Онлайн чтение книги Музыка ветра The Sound of Glass
Глава 8. Мерит

С крутого берега утеса я лениво разглядывала извивающуюся ленту реки, которая струилась внизу, то переливаясь в свете солнечных лучей, то уходя в тень вместе с солнцем. По речной глади неспешно скользила лодка, направляясь в сторону моста. Я сидела в кресле-качалке под парадным портиком, допивая первую чашку кофе. Такие утренние медитации уже успели войти у меня в привычку за последнюю неделю. Созерцая реку, я пыталась уловить различия, зафиксировать своим глазом, как меняется вся цветовая гамма вокруг в зависимости от освещения. Почему солнечный луч на реке кажется золотисто-желтым, а когда свет падает на дом, то дом уже начинает светиться всеми оттенками серого и белого?

В Мэне я росла вдали от реки. Впрочем, присутствие больших водных пространств где-то поблизости все равно ощущалось во всем. Могущественная сила океанских глубин завораживала и пугала одновременно. Океану ничего не стоило проглотить целиком огромный корабль и отправить его прямиком на дно. А волны между тем будут продолжать свой ритмичный бег туда и обратно, словно ничего и не случилось. Моя мама выросла в рыбацкой семье, жившей на океанском побережье в рыбацком поселке Стонингтон, штат Коннектикут. Один из ее дядей погиб во время шторма, пропал без вести. Возможно, эта жуткая история, рассказанная мне когда-то мамой, и сформировала во мне чувство безотчетного страха, которое всегда вызывает у меня большая вода. К счастью для мамы, после замужества она перебралась уже в глубь материка и больше никогда не соприкасалась с океанской стихией.

Во время учебы в колледже я как-то раз весной отправилась вместе с подружкой на выходные в Хиггинс-Бич. Помнится, был сильный отлив, океан отступил далеко от берега, выбросив на мель обломки какого-то старого затонувшего судна. И этого зрелища для меня оказалось достаточно, чтобы навсегда повернуться к морской стихии спиной. Единственное, что я себе тогда позволила, так это зайти в воду, да и то только по щиколотки, и тут же объявила, что вода слишком холодная, и весь остаток нашего пребывания на берегу океана я провела под пляжным зонтиком, опасаясь только одного: сгореть на солнце. А в ту сторону, где на отмели валялись останки корабля, я даже не взглянула ни разу, хотя прилив уже давно успел накрыть его высокой волной и спрятать от любопытных глаз. Это был мой первый и последний отдых на берегу океана. Позже я не раз спрашивала себя, а почему так получилось? Может быть, моя первая попытка познакомиться с океаном поближе просто оказалась неудачной. А может быть, мой категорический отказ плескаться среди волн вместе с остальными друзьями и подругами был как-то связан с моей матерью. Она всю свою жизнь почему-то очень боялась воды. Видно, наложили свой отпечаток воспоминания детства. К тому же и ее мать, моя бабушка, была очень непростым, если не сказать более, человеком.

Я снова поднесла чашку ко рту и вдохнула в себя аромат свежемолотого кофе. Вообще-то я выросла преимущественно на растворимом кофе. Две чайные ложки на чашку, заливаешь смесь горячей водой и ставишь на пару секунд в микроволновку. Само собой, такому кофе далеко по своим вкусовым качествам до настоящего кофе, но зато так быстрее и проще. Лорелея оказалась верна своему слову и старалась не мельтешить у меня перед глазами. Каждое утро она готовила завтрак, накрывала на стол, ставила чашку дымящегося горячего кофе, предварительно процеженного сквозь ситечко, для меня и тут же исчезала из кухни, не вступая ни в какие разговоры, стоило мне только появиться на пороге. Не скрою, такое ее поведение вызывало у меня некоторую неловкость, даже чувство вины, но как переломить ситуацию и изменить ее в лучшую сторону, я тоже не представляла. Тем более что Лорелея прекрасно знает о том, что я никого не простила и не собираюсь прощать и более всего на свете хочу одного: чтобы меня оставили наконец в покое и я смогла бы жить в этом доме одна.

Над головой негромко позвякивали китайские колокольчики. Я сделала еще один глоток. Знала, что Лорелея снова возникнет рядом с горячим кофейником в руке, чтобы наполнить мою чашку заново, стоит ей только опустеть. Конечно, я могу и сама прекрасно сходить на кухню и принести кофейник сюда, но мне почему-то лень даже пошевелиться. То ли на меня так окружающая обстановка действует… Или этот свет, слегка размытые краски, отчего все вокруг почему-то кажется нереальным, похожим на театральные декорации, будто я смотрю на мир сквозь рождественский шар, разукрашенный переливающимися снежинками. Я даже перестала задергивать на ночь шторы, чтобы иметь возможность, просыпаясь по утрам, сразу же видеть солнечный свет, проникающий в комнату с улицы. Такого своеволия Кэл мне никогда не позволял. Возможно, именно поэтому я сейчас с таким удовольствием отказалась от ночных штор.

Я вдруг представила себе Кэла сидящим на том же самом месте, где сейчас сижу я. Возможно, он сидел и размышлял над тем, что скоро уедет отсюда навсегда и никогда более не вернется под родной кров. И снова я задалась все тем же мучительным вопросом. Но почему? Почему он так поступил? Такая неземная красота вокруг… И этот воздух, и река, и стволы могучих дубов, поросших у основания диким мхом, который стелется сплошной пеленой вплоть до самой воды, и само расположение деревьев, словно кто-то намеренно поставил их здесь в два ряда на некотором расстоянии друг от друга, чтобы они могли, сплетаясь ветвями, отражаться в воде своими кронами, образуя совершенные по форме овалы. А сами эти овалы так похожи на входы в таинственные пещеры некого сказочного подводного царства. Они манят к себе, словно приглашая нырнуть и погрузиться в этот подводный мир. Да, интересно было бы нырнуть и посмотреть, что там на дне, добраться до самых дальних уголков этой подводной пещеры… Если бы я только так панически не боялась воды… Безумная идея сама по себе. И глупая до крайности. Это в молодости у меня была голова забита подобными сумасбродными мыслями. Но замужество быстро выбило из головы всякую дурь.

Снова открылась парадная дверь. Я уже ожидала увидеть на пороге Лорелею, как всегда крадущуюся на цыпочках, чтобы ее не заметили. Я повернулась, чтобы сказать ей, что все нормально, не надо ей прятаться и делать вид, что ее тут нет. Но вместо Лорелеи увидела симпатичную мордашку своего брата, выглядывавшего сквозь щелочку в приоткрытую дверь.

– Можно мне к тебе? Обещаю, я тебя не побеспокою.

Кажется, за последнюю неделю я уже слышала подобное обещание бессчетное количество раз. И уж точно больше, чем за всю предыдущую жизнь.

– Само собой, иди сюда. Ты меня ничуть не побеспокоил.

Мне хотелось сказать брату, что моя отчужденность не имеет к нему никакого отношения. Конечно, когда я его в глаза не видела, сама мысль о том, что у меня есть младший брат, претила мне. Но сегодня можно лишь сожалеть о годах отчуждения и внутренней неприязни к этому славному мальчугану. Но как начать такой разговор? С чего? Нет, не могу я пока. И не потому, что считаю Оуэна слишком маленьким для того, чтобы все понять. Скорее, я боюсь, что как раз он поймет все правильно.

Оуэну уже десять лет, и за все эти десять лет я его ни разу не видела. Но как же объяснить ему, что сейчас не самое подходящее время для нашего с ним сближения? Впрочем, когда оно было подходящим? Разве при жизни Кэла было бы лучше? Но просто сейчас я занимаюсь тем, что заново переформатирую всю свою жизнь. И эту новую жизнь я пока не хочу делить ни с кем. И уж в первую очередь не хочу делить ее со своей мачехой и со своим младшим братом. До недавнего времени их имена лишь изредка всплывали в моей памяти наподобие полузабытых литературных персонажей книг, которые я прочитала много лет тому назад.

Оуэн сел в соседнее кресло-качалку, держа в руках чашку, точную копию моей.

– Кофе? – поинтересовалась я.

– Нет, мэм! – с неожиданной куртуазностью ответил мальчик. – Это горячий шоколад. – Он скривился. – Мама говорит, что кофе мне еще рано. Может пагубно отразиться на моем росте. Просит подождать до восемнадцати лет, а уж потом можно будет пить. В восемнадцать лет я ведь получу право голоса. А если я достаточно взрослый, чтобы принимать участие в выборах, то и кофе смогу пить, как взрослый.

– Это уж само собой! – согласилась я, а про себя подумала, что брат мой рассудителен не по годам. Этакий маленький умненький старичок. Да и весь его внешний облик… Я глянула на его наутюженные джинсы, аккуратные повседневные туфли из мягкой кожи на резиновой подошве, на спортивную рубашку с короткими рукавами, на сей раз в полоску, но тоже с тщательно отутюженным воротничком. Он неспешно потягивал горячий шоколад из кофейной кружки, над которой, несмотря на жару на улице, клубилось облачко пара, и в эту минуту был очень похож на взрослого самостоятельного мужчину. Такой маленький мужчина в миниатюре.

– А шорты у тебя есть, Оуэн?

Он отрицательно покачал головой.

– Нет, мэм. Были, но я уже из них вырос, и мама их кому-то отдала. Обещала купить новые, но пока все забывает.

Я глянула на мальчика с улыбкой. Вспомнила, что Лорелея жаловалась мне на то, что лишних денег у нее сейчас нет.

– Не сомневаюсь, в этом городе есть свои гипермаркеты, да и ближе ко Дню поминовения будут организованы всяческие распродажи. Я сама хочу купить себе кое-что из вещей, обновить гардероб, так сказать. Хочешь, отправимся по магазинам вместе?

Оуэн замер над чашкой, глаза его моментально расширились от радостного возбуждения.

– Да, мэм! Это будет здорово! Мне очень нужны шорты для того, чтобы кататься на скейте.

Я смутно представляла себе, какие именно шорты нужны для того, чтобы кататься на скейте. Но, во всяком случае, хочется надеяться, что это будут свободные штанишки, а не туго затянутые на ремень брюки с безукоризненно заложенными складками.

– А с чего это ты вдруг стал называть меня «мэм»? У меня же имя есть. Мерит.

Какое-то время Оуэн молчал, уставившись в свою кружку.

– Хорошо! – сказал он наконец. – Я буду называть тебя Мерит. А ты меня – Роки, ладно?

Я постаралась спрятать свою улыбку.

– Ладно! Хотя если честно, то ты больше похож на Оуэна, чем на Роки.

Мальчик нахмурился.

– Да я и сам знаю.

– Вот и прекрасно. Оуэн – красивое, мужественное имя. Отличное имя для отличных парней! Честное слово! Так зачем же прятаться за каким-то дурацким Роки? И зачем скрывать свой интеллект, если он у тебя есть? Потому как у парней по имени Роки интеллектом и близко не пахнет.

Но Оуэн сидел с прежним нахмуренным выражением лица, из чего следовало, что я не умею разговаривать с детьми так, как это следует делать. Да, несмотря на свой возраст, делать я этого не умею. Не вписалась, так сказать, в лигу мамаш. Я откинулась на спину, подавив невольный вздох, и вдруг вспомнила, как когда-то вместе с папой смотрела фильм про Роки. Про что сам фильм, забыла начисто. Разве что помню Сильвестра Сталлоне с его весьма невразумительными репликами типа «Е, Адриан». Я тихонько чертыхнулась себе под нос.

Оуэн издал короткий смешок и тут же закашлялся, поперхнувшись горячим шоколадом.

– Забавно слышать, как ты ругаешься.

Я бросила на него удивленный взгляд и почувствовала, что и сама тоже улыбаюсь ему в ответ.

– Вообще-то я не должна была так распускаться. Но спасибо! Впредь я буду следить за собой.

Мы оба подняли головы, услышав, как хлопнула дверца автомобиля. Небольшой светло-голубой пикап с нарисованным на боку логотипом фирмы «Вернер и сыновья. Ремонт замков любой сложности» припарковался прямо за белым «кадиллаком-седаном», выпущенным в прошлом столетии приблизительно в восьмидесятых годах. Высокой мужчина в спецодежде цвета хаки с бейджиком, прикрепленным к нагрудному карману, шел по лужайке в направлении дорожки, ведущей к дому. На ней уже толклись две пожилые леди с перманентом на коротко остриженных седых волосах, в приличных, подобающих возрасту, туфельках и цветастых блузках. Обе уже почти вплотную приблизились к портику, держа в руках кастрюльки явно с чем-то съестным. За спинами женщин жалась девчушка одного возраста с Оуэном. Ее почти не было видно. Присутствие выдавали лишь бриджи да люминесцентно-голубое изображение Мери Джейн на топике.

Оуэн немедленно вскочил с кресла. Я тоже встала, мысленно поразившись хорошим манерам мальчика. Мужчина сдернул шляпу, обнажив голову с коротким ежиком волос, слегка тронутых сединой. Вежливо махнув шляпой женщинам, он сделал знак, уступая им дорогу, и те стали медленно взбираться по ступенькам крыльца.

Оказывается, здесь мне придется привыкать к тому, что люди периодически могут сваливаться на тебя как снег на голову, без всякого предупреждения. Или стоит проводить больше времени в своем саду? Оттуда уж точно не услышишь звонок в парадную дверь. Но торчать в саду целыми днями – это значит добровольно обрекать себя на длительное лицезрение ужасного кролика, который каким-то образом все же пробил себе дорогу в сад и обрел свое постоянное место под раскидистым дубом.

– Доброе утро! – хором пропели обе женщины. – Рады приветствовать вас в Бофорте! – снова сказали они в один голос, держа перед собой кастрюльки с угощением. Девочка наконец протиснулась между двумя дамами и протянула мне контейнер марки «Таппервер».

– Доброе утро! Большое спасибо!

Я посмотрела на свои шлепанцы. Ужас! Предстать перед незнакомыми людьми в таком старье! Носки выпирают наружу, изначальный темно-синий цвет уже успел вылинять до грязно-голубого. Ужас и еще раз ужас! Но тут я вовремя вспомнила, что не пристало мне, уроженке Новой Англии, с пеленок впитавшей в себя дух бережливости и рачительности даже в мелочах, выбрасывать вон тапочки, пусть и не вполне презентабельные. Во всяком случае до тех пор, пока верх не оторвется окончательно от подошвы.

– Простите за домашний вид, но просто мы никого не ждали, – сказала я, беря у одной из дам кастрюльку, в то время как Оуэн забрал у девочки контейнер. Хорошенькая девочка, ничего не скажешь. Красивые каштановые волосы заплетены в две тугие косички, загорелое личико покрыто россыпью веснушек, которые еще более подчеркивают яркую голубизну ее глаз. Худенькая, но стройные длинные ножки кажутся вполне крепенькими. И вся она похожа на молодого игривого жеребенка. Во всяком случае, с перового же взгляда видно, что девочка большую часть времени проводит вне дома. Она улыбнулась Оуэну, обозначив две миленькие ямочки на щеках.

– Я – Мерит Хейвард, – представилась я. – А это… – Я замялась в поисках подходящих слов, с помощью которых можно представить брата незнакомым людям, но Оуэн опередил меня.

– А меня зовут Роки. Я – брат Мерит.

Обе женщины уставились на мальчика с доброжелательными улыбками на лицах. Одна из них, та, что постарше, уже совершенно седая, с остреньким носиком, напоминающим птичий клюв, взглянула на меня и сказала:

– Вы ведь не из наших мест, не так ли?

Не знаю, с чего она так решила, подумала я про себя. Возможно, мои драные шлепанцы навели ее на эту мысль. Или потому, что я сама сказала, что мы никого не ждали с визитами. Но как бы то ни было, а что-то во мне выдает чужака.

– Да, я из Мэна. А мой брат… он приехал вместе со своей матерью из Джорджии.

Обе дамы согласно кивнули своими головками и в этот момент почему-то напомнили мне двух болванчиков, которых обычно водители вешают над приборным щитком в своей машине.

Потом заговорила вторая дама, та, что в очках и в мелких кудряшках перманента.

– Меня зовут Синтия Барнвелл, а это – моя золовка Дебора Фуллер. А это, – женщина положила руку на плечо девочки, – моя внучка Марис Ферро. Мы являемся членами Исторического общества Бофорта и от имени всех остальных членов нашего общества приветствуем вас в Летис-Сити, нашем «Городе салатов».

– Что-что? – не поняла я.

Дебора, производившая впечатление более серьезной особы, чем ее невестка, с задубевшим загаром на лице, испещренном глубокими морщинами, и тоже, судя по всему, львиную долю своего времени проводящая под палящими лучами солнца, вступила в наш разговор:

– О, так Бофорт называли когда-то в старину, где-то в самом начале двадцатого века, когда в наших краях только-только начинало развиваться фермерство. Главной огородной культурой у нас тут стал салат. Вот с тех пор и пошло. «Город салатов». Но сегодня мало кто из местных помнит то старое прозвище. Разве что только мы, историки.

– Вот как! – воскликнула я, немного смущаясь от того, что история города Бофорт мне пока абсолютно не известна. – А я еще слышала, что Бофорт называют «Маленьким Чарльстоном».

Обе женщины глянули на меня укоризненными взглядами. Прямо как две строгие учительницы, невольно развеселилась я про себя. Сейчас еще, чего доброго, пошлют за директором школы.

– Мы, коренные жители Бофорта, считаем, – заметила Синтия небрежным тоном, – что скорее уж Чарльстон – это «Большой Бофорт». Да и звучит гораздо лучше, чем, к примеру, то, как называют горожане свой родной Элгин, тот, что в Южной Каролине: «Родина джаз-фестиваля „Зубатка“». Объясняй потом всем и каждому, что это за фестиваль такой, когда его проводят и прочее.

Выражение ее лица по-прежнему оставалось серьезным, и я лишь молча кивнула головой, давая понять, что информация принята к сведению.

Мужчина выступил вперед.

– А меня зовут Стив Вебер. Мистер Уильямс попросил меня заехать к вам и взглянуть на ту дверь, от которой, по его словам, утерян ключ. Может, я сумею вскрыть ее, а потом сделаю вам новый ключ.

– О, большое спасибо! Это очень хорошо! – воскликнула я и посмотрела по сторонам, словно ища взглядом, куда бы можно было пристроить на время кастрюльку, но Синтия своевременно подхватила ее из моих рук.

– Что, если вы сейчас с этим джентльменом займетесь дверьми, а Оуэн в это время проводит нас на кухню, и мы поставим провизию в холодильник? – предложила она.

– Отличная идея! – обрадовалась я и поспешила к парадной двери, чтобы открыть ее. – На всякий случай… Если вы вдруг уже уйдете, когда я снова спущусь вниз, то хочу поблагодарить вас и за то, что вы пришли, и за ваши угощения.

Обе дамы уставились на меня непонимающими взглядами. Ну, что? Что я опять сейчас сморозила такого, чего говорить не стоило?

Оуэн ухватился за дверь и придержал ее открытой.

– Моя мама печет лучшие в мире булочки со всевозможной начинкой. Почему бы вам сейчас не угоститься ее выпечкой? А заодно и выпить по чашечке кофе… А когда Мерит освободится, она тоже присоединится к нам.

Он широко улыбнулся мне, а я… то ли мне хотелось обнять его, то ли дать подзатыльник… сама не знаю.

Дамы чинно прошествовали мимо меня. Замыкали пеший строй Марис и Стив Вебер. Я посмотрела им вслед и подавила тяжелый вздох. Глаза бы мои всех вас не видели! Неужели мне так и не удастся наладить свою нынешнюю жизнь в тишине, покое и в полном одиночестве?

– Пожалуйста, сюда! – пригласила я мастера по дверным замкам и повела его на второй этаж к двери, за которой якобы скрывался вход в мансарду. – Все остальные двери тоже старинные, как и замки к ним. Но там хоть есть ключи, и они до сих пор торчат в замочных скважинах. А это – единственная дверь в доме, которая заперта, а ключа нет.

Мужчина опустился на одно колено и внимательно осмотрел замочную скважину.

– Да, эту собачку нам наружу никак не вытащить. Слишком глубоко запала, – обронил он задумчиво.

– И что это значит? Хорошо или плохо?

– Посмотрим-посмотрим, – ответил мистер Вебер неопределенным тоном, поднимаясь с колена. – Это действительно очень старый дверной замок, вполне возможно, ровесник самого дома. Да и дверь такая массивная, тяжелая… И толщина соответственная.