Онлайн чтение книги Тайна Мага
ГЛАВА IX. Неожиданные затруднения

Раскопки шли превосходно. Старый Гуша-Нишин каждый день приходил наблюдать за их результатами и казался очень довольным успехом работ. Со стариком часто приходила и его внучка.

Последней оказывалось со стороны хозяев самое любезное внимание. Под руководством сестры Морица молодая девушка делала быстрые успехи в изучении французского языка и мало-помалу привыкла к обществу. Беседуя со своей новой подругой, мадемуазель Кардик вскоре заметила, что в душе Леилы кроется какая-то тайна, которая ее мучает. Однако сестра Морица, со свойственной ей деликатностью, не старалась проникнуть в секрет девушки и только удвоила свою доброту и внимательность по отношению к ней. Тронутая этим выражением симпатии, Леила в свою очередь с удвоенным чувством доверия стала относиться к молодой француженке.

Подобно всем женщинам Востока, внучка старого гебра была воспитана в духе подчинения и покорности; но она выгодно отличалась от прочих женщин своей страны солидным образованием. Это превосходство предохранило ее от узости взглядов и позволило ей более критически отнестись к предстоявшей ей судьбе. Надо заметить, что объяснения деда и его намерения пали, как свинец, на сердце Леилы. Тяготили ее и эти предстоявшие ей обязанности, которые сам Гуша-Нишин назвал ужасными; но особенно тревожили девушку слова старика: «Скоро я выдам тебя замуж за одного из твоих двоюродных братьев». Ах, зачем родилась она в этой стране, зачем принадлежит к этой касте, где девушка не может сама выбрать любимого человека!.. Как жесток Митра, вручая в слабые женские руки тайну стольких поколений!.. И насколько лучше ее судьбы та спокойная, свободная жизнь, которую вела Катрин!

Чтобы рассеять свою грусть, Леила обращалась к своей подруге с бесконечными вопросами о Европе и европейцах. И Катрин не уставала описывать ей чудеса европейского искусства, величественные сооружения европейских городов, широкие улицы, освещенные магазины, театры Парижа и так далее.

Иногда лейтенант Гюйон оставлял на время траншеи и принимал участие в беседе молодых девушек. Даже Мориц, отчасти сердившийся на дружбу сестры с Леилой, отнимавшую у него лучшего работника, часто не в состоянии был отказаться от соблазна поболтать с подругами, освежаясь стаканом шербета и лакомясь сочными фруктами. Только старый гебр предпочитал по-прежнему одиноко бродить по траншеям, да не было веселого доктора Арди, отправившегося в Тегеран к своим больным.

Тем временем работы шли не прерываясь. Старый гебр объявил, что скоро можно будет приняться за раскопку цитадели, а затем и храма Митры. К сожалению, отпуск Луи Гюйона приближался к концу, и молодому офицеру вскоре предстояло возвратиться к месту своей службы.

Накануне своего отъезда, чтобы воспользоваться последними минутами пребывания с друзьями, лейтенант с удвоенным усердием работал рука об руку с Морицем. Пришедшая к ним Катрин радостно рассказывала офицеру и брату, каким образом, благодаря счастливому удару кирки, она сейчас открыла превосходную погребальную урну. Леила, не отлучавшаяся от своей подруги, также явилась в траншею. В разговоре, против обыкновения, принял участие даже старый маг… Вдруг вдали показался бежавший со всех ног и крайне взволнованный Гаргариди.

— Господа, господа!.. идите… идите скорей! — кричал грек задыхающимся голосом.

— Что там такое? — хладнокровно спросил, не прерывая работы, Мориц, слишком привыкший к бурным выходкам своего слуги, чтобы придавать им значение.

— Будьте так добры, господин, положите кирку и зайдите на минуту в свою палатку, чтобы переодеться…

— Переодеться? Да вы с ума сошли, Гаргариди?! Я нахожу, что мой костюм вполне хорош для работ.

— Для работ — да, совершенно верно. Но для приема представителей власти!..

— Каких там представителей? Если приехали гости, скажи им, пусть идут сюда, я не могу бросить работу.

— Но, господин, — с безнадежной миной проговорил Гаргариди, — я вам повторяю, что это очень важно…

— Что важно? Да объяснитесь же наконец!..

— Увы!.. Я сильно опасаюсь, что дело идет о прекращении раскопок.

— О прекращении раскопок? Ничего не понимаю!

— А работы в таком прекрасном положении! — жалобно произнес Аристомен. — Такое хорошее место! И все это, все пропадет! Боже мой!..

Аристомен прослезился и принялся усердно тереть глаза платком сомнительной чистоты. Как ни привык Мориц к выходкам своего слуги, но тут его терпение лопнуло.

— Да какой там черт хочет явиться? — нетерпеливо вскричал он. — Мне некогда с тобой болтать. Говори прямо или оставь меня в покое!

— Господин, — с обиженным видом возразил Гаргариди, положив платок в карман. — Я желал приготовить вас к неприятной новости, — и смею уверить, никто более меня не способен к столь деликатной обязанности; так, по крайней мере, думал мой бедный папа. Но если вам угодно, я прямо скажу вам, что два полицейских сыщика пришли из Хамадана и требуют вас к ответу.

— Полицейские! — воскликнула Катрин. — Что им здесь надо?

— Не могу вам этого сказать, мадемуазель, но думаю, что это не предвещает хорошего! И фигуры их… брр!.. Я еще ел тогда курицу! — сказал Гаргариди с трагическим содроганием.

— Как!.. потомок мессенского героя испугался простых полицейских? и еще персидских?.. — смеясь заметил лейтенант.

— Что поделаешь, господин лейтенант! Это выше моих сил.

— Ну, ладно, постарайтесь теперь хоть на минуту вдохновиться героизмом предков и подите, приведите сюда персидских стражей порядка! — приказал Мориц.

Гаргариди медленно удалился.

— Что бы это могло значить? — с беспокойством спросила брата Катрин.

— О, совершенно ничего, уверяю тебя. Какой-нибудь придира просто хочет сорвать с меня несколько туманов. Я привык к этому еще в Сузе.

Через несколько минут к траншей снова приблизился благородный Аристомен. За ним шли два субъекта с отталкивающими физиономиями, одетые в персидскую полицейскую форму.

Мориц сделал несколько шагов им навстречу, но, взглянув на подозрительные лица гостей, заменил приготовленные слова приветствия холодным вопросом:

— Что вам от меня нужно, господа?

Вместо всякого ответа один из полицейских вытащил из кармана бумагу и гнусавым голосом начал читать длинный фирман, в котором объявлялось, что данное Морицу Кардику разрешение производить раскопки в окрестностях Хамадана теряет свою силу, все работы его должны быть немедленно прекращены, и местность очищена.

— Прекратить работы! — запальчиво вскричал Мориц, с такой силой ударяя киркой, что комья земли полетели во все стороны. — Кто вы такие, что смеете говорить со мной подобным образом? Разве вы не знаете, что плохие шутки не всегда оканчиваются удачно?

— Мы и не думаем шутить, — возразил один из полицейских, человек мрачной, угрожающей наружности. — Знайте, что если вы откажетесь подчиниться фирману, мы вынуждены будем силой заставить вас повиноваться.

— Что такое? — вскричал Мориц. — Разве вы не знаете, что миссия моя официальная: я послан своим правительством, и повелитель Ирана дал мне свое разрешение!

— Он дал свое разрешение, — с усмешкой сказал полицейский, — но в его власти и взять его обратно. Не может же «Убежище Вселенной» спрашивать вашего позволения, чтобы переменить свое мнение!

— Так что же, вы посланы сюда его величеством? — спросил Мориц.

— Нет, но мы посланы его превосходительством принцем Абдул-Азисом, светлейшим губернатором Хамадана, — надменно отвечал перс.

— Вот как! Но скажите мне, бывает ли слуга могущественнее своего господина? Что мне ваш губернатор, когда я имею в кармане фирман самого шаха!

— Повторяю вам, — угрожающе сказал посланец, — что если вы осмелитесь не повиноваться приказанию его светлости, то берегитесь!

— Смеюсь я над его светлостью и его угрозами! Французский посланник сумеет заставить его уважать права французов.

— Ну, а те, что работают у вас, — со злостью заметил перс, — они тоже будут смеяться, когда их за ослушание будут сажать на кол, вешать, бить палками? Подчинитесь, повторяю вам!

Угрозы полицейского, действенность которых Мориц хорошо знал, сильно поколебали его решимость. Но, с другой стороны, возможно ли было без сопротивления выполнить это наглое требование, разбивавшее все его надежды? Не зная, что делать, Мориц раздумывал, когда к нему подошел старый гебр.

— Нечего колебаться, — сказал он вполголоса, — нужно подчиниться и прекратить работы.

— Как! — вскричал Мориц, не веря своим ушам, — ты ли говоришь мне это, Гуша-Нишин?

— Подчиниться на время, — сказал гебр на ухо молодому человеку. — Верь мне, это единственный выход. Прошу тебя, не теряй времени.

Но так как Мориц продолжал еще раздумывать, то Гуша-Нишин добавил строгим голосом:

— Обманывал ли я тебя когда-нибудь, молодой человек? Ведь ты достаточно проницателен, чтобы догадаться, что главная ответственность падет на меня… Я тебе повторяю, подчинись для вида…

Чувствуя, что по совести он не имеет права подвергать гебров гневу губернатора, Мориц наконец согласился на предложение мага.

— Я оставляю работы, — сказал он посланным, — но знайте, что прекращаю их лишь на время. Я протестую против насилия и немедленно явлюсь объясниться с вашим губернатором; если же он не удовлетворит мою жалобу, я еду в Тегеран.

— Дело! — сказал полицейский. — Но знайте еще, что мне приказано оставаться здесь до тех пор, пока рабочие не очистят траншей и не возвратятся в свои дома. Я жду!

— Дети! — вскричал тогда Гуша-Нишин, обращаясь к рабочим. — Владыка всех живущих желает, чтобы вы немедленно оставили работы. Возвратитесь в свои жилища и поклонитесь Ему, Оку мира, не вопрошая Его судьбы!

Услышав эту речь, гебры тотчас приостановили работу, сложили инструменты, собрали все пожитки, и выстроившись в ряд, направились мимо своего пастыря в горы.

— Хорошо! — сказал посланец губернатора. — Теперь данное мне поручение исполнено.

— Больше вам нечего здесь делать, — сказал Мориц. — Гаргариди, проводи их!

Когда полицейские скрылись, Катрин с плачем бросилась на шею брата.

— Какое насилие, какая чудовищная несправедливость! — говорила она. — Но ты протестуй, Мориц! Господин Гюйон, нет ли у вас влиятельных знакомых в Тегеране?

— Дорогая мадемуазель Катрин, — сказал лейтенант, — будьте уверены, что я сделаю все от меня зависящее для того, чтобы эта проблема была решена. И думаю, что мои хлопоты не останутся без успеха.

Тем временем Гуша-Нишин отозвал в сторону Морица, который, казалось, не разделял оптимистических надежд лейтенанта.

— Молодой человек, — сказал он, — я читаю твои мысли. Ты не надеешься ни на путешествие в Тегеран, ни на объяснения с губернатором Хамадана. Твои опасения вполне основательны. Но не падай духом!

— Но что же ты предполагаешь делать? — недоумевающе спросил Мориц.

— Положение затруднительное, но столетние притеснения научили нас, что делать в затруднительных случаях. Обманутые сами, мы сами обманем. Нам не позволяют работать днем, так будем работать ночью. Нас могут заметить на поверхности земли, будем продолжать раскопки под землей.

— Под землей! Что ты хочешь сказать?

— Я знаю невдалеке отсюда колодец Гуль-Гек во сто футов глубиною, никому неизвестный. Если из этого колодца проложить подземный ход в этом направлении, какое я тебе укажу, то он приведет вас в узкий коридор, идущий прямо к цитадели. Одно неудобство — тебе придется платить рабочим за подземную работу двойную, может быть, даже тройную плату. Но ведь тебя это не остановит?

— Меня остановит! Да я готов с удовольствием истратить на раскопки все, что имею, до последней полушки!

— Тогда нечего медлить. Хочешь ли ты сегодня же вечером пойти со мною и осмотреть Гуль-Гек? Я предупреждаю тебя, что ты не подвергаешься ни опасностям, ни неожиданным затруднениям.

— Я не боюсь ничего! — вскричал Мориц. — Говори, в котором часу мы отправимся?

— Сегодня вечером, когда спрячется луна.

— Согласен.

— Итак, ровно в полночь ты будешь у подошвы горы Эльвенд, возле упавшего столба, обозначающего место погребения некогда похороненного там чиновника. Я тебя буду ждать там, и мы спустимся вместе.