Онлайн чтение книги Манъёсю Ten Thousand Leaves
КНИГА ДЕВЯТАЯ

Всегда оленя раздавались стоны

В ущельях Огура,

Лишь вечер наставал,

Но нынче ночью больше он не плачет,

Как видно, наконец, он задремал!

Для любимой моей

Собираю я в дар дорогие каменья,

Ах, с далеких просторов необъятного моря

Принесите с собой мне сверкающий жемчуг,

Волны белые взморья!

От тумана поутру

Платье влажное свое,

Верно, и не просушив,

Ты один, любимый мой,

Горною тропой идешь…

Я ищу для любимой

Дорогие каменья…

С далеких просторов необъятного моря

Принесите мне белый сверкающий жемчуг,

Волны белые взморья!

О Сирасаки — славный мыс,

Благополучен будь и жди меня,

На корабле большом

Я весла закреплю

И вновь вернусь тобой полюбоваться!

На берега залива Минабэ

Ты не нахлынь, прошу тебя, прилив,

Лишь полюбуюсь я на дальних рыбаков,

Что ловят рыбу там, где остров Касима,

И вновь вернусь немедленно назад!

Рассвет придет,

И, в море уходя,

Лишь полюбуюсь я на рыбаков,

Что ловят рыбу там, где мыс Юра,

И вновь вернусь немедленно назад!

У мыса дальнего Юра,

Как видно, схлынул на море прилив,

В Сираками,

Скалистый берег огибая,

Отплыли смело с громким плеском вдаль ладьи…

На поле с черными быками,

За теми, кто ведет быков,

Идет вослед супруга поля

И платья яшмового ярко-красный

Волочит за собой подол…

В Кадзахая

Волны белые у берегов,

Понапрасну приливаете сюда,

Нет моей любимой, что могла

Любоваться вами в этот час…

Не нынче ли пройду сосновую я рощу,

Что выступает вдалеке вперед,

Как будто выйдя из ворот навстречу, ждет:

Ах, не придет ли, наконец,

От друга моего гонец желанный?

О, когда пройду

Фудзисиро,

Что в дороге встретить мне случится,

Платья белотканого рукав,

Верно, горькими слезами увлажнится…

На горе Сэнояма

Клена алая листва осыпается на землю беспрестанно.

Может быть, и на горе Камиока,

Ах, не нынче ль алая листва

Тоже осыпается на землю?

Дошел ли слух о том

В страну Ямато,

Что в поле дальнем Огану,

В дорожном шалаше под листьями бамбука

Я бедным странником живу?

Вот это здесь, на этих склонах горных,

В стране Кии,

В былые времена

Охотники стрелою реповидной

Оленей убивали наповал!

В страну Кии

Ходить я буду без конца,

И я молю вас, храмы жен,

Пошлите мне хорошую жену,—

Ведь вас зовут недаром — храмы жен!

Ах, наверно, милый мой супруг,

Что ушел теперь в страну Кии,

Полотняные где платья хороши,

Переходит нынче горы Мацути.

Дождь, хоть нынче, я прошу тебя, не лей!

Когда тоскую я, оставшись здесь одна,

Возможно, нынче ты проходишь горы,

Где белые плывут

По небу облака

И длинной, длинной тянутся грядою.

Не оттого ль, что, не меняясь, вечно,

Зима и лето здесь вершат свой бег,

Не оставляя веер,

Носит шкуры

В горах живущий человек!

О, вот расцвели на деревьях цветы,

Словно за руку милую взяв,

Ветви нежно нагнув,

Можешь рвать ты цветы

И украсить цветами себя!

Хотя на горах, на весенних

Опадают цветы, увядая,

Но на склонах божественных Мива

Еще не раскрылись бутоны,

С нетерпеньем тебя ожидая…

Когда смотрю, как вниз несутся в пене

Потоки горные, мне кажется тогда:

Не жемчуг ли,

Рассыпавшись, сметался,

Ужели предо мной обычная река?

Как видно, жемчуг

Из короны Волопаса

Из-за того, что он тоскует по жене,

Упал с небес и засверкал, смешавшись,

В кристальных струях голубой реки.

Подобно птице белой — цапле,

Я на горе Сагисака, что называют Кручей Цапли,

Хочу приют найти скорей

В тени густых зеленых сосен,—

Ведь с каждым часом ночь темней!

Навряд ли встречу я такого человека,

Который дал бы мне обсохнуть у огня.

Мое промокшее в дороге одеянье

Хочу послать к себе домой

В знак одинокого скитанья!

О люди из столицы дорогой,

Хочу, чтоб ваши корабли приплыли

К моим пустынным берегам,—

Ведь если вы пройдете мимо,

Какой тоской наполнится душа…

Здесь, в Такасима,

На реке Адо,

Хоть и бушуют в белой пене волны,

Но все равно о доме я тоскую,—

Ведь так печален временный приют!

Когда находишься в пути, бывает жаль,

Когда за горы Такасима

Мир озарявшая чудесная луна,

Вещавшая, что полночь наступила,

Вдруг скроется и станет не видна…

Та девушка, которую люблю,

Не позволяет встретиться с собою,

И в бухте Яшмовой с тоскою я стелю

На ложе одинокое одежды.

Ах, спать придется, верно, одному!

Будет открываться ларчик дорогой,

И рассвет придет, — не радуюсь ему,

Ах, ночей былых жаль сердцу моему,—

Ведь в разлуке с рукавами милой

Спать придется нынче одному!

Словно с белыми шарфами цапли,

На горе Круча Цапли

Цуцудзи белоснежных раскрылись цветы.

Я прошу, лепестками своими окрасьте мне платье,

Я любимой его покажу!

В ворота милой входят и уходят…

Когда-Увидимся зовется здесь река,

На камнях у нее, покрытых мохом,

Не стаял белый снег,—

Там до сих пор зима!

Верно, дома думают в тревоге,

Как промок я

От весеннего дождя,

Как мои промокли рукава

На реке, что называют Плачем?

Наверно, дождь весенний послан мне гонцом

Родными, что остались дома,

Когда подумаю: ведь как ни прячусь я

От этого весеннего дождя,

Меня он догоняет снова!

Навряд ли встречу я такого человека,

Что высушил бы платье над огнем,

Мои родные, что остались дома,

Весенний дождь

Послали вслед гонцом!

В заливе Окура

Раздался громкий гул,

То над полями ближними в Фусими,

Где за добычею охотятся стрелки,

Как видно, гуси пролетели мимо!

В осеннем ветре

С грохотом несутся потоки горные

В Ямабукиносэ,

И гуси, прячась в облаках небесных,

Кричат и пролетают в вышине…

Наверно, полночь —

Ночь спустилась,

И видно, как плывет луна

В далеком небе, где слышна

Гусей летящих жалобная песня!..

У дома милого возлюбленной моей,

Разносится печальный крик гусей!

Вечернею порой в густом тумане

Они несутся с криками над нами

И исчезают в вышине вдали…

Теперь, когда, скрываясь в облаках,

Кричат печально гуси, пролетая,

Я с нетерпеньем жду,

Чтоб клен алел в горах,

Хотя пора его расцвета миновала!

Не оттого ли, что с вершин Таму

Густой туман спустился горный,

На отмели

Реки Хосокава

Шумят, переливаясь, волны!

Скрыто все зимой…

Тоскуя о весне,

Посадил я дерево, и ныне

Срок, когда созреть должны плоды,

Я нетерпеливо ожидаю…

Ночью черной, как ягоды тута,

Встали густые ночные туманы,

Кажется, будто рукава расстелились

На Такая,

Все окутав собою…

В стороне Ямасиро, в Кудзэ,

На горе Сагисака,

С незапамятных времен богов

Почки набухают на ветвях весной,

Осенью — летит увядшая листва…

Там, где вешнюю траву

Кони щиплют на зеленых склонах,

Гору Кони-Щиплют миновав,

Дикий гусь-гонец, посланник дома,

Мимо кровли пролетел моей!

Государю дань приносят пищей…

На горе Минабутияма,

На уступах скал

Не выпавший ли снег

Задержался, не растаяв до конца?

“Берег, где амбара нет”.

Нет амбара, где бы рис сложить,

Жатву с поля сняв, где милая моя

Красный свой подол водой полей смочив,

Бережно сажала первый рис.

Хоть и много я по морю плавал,

Мимо множества различных островов,

Сколько ни смотрю на остров этот малый,

Остров в Ава,—

Я не насмотрюсь!

В такую ночь, когда в долине неба

Не видно облаков,

Как будет жаль, когда в такую ночь,

Чернее ягод тута,

Луна плывущая за гребни гор зайдет!

От гор далеких Мифунэ

Над водопадом,

Туда, где в Акицу раскинулись холмы,

Ты, с плачем пролетая надо мною,

Кого зовешь с собою, ёбукодори?

Касаясь на пути уступов скал,

Вода, что мчится в пене с вышины,

Свой замедляет бег,

И в заводи сейчас

Здесь виден лик сияющей луны!

Если в Садзанами

Ветер с гор Хира

Пролетает над широким морем,

Видно, как у дальних рыбаков,

Развевает рукава — во время ловли…

На ветках, на сосне прибрежной,

Где волны белые несутся к берегам,

Священные дары…

О, сколько же столетий

Проходят люди здесь, неся дары богам?

Когда я сети расставлял садэ,

Не пропуская ни одной струи,

В реке Мицу

Все рукава я промочил,

И нет тебя, что высушила б их…

Корабль, отчаливший в морскую даль,

Другие корабли вслед за собой ведя,

Благополучно ль опустил он якорь свой

У Такасима,

В дальней гавани Адо?

Луны сияющей, что озаряет мир,

Не закрывайте в небе, облака!

В тень островов

Спешит войти мой челн,

И я не знаю, где найти причал…

Когда вернусь и вновь увижу

Прекраснейшую Ёсину- реку,

Что наконец увидел ныне,

Примчавшись на конях лихих,

Минуя горные вершины?

Как ни досадно мне,

Но день уже стемнел.

И вдоволь я не насмотрелся

На берег Есину- реки кристально-чистый,

Хотя не раз я любовался им!

Оттого, что поднялись высоко

Волны бурные

На Ёсину- реке,

Не увидеть водопада мне

И, наверно, буду тосковать об этом!

О любимый мой, любуясь на тебя,

Сколько ни гляжу, не наглядеться мне,

Как на иву на речную, что растет

У реки прозрачной Муцута,

Где кричит всегда речной олень!

Хотел давно полюбоваться я,

И вот пришел сюда не понапрасну,

О Ёсину- река,—

Журчанье чистых струй…

Не насмотреться — так она прекрасна!

О, сколько ни смотрю,

Смотреть я не устану

На берег Ёсину- реки,

Где, верно, наслаждались ране,

В далекие года седые мудрецы…

Схлынут волны — и в заливе Нанива

Собирают водоросли-жемчуга

Девушки-рыбачки…

Я хочу узнать,

Как по имени мне вас назвать?

Только тем, кто ищет раковины здесь,

Подаем в ответ мы сердца весть.

Странникам,

Кому постель — трава,

Мы своих имен не назовем.

Утешим же себя,

Уснем хоть этой ночью вместе!

А после, с завтрашнего дня,

О, как начнет терзать меня тоска,

Когда расстанемся с тобою!

В рассвета алый час

Все снится тот же сон,

И непрестанно я тоскую о любимой,

Как непрестанно набегают в Кадзисима

Морские волны на берег крутой…

Наверно, ты, любуясь ныне

На рощи, где растут зубчатые дубы,

В полях Ивата,

В Ямасина,

Тропами горными идешь!

В священном храме, здесь,

В Ивата, в Ямасина,

Когда дары я принесу богам,

Быть может счастье улыбнется нам

И будем вместе мы с любимой!

У гор Обаяма

Все заволок туман,

Темнеет ночь,

И я не знаю,

Где моему челну найти причал…

Я восхищался долго дивной бухтой,

Хотел уплыть, но был не в силах я,—

На бухту Манага,

Где мыс Миогасаки,

Вернувшись, я залюбовался вновь!

В Такасима

Гавань дальнюю Адо

Миновал — и хочется теперь

Плыть в Сиоцу мне, в желанный край,

Где есть бухта дивная Суга!

Мои циновки в три ряда…

И “В-Три-Ряда” зовется здесь река,

У берегов ее среди камней

Лягушки мне кричат: “Ах, если б как теперь

Все оставалось бы без перемен, навечно!”

Ах, оттого, что так высоки горы,

Цветами белыми, что в дар несут богам,

Потоки горные несутся в белой пене,

И сколько ни любуюсь переправой

У Нацуми- реки, не насмотреться мне!

Оставив позади огромный водопад,

Иду по берегу,

Вдоль Нацуми- реки,

Любуясь чистотой прозрачных струй,

И наслаждаюсь этой красотой!

Где гагары, в том краю,

Близко от страны Ава

Лук из адзуса сверкает

Белой яшмой на концах.

“На концах” звалось село,

Где красавица жила

Дева Тамана моя,

Дева милая моя,

Та, что грудью широка,

Та, что бедрами узка,

Не девица, — а пчела!

От лица ее всегда

Исходил лучистый свет,

Как цветок она была,

Средь людей — красивей нет.

И когда она являлась

И сиял улыбкой лик,

С яшмовым копьем гонец

Забывал дорогу вмиг,

И без зова, сам собой

Вдруг сворачивал с пути,

Приближался к воротам

И не мог уже уйти…

А соседи тех домов,

Что стояли тут же в ряд,—

Оставляли жен своих,

Не жалея, говорят.

И без всяких ее просьб,

Уходя от жен своих,

Предложить спешили ей

Стать хозяйкой их ключей.

Так любовью забавлялась,

Как игрушкою, она,—

Так жила в краю далеком

Чудо-дева Тамана…

И когда к железным воротам

Приходили люди и стояли там

Даже среди ночи,—

Не щадя себя,

Выходила с ними встретиться она.

В час, когда туман затмит

Солнца лик весною,

Только выйду я на берег

В бухте Суминоэ,

Посмотрю, как челн рыбачий

По волнам плывет,—

Древнее сказание

В памяти встает.

В старину в Мидзуноэ

Раз Урасима- рыбак,

Ловлей рыбы увлечен —

Кацуо и тай,—

Семь ночей не возвращался

На село домой,

Переплыв границу моря

На челне своем.

Дочь морского божества

Водяных долин

Неожиданно он вдруг

Встретил на пути.

Все поведали друг другу

И судьбу свою

Клятвой навсегда скрепили,

В вечную страну уйдя…

Во дворец владыки дна

Водяных долин,

В ослепительный чертог,

В глубину глубин

Парой юною вошли,

За руки держась,

И остались жить, забыв

Горе, старость, смерть.

И могли бы вечно жить

В светлой стороне,

Но из мира суеты

Странен человек!

Раз, беседуя с любимой,

Так промолвил он:

“Ненадолго бы вернуться

Мне в мой дом родной!

Матери, отцу поведать

О своей судьбе,

А назавтра я пришел бы

Вновь к тебе сюда”.

Слыша эту речь его,

Молвила в ответ она:

“Только в вечную страну

Ты вернись ко мне!

Если хочешь, как теперь,

Вечно жить со мной,

Этот ларчик мой возьми,

Но не открывай”.

Так внушала рыбаку,

Поглядела вслед…

И вот прибыл в край родной

Юноша-рыбак.

Он взглянул на дом, а дома —

Смотрит, — нет как нет,

Поглядел он на селенье —

И селенья нет.

И так странно показалось

Все это ему,—

Ведь всего назад три года

Он покинул дом!

Нет ни кровли, ни ограды,

Нету ничего,—

Не открыть ли этот ларчик,

Может, в нем секрет?

Может, все еще вернется,

Дом увидит он?

И свой ларчик драгоценный

Приоткрыл слегка.

Струйкой облачко тотчас же

Вышло из него

И поплыло белой дымкой

В вечную страну.

Он бежал и звал обратно,

Рукавом махал…

Повалился, застонал он,

Корчась на земле!

И внезапно стала гаснуть

Юная душа,

И легли морщины вдруг

На его чело,

Черный волос вдруг покрыла

Сразу седина,

Все движенья постепенно

Стали замирать…

Наконец и эту жизнь

Смерть взяла себе!

Так погиб Урасима

Из Мидзуноэ,

И лишь место,

Где родился,

Видно вдалеке…

В бессмертном мире он

Мог жить за веком век,

Но вот по воле сердца своего

Он сам пошел на лезвие меча,—

Как безрассуден — этот человек!

Над рекой Катасива

По огромному мосту,

Крашенному в алый цвет,

Платья красного подол

Алый волоча,

Горной крашенный травой

Плащ накинув на себя,

О дитя, что здесь идешь,

По мосту совсем одна,

Есть ли у тебя супруг,

Словно вешняя трава?

Иль как в желуде у дуба

Косточка,

Ты спишь одна?

Не придется мне тебя спросить…

Мной желанная, любимая моя,

Даже дома я не знаю твоего…

Если бы в конце огромного моста,

Вдруг бы у реки стоял мой дом,

Деве юной,

Что идет совсем одна,

Сердцем пожалев, приют бы предложил!

В Сакитама,

На болоте Одзаки,

Утка громко хлопает крылом,

Верно, для того, чтоб белый иней,

Что на хвост попал,

Смести долой!

Там, где три каштана, — середина…

Серединой названа страна,

В той стране Сарасии — источник, где девицы белят полотно.

Нет конца его прозрачным струям — без конца течет вода окрест,

Так же без конца хожу туда я нынче — хочется жену из этих мест!

Ты, далекая моя жена,

Если б только ты была в Така,

Пусть не знал бы я туда дорог,

Я на берег бы пришел Ищи,

И тогда бы там искал тебя!

Там, где облака

Белоснежные встают,

Там, на Тацута — горе,

На вершине Огура,

Выше водопада струй,

Распустились на ветвях

Вишен пышные цветы,

Нагибая ветви вниз…

Так как горы высоки,

Ветер дует без конца,

И весенний светлый дождь

Беспрестанно льет и льет.

И от этого дождя

Ветви верхние, склонясь,

Уронили лепестки…

О прекрасные цветы,

Что остались на ветвях,

Расположенных внизу,

Вас прошу,

Хоть краткий срок

Не роняйте лепестки…

До тех пор, покамест он,

Мой возлюбленный супруг,

Что уходит ныне в путь,

Где зеленая трава изголовьем служит всем

Не вернется к вам сюда!

О, странствие мое лишь семь продлится дней,

Пройдет то время незаметно…

Принц Тацута,

Не дай, — тебя прошу,—

Цветам раскрывшимся осыпаться от ветра!

Там, где облака Белоснежные встают,

Гору Тацута пройдешь

В час вечерний,

И тогда

Ты увидишь,

Что цветы

Пышных вишен,

Что цвели

Над скалой,

Где водопад,—

Облетели до конца…

А бутоны на ветвях

Следом расцвести должны,

И хотя не сможешь ты

Встретить всех цветов расцвет,

Должен ты как раз теперь

Посетить вершины гор!

Когда бы время мне,

Я б, мучаясь, поплыл на берег тот,

И я тогда сорвал бы

Цветы прекрасной вишни, что цветет

Вдали на той вершине горной!

Гору Сима

Окружают реки…

Шли мы по дороге, где холмы

Вдоль реки,

И только день вчерашний

Гору, наконец, мы перешли,

Только ночь одну

Мы ночевали,

Но с вершины горной

Нежные цветы

Пышных вишен,

Облетев, упали

В струи водопада —

И плывут теперь…

О, до дня того,

Пока ты их увидишь,

Чтобы ветер бурный

Здесь не дул,

Горы перейдя,

Я в знаменитом храме

Буду славить бога ветра,

Знай!

Здесь, у подножья горных склонов,

Куда приходят и уходят вновь,

О, если б ты была, чтоб показать я мог

Цветы вишневые, что пышно расцветают,

Сгибая ветви тяжестью своей!

Замочил здесь принц в колодце рукава…

И страна была Хитати названа.

В той стране Хитати

Ты мечтал

На гору Цукуба посмотреть,

Где стоят красиво

Две вершины в ряд —

И явился, наконец, сюда.

Хоть и жарко было нам с тобой,

Лился пот и, уставая, ты вздыхал,

Шел, цепляясь каждый раз с трудом

За деревьев корни на ходу,

Но к вершинам приближаясь,

Песни пел.

И когда тебя привел я, наконец,

На вершины дивные взглянуть,

Бог мужей нам разрешение послал,

И богиня жен добра была.

Ярким солнечным лучом они

Осветили те вершины, что всегда

Были раньше в белых облаках,

Где без времени всегда на них

С облаков небес лил сильный дождь…

И когда узрели мы в тот миг

Ясно ширь родной своей страны,

Что неведома была досель,

Стали радоваться мы с тобой!

Развязав шнуры одежд,

Словно дома у себя,

Не стесняясь,

Всей душой,

Вольно веселились мы!

Хоть и густо разрослась

Эта летняя трава,

Но насколько лучше нам

И приятней нынче здесь,

Нежли вешнею порой

В дни туманные весны…

Разве что-нибудь сравнится с этим днем?

Даже дни, когда в далекие года

На горе Цукуба

Веселились люди,

Не возьму в сравненье никогда!

Случилось раз у соловья —

Из соловьиного яйца

Кукушка

Родилась на свет,

Она не пела,

Как отец,

И не умела петь,

Как мать,

И прилетев сюда, с полей,

Где расцвели унохана,

Так громко стала распевать,

Что померанцев лепестки

На землю стали опадать,

И пела целый долгий день,

Но сладко было слушать мне…

Не улетай же далеко!

Тебе взамен подарок дам!

Здесь, где находится мой дом,

Средь померанцевых цветов

Ты поселись, живи всегда

И целый день мне песни пой!

Ночами пусть встает туман,

И льется дождик с высоты…

Кукушка

С песнею летит,

Ах, что за диво птица, ты!

“Если б мог я усмирить

Горькую тоску в пути,

Где зеленая трава

Изголовьем служит мне!” —

Так подумав, в тот же день

На Цукуба я взошел.

И когда взглянул я вниз,

То увидел пред собой,

Как в долине Сидзуку

С белоснежных обана

Облетают лепестки,

Крики громкие гусей

Стали холодом звучать,

И на озере Тоба,

В Ниихари,

Поднялась

От осенних ветров вдруг

В пене белая волна…

И когда я посмотрел

С высоты Цукуба, здесь,

Вдаль на эту красоту,

Грусть, что мучила меня,

Что росла в душе моей

Много долгих дней в пути,—

Вмиг утихла и прошла!

Хочу нарвать я алых листьев клена,

Чтобы послать их юным девам мог,

Что на полях осенних

У подножья горы Цукуба

Жнут созревший рис…

На горе на Цукуба,

Где живут среди пиков орлы,

Среди горных отрогов,

Где струятся в горах родники,—

Зазывая друг друга,

Девы, юноши вновь собрались

У костров у зажженных,

Будут здесь хороводы водить,

И чужую жену буду я здесь сегодня любить,

А моею женою другой зато будет владеть.

Бог, что власть здесь имеет

И правит среди этих гор,

Дал на это согласие людям

Еще с незапамятных пор.

И сегодня одно про себя хорошо разумей:

Упрекать ты не смеешь, И мучиться тоже не смей!

Поднялись — и все закрыли облака.

У горы, где власть имеет бог мужей,

Дождь все время моросит,

Промокну я,

Но домой уйти я не могу!

Среди гор Микаки,

Что поднялись ввысь

Против славных Каминаби гор,

Где богов могущественных чтят,

Средь осенних хаги, что цветут в горах,

Собираясь спать с любимою женой

И жалея, что в долинах ночь

Утру место уступить должна

И наступит скоро час зари,

Посреди осенних распростертых гор,

Заставляя эхо громыхать,

Все зовет к себе олень жену,

И все время горько плачет он!

Завтра ночью вряд ли встретятся они…

Потому средь распростертых гор,

Заставляя эхо громыхать,

Все зовет к себе олень жену

И все время горько плачет он!

Не оттого ль, что поднялись высоко

Горные вершины в Курахаси,

Выходящую с ночною темнотою

Светлую луну

Так трудно мне дождаться!

На извечных небесах

Возле берегов струящейся реки,

Где теченье верхнее ее,

Перекину я жемчужный мост!

У теченья нижнего ее

Приготовлю я тебе ладью.

Пусть дожди идут

И ветры будут дуть,

Ветры дуют пусть

И дождь идет,

Чтобы ты подол не промочил в пути,

Чтобы мог всегда ко мне прийти,

Перекину я жемчужный мост!

Среди Реки Небес

Встает густой туман,

Любимый мой, которого я жду,—

Все думая, что нынче будет он,—

Как видно, уж ведет ко мне свою ладью!

О, если бы любимая моя

В браслет бы превратилась дорогой,

На руку левую,

Подальше, за рукав,

Надел бы тот браслет и взял его с собой!

В стороне Тоёкуни

Вот Кахару—мой родимый дом!

С девой, что зовут Химоноко — Дитя шнура,

Связан крепко нитями шнура,

Потому Кахару — мой родимый дом!

На полях, где ранний рис растет

Близ селенья Фуру, в Исоноками,

Не видать колосьев,

И любви не видно:

Эти дни на сердце я ее таю!..

О, если жить

Всегда в такой тоске,

То даже эту жизнь,

Что жемчугом сверкает,

Совсем не жаль мне будет потерять!

О, даже если перестанут течь

Реки Хацусэ мчащиеся воды,

Что опоясали собою горы, где боги царствуют,—

Ведь даже и тогда

Я не смогу забыть о нашем пире!

О, проводив тебя, оставшись здесь один,

Как буду я, наверно, тосковать,

Когда вдали исчезнешь, горы перейдя,

Где дымкой стелется

Туман весны…

О, проводив тебя, оставшись здесь один,

Как буду я, наверно, тосковать!

Из-за того, кто на полях Инами,

Любуясь на осенний хаги,

Все дальше будет удаляться от меня!

Вот дерево святое суги — “прохожу” в горах священных Каминаби,

Идущее порой на доски в храмах,

Стуча в которые, зовут богов…

Моя ж тоска все остается прежней,—

Ведь слишком велика моя любовь!

Если это были бы слова,

Что сказала б мне вскормившая меня

Матушка почтенная моя,

О, тогда нить долгую годов

Я не прожила б в пустых мечтах!

Реку прозрачную Хацусэ

Я переплыл вечернею порой,

И подошел

К воротам медным дома,

Где милая моя живет!

Когда на горных пиках Таюраки

Вновь расцветут

Весеннею порой

Цветы прекрасных нежных вишен,

Тебя, любимый, буду вспоминать!

Когда не будет здесь тебя,

Зачем мне, милый, наряжаться?

И даже гребень мой из дерева цугэ,

Хранящийся в шкатулке драгоценной,

И в мыслях не придет вдруг вынуть мне!

О, с завтрашнего дня, любимый,

Как тосковать, наверно, буду без тебя,

Когда хребет Набори перейдя,

Шагая по камням и скалам,

Меня, оставив, ты уйдешь!

О, если только жизнь земная эта

Благополучна будет у меня,—

Хребет Набори перейдя,

Шагая по камням и скалам,

Я вновь вернусь к тебе, любимая моя!

Нагружен большой поклажей бык…

В бухте славной Миякэ

Возле мыса Касима,

Что лежит напротив бухты, среди волн,

Ныне снаряжен корабль твой,

Выкрашенный в ярко-красный цвет,

С левой-правой стороны

Много весел в белых жемчугах.

И когда прилив в вечерний час

С шумом набежит на берега,

Кликнут кормчего

И, поведя суда,

Отплывет корабль от берегов…

Соберутся провожать тебя,

Станет берег тесен от людей.

Как в отчаянии

Все будут тосковать

И рыдать, катаясь по земле,

В час, когда ты в море

Отплывешь,

В гавань Унаками — в дальний край!

Хочу, чтоб ты отплыл,

Когда пути морские

Не страшны будут для судна,

Возможно ль кормчему пуститься в море,

Когда бушует грозная волна?

И белый снег

В весенний день растает,

И даже чувства верные мои

Не могут разве, словно снег, растаять,—

Ведь нет давно привета от тебя!

Разве сердцу можно приказать насильно?

Если три каштана — пустота внутри,

Ведь с полмесяца прошло,—

Ты не явился —

Неужели мне сказать, что — жду?

К каким богам

Морской стихии

Мне обратиться с жаркою мольбой,

Чтоб путь вперед и путь обратный

Скорей проплыл корабль твой!

В этом мире на земле

Человеку трудно жить!

Вот и я, случайно здесь

Появившийся на свет,

Жил пока,

Все размышлял,

Что и жить, и умирать

Будем вместе мы с тобой,

Но, увы, и ты и я —

Люди бренные земли.

И, приказу подчинясь

Государя своего,

Будто птицы поутру,

Утром тронулся ты в путь,

Чтоб селеньем управлять

Дальним, как небесный свод.

Словно стая резвых птиц,

Удалились все с тобой,

И, оставшись здесь один,

Как я буду тосковать,

Если много долгих дней

Не увидимся с тобой!

В тот день, когда ты будешь проходить

Тропою горной, где ложится снег,

Там, на пути в Коси,

Меня, что здесь остался,

Ты, пожалев, с любовью помяни!

Оттого что на земле

Я лишь бренный человек,

С трепетом приказу вняв

Государя своего,

Я в селении Фуру,

В Исоноками,

Что в Ямато есть, в стране

Распростертых островов,—

Не развязывая шнур,

Сплю теперь совсем один…

И в разлуке без тебя

Платье бедное мое

Загрязнилось, все в пыли…

Каждый раз, как погляжу

На него,

Растет тоска,

По страданью на лице

Люди могут все узнать,

И поэтому зимой, темной ночью

Каждый раз до рассвета я лежу,

Не могу забыться сном…

О, как я тоскую здесь,

Вспоминая облик твой!

Когда с высот горы Фуру

Взгляну я вдаль перед собою,

Столица милая

Совсем недалека —

И оттого не сплю ночами и тоскую!

Шнур заветный,

Что завязан был любимой,

Разве развязать я без нее смогу?

Даже пусть порвутся эти нити,

Я не развяжу, пока не встречусь с ней!

Говорят, в горах олень,

Тот, что сватает себе

Хаги нежные цветы,

Сына одного родит,

Так и я:

Один лишь сын у меня, одно дитя…

И когда мой сын пойдет

В путь далекий,

Где трава — изголовье для него,

Словно яшму, нанижу

Зеленеющий бамбук,

И святой сосуд с вином

Тканями покрою я,

Буду я молить богов

Беспрестанно,

Чтобы он,

Мой любимый нежно сын,

Счастлив был в своей судьбе!

Коль иней выпадет холодный на поля,

Где путники

Шалаш себе построят,

Прикройте крыльями мое дитя,

Небесных журавлей летающие стаи!

Словно белый жемчуг ты.

Имя милое твое,

О, как часто про себя

Повторяю я в душе!

Много дней уже прошло,

Мы не виделись с тобой.

И все больше, больше дней,

Проведенных мной в тоске…

Я не знаю, как мне быть,

Чтоб развеять грусть мою?

Сердце я разбил свое,

Нету дня, чтоб не надел

Перевязь из жемчугов,

Беспрестанно, без конца

Имя милое твержу…

Деву милую свою,

Как из жемчуга браслет,

На руки бы мне надеть,

Прямо бы в лицо взглянуть —

В зеркало светлей воды,—

Но не вижу я тебя…

Словно воды, что текут

У подножия горы

Ситаби,

А наверху —

Их не видно,

Так и я…

Ах, не видно никому

Сердце, полное тоски,

Что покоя не найдет…

Словно изгородью из зеленых тростников,

Разделила нас с тобой молва людей,

Оттого, что так сильна она,

Много дней я не встречал тебя,

Верно, целый месяц миновал…

Сменяясь, месяцы проходят,

Уж много накопилось их,

Не встречаемся теперь с тобою,

Но забыть тебя я не могу,

И предо мной все образ твой стоит…

К милой в дом теперь пришел…

Имаки — “Теперь- пришел” зовется мыс.

Соснами, что густо разрослись на нем, где супруги ждут своих любимых жен,

Верно, любовался так же, как и мы,

Давний человек былых времен!

Тяжко мне, когда взгляну теперь

Я на берег одинокий, где гулял,

За руки держась когда-то с ней,

С той, что навсегда от нас ушла,

Отцвела, что клена алый лист…

Хоть и очень каменист этот одинокий брег,

И всегда там пенится вода,—

Но ведь память он о деве дорогой,

Той, что навсегда ушла от нас,

Как уходит вдаль текущая вода…

Грустно мне, когда взгляну

Я на бухту Черный бык,

Ягод тутовых черней,

Что мы видели вдвоем,

С милой много лет назад…

Как хочу пойти окрасить платье

Я песком, что покрывает берега

Бухты каменистой

Яшмового острова,

Верно, дома у тебя

Милая жена твоя

За забором коноплю

Дергала в саду своем

И сушила на земле…

И, сплетя, дала надеть

Белоснежный этот шнур,

Не развязан он тобой…

Пояс, что в один обхват,

В три обхвата у тебя

Здесь обвязан,—

Тяжела служба долгая была

Государю твоему.

Лишь теперь ты смог уйти,

В край отправиться родной.

Верно, ты в пути мечтал

Повидать отца и мать,

И любимую жену…

Здесь, в восточной стороне,

Где так много певчих птиц,

У заставы грозной ты,

Что Заставою богов называют,

Ты лежишь,

Будто холодно тебе,

В белотканом платье ты,

Ягод тутовых черней

Разметались по земле

Пряди черные волос…

Спросишь: “Где твой край родной?”

Ты его не назовешь.

Спросишь: “Где родимый дом?”

И о нем не скажешь ты.

Храбрым рыцарем

Вперед все стремился ты в пути,

И лежишь теперь один,

Распластавшись на земле…

Раз отважные мужи

В древние года

Воевали меж собой,

Чтобы в жены взять себе

Из села Асиноя

Деву Унаи.

И когда стою смотрю

На курган ее теперь,

Я мечтаю об одном:

Чтоб на долгие года

Шел о ней печальный сказ,

Чтобы шел из уст в уста

И заставил горевать

Будущих людей.

На дороге, на пути,

Что отмечен был давно

Яшмовым копьем,

В твердой каменной скале

Сделана могила ей.

И со всех концов земли,

Отовсюду, где лишь плыть

Могут облака небес,

По тому пути идя,

Люди, что встречались мне,

Все сворачивают к ней,

К ней подходят и стоят,

И стоят, горюя там…

Люди из села ее

Плачут в голос каждый раз,

И идет, идет рассказ

О любви печальной той

Девы юной, что лежит,

Успокоившись навек…

Даже мне,

Когда взглянул,

О, как грустно стало мне,

Когда вспомнил старину…

Вот он, славный тот курган

Юной девы Унаи,

Что пытался в жены взять

Юноша из Синуда

Много лет тому назад!

Даже слыша сказ о ней,

Преисполнишься любви,

Какова ж была любовь

Двух героев молодых,

Тех, что видели ее?

Свято чтимый милый брат,

И отец, и мать тебя

Здесь растили…

Ведь со мной

Вместе хаси для еды

Ты со мною здесь держал…

Словно поутру роса,

Быстро тающая жизнь…

Повелению богов

Ты противиться не смог.

Разве нету у тебя

Дома, здесь, в родной стране,

Где колосья счастья,

Где тростниковые поля?..

Не вернулся ты сюда!

У границы той страны,

Дальней, где царит покой,

Как ползучая цута —

Каждый путь имеет свой.

Словно в небе облака,

Ты уплыл, покинув нас.

И теперь во мраке я,

Все блуждаю я в тоске…

Словно раненый олень,

В сердце я почуял боль,

Как плетень из тростника,

Думы, полные тревог…

Словно плач весенних птиц,

Мой не молкнет нынче плач,

Днем и ночью слышен он,

Словно шум от адзи- птиц…

Будто пламенем огонь,

Сердце жжет мое тоска…

О, как тяжко я скорблю!

Когда бы думал я:

Пускай расстались,

Но после снова встречу я тебя,—

О, разве тосковал бы я

С таким отчаяньем на сердце!

Когда увидел я, как проводив тебя

И среди диких распростёртых

Далёких гор оставив навсегда,

Пошла домой безмолвная толпа, —

Как было сердцу нестерпимо тяжко!

Там, где много певчих птиц,

В той восточной стороне,

В древние года

Это все произошло,

И до сей еще поры

Сказ об этом все идет…

Там, в Кацусика- стране,

Дева Тэкона жила

В платье скромном и простом

Из дешевого холста

С голубым воротником.

Дома пряла и ткала

Все, как есть, она сама!

Даже волосы ее

Не знавали гребешка,

Даже обуви не знала,

А ходила босиком.

Несмотря на это все,

Избалованных детей,

Что укутаны в парчу,

Не сравнить, бывало, с ней!

Словно полная луна,

Был прекрасен юный лик,

И бывало, как цветок,

Он улыбкой расцветал…

И тотчас, как стрекоза

На огонь стремглав летит,

Как плывущая ладья

К мирной гавани спешит,

Очарованные ею

Люди все стремились к ней!

Говорят, и так недолго,

Ах, и так недолго нам

В этом мире жить!

Для чего ж она себя

Вздумала сгубить?

В этой бухте, где всегда

С шумом плещется волна,

Здесь нашла покой она

И на дне лежит…

Ах, в далекие года

Это все произошло,

А как будто бы вчера

Ради сумрачного дня

Нас покинула она!

И когда в страну эту восточную придя,

Взглянешь, как у берега катится волна,

Сразу загрустишь

О деве молодой,

Что сюда ходила часто за водой.

Там, в краю Асиноя,

Где селенье Унаи,

Дева юная жила,

Это — дева Унаи.

С самых юных лет, когда

На две пряди волосы,

И до той поры, когда

Заплетают волосы,

Даже в близких к ней домах —

У соседей с двух сторон —

Никогда за эти годы

Не видал ее никто!

Словно в коконе она,

Словно куколка была,

Взаперти всегда жила,

Будто выглянуть боясь.

И полны по ней тоски,

На нее стремясь взглянуть,

Словно изгородью дом,

Окружали женихи!

Был герои там из Тину,

Был герой из Унаи…

От зажженного огня

Сажа в хижинах бывает!

Лучше б им не состязаться

Перед нею никогда!

Стали сватать —

И столкнулись

На пороге судьбы их:

Рукоять меча тотчас же

Каждый в руки жадно взял.

И надел колчан мгновенно…

Каждый в воду и огонь

За нее готов идти!

И когда в тех состязаньях

Друг для друга стал врагом,

Дева, горько опечалясь,

Матери сказала так:

“Из-за девушки не знатной,

А простой, такой, как я,

Что прядет простые нити

И не ведает шелков,

Если знатные герои

Вздумали себя губить,

Значит, мне не быть счастливой

С тем, кого хочу любить!

Жив ли будет он, не знаю,

Неизвестно это мне,

Лучше ждать его я буду

В лучшей, вечной стороне”.

И, храня на сердце тайну,

И не выдав ничего,

Молча плача и горюя,

Унаи ушла навек.

Только юноша Тину

Это все во сне увидел,

И, тая на сердце тайну,

Он ушел за нею вслед…

Тут герой из Унаи,

Что отстал теперь от них,

В небеса свой взор направил,

Словно там он их искал,

Громким криком закричал он,

Стиснув зубы, он упал,—

Гневный крик его раздался,

Словно он кому кричал:

“Нет, не дам, чтоб мой соперник

Победить меня сумел”.

И схватил он меч свой острый,

Что у пояса висел,

Обнажил его — и после

Не могли спасти героя

Травы токородзура!..

И на долгие года,

Чтобы память сохранилась,

И на вечные века,

Чтобы все передавали

Этот сказ из уст в уста,

В середине положили

Деву юную тогда,

А с боков — легли с ней рядом

Два героя-удальца:

Здесь нашли они покой.

Мы о тех делах слыхали,

Ну, а сами не видали,—

Только кажется порой,

Что при нас это случилось,

Слезы катятся рекой!..

Говорят, где юноши легли,

Ветви дерева склонились до земли.

Только там,

Где юноша Тину,

Наклонились они в сторону к нему.

Это было в стороне Асиноя,

Где в селе одна красавица жила.

А теперь могила там,—

И, глядя на нее,

Люди плачут, вспоминая Унаи.