вы пришлете мне все, что найдется, фамилии всех погибших и копию интересных свидетельских показаний, это сэкономит нам время.

Офицер кивнул.

– А что у вас вообще за дело? Что это за рисунок? Какая-то ячейка анархистов?

– Пока не знаем, но знак обнаружен на нескольких трупах.

На этот раз офицер вытаращил глаза:

– Прямо так? Ну тогда… выходит, у нашего парня это не первое дело?

– Возможно, – подтвердил Алексис.

Он хотел проявить максимум дружелюбия, чтобы выудить сведения у полицейского, но при этом самому не наговорить лишнего.

Сеньон указал пальцем на камеру наружного наблюдения.

– А пленки с записями забрали?

– Да, как раз собирались вечерком заказать пиццу и сесть смотреть. Но если вам интересно, у нас уже есть полное видео.

Троица впилась в него жадным взглядом.

– Ладно. Похоже, вам оно нужно позарез. Пошли.

Он провел их в дальнюю часть вокзала, в душный кабинет, куда набилось человек шесть. Почти все сидели, уткнувшись в телефоны. Офицер попросил у них один из айфонов и передал его жандармам.

– Один девятнадцатилетний пацан заметил парня, который показался ему странным, и стал снимать его на телефон, когда тот рисовал граффити на глазах у всех.

Маленький экран ожил. На нем возникла фигура, одетая в спортивные штаны и черную толстовку, капюшон был натянут на голову поверх кепки, так что виднелся один козырек. Съемка велась сзади, человек наносил свой таинственный рисунок, а люди вокруг ошеломленно смотрели, но не решались что-то сказать. Сделав дело, парень выкинул аэрозольный баллончик и ринулся в ближайший подземный переход. На этом видео заканчивалось.

Разочарованный Алексис открыл было рот, чтобы поблагодарить коллегу за видео, но тот коснулся экрана и запустил вторую запись.

– Свидетель увидел, как таггер выскакивает на противоположной платформе, и снова начал снимать. Эта часть гораздо лучше.

От парня в капюшоне камеру теперь отделяли два ряда рельсов. На противоположной платформе было полно народу. Таггер неотрывно смотрел вдаль в ожидании поезда. Его левая нога отбивала судорожный ритм. Большая часть лица была скрыта капюшоном, но жандармам удалось разглядеть подбородок и рот. Парень кусал губу.

Небольшие вокзальные часы, черные с желтыми цифрами, показывали 17:12. Люди вокруг не обращали на юношу никакого внимания, думали о чем-то своем, смотрели в экраны мобильников, в книгу или в журнал, увлеченно беседовали. Все старались убить время, совершенно не замечая того, кто с минуты на минуту круто изменит их жизнь.

А парень не стоял на месте. Он ходил взад-вперед по платформе, высматривал на горизонте появление поезда и наблюдал за окружающими. Его козырек, как птичий клюв, попеременно нацеливался то на одного, то на другого. Словно перст судьбы, ищущий, кого обречь на смерть.

– Во сколько это случилось? – спросил Алексис.

– Инцидент? Поезд прибыл в 17:14.

Внезапно юноша тронулся с места и медленно пошел вперед, всматриваясь в толпу. Камера слегка развернулась и последовала за ним. Изображение временами казалось чуть размытым, но относительно устойчивым, автофокус срабатывал быстро.

Таггер остановился за спиной у пожилой женщины, которая держалась за стальную вертикальную стойку. Он осмотрел стоящих вокруг нее людей, затем пошел дальше.

– Как будто ищет кого-то конкретного, – бесстрастно прокомментировала Людивина.

Внезапно юноша замедлил шаг. Он задержался позади двух ребят лет десяти, которые беззаботно болтали. Парень повернул голову направо, налево. Вокруг детей образовалась некая пустота. Они как будто оказались одни.

Идеальные жертвы, поймал себя на мысли Алексис. Чуть в стороне от толпы. Легко вытолкнуть.

Небольшие часы вдали теперь показывали 17:13.

Таггер потер лицо и снова принялся странно расхаживать. Он медленно прошел позади женщины, машинально качавшей коляску. Рядом с ней стоял мужчина лет тридцати, одетый модно и дорого, с огромными стереонаушниками – в таких можно слушать музыку, словно ты один во всем мире. В этот момент парня чуть не сбил с ног какой-то человек лет сорока в костюме и галстуке – он бесцеремонно отпихнул юношу в сторону и встал на краю платформы.

Таггер выпрямился, его козырек медленно скользнул к затылку мужчины. Тот явно очень спешил на поезд.

Капюшон повернулся вправо, затем влево и снова обратился к спине мужчины.

17:14.

Алексис увидел, как по толпе прокатилась волна возбуждения: вдали послышался гул приближавшегося поезда.

Таггер придвинулся к человеку в костюме, оказавшись всего в нескольких сантиметрах от него.

Шум локомотива и скрежет стальных колес о рельсы становились все громче, перегружая телефонный динамик.

Внезапно мужчина оказался в воздухе. Выброшенный толчком вперед, он раскинул руки в стороны, словно пытаясь взлететь, на его лице застыли изумление и ужас.

В ту же секунду парень схватил стоявшую рядом женщину и тоже швырнул ее на рельсы. Она рухнула в пустоту сразу, увлекая за собой коляску, откуда выпала маленькая белая фигурка и одеяло, – вокруг раздались первые крики.

Модник едва начал замечать, что во внешнем мире за пределами его наушников и музыки что-то происходит, как таггер схватил его за плечи и столкнул вниз.

В этот момент мать ребенка с криком вставала на ноги. Она не успела подбежать к младенцу, как огромная масса заслонила правую часть экрана. Человек в костюме широко раскрыл рот, и тут на него налетел локомотив.

И разом подмял под себя.

Потом мощным ударом сбил женщину – Алексису показалось, что она мгновенно разлетелась на части. Меломан же не успел долететь до земли, как поезд, размозжив одним махом все кости, отпасовал его к краю перрона, как мяч.

В следующую секунду поезд заполнил почти весь экран, и его грохот частично заглушил крики толпы.

Камера упала, и стала показывать пол и носок поношенной белой кроссовки.

Все случилось менее чем за две секунды. Таггер действовал точно и решительно. Ни малейшего колебания. Никто даже не успел вмешаться или остановить его.

Офицер положил руку на экран, чтобы забрать телефон.

– Дальше там та же картинка длится несколько минут, пока свидетель не сообразил остановить съемку. Ничего интересного.

Алексис посмотрел на Людивину и Сеньона. Последний поднял брови и скривился.

– Жуть, – процедил он.

Полицейский кивнул и добавил:

– По словам очевидцев, после этого парень развернулся и бросился под поезд, который шел во встречном направлении, с другой стороны платформы. Никто ничего не мог сделать.

– Свидетели видели, как он прибыл на станцию? Пешком, на машине? – спросил Алексис.

– Насколько я знаю, нет. Думаю, у нас будут все протоколы допросов к завтрашнему дню. Дальше мы все просмотрим, и тогда…

– Долго планируете разбираться? – снова вступила Людивина, старательно улыбаясь, чтобы вопрос звучал не так саркастически.

– Учитывая, какой кошмар тут случился, СМИ будут стоять у нас над душой, ну и префект тоже, так что нет, будем работать быстро, не волнуйтесь.

– Пришлите отчет по видеозаписям с камер вокзала, если не сложно, – вмешался Сеньон.

Офицер кивнул. На его лице стало проступать раздражение.

– Самое главное для нас сейчас – установить личность таггера, – заключил Алексис.

Полицейский помахал его визиткой:

– У меня есть ваш номер и электронная почта, буду пересылать информацию сразу по мере получения. Можете рассказать чуть больше о трупах с таким же рисунком?

– На данный момент информации не так много, – солгал Алексис. – Если это вам поможет, я подготовлю краткий пересказ дела, когда мы узнаем чуть больше. Спасибо, что приняли нас. Завтра ждем от вас новостей. Держитесь, удачи!

Алексис дружески похлопал его по плечу и махнул своим людям на выход.

– Что думаете? – спросила Людивина.

– Псих-малолетка! – немедленно ответил Сеньон. – Ставлю десять евро, что он на учете в какой-нибудь психбольнице!

Людивина пристально смотрела на Алексиса, тот не отвечал.

– А ты как считаешь? – не отставала она.

– Что-то не клеится. Дело какое-то мутное. Вы видели, как тщательно он выбирал своих жертв? Сначала думал взяться за старушку, потом за двух ребят и в конце концов остановился на женщине с коляской.

Троица вышла за ленточное ограждение и направилась по привокзальной площади к машине.

– И главное, выбрал мужика, который его толкнул, – заметил Сеньон.

– Тут я сомневаюсь. Его он сбросил в отместку. Мне кажется, по-настоящему его привлекла женщина с коляской.

– Может, он ненавидит женщин и детей.

Алексис покачал головой, поморщившись:

– Не думаю, что дело в этом. Смотри, что он делает, прежде чем убить их. Он рисует на стене граффити на глазах у всех. Как будто хочет заявить что-то всему миру. Если присмотреться к его жертвам, то получается как бы… идеальная семья. Он замахивается на базовые понятия: женщина с ребенком, бизнесмен и красивый молодой человек. Успешный отец, идеальная мать и отличные дети.

– Думаешь, он хотел ударить по самому больному месту?

Людивина закивала:

– Алекс, пожалуй, прав. Он тщательно выбирал своих жертв. Не абы кого. Атаковал то, к чему общество наиболее чувствительно.

– Поищем среди радикалов? – предложил Сеньон. – Леваки, крайне правые, анархисты? Запрошу завтра в ГУВБ[3]Главное управление внутренней безопасности Франции. все сведения по этим группировкам. И правда, мы же не спросили, вдруг у них что-то есть по нашему символу!

– Так и сделаем.

– У тебя расстроенный вид, – заметила Людивина. – Это видео тебя так накрыло?

Алексис открыл дверцу «Пежо-206», но остался стоять.

– Да все вместе. Сначала двое парней режут людей в разных концах страны, потом фотографии для педофилов, а теперь еще это? Полковник хочет расследовать дело по-тихому, чтобы не объясняться с политиками и СМИ, – я согласен, так лучше, но нам одним тут не справиться. Надо задействовать жандармерию в целом. Нужны эксперты, ресурсы и дополнительный персонал. Это огромное, неподъемное дело! И пока все идет в таком темпе, говорю вам, нас ждут новые сюрпризы!

Сеньон стоял у машины с другой стороны.

– Хочешь надавить на полковника?

Алексис поколебался, потом показал подбородком на станцию:

– Для начала надо будет надавить тут, чтобы вытащить максимум информации по этому парню. Его компьютер, мобильник, все.

– Полиция не отдаст дело.

– Это проблема полковника, пусть решит вопрос со следственным судьей. Наша главная цель – преступник. Он наверняка где-то или у кого-то научился рисовать свой символ. Я хочу раскопать, что он значит. Мы же искали дверь в мир этих чокнутых – теперь мы ее нашли.

Алексис в последний раз взглянул на привокзальную площадь, освещенную фонарями с желтоватыми лампочками. Вдалеке над крышей станции ярким светом горели белые шары.

Молодой жандарм представил, какой яркой и насыщенной выглядит кровь в свете прожекторов. Почти глянцевой.

За свою недолгую карьеру Алексису довелось повидать немало всяких ужасов. Порой совершенно безумных. Но здесь бессмысленность свершившегося не укладывалась в голове.

В глазах стояло лицо матери, понимающей, что все кончено. Для нее и для ребенка. Ее отчаянный крик. На видео не попал момент, когда локомотив смял ее тело, но Алексис легко мог это представить. Жесть.

Должно быть, в этом мальчике жила какая-то ненависть, если он так сильно хотел отомстить миру. И ненависть его была тотальной. Абсолютной.

Смертельной. Принадлежащей не только ему.

Жгучая ненависть. Бесповоротная.

Фанатичный культ разрушения. Боли.

Желание заставить мир страдать вместе с собой.

Алексис глубоко вздохнул и сел за руль. В конце концов, если вдуматься, это не безумие. Парень все рассчитал. Он хотел вызвать потрясение. Заставить общество содрогнуться.

Это была месть.

Алексис захлопнул дверь.