Онлайн чтение книги Совершенство The Sudden Appearance of Hope
Глава 9

Криминальный профессионализм – это нечто большее, чем постоянная тренировка или хитрые уловки.

Не кради во гневе, а все же Рейна умерла, и «Куколка» прибыла в Дубай, а поэтому…

Дыши глубже. Считай каждый вздох. Раз – вдох, два – выдох.

Считай до десяти.

Пульс: семьдесят шесть ударов в минуту.

Кровяное давление: сто восемнадцать на семьдесят шесть. Систолическое / диастолическое. В 1615 году врач по имени Уильям Гарвей опубликовал трактат «О движении сердца и крови у животных». Китайцы и индийцы, возможно, и опередили его, но лишь в 1818 году Самуэль Зигфрид Карл Риттер фон Баш изобрел сфигмоманометр, или прибор для измерения давления.

Знание – сила.

Знание – свобода.

Знание – все, что у меня есть.

В мире нет ничего, что может меня превзойти, кроме меня самой.

Дни «подхода» в отеле «Бурдж-эль-Араб».

В понедельник я оказалась незнакомкой, которую Лина встретила у бассейна. Во вторник оказалась незнакомкой в спа-салоне. В среду – незнакомкой, подошедшей к ней во время ужина. Я украла мобильный телефон Лины, скопировала оттуда всю информацию и подцепила ее сим-карту к своей. На «Совершенстве» она набрала шестьсот тридцать четыре тысячи баллов.

Текстовое сообщение на ее телефоне:

После двадцати минут «разлуки» со своим телефоном Лина начала паниковать. Я вернула аппарат одному из охранников, который заподозрил было во мне злоумышленницу, но я уже исчезла, и он все забыл.

Я не невидимка, это скорее постоянное мерцание восприятия.

– У нас у всех есть «Совершенство»! – прошептала мне на ухо Сюзи, Сэнди, Софи или что-то в этом роде, когда мы сидели в кабинете ароматерапии. – Даже у принцесс! Сама я из Огемы, штат Висконсин. Мой папаша торговал подержанной бытовой техникой и кухонной утварью прямо из своего гаража, но теперь-то я здесь и ужинаю с особами королевских кровей, однако это не надо особо брать в голову, потому что они же просто люди, честное слово, хотя и мусульмане!

Я улыбнулась и сказала:

– Вы ведь круглая дура, да?

А когда она от неожиданного удара и ярости раскрыла рот, я вышла из кабинета ароматерапии и плюхнулась в прохладный бассейн. В голове у меня бухало от перепада температур, пока я досчитала до пятидесяти, потом вынырнула и подышала, после чего снова погрузилась, считая от пятидесяти до нуля.

Зачем я это сказала?

Утрата профессионализма, это непростительно при походе на «дело». Я смотрела, как покрываюсь гусиной кожей от холодной воды, почувствовала давление на носовую перегородку и как следует выругала себя.

Я всегда держала себя в руках, при любых обстоятельствах. Дисциплина во всем.

Когда я вернулась в кабинет ароматерапии, Сюзи-Сэнди по-прежнему лежала там на белой простыне. При моем появлении она открыла один глаз и, не увидев угрозы, снова его закрыла.

– Привет! – сказала я, присаживаясь на скамейку напротив нее. – Меня зовут Рейчел, я только что приехала. А вас как зовут?

Вечером я в шестнадцатый раз познакомилась с Линой и, уже имея некоторый опыт, начала со слов:

– Мне очень нравится ваше платье.

Ранее я говорила: Мне очень интересно в вашем поразительном городе. Я работаю в сфере финансов. Меня заинтересовало «Совершенство». Я пишу статью о женщинах Дубая. Я знала Рейну, примите мои соболезнования .

Ни одна из этих фраз не сработала, хотя при упоминании о «Совершенстве» мне удалось подобраться ближе всего. Иногда истина состоит в том, что самый успешный путь – самый тривиальный, и поэтому:

– Мне очень нравится ваше платье.

– Правда? Оно замечательное, так ведь?

– Оно от Веры Вонг?

– Да! А ваше?..

– От Диора.

– Я просто обожаю Диора.

– А кто нет?

Пустые слова.

Я – моя улыбка.

Я – мои губы.

Болтая с ней, я опускаю голову, чтобы глаза смотрели вверх и казались больше, круглее и привлекательнее. Животные распознают животных. Мои украшения, мое платье, мое тело говорят за меня, за женщину с почти такой же темной кожей, как у матери, овеянную дивными духами, дивно подходящими для дивного вечера у моря. Самое главное – первые впечатления, особенно когда они – единственное, на что тебе приходится опираться.

Я – морщинки в уголках глаз, собравшиеся там от восторга. Я – та женщина, которую она хочет во мне видеть.

– Просто обожаю моду, – пролепетала я блестящими губами. – Вы здесь – самая стильная женщина года.

Идущая потоком информация:

Вера Вонг: модельер, в прошлом фигуристка.

Аль-Мактум, правящая династия Дубая, потомки клана аль-фалахи, входящего в племенную федерацию Бени Йас.

– Вы просто восхитительны! – воскликнула Лина. – Вы именно тот человек, с которым мне хотелось бы познакомиться.

Однажды выбрав жертву, не выпускай ее из виду. Именно тогда люди больше меня не замечают, а потом забывают.

Я держалась поближе к Лине, фланировала с ее свитой, смеялась над ее шутками, делилась своим мнением о моде, знаменитостях и путешествиях.

– Прекрасные люди, прекрасная одежда, прекрасные слова, прекрасный праздник! – воскликнула она, и все стоявшие вокруг нее рассмеялись.

– Я из компании «Прометей», – объяснил мужчина в белом с золотом костюме а-ля Неру, держа в руке коктейль со льдом. – Мы очень хотим, чтобы «Совершенство» стало полезным людям, чтобы оно помогало им жить лучше. Любой может стать совершенным, если ему в этом помогут!

Я улыбнулась, рассмеялась и подумала о другой доктрине праведности, изложенной давным-давно умершим индийским принцем. Праведные взгляды, праведная мудрость, праведная речь, праведное поведение, праведный труд, праведное усердие, праведная осознанность, праведная сосредоточенность. Путь о восьми нравственных столпах. Samyanc на санскрите: правота, обозначающая завершенность, целостность, связность. (Тоже можно использовать для выражения понятия «совершенство».)

Мы вместе с Линой совершали плавные круги по залу, огражденному золотой решетчатой сеткой, с мраморными полами, убранному живыми цветами – орхидеями и сиренью с вкраплениями белого. Вечер в самом разгаре, едва ли увидишь головной платок, мужчины свободно общаются с женщинами, баннер на одной из стен, гласящий «Будущее – совершенно». Официанты – индийцы и бангладешцы, привезенные из спрятанных в пустыне трудовых лагерей. Экспатрианты повсюду.

Раньше я специализировался на государственных облигациях, но теперь перешел на глобальные фьючерсы…

…В страховании главное – это…

Почему они называют это налоговой гаванью? В том смысле, что неужели не понятно, как пресса отреагирует на подобные слова?

…Нефть – это слишком кратковременно. Разумеется, сейчас это большие деньги, но я хочу, чтобы мои дети получали доход от прав на цифровые технологии .

Население Объединенных Арабских Эмиратов примерно на семьдесят пять – восемьдесят пять процентов состоит из экспатов. Что такое большое количество иностранцев привносит в общество? «Вольво» в Абу-Даби, «Макдоналдс» – вечерний выход в свет? Или же культура берет реванш, восхваляя древние ценности: поэзию Дуаль-Румма, музыку Умм Кульсум, слова «Хадиса», традиции обитателей песков?

Возможно, понемногу и того, и другого. Песни Умм Кульсум, переделанные в стиле Бейонсе.

Я считала золотые часы.

Считала мобильные телефоны.

Считала шаги до выхода.

Я взглянула и увидела ожерелье, для похищения которого и проделала весь этот путь, увидела его не в защитном контейнере с датчиками давления, движения и температуры, а на шее у Шаммы бин Бандар, которая на моих глазах целовала в щеку мужчину в дорогом черном костюме, поздравляя его с успехом в столь трудной работе. Здесь, сегодня вечером, «Куколка» используется по своему прямому назначению: тщеславие делает людей уязвимыми.

– Я только что начала процедуры! – воскликнула женщина на пятнадцатисантиметровых каблуках. Щиколотки у нее невероятно тонкие, на икрах просвечивают еле видимые серебристые линии в местах хирургических надрезов, заметные лишь в прямых лучах света. – Это невероятно, просто невероятно, они изменили мое видение мира!

На ней откровенное платье на тонких бретелях. У мужчины, с которым она говорила, на голове белая куфия, перехваченная золотым обручем, просторная белая кандура, элегантная черная бородка клинышком и положенный по протоколу кинжал, украшенный рубинами. Судя по их виду, общение должно было обернуться для обоих невероятной трудностью, однако он воскликнул:

– Моя первая процедура была просто потрясающей! После нее за мной заехал водитель, и я впервые увидел его . Не просто его, но его .

Я двинулась дальше. Описывая круги и считая.

Украсть драгоценности у человека для меня гораздо легче, чем выкрасть их из хранилища. Меня зафиксируют и запомнят камеры видеонаблюдения, для вскрытия хранилища понадобятся специалисты, для обмана датчиков движения потребуются дополнительные инструменты. Я не могу ввязываться в долгосрочную аферу, а должна дождаться возможности нанести удар одна, без помощи кого-либо, идя на риск, на который никогда не решатся те, кто боится, что их лица опознают.

Я кружу, кружу, кружу по залу.

Считаю охрану в «дежурных» черных костюмах – одиннадцать человек – плюс более светски одетые агенты, смешавшиеся с толпой гостей: я подмечаю четверых.

Считаю иорданских шейхов в белых одеяниях, саудовских принцев в дорогих шелковых костюмах, американских дипломатов из посольства с расплывающимися под мышками пятнами пота, китайских инвесторов, делающих селфи на фоне искусственного водопада в бальном зале и улыбающихся в объективы на конце специального селфи-штатива.

Считаю женщин, которые предпочли бы не присутствовать здесь, с улыбающимися губами и серьезными взглядами. Считаю наручные часы, которые стоят больше годовой зарплаты официантов, завидующих их владельцам, и сколько раз я слышу произнесенное вслух слово «справедливость». (Тридцать девять.)

Считаю камеры видеонаблюдения.

Считаю шаги, отделяющие меня от принцессы Шаммы и драгоценностей в два миллиона двести тысяч долларов у нее на шее. Мой интерес к Лине иссяк, поскольку она уже провела меня на прием да к тому же успела хорошенько набраться. А вот ее тетя – нет.

Ты готова?

Я считаю секунды, выдвигаюсь на оптимальную позицию для броска, чуть расслабляю ноги в нелепых туфлях на высоких каблуках, которые в решающий момент станут лишь помехой.

– Прошу прощения?

Женщина говорит по-английски с чуть заметным американским акцентом, являющимся порождением глобализации. Я удивленно глазею на нее, рассматривая ее платье с высоким воротом в китайском стиле, украшенное серебристыми драконами на черном фоне. Ее черные волосы, небрежно собранные в хвост, что свидетельствует о том, что прическа стоила кучу денег. Ее серебряный браслет и серьги, черную тушь для ресниц, осторожную улыбку. Темные полукружья у глаз делают их глубже, чем они есть на самом деле. Свисающие вниз серьги делают шею длиннее. После обильных вечерних возлияний женщина превратится в бледное крохотное создание, но сейчас, в этом зале, она прямо лунный свет на каблуках.

– Вы одна? – спросила она. – Вы кого-нибудь знаете?

Первая мысль: она из службы безопасности? Зачем еще кому-то достаточно долго наблюдать за мной, чтобы убедиться, что я одна, не забыв при этом о моем существовании? Однако она остается на достаточном расстоянии, чтобы разговаривать и не вторгаться при этом в чужое личное пространство, вежливо улыбается, чуть склонив голову набок.

– Я… нет, – промямлила я. – Я никого не знаю.

– Вы англичанка?

– Да.

– Работаете здесь?

– Да – в Британском Совете.

Ложь, быстрая и непринужденная. Я здесь для продвижения британских ценностей. Распространяю по миру творчество Шекспира, историю крикета, воспоминания о колониализме и вкус рыбы с жареной картошкой. Я воплощенный симптом доброй воли. Я – приложение к национальному высокомерию. Кто знает?

Женщина, продолжая улыбаться, ничего не сказала.

– А вы чем занимаетесь? – выпалила я, чтобы заполнить паузу.

– Я провожу исследования.

– Что значит – исследования?

– Я изучаю человеческий мозг.

– Звучит… впечатляюще.

Впервые уголок ее рта подергивается, что можно принять за улыбку.

– Все мысли представляют собой обратную связь и ассоциации. Сталкиваясь с возрастающими социальными стрессами, тело реагирует так же, как на любую тревогу. Капилляры сужаются, пульс и дыхание учащаются, температура кожи повышается, мышцы напрягаются. С данного момента социального неприятия проводящие цепочки в мозгу усиливаются, дабы укрепить связь между социализацией и беспокойством. Развивается серия посылов, приводящих к восприятию социальных систем как угроз, что вызывает реакцию тревожности. Все мысли представляют собой обратную связь: иногда она становится слишком громкой и явной. А вы из ста шести?

– Я не знаю, что это значит.

Чуть заметная вспышка удивления, затем вопрос:

– У вас есть «Совершенство»?

– Что? Я… нет.

– Только брату моему не говорите.

– А ваш брат…

– Он собирается создать версию, продвигающую исламские ценности. Пятьдесят тысяч баллов за совершение хаджа, пять тысяч баллов за каждое прямое благотворительное пожертвование и так далее. Я сказала, что не уверена, что Аллах действует так же, через бонусные алгоритмы и ваучеры на шопинг, однако вот… – Легкий взмах рукой ладонью вверх, словно она хочет оторвать зал от фундамента и исследовать его. – И возникнет впечатление, что все идет… очень хорошо.

Судя по всему, в свое время она знала, что значит «очень хорошо», но, похоже, нынешние времена корректируют прежнее значение.

Я открыла рот, чтобы сказать: о, как же это увлекательно – но времени уже не осталось. Вирус, девять дней назад запущенный на электрическую подстанцию, оживает точно в срок и отключает в Дубае примерно тридцать процентов электроснабжения.

Лампы мигают, затем тускнеют, после чего загораются по-прежнему, когда аварийный генератор гостиницы подключается и восстанавливает положение. Музыка на мгновение умолкает, затем звучит снова, голоса понижаются до шепота, после чего их гул возобновляется с прежней силой. Женщина быстро смотрит на потолок, затем глядит в окна, туда, где за чертой воды, на берегу погасли узоры огней.

Тридцать, двадцать девять, двадцать восемь, двадцать семь…

– Это на подстанции, – задумчиво произнесла она. – Наверное, просто какой-то сбой.

– У моей подруги было «Совершенство», – сказала я. – В то время я не думала, что она несчастна.

– Извините, – ответила женщина. – Как ее звали?

– Рейна.

…Девятнадцать, восемнадцать, семнадцать, шестнадцать…

Я открыла рот, чтобы сказать что-нибудь еще, что-то банальное, но вместо этого обнаружила, что протягиваю ей руку, которую она пожала.

– Меня зовут Хоуп.

– Филипа, – представилась она. – А вы гораздо интереснее, чем пытаетесь выглядеть.

– А вы – совсем другая, чем думают о вас люди?

Она втянула нижнюю губу, подняла взгляд к потолку, словно выискивая яркую шелковую нить среди переплетений паутины.

– По-моему, именно так. В точности так.

…Шесть, пять, четыре…

До тетушки Лины – семь шагов, застежка у нее на шее несложная. Я тут недавно ночью три часа тренировалась на таком же замочке с закрытыми глазами. Между мной и целью – три человека, теперь – четыре, движение людей по залу играет против меня.

Я открываю рот, чтобы сказать что-нибудь значительное, однако в переплетении служебных коридоров и не очень надежно запертых дверей в подвалах отеля наконец-то взрывается мой небольшой кусочек пластита.

Взрыв не потряс здание, его энергии хватило как раз на то, чтобы разорвать кабели, к которым была присоединена взрывчатка. Мгновенно наступила темнота, как хватающие за горло руки. Пройдет всего несколько секунд, прежде чем кто-то заподозрит неладное, несколько минут – прежде чем инженеры обнаружат неисправность. Генераторы, когда я осматривала их во время ночных прогулок в одежде уборщицы, оказались сконструированными так, чтобы выдержать землетрясения и ураганы. Отремонтировать их будет нетрудно.

Вялая реакция в зале – вздохи и аханья, но никакого визга или паники. Отключения электричества случаются, всякое в жизни бывает.

Я поворачиваюсь, выставив перед собой руки, пока глаза привыкают к темноте, и иду на ощупь между шелком и бархатом, мимо кружев и жемчугов, и считаю шаги: пять, шесть, семь. Я не спешу, пока не провожу рукой по чьей-то талии и не слышу легкий вдох находящегося прямо передо мной незнакомого человека.

– Принцесса Шамма? – спрашиваю я по-арабски с унаследованным от матери выговором.

– Да? – отзывается дама.

Одну руку я кладу ей на запястье, крепко его сжимаю, а другой рукой легонько сдергиваю ожерелье у нее с шеи. Непринужденным, тщательно отработанным движением. Она удивлена, но лишь неожиданным прикосновением к своей руке. Глаз всегда следует движению большего по размеру объекта, тело всегда реагирует на более сильное ощущение – это известно любому фокуснику.

Я стянула бриллианты, отпустила ее запястье и ушла прочь.

Прошло целых сорок семь секунд, прежде чем тетушка Лины принялась истошно визжать.