Онлайн чтение книги Совершенство The Sudden Appearance of Hope
Глава 10

Я не всегда была такой, как теперь.

Когда-то меня помнили.

У меня были друзья, семья, учителя и домашние задания.

В школе я училась не очень хорошо, и это было нормально.

С таким отношением ты никогда ничего не достигнешь , заметил учитель географии.

Это ведь не твой предмет, так?  – вторил ему математик.

Просто выпиши эти слова!

Как-то раз, на уроке английского нам сказали, что мы должны минуту говорить на случайную тему. Вышедшая передо мной девочка, Эмма Аккрингтон, вытащила из шляпы на учительском столе бумажку с фразой «офисы с открытой планировкой».

– Я не знаю, что это такое, – принялась объяснять она, мучительно ломая пальчики перед жадно уставившимся на нее классом. – По-моему, это что-то типа офиса, ну, знаете, на открытом воздухе и все такое. Типа того, что все могут выйти на улицу, и там как бы есть животные, да? Ну, типа цыплят, коров и всего такого?

Все засмеялись, и она тоже, понимая абсурдность сказанного, а когда учительница вызвала меня выступать следующей, я все еще смеялась, а после не смогла и слова сказать на свою тему – выгул собак – из-за катившихся по лицу слез.

Повеселилась?  – спросила учительница, велев мне остаться после уроков. А ты надеешься когда-нибудь совершить что-то достойное?

Достойность: нечто, передающее качественное состояние желательности или ценности.

Достойный: обладающий свойствами, заслуживающими действия или внимания.

Характеризуемый добрыми намерениями, но не располагающий к веселью.

Человек, знаменитый в определенных кругах или сфере деятельности.

Синонимы: добродетельный, хороший, этичный, высокопринципиальный, благонамеренный, благородный, праведный, уважаемый, сознательный, заслуживающий доверия, надежный, образцовый.

Антонимы: постыдный, недостойный. Никто.

Мне было пятнадцать лет, и когда я шла домой серыми зимними сумерками, то поняла, что недостойна ничего на свете.

Когда родителям пришел мой школьный табель, отец молчал. Я ждала, что он начнет орать, но он не стал. Мама же кричала на меня до слез. Кожа у нее была темная, цвета жженого красного дерева, уже поседевшие на висках волосы коротко острижены «под мальчика». Она надевала фартук с узором из морковок и цветной капусты, когда готовила, занимаясь этим пять вечеров в неделю, если только отцу не выпадала ночная смена, и тогда он стоял у плиты, прежде чем отправиться на службу. Когда мне было десять лет, мама сказала:

– Вот теперь-то ты научишься готовить!

И я поняла, что на эту тему лучше вообще не спорить. Моя мама, Ньяринг Эйн-Арден, координировала обслуживание посетителей в управлении по найму государственного жилья и прекрасно готовила, хотя больше всего на свете обожала сардины.

– Это же чудесно! – восклицала она. – Это же рыба в банке всего за шестнадцать пенсов!

Отец говорил, что познакомился с мамой на общественном мероприятии в нашем районе.

Мама смеялась и отвечала:

– Можно и так сказать!

Я не обращала на это внимания, как на глупую шутку взрослых, пока как-то раз моя тетя Кэрол не прошептала мне на ухо:

– Твоя мама прошла пешком весь Судан и Египет, потом дошла до Стамбула, откуда добралась сюда в кузове грузовика, а потом получила работу сортировщицы в гостиничной прачечной, но кончилось все тем, что ей пришлось просить милостыню, после того как ей сказали, что не могут платить иммигрантам минимальную зарплату. Твой отец подобрал ее, отправил на ночь в камеру, дал ей чашку чая и какую-то разогретую в микроволновке еду. Три года спустя она заведовала приемной в управлении по найму государственного жилья в центре города, а отец тогда только что получил сержанта. Он забыл о ней, но она о нем не забыла, это не в ее характере, и поэтому ему крупно повезло.

В тот год, когда я родилась, мамина сестра, оставшаяся в Судане, тоже родила ребенка и назвала его Сорроу[3]Sorrow – печаль ( англ .).. Моя мама, ничего не зная об этом, даже не ведая, что ее сестра жива, назвала меня Хоуп. Их семья принадлежала к племени Неур, но чтобы они сумели пробиться в жизни, мой дед настоял, чтобы все члены семьи выучили арабский в надежде на то, что когда-нибудь им удастся поступить на государственную службу. В поступлении туда им отказали, но мама пела мне колыбельные по-арабски, и ругалась по-арабски, и расхаживала по комнате, выговаривая мне слова сперва по-арабски, а затем по-английски:

– Ты станешь говорить на разных языках и получишь возможности, которые мне и не снились!

Ребенком я воспринимала подобные слова как порицание. Ей возможностей не выпало, и теперь она заставляла меня, свою дочь, жить той жизнью, прожить которую не смогла. Лишь после того, как я сама лишилась семьи, я наконец-то поняла, что она пыталась сказать.

– Для полицейского жениться на иммигрантке, особенно в то время, – задумчиво протянула тетя, – это о многом говорит касательно их любви. Однако твой отец всегда в первую очередь был хорошим человеком, а уже во вторую – полицейским. Вот почему он так медленно продвигался по службе. А твоя мама… она всегда верила в людей. Вот почему и назвала тебя Хоуп.