Онлайн чтение книги Загадка Безумного Шляпника The Mad Hatter Mystery
Глава 21. НЕРАСКРЫТОЕ ДЕЛО

Какое-то время он был не в силах говорить. Далри слепо пошарил в поисках бутылки. Рэмпоул подумал, но все-таки налил ему еще немножко виски. Хэдли опустился на стул и не отрывал взгляда от пламени…

– Не понимаю, – глухо пробормотал Далри, – понять не могу, зачем он вернулся…

– Возможно, я смогу вам объяснить, – вступил в разговор доктор Фелл. – Посидите, успокойтесь, мой мальчик… Хэдли, теперь вы понимаете?

– Вы имеете в виду…

– Да. Это должно быть вам ясно. Вы же сами навели меня на эту мысль. Когда Дрисколл в половине второго стоял у ворот Изменников в Тауэре и разговаривал с миссис Биттон, он внезапно о чем-то вспомнил. И так испугался, что едва голову не потерял. Он сказал, что ему нужно пойти и немедленно это сделать. Что же он вспомнил?

– Ну?

– Вспомните! Он говорил с ней и что-то сказал о своем дяде. Именно это и заставило его вспомнить! И за этим последовал этот нервный взрыв и полная сумятица в голове. Думайте! Вы слышали тысячу раз…

Хэдли вдруг встрепенулся:

– Господи! Да ведь это был день, когда дядя наносил ему свой ежемесячный визит!

– Вот именно. После последней кражи фетровой шляпы Биттон уже не собирался к нему идти, но Дрисколл-то об этом не знал. Дрисколл забыл о его визите из-за волнений последних двух дней. И у Биттона есть ключ от его квартиры! Он войдет туда, а там на самом виду валяются два головных убора, которые у него украдены. Одного этого было достаточно. Но если у Биттона возникнут подозрения и он вздумает обыскать квартиру и обнаружит рукопись…

Хэдли кивнул:

– Ему нужно было немедленно вернуться к себе и опередить сэра Уильяма.

– Вы понимаете, он не мог все это объяснить Лауре Биттон. Но даже если бы и мог, то не мог терять время. Она потребует объяснений, все усложнит, а он не должен опоздать. Поэтому Дрисколл сделал то, что на его месте сделал бы любой другой мужчина. Он велел ей уходить, пообещав присоединиться к ней через пять минут. Разумеется, он и не думал этого делать…

Понимаете, Хэдли? Вспомните план Тауэра. Вспомните, что сказал нам генерал Мейсон. Он не мог возвратиться по Уотер-Лейн к главным воротам. Эта дорога вела только из Тауэра. Он не мог сделать вид, что у него дела. Это вызвало бы у женщины подозрения. Поэтому он пошел по Уотер-Лейн в другую сторону и вышел из Тауэра через другие ворота на пристань Темзы – незамеченным в тумане. Это было в половине второго.

Доктор посмотрел на Далри и покачал головой:

– Вы сами, Хэдли, сказали, что на метро можно добраться до Рассел-сквер за пятнадцать минут или даже скорее. И мне кажется, что, если миссис Биттон смогла это сделать в пять часов вечера, почему Дрисколл не мог этого сделать в половине второго? Он прибыл на квартиру без десяти два или чуть позже… врач сказал, что он умер в это время. Но вы видите, все ваши расчеты времени стали неверными, поскольку вы исходили из предположения, что Дрисколл не уходил из Тауэра. Вам и в голову не приходил иной вариант. Думаю, мы не нашли бы часового, который видел его у этих боковых ворот. Но об этом никто и не подумал. А если бы подумал, то это было бы более оправданным решением, чем его воспоминание о срочном телефонном звонке.

– Но его обнаружили у ворот Изменников! Я… Не важно, – сказал Хэдли. – Вы можете продолжать, Далри?

– Так вот в чем дело, – монотонно сказал тот. – Понимаю, теперь понимаю. А я подумал, что он заподозрил меня…

Позвольте рассказать, что я делал. Он был мертв, я это видел. На какое-то время я впал в панику. Я не мог рассуждать. Ноги подо мной подгибались, и мне показалось, что я слепну.

Я видел, что совершил убийство. Я уже приготовился к краже и сильно в этом увяз, но убийство… Никто не поверил бы мне, что произошел несчастный случай. И еще я ошибался. Я решил, что Дрисколл сказал в Тауэре, будто возвращается домой! Я воображал, что все знают об этом. А я уже доказал, что находился в это время в квартире, потому что говорил по телефону с Паркером. Я думал, что Дрисколл просто передумал и вернулся… И вот я наедине с трупом, когда всем было известно, что мы оба находились у него в квартире.

Молодой человек содрогнулся.

– Затем ко мне вернулась способность мыслить здраво. Я словно заледенел и ощущал в груди жуткую пустоту. Но кажется, мой ум никогда не работал так стремительно. У меня была только одна возможность: унести тело из квартиры и оставить его где угодно. Допустим, где-нибудь по пути в Тауэр, чтобы подумали, будто убийца настиг его на обратном пути.

И внезапно я вспомнил о машине. Машина была в мастерской, не очень далеко от квартиры Дрисколла. День выдался туманный. Я мог привезти машину и подъехать на ней во двор, опустив занавески. Фил был легкий, как котенок. На этаже только две квартиры, а окна, выходящие во двор, все матовые. Когда на улице такой густой туман, большой опасности, что кто-то увидит, мало…

Доктор Фелл посмотрел на Хэдли и кивнул:

– Совершенно верно. Старший инспектор тоже принимал в расчет этот фактор, когда рассуждал, как миссис Биттон могла скрыться из квартиры. Он даже заметил, что со двора мог выйти незамеченным даже индеец в боевой раскраске. Это наводило на мысль.

– Так вот… – Далри снова потер глаза. – У меня было мало времени. Я мог сэкономить время, добравшись до мастерской подземкой. Если повезет, я затрачу две минуты. Тогда как пешком это займет минут десять. Заберу машину и вернусь за телом.

Не знаю, как я все это проделал. Понятия не имею, с каким лицом я предстал перед автомеханиками. Я сказал, что еду домой, вылетел как сумасшедший и примчался в квартиру. Если бы меня арестовали в тот момент… – Он с трудом сглотнул воздух и продолжал: – Я поднял Дрисколла и вынес из квартиры. Что это было за дело – нести на руках такое… Господи! Я чуть ли не на каждом шагу спотыкался и едва не ударил его головой о застекленную дверь, когда выходил во двор. Когда засунул его тело внизу, у заднего сиденья, и прикрыл ковриком, я так устал, что у меня руки онемели. Но мне нужно было вернуться в его квартиру, чтобы проверить, не просмотрел ли я чего. И когда я оглядывался, мне в голову пришла идея. Этот цилиндр. Если я захвачу его и нахлобучу на Фила… Понимаете, подумают, что его убил этот Безумный Шляпник! Ведь никто не знал, кто это. Я не хотел вмешивать в дело еще кого-нибудь, и это казалось мне таким безопасным и надежным…

– Старший инспектор, – подал голос доктор Фелл, – без труда вас поймет. Вам нет нужды так стараться. Он сам недавно закончил описывать эту же идею как ход рассуждений убийцы, когда вы вошли. Так что же со стрелой?

– Я… Я оставил стрелу… вы понимаете где. Дело в том, что я ее до этого никогда не видел. Я не знал, что ее взяли из дома Биттона. Я решил, что это одна из вещей Фила и что она никому не принесет вреда. Эту надпись «Сувенир из Каркасона» я не видел, потому что… Ну, вы понимаете почему. Ее не было видно.

Далри сцепил руки на коленях, голос его зазвенел:

– Но я вспомнил одну вещь перед тем, как покинуть квартиру. Я вспомнил, что у меня в кармане рукопись. Да, может, я убил Фила. Да, может, я самый последний подлец на свете, в чем я был уверен. Но я не мог положить в карман эти грязные доллары, продав рукопись Эрбору. Хотя она у меня в кармане, но на ней была кровь. Думаю, я больше думал об этом, чем о Филе. Я не собирался ею воспользоваться, даже если бы мне это понадобилось, чтобы спастись от виселицы! Помню, я достал ее из кармана. Я был в таком состоянии, что хотел разорвать ее, а потом швырнуть в лицо Биттону эти обрывки. Но если я разорву ее здесь… Тогда их найдут. Но зачем втаптывать в грязь имя Фила, даже если я его убил? Так я думал. Я понимал, что теряю время, но чиркнул спичкой и поджег рукопись, а потом бросил ее в камин… Под мышкой у меня был зажат сложенный цилиндр, и я подумал, что все предусмотрел. Вот еще странный момент. Я все осматривал кабинет, как вы осматриваете комнату в гостинице, когда собираетесь уезжать и проверяете, не забыли ли вы зубную щетку или еще какую-нибудь мелочь…

– Вам следовало поставить на место каминную решетку, – подсказал доктор Фелл. – Никто из тех, кто просто обыскивает комнату, не мог бы сдвинуть тяжелую решетку с места, как это сделали вы, когда боролись с Дрисколлом. Итак?

– Затем, – Далри машинально протянул руку за стаканом, – затем на меня обрушились один за другим два ужасных удара. Я вышел из квартиры и тут же столкнулся с привратником… Если бы я встретил его раньше, когда выносил тело Дрисколла! Не знаю, что я сказал. Кажется, я засмеялся или что-то в этом роде. Сказал ему, какой он хороший парень, и без всякой причины подарил ему полкроны. Он вышел со мной к машине…

– Сынок, – неожиданно проворчал доктор Фелл, – сегодня вы солгали нам без всякой необходимости, и вас выдала эта машина. Когда в Тауэре вы рассказывали нам все, то сообщили, что не ездили в машине на квартиру к Дрисколлу. Вы сказали, что, покинув квартиру, были вынуждены направиться в мастерскую, забрать машину и поехать домой. Я понимаю, вы не могли сказать ничего другого. Но когда мистер Хэдли объяснял вечером насчет того, что ваша машина была там, как сказал нам привратник… Но не важно. Далее?

– Я уехал. Голова у меня раскалывалась от мыслей. Но я уже считал себя в безопасности. Я надел цилиндр на Фила и засунул его кепи себе в карман. Мне оставалось только найти какой-нибудь тихий переулок по дороге в Тауэр и под прикрытием тумана положить кепи на тротуар. Мысль об отпечатках пальцев меня не беспокоила, потому что, Бог свидетель, я не смел и дотронуться до стрелы… И вот, когда я только обдумал свой план и начал выезжать из Блумсбери, случилось… Представляете, что случилось?

– Да, – сказал Хэдли. – Вы встретили генерала Мейсона.

– Встретил? Встретил его? Вы думаете, я остановился бы, если бы его увидел?! Я заметил его только в тот момент, когда он вскочил на подножку автомобиля, радостно улыбаясь, и закричал, что меня сам Бог ему послал, и просил меня подвинуться, чтобы он мог сесть рядом…

Я выключил мотор. Я читал насчет того, как себя чувствуют люди, когда им кажется, что у них остановилось сердце. Я не думал именно об этом, я чувствовал себя так, словно машина подо мной разваливается. Я не мог шелохнуться. Я попытался двигаться, и моя нога так резко ударила по акселератору, что машина вздрогнула. Потом я повернул голову и стал смотреть наружу, как будто рассматриваю колесо, и попытался обругать ее, но язык у меня словно прилип к гортани.

Затем мне как-то удалось завести мотор. Я вел машину и слышал, как генерал что-то говорит, но ничего не помню. Он был в хорошем настроении, и от этого делалось еще хуже. Я думал только о том, чтобы выдержать подобие спокойствия. «Давай, Старый Пастор, спокойнее, Старый Пастор, побереги нервы, Старый Пастор». И я думал, что дружки Фила уставились бы на меня, если бы увидели в тот момент лицо Старого Пастора. Мне хотелось закричать, ударить его по лицу и сказать: «Генерал, загляните под коврик у заднего сиденья и посмотрите, какой для вас сюрприз приготовил Старый Пастор!»

Разумеется, я этого не сделал. Я прикрывался тем, что так проклинал каждую встречную машину. Генералу даже показалось, что со мной не все в порядке. Я мчался навстречу гибели и понимал это. Мы возвращались прямо в Тауэр, и никто этого изменить не мог. Прямо назад… Простите… Я выпью… Странно, кажется, спиртное на меня совершенно не действует… Обычно после двух-трех порций мне становится не по себе.

За время поездки – это где-то двадцать минут – мне нужно было что-нибудь придумать. Мне казалось, что я видел Фила, лежащего мертвым в своей квартире, уже сотни лет назад… Но, взглянув на часы, не поверил своим глазам – было всего восемь минут третьего. И все это время мой мозг работал как автомат. Я разговаривал с генералом, не соображая, о чем мы говорим. Наконец я стал понимать, что у меня есть единственный шанс. И если мне это удастся, у меня будет настоящее алиби…

Понимаете? Если я въеду на территорию Тауэра и сумею где-нибудь незаметно избавиться от тела, ни один человек в здравом рассудке не подумает, что я приехал из города вместе с генералом, тогда как сзади на полу лежал труп. Мне начало казаться, что моя самая большая опасность может оказаться моим спасением. Все подумают, неожиданно сообразил я, что Дрисколл и не покидал Тауэр…

Мне нужно было набраться смелости для последнего усилия. И я благодарил Бога за то, что изображал плохое настроение и проклинал все машины, потому что теперь я сказал генералу насчет «фальшивого» телефонного звонка, из-за которого я уехал из Тауэра, и будто я гадаю, что все это значит…

Мы въехали на территорию Тауэра, когда часы пробили половину третьего. Я уже все просчитал и знал нужное мне место. Если поблизости никого не будет, когда мы поедем по Уотер-Лейн, я знал, что мне делать. Вы были совершенно правы, доктор Фелл, когда сказали, что любой сочтет ворота Изменников самым подходящим местом, чтобы в такой туманный день спрятать труп. И это было самое подходящее место, потому что я мог там остановиться, ни у кого не вызвав подозрений.

Понимаете? – Далри живо подался вперед. – Мне нужно было высадить генерала напротив ворот в Кровавую башню. Я подождал, пока он пройдет подальше в арку по дороге к «Кингс-Хаус», и приступил к делу. Я открыл заднюю дверцу, перебросил тело через ограду, через секунду вернулся в машину и поехал дальше…

Но боже мой! Как вовремя я это проделал! По дороге генерал вспомнил о каком-то деле в башне Святого Томаса и обнаружил тело. Вот… почти все, сэр. Еще только одно… Из-за этого ужасного состояния я забыл о деньгах, что были у Фила, – о деньгах, которые я должен был… Словом, я совсем об этом забыл. Когда генерал послал меня за доктором и за всем остальным, мне пришлось подняться к себе и выпить, чтобы как-то успокоить нервы. Реакция была слишком сильной. На моем столе лежало письмо. Не помню, как я его вскрыл, даже не знаю, зачем я это сделал. Помню только, что стою со стаканом в руке и передо мной это письмо. В нем говорилось… – в горле у Далри вдруг что-то булькнуло, – в письме говорилось: «Больше об этом не беспокойтесь. За все заплачено. Не говорите об этом брату и больше никогда не будьте таким доверчивым простаком». И подпись: «Лестер Биттон».

Далри выбрался из кресла и встал. Он раскраснелся, глаза его блестели, а на лице было какое-то странное выражение растерянной неуверенности…

– Я пьян, – удивленно произнес он. – Я пьян! Надо же, только что заметил. Старый Пастор пьян! Но не важно… Лестер Биттон избавил меня от долга и слова не сказал. И когда сегодня вы начали его обвинять… а он застрелился… Теперь вы понимаете, почему я решил все рассказать…

Он стоял выпрямившись, и между бровей у него залегла морщинка.

– Говорю вам, я подлец, – спокойно продолжал он, – но не настолько. Я знаю, что это значит для меня. Это означает веревку. Разумеется, мне не поверят после того, что я сделал, чтобы покрыть себя. И я никого не могу винить. Тебя выводят во двор, и через несколько секунд все кончено… Не думайте о Старом Пасторе. Не могу понять, как это я так напился. Вообще-то я мало пью… О чем я говорил? А, да! Если бы вы не стали обвинять в убийстве майора Биттона, если бы вы заявили, что не в состоянии найти убийцу, я бы хранил молчание. А почему бы нет? Я люблю Шейлу. Однажды мы могли бы… Но не важно. Пожалуйста, не думайте, что мне себя жалко. Просто я ценю людей, которые добры ко мне. Я видел не очень много доброты. Люди все время думали, что я какой-то шут. Но боже ты мой! Старый Пастор заставил полицию гадать, правда? – На мгновение его лицо просветлело. – Старый шут, Старый Пастор!

Огонь постепенно угасал. Далри, сцепив руки, всматривался в сумрак комнаты. Он долго говорил. За окнами появились первые признаки рассвета.

Хэдли тихо поднялся на ноги.

– Молодой человек, – сказал он, – у меня есть для вас приказ. Выйдите в одну из комнат и посидите там. Я вскоре приглашу вас. Мне нужно переговорить с моими друзьями. И еще одно. Ни в коем случае никому ничего не говорите, пока вас не позовут. Вы слышите?

– А, да, хорошо, – отозвался Далри. – Хорошо. Идите звоните, вызывайте свою «черную Мэри», или что там у вас есть. Я подожду… Кстати, я не сказал вам кое о чем. Боюсь, я так напугал этого беднягу Эрбора, что с ним случился удар. Но я этого не хотел. Я был в Уордор-Холл с другой стороны Сторожевой башни, где находились задержанные посетители, когда он выходил от вас. И я разговаривал с вашим сержантом, всего в нескольких шагах от Эрбора. Раньше он не узнал мой голос, но теперь, боюсь, узнал. Это едва его не убило… Ей-богу! Мне кажется, что у меня ноги отнялись. Надеюсь, я не шатаюсь. А то просто стыдно в таком состоянии отправиться в тюрьму. Извините… – Выпрямив плечи, он направился к двери, стараясь соблюдать равновесие.

– Ну-с? – вопросил доктор Фелл, когда он вышел.

Хэдли стоял возле умирающего огня – напряженная фигура у беломраморного камина – и в руке сжимал запись признания Далри. Хэдли молчал. Под глазами у него появились морщины, он закрыл глаза.

– Да, – медленно проговорил старший инспектор. – Я говорил, что старею. Я дал клятву служить закону. Но… не знаю… Я не знаю. Чем старше становлюсь, тем меньше знаю. Десять лет назад я бы сказал «Очень жаль» и… Вы знаете, о чем я думаю, Фелл. Ни один суд не поверит показаниям этого юноши. Но я им верю.

– Не говоря уж о Лестере Биттоне, – оживился доктор. – Дело может остаться нераскрытым. Вы молодчина, Хэдли! Вы знаете, о чем я думаю. Будь это трибунал, вы поставили бы вопрос на голосование?

– Помоги мне Бог, – устало произнес Хэдли. – Поставил бы. Итак, Фелл? – Он принял строгий вид, но смущенная мудрая улыбка тронула его губы. – Доктор Фелл, ваше мнение?

– Нераскрытое дело, – громогласно объявил доктор.

– Мистер Рэмпоул?

– Нераскрытое, – мгновенно ответил американец.

Последние отблески огня упали на лицо стоящего вполоборота Хэдли. Он разжал пальцы, листы белой бумаги упорхнули и медленно опустились на пламя, которое мгновенно охватило их и с негромким шипением поглотило. Хэдли опустил руку, и мудрая улыбка застыла на его губах.

– Нераскрытое, – подытожил старший инспектор.